«У Тайсона был взгляд зверя. И тут он увидел мои синяки и сказал: «Иди сюда, сфоткаемся!»
Дмитрий Кириллов, 43 года, чемпион IBF во втором наилегчайшем весе (2007-2008).
Статистика в проф. боксе: 31 победа, 7 поражений, 1 ничья (1998 — 2015).
Дмитрий Кириллов — девятый по счету чемпион мира по боксу из России (из тех, кто брал титулы по самым престижным версиям — сейчас их четыре). Кириллов выиграл пояс в 2007-м в Москве — с третьей попытки. Тогда он победил американца Хосе Наварро единогласным решением судей. Дмитрий — воспитанник ленинградской школы бокса, а если конкретнее — тренера-харизматика Игоря Лебедева, также сделавшего большими боксерами Романа Кармазина и Ивана Кирпу. Сейчас Кириллов сам тренирует — и любителей, и профессионалов, в том числе чемпиона WBA в полутяжелом весе Дмитрия Бивола. Само собой, Дмитрий готовил Бивола и к историческому бою с Саулем Альваресом. Причем Кириллов никогда не хотел быть тренером — работал то охранником (предложение о титульнике с Наварро получил, сидя на посту), то инкассатором, то вообще парикмахером.
Мы с Дмитрием встретились в Санкт-Петербурге — после тренировки. И целый час говорили о его карьере и жизни.
Бивол
— Вы же с Биволом 8 лет работаете.
— Да, наверное, примерно столько. Я не считал, но работаем давно. Я его помню еще с любительской карьеры, практически с момента его перехода в профессионалы я с ним работал и сейчас работаю.
— В общем, вы его тренер.
— У него есть и всегда был тренер — Геннадий Юрьевич Машьянов, который с любителей, с детей практически поднял его на ноги, воспитал. Я лишь определенный помощник, который оказался рядом в нужное время. Познакомились с Дмитрием, сдружились, и на протяжении стольких лет я делюсь с ним своим боксерским и жизненным опытом. Дмитрий это оценил и теперь передает мне свой какой-то опыт. У нас с ним это обоюдно.
— У вас с ним отдельная программа тренировок?
— У нас немножко отличается [от тренировок Бивола с Машьяновым]. Мы берем какие-то кусочки, которым Машьянов уделяет меньше внимания.
— Например?
— Средняя и ближняя дистанции, сдвоенные и строенные удары. Дмитрий очень хорош на дальней дистанции, ближнюю и среднюю чуть-чуть нарабатываем. Думаю, это ему немного помогло в поединке с Канело. Он стоял на средней дистанции под ударами Канело и в принципе никакого ущерба не получил. Может, это сказалось. Думаю, все в совокупности.
— Еще, мне кажется, вы можете дать Дмитрию высокий темп.
— Могу, да, но я понял, что с опытом мы стараемся, наоборот, не поднимать темп. Спокойно и методично что-то отрабатываем. Ближе к соревнованиям они сами взрываются и поднимают темп.
— Какую особенность отметили бы у Бивола?
— У него есть какая-то природная чуйка. Чувство дистанции великолепное, контроль соперника. Он никогда не напрягается, не дергается, не моргает, не суетится. Хладнокровно делает свою работу на сто процентов, полностью навязывает свою работу сопернику. Я считаю, что это свойства психики Дмитрия. Психика, контроль, самооценка, хладнокровие — все это приносит ему победу.
— Дмитрий в 12-м раунде боя с Альваресом дышал так же, как и в первом.
— Бой был спокойным в физическом плане, больше был эмоциональный напряг, и то по большей части в первой половине боя. Напряг все равно держался. Я считаю, Дмитрий не смог раскрыться на все сто в этом бою. В плане серийности — знаю, что Бивол бьет одну волну, вторую, третью, четвертую, а тут немного придерживал себя. Видимо, опасался авторитета Альвареса, поэтому делал взрывы по одному. Ну, может, это и правильно, ему ведь этого хватило для победы, зачем рисковать? Тем не менее я считаю, что Дмитрий мог прибавить и досрочно закончить бой. Когда Альварес находился у канатов, то уже выглядел немного беспомощно. Была тонкая грань, когда Бивол мог завершить досрочно или хотя бы отправить соперника в нокдаун.
— Вы с ним обсуждали это?
