Андрей Талалаев: «Мой принцип — не ври и не предавай. После Грозного добавлю: будь сдержаннее»
Андрей Талалаев — воспитанник московского клуба, отыгравший в его составе пять лет с 1991 по 1995 годы, прошедший с ним в Кубке УЕФА-1992/93 «Манчестер Юнайтед» и забивший мадридскому «Реалу», а также выиграл первый Кубок России-1992/93.
5 октября экс-главному тренеру «Ахмата» исполнилось 50. Накануне юбилея яркий специалист дал большое интервью для программы «На троих с Рабинером», в котором более двух часов делился с нашим обозревателем Игорем Рабинером и его коллегой Станиславом Жатиковым давними и свежими историями из своей жизни. Сегодня «СЭ» публикует текстовую версию разговора.
Лично видел, как Смолов в юношеской сборной читал Шекспира на английском
— В дни юбилея всегда оглядываешься на пройденное, думаешь, правильным ли путем шел, чем из достигнутого доволен, чем — нет. Что вы в своей судьбе к 50 годам сделали правильно, а что исправили бы, появись такая возможность?
— Назову себя оптимистическим реалистом и не склонен к рассуждениям, что надо было сделать иначе. При этом анализирую свои ошибки и могу конкретно сказать, чего не хватает. На сегодня — однозначно трофеев. К 50 годам тренеру выиграть нужно больше, чем у меня есть. Как футболист, считаю, зацепил достаточно много. Что касается формирования личности, если в современной медийной среде эмоциональность и вспыльчивость абсолютно не вредят, то в тренерстве они мешают. С этим борюсь всю жизнь.
Тут сделаю небольшое отступление. Считаю, сейчас идет усреднение везде — и в нашем футболе, уровень которого в РПЛ стал заметно ниже, чем лет семь назад, и в спортивной журналистике. Когда я начинал играть, о спорте в основном писали люди, которым был интересен процесс. Они и вопросы задавали глубокие, тонкие, психологические, подмечали любопытные детали.
Сейчас такие, конечно, тоже есть, но большинство — другое. Недавно раскрылся в одной из передач — рассказал, что занимаюсь саморазвитием, хожу на различные курсы. Начал перечислять. Все вычленили самое хайповое — по управлению гневом, которые я назвал последними. И пять изданий вывесили в новости именно это! Им неинтересно, что там были манипуляции, противостояние манипуляциям, управление коллективом. Им интересно только то, что попало бы в заголовок. Буквально неделю назад Сергей Рыжиков, член нашего тренерского штаба в «Ахмате», возглавил «Спартак» из Тамбова. Так я своими глазами видел заголовок: «Рыжиков возглавил «Спартак»! К сожалению, в этом суть сегодняшней журналистики.
Но, когда знаю людей и их профессионализм много лет, с удовольствием даю интервью и иногда делюсь даже вещами, которыми не принято в современном российском футболе делиться. И все же думаю, что это делает футбол интереснее.
А оглядываться назад и рефлексировать — зачем? Лучше смотреть вперед. Надеюсь, там мне еще многое предстоит. Рад, что занимаюсь любимым делом, которое уникально тем, что результат работы в нем можно увидеть молниеносно — если ты умеешь захватить игроков своими идеями. И изменить их, видя, что прежние не работают.
— Кстати, а каким манипуляциям вас на курсах учили противостоять?
— Самое примитивное: как только ты слышишь определенные слова-триггеры, то начинаешь понимать, что люди пытаются тебя загнать в нужные им рамки, направление. Допустим, ты это понимаешь, когда слышишь от собеседника — «безусловно», «неоспоримо». Футбол — самый демократичный вид спорта, и главное, что в нем есть, — успех и неудача в нем могут прийти абсолютно к любому. В нем не бывает постулатов, догм, рамок, которые должны начинаться с этих слов. И как только ты слышишь их от журналиста, управленца, футболиста — становится ясно, что он хочет привести тебя к какой-то идее. Слушаешь дальше и анализируешь ситуацию со своей стороны — четко понимая, чего от тебя хочет собеседник.
— С трудом представляю себе футболиста, который говорит слово «неоспоримо».
