"Мерседес" Бескова, галстук Голодца и губа судьи Чеботарева. Голышак – о старом стадионе "Динамо"
Чемпионат России. 19-й тур. 10 марта "Динамо" – "Спартак". 19.00 (мск)
Я до сих пор проезжаю мимо Петровского парка – и удивляюсь новому силуэту. На том месте, где были очертания такие знакомые. Все это мне как-то странно. Конечно, мы освоимся, примем новую арену.
Но, простите, чуть позже. Дайте сжиться.
**
Слишком много заложено в памяти – и обостряется при виде новой арены. Она только начала строиться – я приезжал смотреть на котлован. Не очень-то и движется, казалось, стройка.
В тот день я объезжал строящиеся московские стадионы – там было как-то повеселее. Что на ЦСКА, что на "Спартаке". Так оно и вышло – те два давным-давно построены, уж скоро время ремонтировать. А на новом "Динамо" еще не сыграли.
Ах, Петровский парк, сколько ж с тобой связано! Начинаешь вспоминать – и оторопь берет: неужели это тоже было на "Динамо"?! Точно, на нем…
**
Я его любил. Лишь раз встретил человека, который стадион "Динамо" не переносил. Странно, но говорил это бывший футболист, носивший майку с буквой "Д".
Анатолий Байдачный предлагал снести это "уродливое строение", когда ни у кого другого и мысли об этом не закрадывалось. В конце 90-х.
– Он страшный, портит Москву! Уродливое строение! – убеждал меня Анатолий Николаевич. – Проезжать рядом противно…
Возможно, это было что-то личное. Про город Ростов, в котором только-только закончил работать, Байдачный отзывался приблизительно в тех же тонах: "Противно заезжать. Лучше по кольцевой обойти".
Может, он в самом деле был страшненьким, этот стадион "Динамо". А Эйфелева башня – она что, хороша? Или "Непштадион" в Будапеште, где играли величайшие люди, а Фредди Меркьюри дал едва ли не лучший свой концерт? Если не знать – ужас, серятина.
Но если знать – совсем другое дело…
**
Динамовские фанаты ждали новый стадион, сердца переполнялись счастьем. Тоже ностальгировали – но по-своему, не как я. Вот приятель Михаил Соколов, автор гимна всего общества "Динамо":
– Сложно описать эмоции, просто переполняют! Жаль, мой героический дед, защитник Сталинграда, не увидит открытие, не дожил. Это он меня когда-то знакомил со Львом Яшиным. Что ж, посмотрят с небес на открытие – и дед, и Черный Паук. Я помню, будто вчера было, как закрывался старый стадион "Динамо", "двоечку" от Александра Кержакова, лютый мороз. Продрогли все мы, фанаты, страшно…
Они, фанаты, хранят пластиковые кресла со старого стадиона. Автор гимна, не сомневаюсь, тоже. Может, даже два – за себя и за деда.
**
Пересмотрите старенький фильм Габриловича "Футбол нашего детства". Это лучшее кино о футболе, даже не спорьте. Еще бодры были великие старики из послевоенного "Динамо" и ЦДКА. Пусть не все, но живы.
Для финальной сцены собрали их на "Динамо" по обе стороны центрального круга – и диктор объявлял: "Команда "Динамо". Футболки цвета "электрик", трусы темно-голубые. Старший тренер Михаил Якушин, капитан команды Леонид Соловьев…"
Живы и тренер, и капитан. Вот они, стоят рядышком.
"Василий Трофимов!"
Василий Дмитриевич по прозвищу Чепец – удивительный крепыш. Почти без седины. Еще заводит по утрам свой "Москвич", как рассказывал мне. Едет куда-то от дома на Смоленской площади.
"Василий Карцев".
Жив Карцев, стоит рядом с Бесковым. Приехал из своей Рязани. Крепок, задорен, с блеском в глазах. Не станет Василия Михайловича через три года после съемок.
А ЦДКА?
"Юрий Нырков, номер два…"
Юрий Нырков в строю. Генеральская форма. Мы гуляли с ним по Москве, заглядывали во дворец ЦСКА. Разливали теплую водку в пластмассовые стаканчики. "Ты, корреспондент, лапшичкой закусывай, лапшичкой…" – наставлял лучший из генералов. Лапшичку пододвигал Виктор Жлуктов, другой легендарный армеец.
"Виктор Чистохвалов…"
На месте Чистохвалова пробел. Пустота. Как нет Кочеткова, Боброва, Федотова, Демина. Зато Николаев, Водягин и Анатолий Башашкин еще живы. "Башашкиным будешь?" – спрашивали в 50-е у бакалеи. Тот играл под третьим номером.
Стадион "Динамо" помнил их играющими. Помнил и эту съемку.
**
Помнил, как для другого фильма Лев Яшин на костылях брел через все поле – и вставал в ворота. Даже так, тяжело опираясь, дотягивался до перекладины пальцами.