— Да, я сказал ему про это. Дмитрий сказал, что почувствовал этот ажиотаж, но справился с этим. У него хорошая психика. Но все же это сказалось на серийности его работы в бою. Я заметил, что с тем же Баррерой он был активнее, серийнее, сыпал, пробивал. А здесь он чуть-чуть себя тормозил.
— Когда поняли, что бой уже за Дмитрием?
— Наверное, со второго раунда. Я понял, что все нормально, под контролем. Бой смотрел спокойно, без эмоций. Не ощущал никакой угрозы для Дмитрия.
— Созвонились с ним сразу после поединка?
— Я записал ему голосовое сообщение в WhatsApp, он мне почти сразу ответил, хотя был в каком-то шуме.
— Просто поздравления или какие-то свои моменты обсудили?
— Ну, у нас свои фишки есть (улыбается).
— Как считаете, есть ли в реванше какой-то...
— ...смысл?
— Да. Что касается денег — смысл, конечно, есть, гонорар точно будет хороший.
— Считаю, если кто-то сомневался в победе Дмитрия, не до конца что-то рассмотрел — можно провести реванш, но результат будет практически таким же, если не более глубоким. С точки зрения финансов — конечно, реванш выгоден. С точки зрения ажиотажа в боксерском мире — наверное, это интересно. Интересно и Дмитрию, и Канело хочется отквитаться, он все-таки проиграл. Почему нет? Я бы тоже хотел посмотреть такой бой.
— В России люди, наверное, больше хотели бы посмотреть бой Бивола с Бетербиевым.
— Ну, давно хотят, но я, например, не хочу. Я бы лучше второй бой с Канело посмотрел.
— Почему? Потому что и Бивол, и Бетербиев — россияне?
— Да зачем? Они оба — российские боксеры, в одной сборной были, пересекались. Для российского бокса это, наверное, интересно, а для мирового, американского... Я считаю, что в приоритете должно быть, чтобы боксеры были известны всему миру.
Инкассатор и парикмахер
— Мы с вами сейчас в вашем клубе — Dmitry Kirillov Boxing.
— Практически. Сейчас название меняется, но смысл остается таким же.
— Написано на холодильнике D.K. Boxing.
— Да, было такое название какой-то период времени.
— Вы же не хотели быть тренером. Помню ваше интервью, в котором вы говорили, что займетесь этим только в крайнем случае.
— Откуда вы вспомнили про это?! (Улыбается.) Я, на самом деле, до сих пор придерживаюсь такого же мнения. Наверное, то, что мы сошлись с Дмитрием Биволом, то, что я работаю с профессионалами, — благодаря этому я не испытываю никакого дискомфорта и чувствую себя в своей тарелке. Когда есть возможность, есть зал, где можно работать и чем-то делиться, мне это нетрудно. Но я себя все равно не считал тренером и не хотел им быть. Мне кажется, то, что спортсмен должен стать тренером, — это стереотип.
— Потому что спортсмен знает этот спорт.
— А я хотел опровергнуть этот стереотип. Я попробовал себя в разных нишах, помимо тренерской деятельности побыл и парикмахером, и инкассатором. В общем, был во многих структурах.
— Инкассатором?
— Да.
— Опасная работа.
— Опасная, но довелось поработать.
— Это вы прямо с пистолетом...
— Конечно. Сейчас это уже не тайна: я инкассировал большие суммы денег.
— Самая большая сумма, которую инкассировали?
— Наверное, миллионов 30.
— По тем временам где-то миллион долларов.
— Да, где-то так.
— А почему бросили эту работу?
— Ушел в тренерскую нишу. Как раз открылся этот клуб, он тогда еще не назывался моим именем. Мне предложили здесь поработать, с тех пор я здесь. Зацепился больше за спортивную деятельность. Знакомство с Дмитрием Биволом и его командой меня как-то больше увело в сторону тренера.
— А хорошо платят инкассаторам?
— Сколько привезешь, столько и получишь (смеется). Ну, там посменно платили, довольно хорошо. Но это рискованная работа.
— Бывали моменты, что думали, что что-то случится?
— Всегда, на каждом выходе могло случиться что угодно. Суммы большие. Слава богу, не случалось. Но я был всегда наготове.
— До вчерашнего дня не знал, что вы работали парикмахером, а вы, оказывается, заняли второе место на конкурсе «Невские берега».
— Да, и такое было в моей жизни.