— Зря. На протяжении всей жизни говорю, что мы недооцениваем интеллект и различные способности игроков. Сказка о том, что «было у отца три сына: два умных, а третий — футболист», давно ушла в прошлое. Говорил об этом еще по тем временам, когда играл сам. У нас в «Торпедо» были люди, которые в совершенстве говорили на французском, — речь о тренере Владимире Белоусове. Из моего поколения Алексей Щиголев хорошо знает иврит.
Когда у меня была юношеская сборная 1990 года рождения с Дзагоевым, Смоловым, Шатовым, Гатаговым и другими, там были ребята, которые читали иностранную литературу в первоисточнике. Лично видел, как Федя Смолов читал Шекспира на английском! Так же и сейчас, в моей недавней команде. Антон Швец читает книги по психологии, которые под силу только продвинутым людям в этой области. Даже акмеологию уже начинает изучать. Что это, если не саморазвитие? Саша Трошечкин может побеседовать с вами на любую тему вплоть до живописи и фольклора определенных регионов. Так что не надо недооценивать уровень развития современных футболистов. Не говорю, что всех, но большинство.
Если брать молодых чеченских игроков, то два года назад Лечи Садулаев не так реагировал на наши замечания и те управленческие методы, которые мы использовали. Но я провел в Чечне два года и четыре месяца — и за это время футболист сделал значительный шаг вперед. Ислам Альсултанов — очень развитый парень, по-английски говорит на уровне выше среднего...
Мы отдали команду-конфетку. И в хорошие руки
— Насколько кайфово наблюдать за развитием игрока под вашим управлением? Возьмем пример того же Садулаева, который теперь тайм чуть ли не в одиночку рвет «Зенит».
— Это вообще самое приятное в тренерской профессии — смотреть за прогрессом футболистов. Особенно молодых. До моего прихода Лечи работал с четырьмя тренерами. Достучаться до него было очень сложно. Сказывались особенности специфического воспитания футболистов в Чечне. Он брал мяч, никому не отдавал, а без мяча вообще не хотел играть. Постепенно Садулаев превращается в очень нестандартного игрока — при этом становится все более командным. Взять хотя бы его последний голевой пас на Конате в кубковом матче с не проигрывавшим до того в сезоне «Ростовом» — на максимальной скорости, внешней стороной стопы.
Развитие, эволюция — это одна из главных вещей для любого тренера. Это касается и собственных взглядов на футбол, и, конечно, игроков. Жаль, конечно, что на какой-то период «Ахмат» остался без мозга на поле — когда ушли Уткин, Коновалов, а «Динамо» очень долго не отдавало Карапузова. Но на сегодня, в момент расставания нашего тренерского штаба с «Ахматом», там оказались собраны четыре игрока, которые по своим возможностям, данным, перспективам находятся сразу вслед за теми громкими фамилиями — Захаряном, Сперцяном, Игнатовым, Литвиновым. Мы всех этих нестандартных молодых футболистов знаем.
Но и у Садулаева, Олейникова, Карапузова и Фольмера благодаря их нестандартности не видно границ. Сегодня они не представляют собой такой ценности, как тот же Захарян, за которым уже сейчас гоняется «Челси». Но нам в «Ахмате» с генеральным и спортивным директорами удалось собрать этих ребят, которых назову второй волной. Они еще не такие дорогие, но если заиграют на том уровне, который дан им природой, тренерами, с ними работавшими, нашим пониманием (мы же собирали игроков под определенную концепцию), то в самом ближайшем будущем у нас появится группа футболистов, которая будет выделяться на общем фоне.
У меня во всех командах на протяжении тренерской карьеры была ставка на нестандартность в атаке. Если добавить к ним Агаларова и того же молодого Конате (ведь ему всего 24 года), то, на мой взгляд, перспективы у «Ахмата» отличные. Главное — еще удержать этих футболистов. Клубы с не запредельными возможностями, как наши топы, не могут позволить себе привязать игрока — вписать ему, например, в контракт пункт о многомиллионном выкупе. Чтобы не получилось как с тем же Уткиным, когда мы сами развиваем игроков, но для другого клуба.
