Сегодня Филатову исполнилось бы сто лет. Рабинер — о лучшем футбольном журналисте страны всех времен
«Всевозможные споры, инциденты внутри футбола и вокруг него заставляют сделать вывод, что основная беда в наших организационно-футбольных делах — это отсутствие четкой регламентации. Одним словом — ЗАКОНА, преступать который нельзя будет ни при каких обстоятельствах. Мы слишком долго были свидетелями бесправности нашего футбола, когда им мог руководить кто угодно...»
Эта цитата могла быть произнесена хоть вчера — настолько она актуальна. А ведь сказал ее великий отечественный спортивный журналист Лев Филатов в нашей беседе для еженедельника «Собеседник» в июне 1990 года — без малого три десятка лет назад! С тех пор поменялось название нашей страны, перевернулась вся техническая составляющая работы прессы — но не суть процессов, происходящих в самых разных сферах, в том числе и футбольной.
Филатова читаешь как современника — хотя этому человеку, которого нет с нами уже 22 года, сегодня исполнилось бы сто лет.
«Когда произносят фразу «в футбол играют люди», подразумевают, что не офсайдом и пасом он жив, что выражены в футбольных движениях движения человеческой души, — писал он в предисловии к книге «Наедине с футболом», вышедшей в свет аж в 1977 году. — А существует еще и свой мир футбола. Там вы встретите благородство, честность, верность идеалам, дружбу, молчаливое мужество, незримый дух романтики. Там же — иллюзии, обольщения, надежды и их крушение, наивные северия. Там же — черная беспощадная работа, ручья пота, ссадины, обезболивающие уколы, операции. Там же — грубость, страх за место, неприязнь сходящего к новенькому, сплетни, подозрения...»
Эти строки когда-то поразили меня в самое сердце. Нынешние мальчишки, да нередко и девчонки, влюбляются в игру в первую очередь благодаря видео — какой красоты в YouTube только ни увидишь. А в те годы, когда рос я, не то что интернета не было — видеомагнитофоны c VHS-кассетами в Советском Союзе лишь начали появляться. Чемпионаты мира и Европы, слава богу, показывали, хотя далеко не все матчи в прямом эфире. Больше рассчитывать было не на что.
А потому взрослые, не говоря уже о детях, много, гораздо больше, чем сейчас, читали — и давали волю своему воображению. И как писал Филатов, ветеран Великой Отечественной, орденоносец, выпускник института философии, литературы и истории, — так не дано было никому. Строки, которые вы прочитали выше, не несут в себе ни малейшего идеологического подтекста и абсолютно актуальны поныне, согласны? Потому что они — о вечном. И о нас — не только о тех, кто играет в футбол, но и о тех, кто болеет за него. И говорит, и пишет о нем.
Историю отечественного футбола я впитывал каждой клеткой, например, через его книгу «Форварды» — о каждом из членов Клуба Григория Федотова для бомбардиров, забивших сто и более мячей. Именно он, Филатов, как главный редактор единственного футбольного издания в стране, еженедельника «Футбол-Хоккей» (вначале-то был чистый «Футбол», а потом по распоряжению партийных органов его «женили» на еще одном популярнейшем в СССР виде спорта, против чего Лев Иванович возражал, но ничего сделать не мог), был одним из учредителей Клуба Федотова. А уже десятилетия спустя, в российские времена, появился «Клуб 100» нашего «СЭ» — именно для российских снайперов. Но мы должны помнить, что далеко не с 1992 года отечественный футбол начался...
***
В том же предисловии к «Наедине с футболом» Филатов размышлял о футбольной журналистике: «Подавляя чувства, журналист углубляется в механику игры, начинает искать и различать в ней скрытое от непосвященных и привыкает любой матч расчерчивать на грифельной доске. Добродушный мяч, вся таинственность которого в том, что он круглый, выдают за сложную многоугольную нерешенную фигуру. Вот только неясно, помогает ли деловая объективная футбольная проза вербовать мальчишек, подталкивает ли она болельщиков на путь истинный — к стадионам, заставляя томиться и трепетать их сердца от неизъяснимого волнения? Правильно ли, что мы всегда сдержанны и сухи, что преуспели в смокинговых околичностях, что руки выпускают пылкое, увлекающееся перо и тянутся к прямолинейному рейсфедеру?»
Теми строками Лев Иванович навсегда дал мне, подростку, ответ — конечно, неправильно. Потому что был он для меня непререкаемым моральным авторитетом, и я дивился, как в те времена, когда лишнее слово было опасно не только сказать, а написать, он в своих публикациях бескомпромиссно боролся с договорными матчами, даже если в них были замечены тогдашние тренеры-гиганты масштаба Валерия Лобановского.
