Алексей Жук: "Теннис очень похож на гандбол"
СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕXОВСКОЙ
Направляясь на интервью, я изучала досье предстоящего собеседника: гандболист, серебряный призер XXII Олимпийских игр в Москве, серебряный призер чемпионата мира-1978, обладатель Кубка мира-1978, обладатель Кубка европейских чемпионов-1987, восьмикратный чемпион СССР, заслуженный мастер спорта СССР… Парадокс был лишь в том, что говорить я собиралась не о гандболе, а о теннисе. О виде спорта, в котором Алексей Жук провел более двадцати лет жизни и был одним из тех специалистов, без кого не случилось бы единственной олимпийской победы России в женском теннисе – победы Елены Дементьевой. Так по крайней мере считает сама Лена.
Елена ДЕМЕНТЬЕВА. Фото - Александр ВИЛЬФ
– Знаю, что в теннис многие спортсмены, уйдя из спорта, играют с удовольствием. Но каким образом эта игра затянула вас на два с лишним десятка лет?
– Все получилось достаточно спонтанно. В начале 90-х я работал в ЦСКА начальником отдела спортивных игр, у нас был достаточно мощный и влиятельный тренерский совет, куда входили все армейские тренеры-корифеи, включая Виктора Тихонова, Александра Гомельского, Юрия Чеснокова, Станислава Жука, Вадима Капранова. На одном из таких советов и был поднят вопрос о том, что наиболее плачевные спортивные показатели из всех видов спорта в клубе имеет теннис.
Сам я не сильно тогда обращал внимание на этот "буржуазный" вид. Гораздо ближе был тот же баскетбол, где я даже входил в состав правления национальной федерации. В баскетболе ЦСКА был тогда чемпионом страны как у мужчин, так и у женщин, в волейболе мужчины были сильнейшими, а женщины уступали только "Уралочке", гандболисты тоже были чемпионами. Плюс фигурное катание, которое когда-то вошло в отдел спортигр неким "довеском" к хоккею, поскольку фигуристы делили с хоккеистами один и тот же каток. Потом футбол и хоккей вывели в отдельное подразделение, и меня прочили начальником как раз туда. Я же изо всех сил от футбола отбивался.
– Почему?
– Управление футболом никогда не было в ЦСКА прерогативой руководства клуба – этим занимались выше. Решением глобальных футбольных вопросов ведал, в частности, маршал Куликов, который в те года был первым заместителем министра обороны СССР.
Пока я был заместителем начальника отдела игр, в мои обязанности входило, например, готовить составы игроков в дни домашних игр. Утром я ехал в Архангельское к главному тренеру команды, мне выдавали бумагу с составом и расстановкой – секретнейший документ, за который уже тогда представители из лагерей соперников были готовы платить огромные деньги. Затем я возвращался в ЦСКА, где меня ждала наша машинистка Ира Голубева, умевшая "пробивать" текст на пишущей машинке через семь копирок – компьютеров и принтеров тогда ведь не было. Таким образом мы с ней делали 50 экземпляров, несколько штук оставалось в клубе у начальника и его замов, остальные я клал в специальную папочку и с охраной вез на "Динамо".
Кроме бумаг мы везли два-три десятка плащ-палаток в гостевую ложу – в зависимости от того, сколько ожидается гостей. Если поступала информация, что на игре будет министр обороны, это означало, что подтянется и весь генералитет – все замы и начальники. Плащ-палатки раскладывали по две штуки на сиденье, чтобы можно было на одну сесть, а второй в случае ненастной погоды накрыться, а между ними клали составчик – чтобы высоким гостям было что обсуждать в ожидании матча.
В других видах спорта, в отличие от футбола, была совершенно иная, "живая" работа. К тому же все игровики были моими друзьями. Мы ведь раньше все жили на сборах на одной базе – в Архангельском. И как-то умещались, пока базу полностью не забрали под хоккей и футбол.
Ну а в 1993-м начальник ЦСКА сказал на тренерском совете, что принято решение поставить на теннис опытного руководителя-офицера и времени ему – год. Если дела не пойдут на поправку, вид спорта будет расформирован. Вот я и пошел, совершенно не подозревая, что все это растянется на двадцать с лишним лет.