— Я так понимаю, что вы учились на парикмахера еще когда-то давно, а после завершения карьеры решили возобновить это дело?
— Да, практически так. В принципе у меня получилось. У меня остались связи в этом деле, я работал в двух престижных салонах Санкт-Петербурга, полностью прошел дополнительное обучение и начал развиваться в этой сфере. Второе место на «Невских берегах», были перспективы идти дальше, но тренерская перспектива перевесила.
— Вы были мужским специалистом?
— Нет, и мужским, и женским.
— А люди подозревали, что их стрижет чемпион мира по боксу?
— Ой, было много случаев. Кто-то был шокирован, кто-то хотел ходить только ко мне. В этом смысле я даже сделал себе определенную рекламу.
— Это оригинально.
— Я же говорю: я хотел опровергнуть стереотипы. Мне кажется, что мне удалось, тем более что у меня было образование, просто я его не применял и полностью ушел в спорт.
— Видел у вас фотографию с Сергеем Зверевым.
— (Смеется.)
— Это на каком-то мероприятии?
— У нас с Сергеем даже были планы о сотрудничестве. Хотели объединить бокс и моду, но все осталось на уровне разговоров. Мы с ним были на одном совместном мероприятии, и так получилось, что нас запечатлели.
— Кого в последний раз стригли?
— Сына моего друга.
— Видимо, недавно?
— Месяца полтора назад. Хотите, и вас могу постричь. Девчонки, если хотите, тоже имейте в виду! (Обращается к сидящим рядом девушкам, на что следует реакция: «Думали, ты прикалываешься!») Окраска, укладка, стрижка, мелирование.
Лебедев
— Как вы попали к Игорю Лебедеву?
— Я с 11 до 15 лет боксировал, был чемпионом города по юношам, по юниорам. Практически завершил карьеру, потому что мой тренер закончил деятельность, я остался один. Так получилось, что появился такой тренер, Игорь Курицын, он был изначально без образования, но увидел во мне какие-то данные и порекомендовал меня Игорю Михайловичу Лебедеву. Игорь Михайлович не обращал на меня внимания практически год. Я к нему ходил, чтобы показать, что я что-то могу, а он не замечал, хотя я выигрывал, бил в зале всех, даже тех, кто старше. А потом он как-то обратил на меня внимание и занялся мной. И практически до самой смерти работал со мной. Всю мою карьеру, наверное, сделал он. Даже не наверное, а точно.
— И он же одним из первых специализировался на работе именно с профессионалами.
— Да, это уникальный человек. У нас еще не было такого понятия, кто-то краем уха только слышал про профессионалов. Слышали про первых боксеров, которые уехали в Америку, — братьев Артемьевых. Это ученики Геннадия Машьянова и Игоря Лебедева. Эти специалисты дали жизнь профессиональному боксу в Питере и в стране. Когда я попал к Лебедеву, мне первым делом сказали, что я боксирую в юниорах только для того, чтобы выйти в профессионалы. В 19 лет я уже был в профи, провел первый бой. Меня уже готовили.
— Год назад мы общались с Романом Кармазиным. Он толкнул мощную речь о том, что в Америке слабые тренеры, а Игорь Лебедев — лучший из лучших. Прокомментируйте.
— Наверное, каждый человек находит своего тренера, который подходит ему по каким-то человеческим качествам. Для нас таким оказался Игорь Михайлович Лебедев. Я не говорю, что в Америке нет тренеров. Там тоже есть хорошие педагоги, тренеры, которые могут правильно поставить человека на ноги. Наверное, Роман имел в виду то, что Лебедев давал нам помимо бокса много в плане личных, человеческих качеств. Наверное, никто не делает так, как он.
— А что он делал?
— Мы у него практически жили, постоянно собирались у него дома. Он был одиноким человеком, у него был только бокс, он жил этим делом. Может, Роман имел в виду, что в Америке такое вряд ли есть.
— Кармазин привел одну любопытную деталь. Он рассказал, как нужно добивать соперника — этому его учил Лебедев. Головой надо идти к сильной руке, потому что потрясенный человек будет бить именно с сильной руки.
— Лебедев рассказывал нам не только про это, но еще и про то, как подхватывать, как развивать атаку. Все эти тонкости нам не то что просто рассказывали, мы каждую неделю собирались у него дома и просматривали видео, он нам показывал, отматывал, показывал в замедленном повторе. Мы сидели по четыре-пять часов у него и просматривали, а он объяснял, почему так получилось и что нужно для этого делать.