А по дорожкам вокруг поля бежала молодежь. Урок легкой атлетики, какие-то девчата. На Льва Ивановича – ноль внимания. А прошло всего-то лет пятнадцать после прощального матча.
Я смотрел и вспоминал, как на этом самом стадионе окружила толпа Эдуарда Стрельцова, тянули открытки, тетрадки, карандаши. А рядом точно такая же кучка людей взяла в окружение Валентина Иванова. Стрельцов, вымазав пальцы чьей-то ручкой, воскликнул: "Да хватит уже!"
– Подписывай-подписывай, – раздался насмешливый голос Иванова. – Играть закончишь – никто и не попросит…
Кто-от из великих мне об этом рассказывал. А я представлял так выпукло, будто видел сам.
**
Пройдут годы – я буду вспоминать, как через Петровский парк шел на панихиду по Льву Яшину. Того здания, наверное, тоже нет. Ломать так ломать.
У яшинского гроба стоял белый-белый лицом человек – не сразу и угадать в нем было Эдуарда Стрельцова. Тогда он произнесет: "Я следующий" – так оно и случится.
Буду вспоминать, как ходил на интервью к работающему на какой-то щадящей должности Гавриилу Качалину. У того был крохотный-крохотный кабинетик на двоих с Юрием Кузнецовым. Первый этаж, щербатый стол, нелепый арифмометр.
Помню негромкий голос. Все это казалось в порядке вещей, обыденным – величайший тренер сидит и полтора часа о чем-то мне толкует. Да и понимал ли я, что вот этот пригожий дедушка – величайший?
Потом звонил доложиться, что заметка вышла.
– Гава! – звали его к телефону…
**
Около "Динамо" было два кафе – в одном частенько встречались с Владимиром Кесаревым. Помню его кепочку, подтяжки и советы – жениться на молоденьких. Сам Владимир Петрович поступал именно так.
– Вот что такое "Динамо"? – спросил меня.
– Что? – притворяюсь ошарашенным.
– С месяц как угнали у меня "УАЗ-Патриот", прямо от дома увели, – с необъяснимым наслаждением говорил Кесарев. – Так "Динамо" узнало – сразу помогли мне купить вот этот.
Указал на серебристый автомобиль – то ли корейский, то ли китайский. Такой же здоровый, как и прежний "УАЗ". Общество "Динамо" даже модный номер повесило – но этого ветеран, кажется, даже не заметил.
– Вот что такое "Динамо"! – с торжеством заключал Кесарев.
**
В кафе поодаль, рядом с легендарной "брехаловкой", сидели мы с другим динамовцем, Игорем Добровольским. Тот ненадолго заглянул в Москву из Испании. Застал Игоря в теплой компании – и немедленно стал ее частью.
– А меня тут не пустили на стадион "Динамо", – усмехнулся Добровольский. – Послали за билетом. Так мужики возмутились, заставили пропустить…
– А так – пошли бы за билетом? – уточнил я.
– Да никогда в жизни, – фыркнул Добровольский.
Отошел к стойке – а я, улучив момент, наклонился к дядечке со знакомой физиономией. Тоже из-за нашего столика.
– Вы – отец?
– Я – Минаев! – воскликнул тот сердито.
Стыдно, как стыдно. Впрочем, если уж Яшина не узнавали – простите меня за Минаева. Годы спустя и он стал героем "Разговора по пятницам". Рассказал про большую любовь с Натальей Гундаревой. Ну и про "Динамо", разумеется.
**
А вот под этим окошком Северной трибуны парковал свой зеленый "Мерседес" Константин Иванович Бесков. Футболисты сбегались смотреть, что будет дальше – хотя сценарий был известен.
Бесков, чуть склонив голову в кепочке, зачем-то обходил автомобиль по кругу. Не спеша отвинчивал с капоте мерседесовский значок, клал в карман.
Футболисты хохотали. Хоть сами еще ездили на "девятках" – как Кобелев и Тишков…
От этих стен меня возил в гости на "шестерке" с трещиной во все лобовое стекло Адамас Голодец. Ненадолго ставивший главным тренером. Кормил диетическим супчиком. Кто-то из корреспондентов долго формулировал вопрос – а когда справился, обнаружил, что Адамас Соломонович не дождался. Задремал, подпирая подбородком грудь.
Мои вопросы сон Голодца разгоняли. Помню, спрашивал, почему главный тренер "Динамо" ходит на пресс-конференции в милицейском галстуке на резиночках.
Адамас Соломонович задохнулся от возмущения. Даже привстал:
– Да, я подполковник! Тебя на улице обидят – куда побежишь? В милицию!
**
Вот здесь, у той же Северной трибуны, был дивный ресторан, которым командовал Крамаренко-старший. Бывший вратарь "Нефтчи". А его сын выдавал фантастические матчи в воротах "Динамо". Но толком не раскрылся, жаль.