– Шли в полную неизвестность?
– Не совсем. В те времена все офицеры, работающие в клубе, были обязаны три раза в неделю заниматься физподготовкой. Кто-то играл в волейбол, кто-то занимался в легкоатлетическом манеже, кто-то в футбольном. Я предпочитал футбол. Помимо нас в ЦСКА играла в футбол довольно большая группа артистов. Пороховщиков, Збруев, Пуговкин, прочая киношная публика. Рубились мы с ними достаточно жестко. Но однажды, когда я уже было собрался на игру, Владислав Третьяк, который предпочитал футболу теннис, сказал, что не пришел его партнер и уговорил меня пойти с ним на корт. Вот так я впервые взял в руки ракетку – еще металлическую, польскую.
На кортах у нас тогда лежало старенькое искусственное покрытие, которое в одну сторону было гладким, а в другую слегка топорщилось. И мне просто повезло: все мои мячи в сторону Третьяка летели совершенно стремительно. Вот так "подрезочкой" я его и обыграл.
Ну а потом втянулся уже более серьезно.
* * *
– Вы ведь после завершения карьеры и в ветеранской гандбольной команде играли?
– Не только. В 1988 году, если помните, игровиков начали отпускать за границу – разрешили им подписывать контракты с зарубежными клубами. Однажды нашу ветеранскую команду пригласили в Германию. Мы полетели военно-транспортным самолетом, потом ехали автобусом – через всю страну. А когда добрались до места и встретились с организаторами турнира, выяснилось, что нам предлагают провести четыре игры с командой второй бундеслиги, где в составе помимо своих игроков играли очень приличные легионеры.
Два матча мы у них выиграли. Еще в двух держались до середины второго тайма, а потом просто уже перестало хватать выносливости. Принимали-то нас по полной программе – с банкетами каждый день.
Но знаете, я словно вторую молодость там пережил. После спорта, пока серьезно не играл, болячки успели уйти, чувствовал себя прекрасно, все броски вернулись. На площадке делал все, что хотел.
– И, разумеется, вам в голову тут же полезли шальные мысли: "А не вернуться ли мне в спорт?"
– Было, чего уж тут скрывать. Пока я все это осмысливал, ко мне подошел Юра Кидяев, который сам уже играл в Германии как раз в этом клубе, и сказал, что хозяева хотят предложить мне контракт. А я, с одной стороны – полковник, а с другой – денег-то совсем нет.
В общем, в ЦСКА, куда я после возвращения пошел советоваться, мне тогда пошли навстречу: оформили на несколько месяцев поездку в Германию, словно я еду туда по приглашению университета – читать лекции. И за несколько месяцев мы с Кидяевым и другими нашими ребятами вывели команду в другую лигу. Это был самый конец 1993 года. Разумеется мне предложили продлить контракт. Немцы очень уговаривали остаться, даже машину предлагали мне оплатить вперед – с тем, чтобы вычесть ее стоимость из будущих заработков.
Но я стал думать: 38 лет, травмы, которые, понятное дело, будут становиться только тяжелее, в общем, решил вернуться. Тем более что работа в ЦСКА уже начиналась интересная.
– В теннисе?
– В теннисе в том числе. Вернулся я из Германии под новый год, а спустя три месяца меня назначили руководителем армейского тенниса. Приказ состоялся первого апреля.
– Смешно.
– Согласен. Но деваться было некуда. Первым делом нужно было все четко организовать. В те времена я был дружен с руководителями музыкального центра АРС Игорем Крутым и Владимиром Дубовицким. Они начали нам помогать, организовывать какие-то небольшие контракты, оплачивать выезды на турниры совсем еще молодым игрокам, среди которых были Андрей Ольховский, Света Чернева-Пархоменко, Саша Волков, Алена Лиховцева, Лена Макарова. Те годы для многих хоть и были нищими, но шальных денег в стране крутилось очень много. И довольно много состоятельных людей помогали спортсменам по принципу: заиграет – отдаст. Не заиграет – значит, никто никому ничего не должен.