— Сможете вспомнить какую-нибудь похожую деталь технического плана?
— Везде основа — это работа ног. Моим любимым бойцом был Мохаммед Али. Али же мало бил вперед, в основном — на выходе и на подхвате назад. Того же Формана он завалил, уходя от партнера. У него была основа — перехваты соперника, работа навстречу. Тот же Рой Джонс, Шугар Рэй Леонард — оба мало работали вперед, работали на перехват соперника. Это все основы, а дальше уже мы разбирали тонкости. Все нюансы работы на средней, дальней, ближней дистанциях. Смотрели, как работать вблизи, по какой траектории бьют вблизи. Мы разбирали даже такие мелочи. А на следующей неделе должны были прийти в зал и показать Лебедеву, что не просто так смотрели бои, а можем попытаться что-то применить в ринге.
— Вы же с ним не работали на лапах. Почему так?
— А у него был такой принцип. Он считал, что пользы от лап нет.
— Почему? Он объяснял это?
— Есть два объяснения. Первое я дам, а второе раскрывать не буду, потому что оно секретное. Тот, кто держит лапы, — ловит удар, а соперник в ринге уходит от ударов. То есть лапы в этом смысле не несут какой-то пользы. Лебедев был категоричным противником работы на лапах. Ну, может, мог на каком-то любительском турнире помахать полотенцем, позащищаться, но чтобы держать лапы — нет, такого не было, у него был принцип.
«Она схватила меня за ногу, а брата укусила». Когда Канело был ребенком, его хотела похитить женщина
— Марк Мельцер порой бьет учеников скакалкой, если они нарушают дисциплину.
— Игорь Михайлович мог не только скакалкой ударить, он мог и гонгом в тебя кинуть или каким-то тяжелым предметом. Но это только в том случае, когда он видел, что ты можешь выполнить то, что он от тебя требует, но ты этого не делаешь. Он тем и отличался, что мог это сделать во время соревнований — при судьях, при публике. Если человек не выполнял работу, он мог некультурно, громко и матом выразиться в адрес своего ученика.
— С вами такое случалось?
— Со мной случалось даже больше. Когда я выполнил норматив мастера спорта на турнире в Сосновом Бору, я вышел после боя с разбитыми губами. Но губы были разбиты не из-за соперника, а из-за Игоря Михайловича Лебедева, который меня в углу, так сказать, мотивировал, чтобы я правильно делал свою работу. Помню, что проиграл первый раунд, но во втором и третьем я человека просто... Это был первый мой взрослый турнир, мне было 17 лет, я выходил против мужчин, которым было лет по 25. У меня был какой-то психологический страх. Первый раунд я проиграл, сел в угол и почувствовал, что у меня как-то щека горит. Сначала одна, потом вторая. Короче, он мне пару раз нормально приложил, разбил губы, зато потом я два раунда выиграл.
— А что Лебедев сказал после боя?
— После боя? Что-то типа: «Ну, хоть сделал свою работу, а то какую-то херню делал, первый раунд вообще...» Игорь Михайлович из многих практически бесперспективных учеников сделал мастеров спорта. Где-то мог замотивировать, где-то мог приложить матом, но зато был результат. Причем он знал, с кем так можно обращаться, а с кем — нет, на кого это повлияет, а кого психологически подавит. В тот момент со мной сработало, но с тех пор он больше никогда на меня не кричал матом и не бил меня.
— А кого он гонял чаще всех?
— Рома Кармазин, может, про это не говорил, но Игорь Михайлович очень кричал на Рому, хотя очень хорошо к нему относился. Он кричал только на благо. В жизни Игорь Михайлович Лебедев никогда не разговаривал матом, но тот мат, который был на тренировках или турнирах, — это по работе. Если Рома делал не то задание, которое давал ему Игорь Михайлович, то Лебедев так кричал на Кармазина матом, что я такого не слышал нигде. Лебедев ставил определенные задачи, Рома делал свое, пренебрегая этими задачами. Если Игорь Михайлович это видел — он мог кинуть что-то, кричал, выгонял из зала. Но, я вам скажу, Рома — очень целеустремленный, но только благодаря тому, что Михалыч его заставлял, он раскрылся. После этого у Ромы начали люди падать. У него карьера пошла вверх.
