Геннадий Пригода, Елена Волкова: "Мы не тащим в дом ни спорт, ни конфликты"

ЧЕМПИОНАТ МИРА ПО ВОДНЫМ ВИДАМ СПОРТА

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ
из Казани

Супружеская чета приехала в Казань, поддержать сына. В первый день чемпионата Кирилл Пригода – единственный из россиян пробился в личный финал и я сразу же набрала номер его отца Геннадия, чей послужной список пополнялся в свое время у меня на глазах: эстафетное серебро на двух Олимпийских играх в Сеуле и Барселоне, индивидуальная сеульская олимпийская бронза в кролевом спринте, еще одна – на чемпионате мира-1991, серебро и бронза в эстафетах 4х100 м вольным стилем на мировых первенствах 1986 и 1991 годов, на последнем из которых Пригода принимал поздравления еще и в адрес своей невесты – Елены Волковой, выигравшей первое российское золото на двухсотметровке брассом после почти десятилетнего медального перерыва. А в самом конце 1995-го у пары родился сын Кирилл.

– Я много раз слышала о том, что брассиста невозможно воспитать – им нужно родиться. Когда вы поняли, что в вашей семье родился именно такой ребенок?

Елена: – Кирилл не брассист. Скорее универсал. Хорошо научен и мышечно развит, имеет очень приличные результаты в комплексе, прекрасно плывет кролем. Сконцентрироваться на брассе нам предложил тренер – Михаил Горелик. Наверное потому, что пробиться на заметный уровень в брассе Кириллу удалось раньше, чем в других стилях.

– Вы целенаправленно растили из сына пловца?

Геннадий: – Ни в коем случае. И у меня, и у Лены был достаточно тяжелый собственный опыт и много воспоминаний – как положительных, так и негативных, поэтому мы с самого начала решили предоставить детям возможность самостоятельно выбирать, чем они хотят заниматься.

– О каких негативных воспоминаниях может идти речь с вашим послужным списком?

Елена: – Эти воспоминания связаны скорее с тем периодом, когда мы с Геной одновременно приняли решение закончить карьеру и испытали абсолютную растерянность: куда идти? Был период, когда муж вообще не мог работать. Я и сама пошла на бортик только потому, что нужно было на что-то жить. Поэтому и хотели, чтобы у детей, чем бы они ни занимались, жизнь всегда была радостной. А увлечения не обрывались так горько, как обрывается большой спорт. Поэтому Кирилл занимался теннисом, всевозможными играми и лишь немного плавал.

– Насколько серьезно он сейчас отдается этому занятию?

Геннадий: – На сто десять процентов. Хотя серьезно плавает лишь четыре года. Сам организовывает свой день, режим, работу. У нас в семье в этом отношении очень высокая степень доверия к детям.

– Тема Олимпийских игр в ваших беседах всплывает часто?

Елена: – Вообще никогда. Даже здесь в Казани после того, как сын попал в полуфинал, сбросив со своего личного рекорда 1,3, он стал рассказывать нам не о том, как плыл, а о том, как здорово, что из окна отеля виден кремль и как классно, когда на трибунах столько болельщиков. Да мы и сами настраиваем его прежде всего на то, чтобы он получил от выступления на чемпионате мира максимум удовольствия.

– Свою послеспортивную жизнь вы оба начинали с тренерской работы?

Геннадий: – Я какое-то время работал в Бельгии и даже подготовил чемпионку юношеского первенства Европы на стометровке баттерфляем. Но это была работа в свое удовольствие, дополнительно к предпринимательству. Начинал-то я с того, что мы с друзьями открыли в Самаре частный плавательный клуб. Правда просуществовали недолго: нас очень быстро "прихлопнула" федерация плавания.

Наверное, это было правильно: большой спорт не должен находиться в частных руках. Сейчас же я возглавляю предприятие, которое организует всевозможные торжества "под ключ". Помимо этого преподаю на кафедре спортивного менеджмента в институте Лесгафта, защитил диссертацию, получил кандидатскую степень, доцент. Ну и постоянно помогаю клубу "Радуга", где работает Лена. Это плавательная школа с очень хорошими, классическими преподавательскими традициями.

Елена: – Но не значит, что с консервативными: мы постоянно следим за тем, как меняется плавание и стремимся соответствовать.

– Насколько сильно изменилась техника брасса с тех пор как вы сами плавали этим стилем?

– В мое время, как вы наверняка помните, брассистам не разрешалось нырять. Необходимость постоянно выдерживать линию головы ужасно лимитировало брассистов. Было совершенно невозможно полностью включать в работу мышцы спины – разве что при захвате воды. И плыли за счет рук и ног. То, что в брассе разрешили элементы баттерфляя это в каких-то отношениях спорное решение, но именно это дает пловцу скорость.

– Почему спорное?

– Потому что если разрешат делать подводные выходы не брассом, а дельфином, в брасс сразу пойдет приток тех, кто плавает баттерфляем. Это изменит стиль: упор станет делаться на работу рук и корпуса. А брасс все-таки это прежде всего ноги.

– Чемпионат мира в целом вам интересен?

– Очень. Мне нравится, что он длинный. Соответственно спортсмены имеют возможность стартовать в нескольких дисциплинах. На чемпионатах России это невозможно реализовать – все слишком коротко, не успеть восстановиться. Поэтому приходится от чего-то отказываться. Мне же кажется, что система подготовки пловца через комплексное плавание, через самые разные дистанции гораздо более функциональна, нежели узкая специализация. Сейчас в плавании очень активно совершенствуется подготовка на суше, которая носит не столько силовой характер, сколько универсальный. Именно работа на суше на мой взгляд привела к прогрессу во всех стилях плавания.

