Александр Печенкин: "От нас требуют такой же пахоты, как в сборной СССР"
Юниорская карьера свежеиспеченного биатлониста Печенкина развивалась стремительно: на своем первом чемпионате мира среди юниоров 2009 в Кенморе он занял 30-е место в индивидуальной гонке, а всего через год на аналогичном турнире в Тусбю выиграл серебряные медали в индивидуальной гонке и спринте, а в гонке преследования и в эстафете стал победителем.
– Видимо, мы с личным тренером очень грамотно проводили подготовку, – комментирует Александр начало своей биатлонной карьеры. – Работа была не столько сложная, сколько правильная. Поэтому с ходом у меня всегда все было в порядке.
Со стрельбой выходило сложнее. Я пришел в биатлон достаточно поздно – сразу на юношеский уровень, и всего два года пробегал в юниорах. Два года стрелковой подготовки – это не так уж и много, чтобы не сказать совсем мало. Поэтому и результат "метался".
– Всегда было интересно: что чувствует лыжник, когда впервые берет в руки оружие и начинает стрелять? Что это – очень легкое занятие, или же наоборот, невыносимо тяжелое?
– Не просто тяжелое, но и неудобное. Ремни постоянно давят, стреляешь, затянутый со всех сторон. Холостой тренаж был для меня вообще мучением. Да и на стадионе оказывалось не легче. Мишень вроде большая, попасть в нее не составляет никакого труда, а с пульса ствол в руках прыгает так, что вообще не до мишени, винтовку бы удержать. Поэтому первые годы я бегал с мыслью: "Куда я попал?"
– Зачем же шли в биатлон тогда?
– Лыжные гонки не имели в Пермском крае никаких перспектив. Вот и решил поменять специализацию.
– Сами?
– Не совсем. Мне сделали такое предложение на каких-то летних соревнованиях по лыжероллерам, объяснили, что как раз хороший момент для перехода – мой первый личный тренер Иннокентий Каринцев как раз в то время набирал новую группу – вот я и решил попробовать с ним поработать.
– Мучиться со стрельбой перестали быстро?
– Сказал бы иначе. Кому-то из спортсменов дано стрелять, и у таких все получается в стрелковом плане как бы само собой, а кому-то нужно постоянно работать, чтобы поддерживать уже натренированные навыки. Я из вторых. В тренировке, понятное дело, добиться стабильного результата гораздо проще. А вот контролировать свои действия на рубеже в соревнованиях, когда и стресс, и пульс, и мандраж, и подсознательная боязнь ошибиться, мне все еще сложно.
– Впервые вы попали на этап Кубка мира в 2013 году в Холменколлене и заняли в спринте 53-е место. Психологически вас это не прибило?
– Пока я выступал в юношах и юниорах, у меня всегда особенно хорошо получались гонки, в которых я вообще не думал о результате. Именно так было, когда я впервые выиграл юниорское первенство мира. А когда начал гоняться со старшими ребятами, никак не мог выбросить из головы мысль, что должен во что бы то ни стало себя показать. У юниоров-то выигрывал без проблем.
С переходом на взрослый уровень я сразу почувствовал, что поменялось внутреннее состояние: стал сильнее нервничать, вот и результат оказался совсем не таким, как мне хотелось. И так происходило постоянно.
– А не было ощущения, что, перейдя на взрослый уровень, физически вы проигрываете на дистанциях иностранным ровесникам?
– Я бы сказал, что нам в России сильнее всего не хватает не "физики", а стабильности. Не знаю, почему такое происходит. Возможно, давит ответственность. Работаем-то мы больше всех. А побеждают другие. Мы куда-то прорываемся лишь эпизодически. И то это случается крайне редко.
– Почему вы ни разу не стартовали в этапах Кубка мира в олимпийском сезоне?
– Отчасти сам виноват. Не проследил за собой и заработал отит в самом начале сезона. Понятно, что все сразу пошло наперекосяк: не попал ни на кубки IBU, ни на чемпионат Европы. Весь год соревновался в России.
– Не было тогда ощущения, что жизнь кончилась?
– Нет. Мне даже тренер тогда говорил, мол, зачем тебе надо куда-то ездить? Готовься к чемпионату страны. Но у нас ведь есть еще и рейтинг СБР, по которому набирают основной и резервный составы. Я за свой счет в том сезоне ездил на Кубок России, чтобы набрать хоть какие-то очки, просил знакомых тренеров, чтобы винтовку пристреляли, лыжи намазали. Только благодаря тем усилиям меня в прошлом сезоне снова "прицепили" к первой команде.
– Насколько закономерным вы считаете свое включение в основной состав команды в этом году?
– Где-то мне, наверное, повезло. Обычно я оставался по итогам года либо восьмым, либо девятым, либо десятым. Подняться выше не получалось – постоянно как бы "выпадала" середина сезона, начинались провальные старты, и в этот период меня либо вообще отцепляли от команды, либо приходилось быть на вторых ролях. В прошлом году тоже было немало ошибок. Например, я поехал на кубок IBU в Канаду, но мне и в голову не могло прийти, что получится столь мучительный и длинный перелет. К месту старта мы добирались два дня. Мой нынешний личный тренер Максим Кугаевский как чувствовал, что на те соревнования не нужно ехать. Уговаривал остаться в России, подготовиться как следует к чемпионату России, чтобы получше там выступить, но получилось, что я все-таки поехал. И ничего хорошего из этого не вышло.
– Вы, Евгений Гараничев и Тимофей Лапшин представляете Тюмень и тренируетесь под контролем одного и того же наставника. Это как-то объединяет вас в сборной? Или территориальная принадлежность – чисто формальное понятие?
– Объединяет, конечно. Земляки, можно сказать. И эстафету на чемпионате страны всегда вместе бегаем. Знаем друг друга несколько лет, дружим, поддерживаем друг друга. Хотя изначально никто не придавал этому никакого значения.
– Кстати, вы – не первый спортсмен от которого я слышу, что больше и тяжелее россиян в биатлоне не работает никто в мире. Почему так считаете, если не секрет?
– Мне кажется, что иностранцы тренируются по какой-то иной методике. У нас все как-то по старинке, во всяком случае о том, что сборная СССР побеждала потому, что постоянно пахала, мы слышим постоянно. Вот и от нас продолжают требовать такой же пахоты. В итоге мы пашем все лето и осень, а зимой приезжаем на соревнования и постоянно ждем, когда появится скорость, легкость. Иностранцы же постоянно приезжают свежими. Отсюда, наверное, и появляется ощущение, что они или работают меньше, или эта работа выстроена как-то совсем иначе. Так обидно становится иногда…
– Традиционный уже вопрос: с приходом в российскую сборную Рикко Гросса что-либо в ваших тренировочных ощущениях изменилось?
– Пока разница с тем, что было, не сильно велика. Но сейчас вообще было бы неправильно делать какие-то выводы – нужно просто работать. И ждать начала сезона, когда начнутся контрольные соревнования. А там посмотрим, кто из нас больше наработал.