— Видимо, Лебедев видел, что Кармазин — боксер, который может многого добиться.
— Сто процентов. Для Лебедева было важно, чтобы человек был трудолюбивым, а Роман был слишком трудолюбивым. Лебедев смог его в этом плане притормозить.
— Да, у Кармазина же были истории, что он страшно перетренировывался.
— А Лебедев смог его притормозить — и Рома все стал делать четко и вовремя. Благодаря своему труду и тому, что Лебедев смог это правильно распределить, он стал чемпионом.
— Наверное, кто-то из боксеров обижался.
— Кто-то обижался, и на него переставали кричать. Но потом эти боксеры ходили понурые и говорили: «Нас Игорь Михайлович не тренирует». Их спрашивали: «Почему?» — а они отвечали: «Потому что не орет на нас». На них не обращали внимания.
— Вы сказали, что для Лебедева бокс — это было главное в жизни. Но в принципе он жил весело, на всю катушку?
— В работе он был жесткий, а в быту — простой, даже отчасти неуклюжий. Как будто немного потерянный. Вот в боксе все было его, а в быту... Он очень весело жил, любил немножко выпить, да даже и не немножко. Было сложно ему остановиться, его загулы продолжались долго.
— Бывало, что и тренировки мог пропустить?
— Ну, на тренировки он приходил. Редкий случай, если пропускал. Из бокса не выпадал в любом состоянии. Были только единичные случаи. У него была серьезная команда из боксеров-профессионалов. Роман Кармазин, Иван Кирпа, Виктор Оганов, Максим Нестеренко — это все титулованные боксеры, которые завоевали региональные, европейские и мировые титулы. У Лебедева была ответственность, он жил боксом.
— Вы рассказывали в передаче «Территория бокса», что бывали случаи, когда Лебедев на турниры приходил выпившим.
— На турниры — это вообще закон. Расскажу историю из моего опыта. Кажется, это был чемпионат России 1996 года. Когда все съезжаются на чемпионат — уходят вместе посидеть, отдохнуть, давно не виделись же. Вот Игорь Михайлович, видимо, посидел, а у меня первый бой на чемпионате России, я горел, переживал. Он вывел меня на ринг — вернее, было так, что практически я вывел его. Первый раунд прошел, Игорь Михайлович держался за канаты и периодически смотрел, что происходит на ринге. Первый раунд я проиграл. Во втором раунде он продолжил стоять и держаться за канаты (показывает, как человек держится за канаты и смотрит вниз) и сказал одну фразу: «Левый в туловище, правый в голову», и опять голову вниз опустил. Я сделал — у меня прошло. Я два раунда так и выиграл. Тогда я стал призером страны.
— Смерть Игоря Лебедева. 2005 год, 57 лет. Это было громом среди ясного неба? Или уже понимали, что...
— Мы не сразу это осознали, не сразу поняли, что произошло. Это в корне поменяло всю дальнейшую питерскую профессиональную систему, полностью поменяло мою карьеру и карьеру Ромы Кармазина. Хотя Рома уехал в Америку еще до смерти Лебедева. Это резко, конечно, случилось, было очень неожиданно для всех, особенно для его учеников и близких. Практически весь боксерский Петербург знал его и любил, для всех это был шок.
Юность
— В одном из интервью вы сказали, что пошли в бокс в том числе из-за комплекса невысокого роста — чтобы всем утереть нос.
— Отчасти это правда. Я был маленьким хулиганом, самым маленьким в классе. Всегда хотелось причинить ущерб самым большим, доказать.
— До вас никто не докапывался?
— Почему, были примеры. Какие-то драки в школе, переходы из одной школы в другую, какие-то районные разборки. Тогда же время было такое, районы разные. Но это не было мотивацией пойти и научиться бить. Я уже был хулиганом, который не то что любил драться... Тогда не дрались, упали и возились, кто кого придушит. Я попробовал футбол, легкую атлетику, хотел себя где-то найти. Карате тоже занимался — сразу разодрался со своим товарищем. Он выше меня, начал прыгать и отталкивать меня ногой, а меня это только раззадоривало, я пошел на него — чуть ли не до слез и крови разодрались. В боксе та же история — у меня был товарищ выше меня, мы с ним дома перчатки брали, нам было лет по 11. Дома побыли — выходили с красными лицами и разбитыми носами, чуть ли не плакали, сопли вытирали. То ли было желание самоутвердиться, то ли доказать, что что-то можешь.