– Геннадий, вопрос к вам: среди ваших эстафетных наград есть только два золота, завоеванных на чемпионатах Европы. Остальные – серебряные или бронзовые. Точно так же раз за разом проигрывают эстафеты те, кто плавает сейчас. Чего не хватает?

Геннадий: – На этот вопрос, боюсь, вам не ответит никто. В Казани, конечно же, был громадный шанс, связанный прежде всего с тем, что в финале не было сборной США – страны, эстафетная система которой считается в плавании наиболее успешной. Там же стоит целая шеренга одинаково хороших спортсменов, претендующих на каждое эстафетное место. Выбрать четверку – раз плюнуть: не нужно придумывать никаких "серых" или хитрых схем. Почему не получилось сейчас, не знаю. Видимо, произошел какой-то сбой. А наши парни, к сожалению, не сумели этим воспользоваться.

– У вас не вызвало недоумения решение российских тренеров устроить отбор эстафетной четверки в день финального выступления?

Елена: – Возможно, это просто желание показать, что в команде есть демократия. Ведь вокруг формирования эстафеты всегда столько разговоров...

– Не совсем понимаю, какая может быть демократия в день старта, с которым страна связывает основные золотые надежды?

Геннадий: – Именно поэтому я назвал американскую систему наиболее правильной. Она позволяет отбирать сильнейших, не истязая психику спортсменов многократными отборами. Но это всего лишь мелкий нюанс.

– Второй нюанс – передача эстафет?

– Да. Мы проиграли на этом порядка половины секунды. Когда я плавал сам, у нас практиковались совместные тренировки по передаче эстафет как между кролистами, так и между теми, кто плывет в комбинированной четверке. Это всего лишь навык, который прекрасно поддается отработке. Почему так плохо в этом отношении сработала российская команда, не знаю. Есть ведь ключевые вещи. Одна из которых заключается в том, что касаться надо четко, не размазывая это касание по стенке.

– А что, было и это?

– Было.

Елена: – Когда формирование команды происходит в день заплыва и никто толком не знает, на каком этапе поплывет, это добавляет проблем. Рабочие связки нельзя отработать за столь короткое время.

– Геннадий, я много слышала о том, что на Играх в Барселоне в 1992 году российская эстафета должна была выигрывать. И что по поводу проигрыша в команде даже возник конфликт между теми, кто стартовал.

Геннадий: – Конфликты в эстафетных командах были и будут всегда. Просто там в Барселоне тренеры слишком увлеклись выяснением отношений и получилось так, что втянули в эти разборки нас.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– То, о чем уже говорил: когда нет четких и понятных правил отбора, каждый тренер начинает пытаться воткнуть в состав своего спортсмена. Начинаются бесконечные дрязги, бесконечные собрания. Все усугубляется еще и денежными вопросами. Противостояние между Виктором Авдиенко и Геннадием Турецким привело в Барселоне к тому, что обострились отношения между их спортсменами. Думаю, что мне на тех Играх помешало именно это. Но что сейчас об этом говорить?

– А вас сейчас не пугает, что сын, став финалистом чемпионата мира, угодит в такую же кашу?

– В жизни бывает полезен и такой опыт. В свое время я гораздо меньше, чем Лена, хотел, чтобы Кирилл становился профессиональным спортсменом, но меня сильно поколебала в этом Марина Амирова, у которой тренировалась жена. Она сказала, что просто нечестно, получив от спорта множество позитивных воспоминаний в виде поездок, знакомств, эмоций, медалей, лишить ребенка возможности получить от жизни такой же опыт. Что мы просто не имеем на это права. Ее слова, надо сказать, в значительной степени перевернули мое сознание.

Елена: – Наверное, мы просто подсознательно жалели Кирилла. Вы сами знаете как тяжело быть спортсменом, когда тренер – мама или отец.

– Да уж.

– Поэтому у нас всегда существовала договоренность не приносить спорт в дом. И тем более не тащить туда никакие профессиональные конфликты. Понятно, что мы стараемся обеспечить сыну максимально прочный тыл. В том плане, что настраиваем его на то, что плавание – это прежде всего удовольствие. И что впереди очень много интересного. Что все это – прежде всего в его собственных руках.

– Судя по тому, что Кирилл выступал этим летом на Универсиаде, он студент?

Елена: – Да, учится на экономическом факультете в политехническом. Могу сказать, кстати, что наше плавание сильно подкашивает отсутствие сильного студенческого спорта. Это вынуждает тренеров "выжимать" из детей все силы на уровне турниров "Веселый дельфин". Я не всегда понимаю, кстати, почему в России так принято гордиться детскими медалями. Ведь почти все они – результат очень тяжелого детского труда, который совершенно не нужен в этом возрасте. Если в стране есть массовые успехи на детском уровне – это практически гарантия того, что до взрослого уровня эти дети просто не доплывут. Но выбора у них нет. Именно поэтому я очень благодарна руководству института за то, что они стараются создавать Кириллу условия для тренировок и во всем идут навстречу.

– Геннадий, а если однажды сын придет к вам и скажет, что ему тяжело продолжать тренировки и попросит вашего совета. Что скажете?

Геннадий: – Скажу, что он должен в первый раз в своей жизни принять сложное решение. В любом случае это будет его решение, не мое.