Те же Карапузов и Фольмер — в аренде. На мой взгляд, когда у футболиста действующий контракт с клубом, он вкладывает больше стараний и стремлений для достижения результата именно в нем. Арендные футболисты — это не только моя мысль, я постоянно беседую с тренерами и слышу то же самое — все-таки оставляют за собой другой вариант: «Не получилось здесь — получится там».
— Сергей Ташуев, приняв «Ахмат» после вас, сказал, что он хорошо подготовлен. Далеко не всегда доводится читать похвалы в адрес предшественника — чаще бывает наоборот.
— Я и сам всегда стараюсь поговорить с предшественником, хотя не каждый раз получается. А с Сергеем мы на протяжении этих двух с половиной лет находились в контакте, несколько раз встречались, общались, играли командами (в последние годы Ташуев возглавлял «Чайку» и белорусский «Шахтер» из Солигорска. — Прим. И.Р.).
Мне кажется, наш тренерский штаб вообще может быть горд за «Ахмат». Мы оставили команду в верхней восьмерке таблицы РПЛ, с поставленной игрой, с одним из самых агрессивных футболов в стране. По функциональным качествам мы по всем метрикам в первой пятерке, несмотря на то, что комплектовались футболистами, соответствующими нашим возможностям, а не покупали многомиллионных готовых талантливых игроков, как тот же «Локомотив». Мы обычно берем сырые таланты и постепенно развиваем их способности. Особенно это касается «физики». Особая роль — у опытных ребят. Тот же Ризван Уциев у нас управлял всеми молодыми чеченскими ребятами, да и другой молодежью, и помогал тренерскому штабу двигаться вперед.
Словом, мы отдали команду-конфетку с поставленным футболом. И уверен, что в хорошие руки. Ташуев — сильный специалист. У него очень своеобразный взгляд на футбол. Могу даже сказать, что лет 12-15 назад очень многое почерпнул у Сергея в общении и не стеснялся задавать ему вопросы, которые меня интересовали.
— Как относился, допустим, амбициозный и явно непростой Бериша к необходимости выходить на замену? Вы не раз выпускали его со скамейки — и он выходил заведенным и делал результат. Но насколько сложно тренеру объяснить ему, почему он должен начинать игру как запасной?
— С Беришей, кстати, намного проще, чем со многими другими. Несмотря на то, что он честолюбивый и амбициозный, этот человек сердцем всегда за команду. Один из тех горячих, духовитых мужчин, которые готовы сделать что угодно и даже стерпеть какую-то личную обиду ради победы. А для него любая замена, любой невыход в стартовом составе — это обида, и он воспринимает это очень лично. Но для команды он готов на все это пойти.
В прошлом сезоне он пропустил больше полугода из-за травмы плеча. И нам его очень не хватало для формирования духа, потому что для команды он сделает абсолютно все. Были моменты, где ни мне, ни ему не нужно было проявлять эмоциональность. И мы договорились об этом, за что я ему очень благодарен. Чем больше таких игроков, как Бериша, тем интереснее наш футбол. Потому что он готов умереть на поле для «Ахмата» и для победы, каким бы счет ни был.
Смотришь на Уткина за шахматной доской — и понимаешь, почему он такой нестандартный в футболе
— Приятно ли наблюдать, как Даниил Уткин — теперь уже, правда, в «Ростове» — превращается в одного из сильнейших футболистов в стране? И, по-вашему, какая роль в его развитии принадлежит вам?
— Считаю, что Утя — очень тонкий футболист, уже в прошлом году, играя за «Ахмат», заслуживал приглашения в сборную. Конечно, мне приятно смотреть за его прогрессом. Но считаю, что большая заслуга принадлежит тренерам, которые его нашли и воспитали в «Краснодаре», и ему самому. Этот человек делает себя сам.
— Сложно ли с ним работать и поддерживаете ли контакт — поздравили, например, с победным голом в Киргизии?
— Контакт поддерживаю, но с победным мячом не поздравил. Конечно, первый матч и первый гол за сборную — не рядовые события. Но я сторонник того, что если человек ставит перед собой очень высокие цели, то и пошаговые задачи тоже должны быть высокими. И их достижение — само собой разумеющимся.