— А вы в каком районе жили?
— Красносельский. У нас все время Красносельский и Кировский район в 90-е годы... Это были Новый Юго-Запад и Старый Юго-Запад. Новый Ю-З отнимал деньги у Старого Ю-За и наоборот.
— В общем, были какие-то разборки.
— Да.
— Правильно, это же были 90-е годы.
— 1991-1992 годы.
— Насколько бандитским был тогда Петербург, по вашим ощущениям?
— Вообще время было такое, что... Это всем казалось, что это бандитское, но мне кажется, это было средством для существования и заработка. Сейчас это, конечно, выглядит как бандитизм, но в те годы казалось, что это абсолютно нормально, с помощью этого ты мог заработать какие-то деньги.
— Много ли было случаев, когда ставили на место человека, который был намного больше вас?
— Я лично никого не ставил на место, но я и не старался вписываться, чтобы кого-то чему-то научить. Человека жизнь сама научит. Я никогда не пытался своими руками или методами что-то доказать человеку.
— Не было такого, что... Порой могло быть так, что деваться уже некуда?
— Не припомню такого, чтобы кого-то приходилось проучить. Ну, бывали какие-то бытовые случаи, в которых я, может, больше был инициатором.
Емельяненко
— У вас есть фото из середины 2000-х с Александром Емельяненко, вы там стоите фэйс-ту-фэйс. Расскажите историю этого снимка.
— Мы в какой-то период времени занимались в одном клубе, на Боровой. Я готовился к боям, он готовился к боям. Мы пересекались в зале, общались и вот решили приколоться.
— Александр вообще веселый.
— Да, он молодец, я к нему хорошо, уважительно отношусь. Я не смотрю на все эти штуки в соцсетях.
— То есть руководствуетесь тем, что сами видели.
— Лично я хорошо отношусь к нему, я с ним хорошо общался тогда, может, и сейчас увижусь. А то, что происходит там, — это меня мало волнует.
— Как себя тогда проявлял Александр?
— Абсолютно спокойный, воспитанный, интеллигентный человек. Всегда приходил и уважительно себя со всеми вел, здоровался. Может, тогда не было соцсетей, где можно было покричать и выложить какое-то видео.
— Вы, кстати, за кого — за Емельяненко или за земляка Дацика?
— Я за Сашу, Сашу я знаю. Ну, с Дациком знаком, видел его пару раз, но я к нему отношусь как к грамотному шоумену. Негатива к нему не испытываю, только позитив, но Саша мне ближе. У нас с ним в Питере много общих друзей.
— Зал на Боровой — достаточно известное место.
— Да, боксеры-профессионалы были на Боровой и в «Динамо», где работал Игорь Михайлович Лебедев. Мы приходили со спаррингами к ним, они к нам тоже. Делились опытом.
Лос-Анджелес
— Я так понимаю, вы немало времени работали с Фредди Роучем.
— У меня был контракт на три года, и я на протяжении трех лет был с Роучем. Да и на бой за титул чемпиона мира я выходил с ним.
— Кармазин говорил, что американские тренеры подтягивают только сильные стороны боксеров.
— В принципе это не плохо, а, наоборот, хорошо. Если сильные стороны есть и их кто-то подтягивает — это отлично. Не могу сказать, что американские тренеры подтягивают только сильные стороны, не знаю.
— Чем вам запомнился Роуч?
— Хороший психолог, хорошо видит бой. Может, какую-то конкретную техническую работу на тренировке и не даст, но способен увидеть, как изменить ход боя. По крайней мере с ним я это больше ощутил в спаррингах. Во время боев не было каких-то конкретных советов, а во время спаррингов он говорил мне определенные вещи, которые в итоге работали. Сейчас, когда я сам поработал тренером, уже понимаю, что это были стандартные советы, но они работали.
— Кстати, с Мэнни Пакьяо не спарринговали?
— Нет, не спарринговал. Мы с ним тренировались в зале в одно время, пересекались. Так же, как и с Сашей Емельяненко, — постоянно крутились рядом.
— Кстати, у Нонито Донэйра же бой прошел.
— Я уже посмотрел, так жалко. Знаете исход?
— Еще нет.