Вот здесь я сидел часами в кабинете у Николая Толстых. Как-то мы сдружились в ту пору. Помню гору бумаг на столе – из которых Николай Александрович ловко вытягивал нужную. Показывал издалека, тыкал пальцем в лиловые печати, грозя карами врагам футбола. У стены чуть шевелилось от сквозняка циклопических размеров динамовское знамя. Где оно сейчас – в квартире у Николая Александровича? В музее спорта?
Спуститься чуть ниже – и будет раздевалка, в которую водил Николай Александрович арбитра Чеботарева "смотреть в глаза ребятам". Вернулся Чеботарев окровавленным. Прошел мимо толпы корреспондентов, трогая окровавленную губу. Дольче вита, губа разбита.
Корреспондентов в ту пору еще пускали к дверям раздевалки. Подслушивать, посматривать – милое дело. Кого-то даже водили в раздевалку и позволяли смотреть в камеру видеооператора. Как юного Рабинера, это я запомнил на всю жизнь. Потому что был таким же юным, но завистливым. Меня в ту раздевалку не позвали, я вытягивал шею издалека.
Кажется, после эпизода с побитым судьей к раздевалке пускать репортеров перестали. Но поздно – наутро написали все-все-все…
А в узеньком коридорчике с того момента стоял человек с металлическими зубами. Отсекая лишних.
**
Какие были личности! Арбитра Чеботарева оскорбляли действием не только в Москве. Кажется, в Махачкале, еще где-то. Корреспондент из старой гвардии написал о том излишне едко. Время спустя явился в Российский футбольный союз получать поощрительную вазу. За верность профессии. Вышел, несет двумя руками – а навстречу Чеботарев в замшевых ботинках. Встреча неизбежна.
Корреспондент развернулся – и в обратную сторону. Чеботарев за ним – и натруженной футбольной ногой дает пинка. Ветеран журналистики, по-собачьи вжимая задницу, но не выпуская приз, бежал по коридору.
Чеботарев не отставал. Настигнув, добавлял скорости пинком. Снова, снова. Коридоры на Лужнецкой длиннющие, да и система круговая. Ускоряться можно до бесконечности. Раз за разом побеждала молодость.
– Не могу ж я вазу бросить, – пожимал плечами корреспондент. – Так и бегали.
**
У стен стадиона "Динамо" сидели мы в 41-м "Москвиче" со стареньким тренером Гиви Ахвледиани. Самым легендарным человеком мирового женского волейбола. Помнил все – я слушал, разинув рот. Вот бабоньки играли-то, оказывается.
В свои 85 Ахвледиани разгонял "Москвич" до скоростей, не предусмотренных конструкцией. Ровней ему в этом смысле был разве что Михаил Якушин. Который чуть ли не до последнего дня летал на 21-й "Волге" с оленем. Если у "Динамо" скрип тормозов, полицейский разворот и тянет резиной от шин – это Михаил Иосифович!
**
Про этот стадион рассказывал мне Евгений Евтушенко: "Совсем недавно написал, кажется, одно из лучших своих стихотворений. Всю жизнь носил глубоко внутри воспоминания о матче СССР – ФРГ 55-го года. За год до этого Германия стала, ошеломив всех, чемпионом мира. За нее играл потрясающий Фриц Вальтер, побывавший военнопленным. Прошло десять лет после войны – но физические и нравственные раны зажили не все. В Москве было очень много инвалидов. Сами мастерили деревянные платформы на подшипниках, катались на них. Их куда-то ссылали, чтоб не портили пейзаж – этим людям приходилось прятаться. Но когда приехали немцы, люди-обрубки словно вышли из-под земли!
– Возле стадиона "Динамо"?
– Да! Билетов было не достать – я, например, двое суток стоял у касс. Видел, как со всех сторон к стадиону катились инвалиды на своих грохочущих подшипниковых тарантасах. Билетов не было – так люди их поднимали на руки и переносили через турникеты. Их ставили на гаревые дорожки, они окаймляли все поле. Каждый раз, когда мяч выбивали в аут, футболисты могли их видеть. И это действовало страшным, магическим образом.
– Потрясающе.
– Они все время смотрели в лицо этим очеловеченным последствиям войны. Матч был очень интересный в смысле борьбы – но проходил в идеальной атмосфере товарищества и вежливости. Когда на 17-й минуте Коля Паршин забил первый мяч и упал, Фриц Вальтер сам поднял его. Пожал руку, взял мяч – и они вместе, в обнимку пошли к центру поля. Сейчас невозможно представить!
– Это точно.
– А многие из инвалидов приходили с фанерками, на которых было написано "бейте фрицев". Так они стали их срывать. Когда матч закончился, вся гаревая дорожка была усыпана этими картонками. Мы увидели чудо человеческого взаимопонимания – после стольких страданий и крови! Все были потрясены!"
