В предпоследний день сбора в Обертиллиахе у Тимофея Лапшина порядком разладилась стрельба. Наверное, поэтому спортсмен был менее улыбчив, чем обычно. Но расстройства не показывал. Сказал:
– Это – нормальное состояние для летнего периода. Все-таки первые контрольные соревнования, бывает всякое. Желание-то показать себя большое – тем более, что сменилась команда, тренерский штаб. Хотелось показать все, что умею, вот где-то и перехлестнуло. Наверное, слишком быстро прошел первый круг, и из-за этого сбилось все остальное.
– Вы становились чемпионом России по летнему биатлону еще пять лет назад. Где чувствуете себя увереннее – на роллерах, или на снегу?
– На лыжах, конечно. Роллеры – это так, всего лишь этап подготовки. Хотя когда на летнем чемпионате мира-2010 в Польше я стал вторым в гонке преследования, было даже немного обидно. Меня там обошел словак. До сих пор думаю, что с роллерами у него что-то было не так. На финиш я шел первым, но там был спуск и словак объехал меня именно на этом спуске. Как такое могло быть, если лыжероллеры одинаковые?
– Вы начали свою карьеру в этапах Кубка мира еще в 2011-м а потом пропали из основы на два года. С чем это было связано?
– Были травмы , которые не позволяли показывать ту скорость с которой можно было бы ехать на Кубки мира и показывать там высокие результаты, я это и сам понимал. После чего было трудно попасть в команду.
– Тем не менее, незадолго до Игр в Сочи тренер молодежной команды Александр Касперович сказал, что ваша основная задача в сезоне – отобраться в олимпийскую сборную. Вы туда не отобрались. Почему?
– Возможно, все дело было в том, что мне дали в том сезоне всего один шанс – на этапе Кубка мира в Антхольце. Я тогда, честно говоря, рассчитывал поехать и в Оберхоф, и в Рупольдинг – официально по крайней мере туда отобрался – выиграл четыре гонки на кубке IBU. Но не сложилось. Я тогда напрямую спросил Николая Петровича Лопухова, который был старшим тренером, сколько еще этапов я должен выиграть, чтобы получить место в команде.
– И что он вам ответил?
– Дал достаточно четко понять, что меня в этой команде он не видит.
– Вы ведь в свое время пришли в сборную из экспериментальной команды “Сочи-2014”, которой руководил Лопухов. И теоретически должны были без проблем находить с этим тренером общий язык, когда он возглавил мужскую сборную.
– На практике это получалось далеко не всегда, тем более что в том сезоне я тренировался с молодежной командой. Возможно, поэтому Лопухов относился ко мне более жестко.
Когда я все-таки получил возможность стартовать в Антхольце, мотивация всех обыграть зашкаливала. Но не удалось отстрелять чисто. Приехал в спринте 16-м и сразу понял, что никакой Олимпиаду у меня уже не будет. Понятно, что надеялся на чудо до последнего. Но чуда не произошло.
– Как вы оцениваете свое состояние сейчас?
– Сейчас я вообще ничего не хотел бы оценивать. Сезон покажет.
– Но ведь вы сделали определенный этап работы, проходили определенные тесты, на основании которых можно, наверное, делать какие-то выводы? В чем-то стали лучше?
– Так сразу я и не скажу. У меня есть определенные минусы, которые я стараюсь исправить, но говорить об этом не считаю нужным.
– Почему?
– Чтобы об этом не знали соперники.
– А вы представляете, какое количество болельщиков в нашей стране следят за вашим видом спорта и хотели бы знать, побежит биатлонист Лапшин в этом сезоне, или нет?
– Побежит, и сделает все возможное и невозможное!
Сейчас, кстати, я стал гораздо больше работать над своим психологическим состоянием. Иначе стал относиться к тому, что делаю на тренировке. Не в плане нагрузок – я всегда работал много, но в плане отношения к тому, что делаю. Иногда даже представляю, что бегу на соревнованиях. Это помогает гораздо лучше концентрироваться на своих действиях.
– Насколько тяжело идет сейчас предсезонная работа в целом?
– Не скажу, что мы стали меньше работать, чем работали раньше, но психологически стало легче. Нет постоянного давления “Вам надо, надо, надо. Вы должны, должны, должны”.
– Раньше это было?
