Евгения Канаева: «В 13 лет сказала маме, что больше не могу, надо заканчивать с гимнастикой»
Евгения Канаева
Родилась 2 апреля 1990 года в Омске.
Олимпийская чемпионка (2008, 2012) в личном многоборье.
17-кратная чемпионка мира (2007, 2009, 2010, 2011) в многоборье и в отдельных видах.
12-кратная чемпионка Европы (2007, 2008, 2009, 2010, 2011) в многоборье и в отдельных видах.
Одна из самых титулованных спортсменок в истории художественной гимнастики, единственная двукратная олимпийская чемпионка в личном многоборье Евгения Канаева завершила карьеру в 2012 году и с тех пор исключительно редко давала подробные интервью. Для ведущей «СЭ» и YouTube-канала «Соколиная охота» Анны Соколовой звездная гимнастка сделала исключение. Предлагаем текстовую версию этого разговора, который также можно посмотреть на видео.
Главный талант — это трудолюбие
— Давай для начала вспомним, как ты попала в гимнастику...
— Меня привела бабушка, чтобы подровнять мои ножки. Я была косолапая, и все смеялись надо мной. Если кто-то узнавал, что я хожу на гимнастику, очень удивлялся. У меня были пухленькое личико и косолапые ножки. Бабушке нравился этот вид спорта. У меня мама им занималась. Она очень красивая, худая, с длинными ногами, но у нее не было гибкости спины и растяжки.
— Разве этого нельзя добиться тренировками?
— Бывают такие жесткие связки, что нереально. У спортсмена должен быть талант к гимнастике. А бабушка просто повела меня в секцию, потому что ей нравился этот вид спорта. Ей нравилось и фигурное катание, у меня мама в парке каталась, она мастер спорта. А меня бабушка повела втихаря, потому что мама понимала, что гимнастика — это очень тяжело. Она занималась еще с деревянными булавами — это такие скакалки жесткие. Если попадало в глаз, то очень чувствительно. В начале мама была против — ей было меня жалко.
— А гимнастика — это правда так тяжело?
— Это тяжелый труд, как и любой вид спорта. Но когда ты маленькая и тебя тянут, то у тебя мягкие связки. В детстве более подвижные суставы, это все легче. Но нужно, чтобы это делал профессионал. Иногда гимнастки сами тянутся дома, но желательно, чтобы родители не трогали. Они могут что-то сделать не так. У меня мама требовательная, какое-то время она работала тренером, потом ушла в другую сферу. Мне было пять лет, когда она привела меня в группу и после этого сказала: «Тебе не дано». И я год просидела дома, а потом все-таки бабушка свое дело сделала.
— Ты раньше очень хорошо рисовала.
— Не так хорошо получалось, как я хотела. То же самое в гимнастике — я не считалась супергимнасткой, подающей надежды, как я сама хотела. У тех, кто достигает определенных высот, это больше их трудолюбие и желание.
— Какая была цель, когда ты поняла, что хочешь заниматься гимнастикой?
— На тот момент я была маленькой, очень послушной, скромной и ответственной, а все решала бабушка. Она всегда оставляла меня в зале, если уходили другие детки. Просила еще тренироваться, стояла за дверью. Ее спрашивали: «Почему Женя не уходит?» И в выходной день она меня тоже водила. То есть от бабушки шло это желание. Я приходила домой, а она спрашивала, чему я научилась, и предлагала еще потренироваться, чтобы лучше получилось. Я ей показывала. Она очень любила этот процесс.
Вначале я попала в слабейшую группу, и случайно бабушка привела меня в семь утра. И меня Вера Ефремовна (Штельбаумс, личный тренер Канаевой. — Прим. «СЭ») увидела в этой группе, сказала оставаться. Там было 13 человек, и среди них я всегда была предпоследней на соревнованиях и контрольных тренировках. Но тренер видела во мне перспективу, считала, что главный талант — это трудолюбие.
— Сейчас ты, как тренер, считаешь так же?