А многие годы спустя, когда мы уже почти с 70-летним Филатовым лично познакомились и записали большое интервью для «Собеседника», самый авторитетный футбольный журналист Советского Союза пошел в своих мыслях о спортивной журналистике еще дальше. Многие из вас сейчас удивятся, куда завел его экспериментаторский дух.
«Пока все журналисты живут в страхе, что их упрекнут в «болении» за какую-то команду. Но почему? Если ты болельщик классной команды, почему бы в этом не сознаться? Ты же в репортаже — если ты, конечно, порядочный человек — не врать будешь, а аргументированно доказывать преимущество «своих», а если они уступили — по-джентльменски признавать превосходство противника и искать его причины. Именно искать причины, а не оправдываться (как часто бывает в репортажах с международных матчей), что наша команда проиграла или потому, что судья где-то свистнул не так, или, дескать, поле не подходило, или «утомительный перелет за несколько часов до матча», и тем самым морочить голову читателям... Если ты любишь спорт, то люби его в любом проявлении, выигрывает ли советская команда, или разильская, или итальянская. Ты — журналист при спорте, при футболе, а не при отдельно взятой футбольной державе или спортивном ведомстве».
В пусть и поздние, но все-таки еще советские времена выдавать такой «манифест непатриотизма» было более чем непривычно. Мы же привыкли считать, что, например, чемпионат мира 1986 года был проигран, как нам внушали, исключительно из-за проигнорированных судьей Фредрикссоном двух офсайдов у Бельгии в матче с СССР. А в те самые дни, когда интервью было опубликовано, Марадона безнаказанно играл рукой в матче против нашей сборной на ЧМ-1990 — но Лев Иванович беспощадно замечал, что тот матч, как и с румынами, проигрывал для нас не арбитр (кстати, все тот же злополучный Фредрикссон), а мы сами.
Ну а поднятая Филатовым тема раскрытия собственного клубного боления в тогдашней журналистике вообще была немыслимой. Вышло так, что во многом он заглянул вперед. После того, как советский футбол сменится российским, многие авторы перестанут скрывать собственные симпатии, а дальше уже все станет зависеть — и по-прежнему зависит — от их трезвости мысли и чувства меры. А главное, как правильно писал Лев Иванович, от порядочности.
Сам Филатов, о чем он совершенно спокойно рассказывает в своих книгах, еще с 1930-х годов переживал за «Спартак». Но попробовал бы хоть кто-то упрекнуть его в этом по мотивам филатовских публикаций! Мне почему-то врезалось в память, что, когда его спрашивали о лучшей, на его взгляд, клубной команде в истории отечественного футбола, то он выделял даже не грандиозный «Спартак» 1950-х с Игорем Нетто и Никитой Симоняном, а «Торпедо» тренера Виктора Маслова, впервые в истории этого клуба выигравшее чемпионат СССР в 1960 году. Ивановско-воронинское. По мнению Филатова, более стильной команды в стране не было никогда.
Константин Бесков за долгую тренерскую карьеру работал со многими клубами и называл себя человеком не какой-то отдельной команды, а футбола в целом. Потрясающий очерк о нем Филатов выразительно назвал — «Дружба без встреч». И сформулировал так, что пробирает насквозь: «...Его футбольные идеалы сложились раз и навсегда. С ним не получаются споры, затеешь — и недалеко до ссоры. Его убежденность — как крепость, он готов обороняться, даже если на него не нападают... Ему есть что охранять и есть от кого защищаться. Это нельзя не уважать».
Мне больше всего запомнилось, что Филатов назвал Бескова «тренером с хореографическим даром». Кто бы еще так выразился?
***
Иные писатели, журналисты, представители других творческих профессий остаются в своем времени, через пару-тройку поколений о них уже никто не помнит. Многие наши коллеги второй половины XX века стали жертвами этого неумолимого хода событий. Прежде всего, как мне кажется, — те, кто, владея долгие годы серьезными медийными трибунами (а ведь тогда тиражи газет исчислялись миллионами, а текучка кадров в изданиях была минимальной!), боялись собственной тени и стремились угодить всем. Филатов же в 1990-м говорил мне в интервью для «Собеседника»:
«Мне кажется, что нашу спортивную журналистику подводит ее страсть к пассивной объективности... Дошло до того, что странной во многих статьях выглядит подпись — она просто не нужна. Хороший журналист и начинается с того, что говорит: «Я думаю... Я не согласен... Я возражаю... Я настаиваю...» Это его опыт, его мысль, его лицо. Да, он не будет застрахован от того, что кто-нибудь с ним не согласится. Но это и не нужно!»