– Постоянно. А такие вещи накапливаются. Мне кажется, что в России вообще не очень принято учитывать индивидуальные особенности спортсменов. Попал ты в общую кашу – будь, как все. Но ведь далеко не все способны так работать. Сейчас, например, когда руководить процессом стал Рикко Гросс, тренировки стали гораздо более индивидуальными. Мы много разговариваем, обсуждаем какие-то проблемы. И мне это нравится. Я не могу работать с тренером, которому внутренне не доверяю. При этом для меня очень важно понимать, что и зачем я делаю.
С другой стороны, я привык всегда досконально выполнять все, что скажут тренеры. Иногда даже больше. Из-за этого не всегда удавалось подойти к соревнованиям в свежем состоянии. Но я всегда считал, что тяжелая тренировочная работа, которая заставляет терпеть, преодолевать себя, как бы раздвигает границы возможностей спортсмена. Не сможешь перешагнуть через себя, перебороть свое состояние – значит, просто не будешь расти.
– Бегать на пределе сил – больно?
– Да. Тяжело бывает терпеть, когда мозг говорит одно, а делать нужно другое. Я сейчас читаю книгу о триатлоне, там очень многое говорится о необходимости терпеть и преодолевать себя. Если хочешь за что-то бороться.
– А если в один прекрасный день ваш мозг скажет: “Парень, остановись. Иначе ты просто умрешь”.
– Такое тоже бывало. Но ведь не умер пока?
– Вы воспринимаете Гросса только как тренера, или в большей степени видите в нем успешного спортсмена?
– Сложно сказать. У Рикко огромный опыт собственных выступлений, причем опыт успешный. К тому же он был спортсменом совсем недавно, а не 30 лет назад. Ему хочется верить. Нет оснований сомневаться в том, что он говорит. Мы же ведь в плане тренировок работаем едва ли не больше, чем в любой другой стране мира. Значит, что-то делаем неправильно, раз нет таких результатов, как хотелось бы?
– Вы пытались найти ответ, что именно может быть неправильным?
– Думаю, одна из причин может заключаться как раз в том, о чем я уже сказал – в отсутствии индивидуального подхода к спортсмену. В Европе биатлонистов не так много. Поэтому там и дорожат каждым спортсменом. У нас же всегда в ходу был принцип: уйдет один спортсмен, на его место придут два других. Кто-то, глядишь, и пробьется. В итоге мы тратим все силы на то, чтобы отобраться в команду, а когда дело доходит до главных стартов, ты уже “приехал”.
– Какое из ваших воспоминаний о биатлоне доставляет наибольшее количество позитивных эмоций?
– Наверное самый первый этап Кубка мира в Хохфильцене. Мы тогда приехали вместе с Димой Малышко с кубка IBU, который проходил в Остерсунде (туда его перенесли из Идре). Дима был первым, я вторым, и нас вызвали на сбор в Риднау. И там сообщили, что мы едем в Хохфильцен. В первой гонке Малышко стал 11-м, а я 23-м. Пробежал не очень хорошо, прямо скажем. Зато в пасьюте на следующий день три рубежа шел с нулями – на втором месте. И только на четвертом рубеже до меня дошло, что я – второй. При этом я совершенно не помнил, как шел три предыдущих круга, как стрелял. Состояние было – словно только что проснулся – и вот она, почти уже завоеванная медаль.
Вот тут меня и затрясло – как в тиски всего зажало. Два промаха в итоге. Но в целом я получил от того этапа массу удовольствия. До этого ведь Кубок мира только по телевизору видел, а тут – вот рядом живой Бьорндален ходит, Ферри…
– Насколько велика разница в ощущениях, когда бежишь не индивидуальную гонку, а эстафету, к тому же медальную?
– Для меня это одинаково. И там, и там, нужно отработать максимально хорошо, неважно, речь идет о дистанции в целом или о своем этапе. Хотя, думаю, любой спортсмен относится к индивидуальным наградам, как к более престижным.
– С возрастом ваш интерес к биатлону не становится слабее?
– Наоборот. Начинаешь гораздо лучше понимать многие вещи. Жаль только, что это начинает происходить так поздно. С другой стороны, я все еще чувствую, что есть резерв, есть потенциал, есть в чем добавлять.
– Вы не устаете от постоянной зимы, от одних и тех же стадионов, от вечных баулов и кочевой жизни?
– Что вы, совсем наоборот. Зима – это соревнования. Как только она приходит, значит, начинается интересная жизнь. А вот лето переживается с трудом. Потому что ты пашешь, пашешь, пашешь, и кажется, конца-края этому не будет никогда.
Обертиллиах – Москва