— Да. Сначала все смотрят на талант, данные, возможности, а потом, в процессе работы, на то, как девочка трудится. В Новогорск (на базу сборной России. — Прим. «СЭ») очень многие попадают, но из них очень мало остается. Приезжают на просмотры, какой-то испытательный срок. Невозможно по одному дню понять. У меня были девочки безумно талантливые, с шикарным подъемом, мягкими связками, координацией. Все есть, а трудолюбия нет. Когда глаза горят, тогда можно что-то делать.
В нашем виде спорта всегда критикуют
— А ты маме из Новогорска часто звонила?
— Тогда не было мобильных телефонов. Я вначале жила в Москве, в Олимпийской деревне. Раньше главным тренером молодежной сборной была Амина Зарипова. Нас набрали где-то по десять человек, устраивали сборы, потом уже зачислили в училище олимпийского резерва. Там мы учились и тренировались. Раз в неделю можно было позвонить домой.
Я так мечтала попасть в сборную, тренироваться с лучшими гимнастками у лучших педагогов. Это для меня было счастье. Самый сложный период начался, когда я стала выигрывать. Сложности были психологические, среди девочек. Все, что я пыталась хорошо делать, переворачивалось в плохую сторону. Многие со мной не разговаривали. И тогда я хотела уехать домой. Это было морально тяжело. Детская глупость, мы были детьми. Но на тот момент для меня это было трагично. Для меня первое место в жизни занимает человек, отношения, а потом уже все остальное.
— Какие-то каверзные моменты были?
— В основном это едкие слова, сплетни, подколы. Это везде есть, это нормально.
— Просила маму забрать тебя обратно?
— Это все началось в коллективе, было первенство России, мне 13 лет. Я об этом никогда не говорила. Может, и во мне какая-то проблема, я не знаю. Потом это немного угасло. Через год-два, когда мы тренировались в училище, у меня был переломный момент. Начался переходный возраст, и я хотела закончить. У тренера не хватало уже терпения, потому что вид спорта у нас молодой, до 13 лет все стреляют. А после начинаются вялость и раздражение.
Я реально выросла в 21 год. В 13 лет мне все давали, грубо говоря, восемь. Я очень мелкая была, тренеры в сборной боялись, что я не вырасту. Маме сказала, что надо заканчивать, я больше не могу. Она говорит: «Хорошо, давай выступим на первенстве России и поедем домой». И вот этот старт был решающим, приехал главный тренер, а я заняла первое место. Укатила мячик своему тренеру прямо под ноги. Думала, что она наругает, но был День всех влюбленных, и она меня поддержала, обняла.
Подошли к Ирине Александровне (Винер-Усманова. — Прим. «СЭ»), она говорит: «Ты стала хуже, едешь в Новогорск». Но туда едут лучшие — те, кто становится лучшим. В нашем виде спорта всегда критикуют: когда начинаешь хвалить, девочки обычно расслабляются, не хватает требовательности. Приходится критиковать. До этого Вера Ефремовна разговаривала с Ириной Александровной, чтобы я поехала в Новогорск тренироваться с Ирой Чащиной и всеми остальными.
— Когда вы успевали учиться?
— Получалось так, что нас периодически отпускали на неделю на сдачу экзаменов. До девятого класса я ходила в школу, потом нам родители передавали задания, мы сами занимались по учебникам. Сейчас нашим детям повезло, они онлайн учатся. Учителя выходят все время на связь и репетиторы. Тогда такого не было. Это не в связи с коронавирусом — у нас девочки давно занимаются по Skype.
— Сбегала с базы в Новогорске?
— Через забор — нет, я просто тактично уезжала на выходной. Когда уже квартира была, до этого я была примерной. Перед официальными стартами — точно нет, а когда просто тренировки... Это норма.
— С мальчиками общалась?
— Нам разрешалось, но я дико закомплексованный человек, всегда сидела в номере. На тот момент у моей соседки был парень, и я с ним общалась. Но у кого-то и отношения получались. Я никогда не воспринимала Новогорск как тюрьму, потому что мечтала туда попасть. Я была просто счастлива, что нахожусь рядом с такими суперталантливыми профессионалами. Благодаря тренеру и окружению у меня нет раздражения, только теплые воспоминания. Было все, но больше положительного.