Нам удалось вернуть в клуб многих тренеров, и работа пошла. Одно время у нас в ЦСКА играл даже Женя Кафельников – приезжал на несколько месяцев из Сочи, но потом уехал обратно – в чем-то не сработался с Александром Зверевым, который, собственно, его из Сочи и привез как земляка. Возможно, Зверев оказался для 16-летнего парня слишком жестким наставником.
* * *
– В какой момент вам захотелось попробовать себя на тренерской стезе?
– Через пару-тройку лет после начала работы. Я взял 10-летнего мальчика из Курска и решил попробовать с ним позаниматься. Понятно, что по многим вопросам консультировался с теннисными тренерами, но в процессе работы быстро понял, каким подспорьем может стать для игрока специальная подготовка. Тем более что теннис очень похож на гандбол как работой ног, так и работой верхнего плечевого пояса.
Работа пошла до такой степени эффективно, что наша группка стала довольно быстро обрастать желающими позаниматься. Стали проситься даже известные спортсмены.
Вот так в 2004 году ко мне в группу пришла Дементьева. Сначала меня пригласила на тренировку Ольга Морозова, которая как раз тогда начала с Леной работать, а после того, как я провел первое занятие, меня разыскала Вера Семеновна Дементьева и предложила работать с ее дочерью на постоянной основе.
Вместе мы проработали шесть лет – вплоть до того момента, как Лена решила завершить карьеру.
Фото - Татьяна ДОРОГУТИНА, "СЭ"
– Вам никогда не казалось, что родители теннисистов слишком сильно вовлечены в спортивную жизнь собственных детей и в какой-то момент просто начинают им мешать?
– Я бы скорее говорил о другой проблеме. Когда в нашей стране начался теннисный бум, чему в немалой степени способствовало увлечение теннисом Бориса Ельцина и появление "Кубка Кремля", очень вырос спрос на тренеров – все они оказались нарасхват. И вот эта востребованность и совершенно шальные деньги привели к тому, что тренеры стали уходить в коммерцию и перестали работать на результат. Соответственно перестали прогрессировать. Именно этим, думаю, объясняется тот спад, который имеет место в российском теннисе сейчас.
Что до родителей, которые ради своих детей лезли из кожи вон, вплоть до того, что закладывали квартиры и машины, они по совершенно объяснимым причинам стремились контролировать процесс, вникать в какие-то тонкости – хотя бы для того, чтобы понять, не халтурит ли тренер, занимаясь с их ребенком. Понятно, что на родителей в теннисе принято спускать всех собак и постоянно на них жаловаться, но могу сказать: далеко не все теннисные специалисты вникают в суть своей работы так же глубоко, как удалось вникнуть Вере Семеновне за те годы, что в теннис играла ее дочь. Хотя сама она занималась легкой атлетикой.
* * *
– Лена всегда казалась мне белой вороной в теннисном мире. Не такой, как остальные.
– Поскольку я и сам прошел большой спорт и неплохо его знаю, могу, как мне кажется, объяснить причину. Спортсмены в своем большинстве не бог весть какой организованный народ. Дементьева же всегда была абсолютной максималисткой во всем. С такими людьми сложно: они требуют такого же отношения к делу от окружающих, им тяжело соответствовать. Лена очень умная, хорошо образована, всегда очень избирательно относилась к такому понятию, как дружба. От природы она очень талантлива, но это специфический талант: чтобы его развить, нужно много и тяжело трудиться, тем более что Лена сразу поставила себе очень высокую планку. И работала так, что времени не оставалось ни на какие-то клубы, ни на кино.
– Насколько закономерной, на ваш взгляд, была ее победа на Играх в Пекине?
– Теннис – это такой вид спорта, который не похож ни на какой другой. В нем нет пикового момента в сезоне – каких-то главных соревнований. То есть люди должны находиться в форме все 52 недели в году. К тому же в 2008-м теннисные турниры стали давать довольно высокие рейтинговые очки.