Для сегодняшних молодых то, что говорит Филатов, — вероятно, аксиома. А тогда это было прорывом. Как и его литературный талант, не имевший ничего общего ни с политической, ни с какой бы то ни было другой конъюнктурой. Недаром он подчеркивал: «Футболу всегда приходилось терпеть от вмешательства политики. Хрестоматийный пример — расформирование в 1952 году знаменитой команды лейтенантов».
Именно читая Филатова, я осознал, что в нашей стране спортивная журналистика из всей этой профессии наименее подвержена колебаниям политического курса. Пусть, конечно, и не на сто процентов — но с другими-то областями жизни сравнить все равно нельзя. Собственно, в этом смысле более чем за 40 лет, прошедших с выхода «Наедине с футболом», ничего особо не изменилось.
***
Когда я 16-летним поступил в 1989 году на журфак МГУ, не было мечты сильнее, чем познакомиться с Филатовым — моим тогда еще заочным учителем в профессии. Для этого спустя почти год пришлось прибегнуть к невинной, по-моему, хитрости. Весной 1990-го я рассудил, что мне пора начинать писать об обожаемом мною спорте в какое-нибудь серьезное — тогда еще не было слова «федеральное» — издание. После анализа положения в немногих существовавших тогда газетах решил попытать счастья в молодежном еженедельнике «Собеседник», где о спорте писалось маловато.
Для начала позвонил редактору отдела и на логичный вопрос, что могу предложить, уверенно произнес: «Интервью со Львом Филатовым». Воспринято это обещание была на ура, хотя и не без скепсиса: о его нелюбви к интервью знали многие.
Нюанс заключался еще и в том, что договоренности со Львом Ивановичем у меня не было — имелся лишь где-то раздобытый номер его домашнего телефона. Получив добро и пообещав сдать материал через пару-тройку недель, дрожащей рукой набрал на дисковом телефоне семь филатовских цифр. И начал: «Вас беспокоит корреспондент еженедельника «Собеседник»...»
На беседу Филатов согласился не сразу — в прошлом у него был не очень хороший опыт подобных вещей. Чтобы его убедить, мне пришлось довольно долго рассказывать о своем восприятии игры, о том, какие его книги читал и что о них думаю. Экзамен был выдержан — и мэтр пригласил меня к себе домой в Кунцево. Где во время беседы подписал мне книгу «Наедине с футболом» так: «Игорю Рабинеру на память о встрече за интервью и с напоминанием о том, что автор в Ваши годы не смел и подумать ни о каких интервью. Л.Филатов, 23 III 90 г.»
Мы разговаривали тогда за многочисленными чашками чая, подливавшегося его женой Раисой Дмитриевной (ничего крепче Лев Иванович, в отличие от многих коллег, не употреблял), много часов, и затем я в течение года не реже месяца заглядывал к Филатову и впитывал — а потом тут же записывал, чтобы не расплескалось и не забылось, в дневник — каждое его доброе и мудрое слово, каждый рассказ-урок. И всякий раз убеждался в его интеллигентности, душевной щедрости и той самой порядочности, о которой он говорил в интервью.
Последний раз я звонил ему в мае 1996-го из Калифорнии, где тогда жил, поздравить с Днем Победы — чего не забывал никогда, прекрасно помня, что Филатов воевал. К тому времени Учителя в профессии у меня было уже два — несколько лет работал в «СЭ» у Владимира Михайловича Кучмия. Человека, который, много лет сидя с ним в одном здании («Советский спорт» и «Футбол-Хоккей» времен СССР располагались на улице Архипова, ныне Большом Спасоглинищевском переулке, дом 7), относился к Филатову с глубочайшим уважением.
В феврале 1997-го Льва Ивановича не стало. Но осталась память. У очень многих коллег и футбольных людей.
А еще Филатов в первый год нашего общения вручил мне лист под названием «Наше сквернословие» — составленный им спортивный вариант легендарного «Торжественного комплекта», написанного Остапом Бендером для журналиста Ухудшанского. Работая главным редактором «Футбол-Хоккея», Лев Иванович категорически запретил подчиненным употребление едва ли не полусотни штампов, без которых тогдашняя спортивная журналистика, казалось, была невозможна.
С тех пор, как у меня в руках оказался этот список, под пыткой не напишу таких словосочетаний, как «выверенная передача», «словно слаломист», «легкая добыча вратаря», «в рекомендациях не нуждается», «сплав молодости и опыта».
Это было бы предательством уроков Филатова, у которых нет срока давности. Благодаря чему я первым делом и рекомендую его книги своим студентам. А они потом обязательно говорят за это «спасибо».
Это вам спасибо, Лев Иванович.