Сбегать с базы? Наверное, кто-то это делал, у меня было один раз. У нас были групповички, им было по 16-17 лет. Когда со мной кто-то уезжал, тренеры всегда отпускали. Они отпрашиваются: «Можно мы поедем на выходной с Женей Канаевой?» И смотрят на тренера. Меня считали адекватной, небезбашенной, ответственной.
Для меня лучший мужчина — это мой сын
— Сейчас ты можешь сказать, что была очень классной спортсменкой?
— Я везучая спортсменка и человек. Хорошая была. С незнакомыми людьми я очень скромная, со знакомыми — такая, какая есть, не стесняюсь. Лучше, когда про тебя говорят, чем когда ты про себя. Я лучше промолчу, а люди оценят.
— Как ты живешь сейчас?
— Я обычный человек. Самый-самый обычный. Ничего во мне такого нет. Свободное время провожу с ребенком, встречаюсь с друзьями, общаюсь, гуляю, хожу по выставкам, люблю театры, картины, потанцевать. Нормальный, обычный человек. Люблю парки и обожаю природу. Для меня это источник энергии.
— Чего ты не выносишь?
— Никогда не курила, не выношу запаха табака. Не люблю пиво, вызывает отвращение. Все говорят: «Давай, давай!» — а я: «Фу, гадость какая!» К алкоголю отношусь спокойно, но люблю колу. С пиццей. Мне кажется, все гимнастки любят.
— Есть качества, которые бы хотела в себе изменить?
— Я очень переживаю, боюсь обидеть людей. Я очень эмоциональная, на эмоциях могу принимать неправильные решения. Бываю вспыльчивой, но быстро отхожу. Но все плохое быстро забываю. Вначале какое-то время сильно больно, до такой степени, что я могу заболеть. Часто когда я сильно переживаю, то болею. Мне нельзя нервничать. Но если мне говорят: «А помнишь, тебе было так плохо, так больно сделали», а я не могу вспомнить. Из памяти все плохие моменты стираются.
— Как ты относишься к дружбе?
— Со временем друзей стало меньше, особенно когда карьера закончилась. Год-два было очень много друзей, все общались, писали. И я, наверное, выросла. Я сильно распылялась. Сейчас немножко притормозила, и остались люди, с которыми мне комфортно, с которыми я себя чувствую в своей тарелке и от которых я чему-то учусь. Друзья меня не предавали, но близкие — да.
— Какие мужчины тебя привлекают в жизни?
— Мне кажется, нужно быть с тем человеком, с кем ты становишься лучше, с кем ты сам развиваешься и с кого ты берешь пример. Я знаю очень много моментов, когда люди встречаются, у них все налаживается финансово, хотя раньше было плохо. Это все должно совпасть. И вообще любовь — это дар божий. Встретить своего человека — это дар.
Я счастлива, что у меня есть сын, и я очень благодарна этому человеку (Игорю Мусатову, бывшему мужу Канаевой. — Прим. «СЭ»). Судьба меня свела с ним, и я за все хорошее благодарна. Все плохое я отпустила. У меня замечательный сын, я очень хотела ребенка. Для меня лучший мужчина — это мой сын.
— Чем занимается сын?
— Ему семь, он занимается шахматами, хоккеем, иногда рисованием, робототехникой. Это секция, где программируют игрушки. Это очень интересно, развивает. Считаю, что каждый мужчина должен уметь вкрутить лампочку, починить что-то. У меня самой по две тренировки в день. Пытаюсь совмещать с занятиями с сыном.
Ему очень нравится хоккей, он к нему пристрастился. Когда мы его только отдали в хоккей, я думала, что он просто покатается. Он находится в мужском коллективе, и у него потрясающий тренер. В шахматах сын участвует в турнирах, но сейчас сложно стало. Если на хоккей он ходит, первый турнир выиграл, то шахматами занимается онлайн. Это не то. Ведь он уже и на турниры ездил, очки получал.
Советовали выступать на Олимпиаде как на первенстве грядки
— Что для тебя Олимпиада?