— Он проиграл во втором раунде (7 июня его нокаутировал Наоя Иноуэ. - Прим. «СЭ»), остановили бой. Он в первом раунде упал, отсчитали нокдаун, не смог восстановиться. Японец его добил.
— С Донэйром пересекались?
— Да, мы хорошо общались. Помню, он по поводу какого-то боя дал мне совет — он тогда еще не был чемпионом мира, кажется, только готовился провести бой с Дарчиняном. Когда меня засудили с никарагуанцем, с Пересом, Донэйр смотрел бой и восхищался моей работой. Потом сказал, что судьи приняли несправедливое решение. Тогда мы и познакомились.
— С кем из знаменитостей работали в спаррингах в Америке?
— Ну, в легком весе тяжело стать знаменитостью. Все ребята были титулованные, но не настолько раскрученные и медийные, чтобы их кто-то знал.
— Мексиканцы как боксеры отличаются от немексиканцев?
— Наверное, это больше зависит от человека, но у мексиканцев больше сформирована эта школа [профессионального бокса]. Просто есть нюансы, что они не любят удары по животу, чуть-чуть стоят, им нужно остановиться, упереться, чтобы ударить. Ну, так многие боксеры работают, не только мексиканцы. Есть мексиканцы, которые, наоборот, филигранно двигаются на ногах, подхваты делают.
У меня был опыт работы с мексиканцами, какие-то фишки я для себя открыл. Например, в голову им бесполезно бить, это их только мотивирует. Ты ударил в голову — после этого последуют два-три удара в ответ. Нет такого, что он остановится, насторожится и не пойдет дальше. Ты попадаешь — он будет хапать и бежать на тебя еще быстрее. Но если ударишь по животу — сразу чуть-чуть подсядет. Не любят они это.
— Вы тренировались именно в Калифорнии, в другие залы не ездили?
— Я был в Майами и Лас-Вегасе, но определенный период времени тренировался только в зале Wild Card [в Лос-Анджелесе].
— Нравилось в Лос-Анджелесе?
— Конечно. Погода, океан, природа, пальмы, продукты, воздух.
— Природа — это вы по национальным паркам, наверное, покатались?
— Практически везде там побывал. Сел в машину, полчаса — и ты на океане. Еще полчаса — можно подняться на Биг-Бэр и ты в снегу. Снова полчаса — ты уже в пустыне или в каком-то лесу.
— Не скучали там?
— Скучал.
— «Не родись красивой» смотрели.
— Мы там и сериалы пересмотрели, и что угодно, крышняк чуть не потек, на самом деле. Когда ты один, без близких, без семьи, еще не было тех гаджетов, которые есть сейчас... Максимум — Skype, по которому мы общались в определенное время вечером. Одиноко было. Не хватало друзей, близких. А так, Лос-Анджелес — мой второй любимый город.
— А Москву не любите?
— В последнее время, последние два-три раза ездил, и начала нравиться.
— А раньше как?
— Как-то уставал от нее.
Дон Кинг
— Что за тяжелый разговор у вас был с Доном Кингом?
— У меня даже не один разговор был. Я был у него в офисе два-три раза. Первый разговор у нас был — можно фильм снимать. Я приехал к нему в офис, и мне сразу начали предлагать условия контракта. Я общался с его секретарем, самого Кинга не было на месте, а я не был готов подписывать тот контракт. И тут пришел Дон Кинг, секретарь перевел ему: «Дмитрий не хочет подписывать с вами контракт». Кинг сразу при мне вспылил, в духе: «Кто он такой? Кто я и кто он? Мы ему устроим!» Ну, это он не на меня кричал, а на секретаря. Я сижу и понимаю, что он на эмоциях, сказал: «Вы понимаете, я из Питера приехал, не привык к такому отношению, чтобы на меня кричали». Не знаю, с чем это было связано, может, с позицией в рейтинге номер один. Ну, за это я поплатился. Победу в выигранном бою в его шоу мне не отдали.
— Вообще про Кинга говорят, что он неконкретный человек. Ты можешь спросить у него одно, а он ответит совсем другое, причем специально.
— Он свое знает. Что касается денег — все уловит. Он очень грамотно общается, наоборот. Ты думаешь, он тебе что-то непонятное говорит, а на самом деле он все видит и слышит.
— Вы говорили, что вернулись из Америки пустым. Цитата: «Хорошо, что не запил. Повод был». Расскажите подробнее.
