9 февраля 2020, 13:30
Полузащитник «Рубина» Солтмурад Бакаев в интервью «СЭ» вспомнил детство в Ингушетии.
— В семь лет отец отдал меня в школу, чтобы я изучил арабский язык, обучался основам религии, — сказал Бакаев. — Когда мне было восемь, в какой-то дождливый день он подошел и спросил: «Может, тебя тоже футболистом сделать?» Я на него посмотрел, сказал, что подумаю, и убежал. И через какое-то время мы с ним уже оказались на самодельном поле. Том самом, знаменитом с кочками, о котором уже рассказывал Зелимхан. Отец расставил фишки, я должен был змейкой их обводить.
Год занимался с отцом, потом мы полетели в Москву. А это поле в какой-то момент испортили, ворота убрали — там были бревна свалены. Я взял лопату, пошел, вырыл по две ямы с двух сторон, сам поставил бревна на ворота. И еще был момент, что-то в голове переклинило, подошел к отцу и говорю, что хочу стать вратарем. Он меня с криком выгнал из комнаты. Что мне тогда в голову пришло, не знаю. Хорошо, что голкипером не стал.
— Обстрелы и военные действия не помните?
— Помню историю, когда мне было пять-шесть лет. В ту ночь почему-то оказался в комнате дедушки. Просыпаюсь, горит свет. Захожу на кухню, а меня забирает дядя и относит к родителям. Пока шел, слышал выстрелы, как пули летят. Но не понимал тогда, был маленький, страха никакого не чувствовал. В комнате — младший спит, старший — тем более. И я тоже заснул. Уже потом, когда подрос, осознал весь этот ужас. Тогда в Ингушетии происходили страшные вещи.
Помню, даже такие были моменты. Мы с друзьями играли на самодельном поле. Бывало, мог какой-то мужик с пистолетом пробежать по дороге, а за ним — полицейские. А мы смотрим — смеемся. Вообще не понимаем, что происходит. (Артем Агапов)
Первое интервью полузащитника «Рубина» Солтмурада Бакаева — здесь