— Невозможно предугадать, попадешь ты туда или нет. Два раза до последнего я не знала, поеду ли я. Не то что за четыре года: «Все, я еду на Олимпиаду». У нас не именные путевки. От страны две девочки выступают на чемпионате мира, занимают определенные места. Может поехать любая гимнастка, кто будет сильнее в данный момент. На первую мою Олимпиаду путевки заработали Оля Капранова и Вера Сесина. Мы вместе ездили на соревнования, и так получилось, что я выигрывала. Все очень переживали — в многоборье на чемпионате мира я ни разу не выступала. Это важный опыт — не знаешь, как на стрессе та или иная гимнастка проявит себя.
Но перед Олимпиадой как раз был чемпионат Европы-2007, и меня туда поставили. Выбирали, кто поедет. Капранова была уже с именем, у нас было одинаковое количество стартов, сколько она или я выиграли в течение года. Две победы у меня и у нее. И главный тренер выбрал девочку, у которой был опыт, чемпионку мира. И я находилась в Италии, кушала пиццу, тренер мне говорил отдыхать. И тут звонок: «Приезжайте, вы послезавтра на «Европу» едете, Алина (Кабаева. — Прим. «СЭ») травмировалась». Я так хотела поехать на эту «Европу», мысли реально материализуются. Выходила ночью смотреть на звезды, и такой посыл был.
Я верю в Бога. Когда человек что-то хочет, он обязательно это получит. Не могу сказать, что каждый день хожу в церковь. Вера внутри меня. Это от мамы, она работала переводчиком в католической церкви. Без веры вообще тяжело жить. Это выбор каждого, я не вправе осуждать. Слежу за собой, своим сыном. Я просто знаю, что мне вера всегда помогает.
— Ты приезжаешь на Олимпийские игры. Что внутри?
— Для меня это был такой кайф. Не могу сказать, что сильно боялась выступать. Я очень много тренировалась. Наверное, я из тех спортсменов, кто на тренировках выступает лучше, чем на соревнованиях. У меня получались лучше вращения. На соревнованиях был шаг назад, но я понимала, что нужно быть спокойнее эмоционально. Я концентрировалась очень сильно, особенно на Олимпийских играх. Это итог карьеры, к чему ты шел всю свою спортивную жизнь.
Когда я попала на первую Олимпиаду, то выступала всего два года по взрослым. Я только начала попадать на «Гран-при», зарабатывать рейтинг, только все начиналось. Я была очень голодная до соревнований и тренировок. Без этого голода невозможно выигрывать и преодолевать себя. Ни одного человека невозможно заставить стать чемпионом. Когда мы готовились к первой Олимпиаде, тренеры — Ирина Александровна, Вера Ефремовна — убирали с меня ответственность. Я всегда была сильно требовательной к себе. Они видели, что я могла себя загнать. Ирина Александровна взяла меня за плечи: «Забудь об ответственности, просто делай свою программу». А Вера Ефремовна говорила выступать как на первенстве грядки.
— Какие чувства, когда тебе надевают золотую медаль?
— Я себя так неловко чувствовала. Рядом со мной стояли Инна Жукова и Анна Бессонова — они старше меня, я на их выступления смотрела, когда маленькая была. У нас разница, по нашим меркам, большая — четыре года. Мне казалось, что я никогда до них не допрыгну. У меня всегда было отношение к спортсменкам, которые рядом выступают, что они реально крутые. До них надо допахать, много тренироваться, чтобы чему-то научиться у них. Я восхищалась ими. И когда ты встаешь на пьедестал с ними, а ты и младше, и всего два года по сеньоркам выступала, у тебя прямо спирает дыхание. Первое время, когда я начала выигрывать, мне было неловко.
На Кубке мира со мной выступала Наташа Годункова с Украины. Она была крутой спортсменкой в топ-2 вместе с Бессоновой. И там объявляют, кто награждается за первое, второе и третье места. Вызывают меня — мне так неудобно — я не знала, кто выиграл ленту. Не одна я делала эту работу. Сейчас я стала тренером, понимаю, что это такое. Надо просто отдавать себя — сколько мне отдали мои тренеры и болельщики. Это не я выиграла, а моя большая команда и поддержка. Я не считаю, что я герой — я же не спасла кому-то жизнь.