В отличие от многих других спортсменов, Дементьева полностью перестроила в 2008 году график своей подготовки – для того, чтобы максимально хорошо подготовиться к олимпийскому турниру. Нам тогда очень сильно помогло руководство ЦСКА – специально под Олимпиаду было сделано шесть кортов, покрытие на которых полностью соответствовало пекинскому и тому, что было в США на турнире US Open. Перед тем как ехать на Игры, Лена уговорила теннисную федерацию, чтобы ей позволили жить не в Олимпийской деревне, а в отеле – все-таки у нее был опыт предыдущих двух Олимпиад, и она прекрасно понимала, как много энергии вынимает из спортсмена сама атмосфера деревни.
Без приключений все равно не обошлось. Собираясь на Игры, Лена с мамой забыли в Москве запасные струны и специальное питание – сборы алтайских лечебных трав. Позвонили мне (я летел более поздним рейсом), я все положил в чемодан, а по прилете попал в руки китайских таможенников под жесточайший досмотр.
Спас Слава Фетисов, который приехал в тот день в аэропорт встречать супругу с дочерью. Он мгновенно понял ситуацию, связался с кем-то из китайских начальников, таможенникам дали отмашку, и те выпустили меня с моим чемоданом без досмотра.
– С какими чувствами вы смотрели финал с участием своей подопечной?
– Я смотрел его уже в Москве: меня отправили из Пекина на день раньше.
– Несмотря на то, что вы – тренер?
– Считаю, применительно к моей деятельности правильнее будет формулировка "участвовал в подготовке". Тренировал Дементьеву тогда наш замечательный специалист Дмитрий Михайлович Дегтярев, которому, кстати, Лена обязана своей безупречной олимпийской подачей: играя в Пекине в финальном матче она сделала три двойных, а ее соперница Динара Сафина – 19.
Фото - Александр ВИЛЬФ
Зато в Москве мы встретили Лену как королеву. Я, честно говоря, был потрясен ажиотажем, который вызвала в России ее победа. Обычно к нам в школу ЦСКА приводили в сентябре по 500-700 детей, из которых мы набирали две начальные группы. А в том году пришло более полутора тысяч. Родители в ожидании просмотра стояли вокруг зала чуть ли не до полуночи – такой был бум.
* * *
– Простите за вопрос, но не могу не спросить: каким образом вы сами проиграли финал на московской Олимпиаде, где все, казалось бы, должно было способствовать совершенно иному результату?
– Там сошлось сразу несколько факторов. Наши тренеры придумали тогда очень много новшеств в обороне, в нападении. За несколько месяцев до Игр мы легко – в пять-шесть мячей – обыгрывали всех своих предстоящих соперников. Против этого, разумеется, все стали срочно искать противоядие. Делать более активную собственную защиту, менять схемы игры. Приспосабливаться под наш стиль, другими словами. И по мере приближения главного старта мы стали чувствовать, что играть становится все труднее и труднее.
Вторым фактором стали изменения в составе. Накануне Игр в сборную ворвался – другого слова тут и не подобрать – Александр Коршакевич из Минска. Ярчайший игрок. Все понимали, что не взять такого нельзя, но на практике это привело к тому, что люди задергались: как минимум половина игроков постоянно думала о том, что Коршакевич может заменить кого-то из них. Не говоря уже о том, что появление в команде столь выдающегося мастера потребовало изменений в уже наигранных схемах.
Ну и третьей причиной была чисто административная. К нам в раздевалку помимо тренеров постоянно приходили всевозможные начальники. Перед финальной игрой пришла целая делегация: председатель Спорткомитета Сергей Павлов с замами, Михаил Зимянин, который курировал культуру и спорт в ЦК КПСС, первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Пастухов. И все пытались объяснять нам, как важна для страны эта победа и что и как мы должны делать на площадке.
Наверное, мы просто перегорели. Постоянно боялись совершить ошибку, страховались. К тому же оказались слишком вымотанными физически. В полуфинальном матче разгромили югославов, выиграв у них семь мячей (именно такая разница была нам нужна, чтобы выйти в финал), и на диком возбуждении не спали всю ночь. Сашка Анпилогов, который был поопытнее – играл в 1976-м в "золотой" сборной Монреаля, даже достал откуда-то из запасов бутылку 25-летнего грузинского коньяка. Мол, давайте по чуть-чуть – напряжение сбросить. Но как? Мы же – спортсмены, за олимпийское золото боремся!
А надо было...