— Это после того, как у меня были судебные разбирательства с промоутерами. У меня не было ни денег, ни боев, я приехал полностью пустой. Мне не смогли организовать бой, у меня был суд по контрактам — я подписался с двумя разными компаниями, Стивеном Башем и Golden Boy Promotions. У них было разбирательство, я был практически недееспособен в плане бокса, никто не мог взяться за организацию моих боев. Я оставался в таком ступоре, что просто уехал из Америки, вернулся в Россию и пошел работать, чтобы получить хоть какие-то деньги. У меня еще на тот момент был маленький ребенок.
— Чем в итоге кончилась та история?
— Я все-таки вернулся к Стивену Башу и решил продолжить деятельность с ним. Мне тут же предложили титульный бой в Москве с Хосе Наварро. Причем я помню, что сидел и работал охранником и по телефону договаривался, что через полтора месяца буду боксировать в Москве.
— Вы тогда охраняли какого-то человека?
— Нет, просто здание.
Тайсон
— Если говорить о других известных людях из мира бокса: у вас же была встреча с Майком Тайсоном, когда он приезжал в Москву в 2005 году. Есть совместная фотография с вами, Тайсоном и Романом Кармазиным.
— Я был после тяжелейшего боя с Рейнальдо Лопесом, у меня все лицо было отекшее, заплывшее. Я с улыбкой смотрел на Тайсона. Когда он увидел меня, сказал: «Иди сюда, давай сфоткаемся!» Сначала было даже страшно смотреть на Майка — у него взгляд, как у зверя, он не хотел, чтобы кто-то подходил. Мне кажется, он уже настолько устал... А как только увидел своего — сразу с нами по-свойски стал общаться.
— А что в боксерском мире рассказывали про визит Тайсона в Россию? Кто-то говорил, что он перед кем-то просил прощения и плакал, но это, кажется, было не в Москве. Он связался с какими-то серьезными людьми.
— Я не знаю, кто его пригласил, но я так понял, ему сделали тур по России за определенный гонорар. Мы-то пересеклись в Москве. Расследованиями не занимался, но я так понимаю, что пригласили его небедные люди.
Бои
— Вы рассказывали, что если бы бились с Виком Дарчиняном по заветам Лебедева, то бой получился бы совсем другим. Объясните.
— Наверное, после смерти Лебедева я стал больше работать, как латиноамериканский боксер, — меньше двигаться, меньше работать на перехваты. Мне эта работа как помогла, так и помешала, в том же бою с Дарчиняном. Там нужно было больше легкости, меньше силы, больше игры на ногах. А мне хотелось зарубиться. Лебедев бы заставил работать правильно.
— Назовите три лучших и три худших боя в карьере.
— Худшие — это понятно, поражение от Дарчиняна. Еще бой с Рейнальдо Лопесом, тяжелейший поединок, сильно отразился на здоровье.
— Вы, кажется, говорили, что за бой с Лопесом ваша супруга на четыре килограмма похудела.
— Да, это все отразилось не только на моем здоровье, но и на здоровье моих близких. Я полгода восстанавливался. Третий худший бой — для меня сюрпризом стало поражение от Спенда Абази за титул чемпиона Европы. Я не смог заставить себя поменять работу, хотя у меня было все для победы. Я почему-то не смог психологически справиться с заданиями тренера и с подготовкой. Вот три самых досадных поражения.
А лучшие бои... Это, конечно, долгожданное звание чемпиона мира в бою с Хосе Наварро. Я не был фаворитом ни перед кем, особенно перед их командой. Они говорили, что Наварро с легкостью меня пройдет. Но я с третьей попытки все-таки взял титул, это было для меня важно. А так, я и титул чемпиона России выигрывал. Когда взял WBC (титул WBC Youth. - Прим. «СЭ») в Москве, победил Криса Деникера — поначалу не осознавал, но потом оценил, насколько это была весомая, значимая победа для моей карьеры. Я потом уже понял, где я боксировал — на конгрессе WBC, бой такого формата и на такую мировую боксерскую публику! А мне тогда было всего 19-20 лет. Для меня это был первый значимый бой после перехода в профессионалы.
— Бывает, что пересматриваете свои бои?
— Нет, честно говоря. Даже и не найти их нигде. У меня где-то были диски, но я не искал их. Как-то случайно наткнулся на нарезку в интернете, с удовольствием посмотрел. Было прикольно.