— Вторая Олимпиада — другие ощущения?
— Другие. В 2009 году в Новогорске я заканчивала свою карьеру, рыдала в углу. Понимала, что, когда ты остаешься на второй олимпийский цикл, нужно делать то, что ты не делала никогда. Не пройдет то, что ты делала год назад. Ты усложняешь программу — если ты крутила один поворот в планше, то ты должна уже крутить два-три в следующем цикле. Если ты останавливаешься, то тебя съедают молодые, голодные, как и я когда-то, гимнастки. Молодые учатся у старших, а старшие убегают от молодых.
Мне составили очень сложную программу в обруче под музыку Аренского, мне она тяжело давалась. В какой-то момент я просто психанула. Я редко такое позволяла, но были такие моменты. Хотя Вера Ефремовна сейчас говорит, что не помнит. Художественная гимнастика — это самый красивый вид спорта, ты работаешь с предметами, жонглируешь, кидаешь, вращаешь, рисуешь. Это очень разносторонняя работа, сложнокоординационный вид спорта. Кроме того, что надо ноги тянуть, мы еще все владеем предметом. Еще и в красивых купальниках выступаем под красивую музыку.
— Макияж ты делала себе сама?
— Да. Мы жили последние четыре года в одной комнате с Дашей Дмитриевой и просто обожали краситься. Сначала я Дашу красила, она чуть-чуть помладше. А потом она еще лучше научилась — переплюнула своего учителя.
Нереально тяжело быть лидером
— Какой твой любимый предмет?
— Все. Я всегда думала, что если какой-то предмет выделю, то другие обидятся. Я не ловила бы кайф, если бы не было четырех видов. Не было бы такого интереса и разнообразия. В каждом виде свои какие-то фишки и элементы.
— Когда ты поняла, что и на второй Олимпиаде — золото?
— Когда была последняя поза в ленте. Я просто подняла руку и улыбнулась. Но перед выходом я начала придумывать новые элементы. За 10-15 минут до выхода мне так весело было, такая психика. Мне говорят: «Отлично, вставишь в новую программу». У меня так получалось, что на первой и на второй Олимпиаде во время первого выхода я лажала. Но была квалификация в десятку, это не так страшно. Помню состояние своего тренера — она стоит, ей прямо дурно. Хотя она мне говорила, что лучше сейчас, чем в многоборье. Я понимала, какая это ответственность — идти столько лет, еще когда и с именем олимпийской чемпионки, ты не хочешь упасть ниже. Нереально тяжело быть лидером.
— Процесс или результат?
— И то, и другое. Процесс — это очень круто. Я получала удовольствие от тренировок, у меня иногда шли мурашки, когда получались какие-то элементы. Результат — это еще большая мотивация идти дальше.
— Три важных достижения в жизни.
— Я родилась, я родила и гимнастика — победы. Олимпиады абсолютно разные, я другая, как будто две разные личности. Единственное, что схоже, — ты трудишься столько же, а иногда и больше.
— Самая ненужная вещь, которую ты купила?
— Раньше я все время покупала ненужное, сейчас я думаю, что я покупаю. Во-первых, дорого, во-вторых, я думаю, повзрослела. Я не такой шопоголик, чтобы каждый день ходить по магазинам.
— Делала ли ты когда-то уколы красоты?
— Нет, я боюсь уколов. Помню, на чемпионат Европы перед Олимпиадой я не готовилась. За пять дней до соревнований у меня была температура 40. Меня обкалывали полностью, Ирина Александровна сказала: «Не выступай на «Европе», ты всяко на Олимпиаду поедешь». Но я предусмотрительная. Я понимала, что на чемпионат Европы поедет молодая девочка, подающая надежды. Саша Меркулова уже была чемпионкой Юношеской олимпиады. И у нее был типаж Алины Кабаевой — Ирина Александровна обожала ее, видела в ней будущее российской гимнастики. Она очень талантливая.
Вместе с ней мы готовились к чемпионату Европы, а я заболела ангиной. Ирина Александровна приходит ко мне и говорит: «Отдыхай». Она меня поддерживала, присылала какую-то специальную еду. Настолько заботливый человек, у нее даже творог и кефир собственного производства для деток. Сколько она делает для своих гимнасток, ни один главный тренер столько не делает.
Я рассчитала, что, если не еду на «Европу», чисто теоретически Саша может выиграть ее перед Олимпиадой. Что это значит? Что она фаворитка Игр. А я вот заболела, старуха. Я понимала, что могу упустить свой шанс, к которому шла четыре года после первой Олимпиады. И подумала, что любыми путями выйду на этот чемпионат. Мне сделали капельницу, но у меня сильно болела левая стопа. И до сих пор так и осталось. Мне предложили сделать обезболивающий укол. А я в обморок падала все время на УМО (углубленное медицинское обследование. — Прим. «СЭ»). Мне брали кровь, а я падала в обморок. Соответственно, мне не сделали укол, все время давали обезболивающие таблетки. После выступления через два часа я уже не чувствовала свое тело — выпила штук десять таблеток. После каждого вида пила.
Верю в чудеса, во что-то хорошее
— Что делает тебя счастливой?
— Все: люди, которые окружают, где я нахожусь. Вообще люблю жизнь. Для меня радость, что я вообще родилась и живу, существую, что есть такие родители. Для меня счастье — здоровье моих близких и окружение, с кем я иду по жизни.
— Что бы ты хотела изменить в себе?
— Относиться попроще к каким-то ситуациям. Где-то на себя больше не брать. Я сильно переживаю и ненавижу конфликты. Я лучше все сделаю, чтобы его не было. Я лучше скажу, что я не права, лишь бы не раздувать этот вот комок. Многие этим пользуются, грубо разговаривают, но это их право. Мне важно, как я поступаю.
— Тебя легко обидеть?
— Да. Маленькой я была сильно обидчивой. Как папа. А сейчас могу обидеться, но очень быстро прощаю. Я, наверное, просто переживать буду, в себе начинать копаться. Это самоедство — просто ужасная вещь. Всегда после какого-то конфликта, даже если я не виновата, буду в себе копаться.
— Что ты делаешь, когда тебе грустно?
— Плачу (смеется). Гуляю, слушаю музыку, смотрю фильмы, читаю — отвлекаюсь. У меня не существует никакой медитации, к сожалению. Звоню друзьям, общаюсь. Кто-то замыкается, а мне, наоборот, нужно поделиться, чтобы меня выслушали, чтобы рядом просто кто-то был.
— Ты веришь в судьбу?
— Верю, но в какой-то степени она зависит от наших поступков. Если мы поступаем так, то дальше будет так, а если иначе, то будет по-другому.
— Любовь с первого взгляда существует?
— Я только по разговорам знаю. Я верю, но любовь — это настолько индивидуально. Я знаю историю, когда парень влюбился в гимнастку. Она видела многое, встречалась с разными людьми. А он ждал ее. И через пять лет они стали мужем и женой. Бывают и такие истории. Бывает, что люди с первого взгляда понимают, что все совпадает. Иногда кажется, что вот такая образцовая семья, а заканчивается все по-другому.
— У тебя есть татуировки?
— Нет. Я подумала, вот постарею и будет она висеть, так ужасно. Поэтому не сделаю.
— Самое безумное, что хотела бы сделать?
— Прыгнуть с парашютом. Но я этого не сделаю, потому что у меня есть сын. Есть вариант того, что я разобьюсь, поэтому лучше не буду этого делать. На воздушном шаре хочется полетать. Доучиться кататься на горных лыжах — я пробовала, но у меня ноги разъезжаются. Американские горки я люблю. Я тут с ученицей на соревнования ездила, ей было лет 13, в Дубай. Она дико боялась. Прокатилась и плакала, орала просто. А потом мы на другую горку пошли — американские горки, но еще и крутятся. Там уже она смеялась, а нам было страшно.
— Мечты сбываются?
— Да. Я верю в чудеса, во что-то хорошее. Сейчас скажут, что мне 15 лет, ну и пусть. Мне говорят, что я очень наивная.