А работать с Уткиным было очень легко. На него похож в плане ментальности Ваня Олейников, который сейчас в «Ахмате» очень прогрессирует. Мы нашли его во второй лиге, а следили еще с ЦСКА, когда он играл крайнего защитника. Ваньке немножко не хватает эгоизма и наглости — и в жизни, и на поле. Если такие нестандартные футболисты, как Садулаев, Олейников, Уткин, Коновалов, Мелкадзе, будут находить баланс в понимании себя в футболе и футбола вокруг себя, то думаю, что они достигнут успеха в максимально короткие сроки. Им генетически многое дано и тренерами многое заложено. Поэтому и спрашиваться с них должно много. Всегда говорю им: если я тебя чаще дергаю на тренировках, в жизни чаще провожу беседы, на собраниях чаще тебя «клюю» — значит, тебе больше дано, и поэтому с тебя выше спрос.
Кстати, глядя на отличную игру краснодарской связки Уткин — Комличенко в «Ростове», вспоминаю, что мы тоже рассматривали Николая как усиление для «Ахмата», когда год назад искали нападающего. Но у всех свои возможности.
— Когда-то Валерий Лобановский писал диплом как инженер, рассчитывая идеальную траекторию своего знаменитого углового удара. Как думаете, Уткину в его штрафных, будь то прямые удары или подачи на Комличенко, помогают уроки шахмат в академии «Краснодара»? Это развило в том числе и его футбольный интеллект?
— Вижу тут взаимосвязь. Потому что сам был свидетелем нескольких шахматных партий Уткина. Он играл с пресс-атташе «Ахмата» Казбеком Хаджиевым, который, по-моему, когда-то занял второе место на турнире контингента советских войск в Германии. То есть у него точно уровень первого разряда, а может, и КМС.
Смотрел две их партии с вниманием. Сам я плохо играю в шахматы, но когда видел ряд ходов Уткина — для меня это было лишним подтверждением, что он очень нестандартный парень. Половину его идей я не заметил, они были выше моего понимания. И так же на поле. У меня всегда в командах есть игроки — и хочу их видеть, — которым не надо подсказывать ходы на поле. Они мыслят и делают их быстрее, чем мы со скамейки или с трибуны их понимаем. Может, есть великие тренеры, которые все видят и предвосхищают. Я к их числу не отношусь, и Уткин меня нередко удивляет.
— После матча Хорватия — Россия Валерий Карпин в «Коммент.шоу» усомнился, что останется работать до стыковых матчей, поскольку команда в Сплите играла совсем не в то, о чем договаривались. Понимаете ли вы как тренер Карпина, сталкивались ли сами с такими ситуациями и как них реагировали?
— Да, мне эти чувства понятны. Когда ты понимаешь, что коллектив не был управляем, а играл во что-то свое, о чем вы не договаривались, — это очень разочаровывает. Тем более что перед этим Валерий Георгиевич и команда сделали очень многое, чтобы на чемпионате мира оказаться.
Вообще его уважаю, потому что уважаю смелых и решительных тренеров. То, что он пошел в тот сложный момент работать со сборной, то, как ее стилистически изменил... Да, проиграл тот матч. Да, все имеют в голове какие-то свои сценарии, как можно было в Сплите достичь результата, и я в том числе. Но всю ситуацию изнутри знает только главный тренер сборной.
У меня, как и у Карпина, и у любого, тоже были очень глубокие разочарования. После поражения 5:6 от Исландии в юношеской сборной, когда по ходу матча мы проигрывали 0:6, у меня было желание закончить тренировать вообще. Но два опытнейших тренера юношеских и молодежных сборных, Борис Игнатьев и Сергей Мосягин, очень многое мне рассказали и объяснили. Ключевыми были моменты, касающиеся управляемости.
Речь шла о том, что вести 3:0 и проиграть 3:4 — тяжелее, чем когда ты крупно проигрываешь и по ходу матча почти делаешь камбэк. Игнатьев с Мосягиным сказали, что это лишний раз подчеркивает веру в тебя футболистов, управляемость команды и правильность идей. При этом надо анализировать, почему вы так вышли на игру и произошел такой провал.
Во многом благодаря этим урокам сегодняшний «Ахмат» не разваливался. Единственный случай — однажды проиграли 0:4 «Зениту» в Санкт-Петербурге, и то первый тайм закончили 0:0, и это был один из лучших наших таймов в сезоне. «Зенит» не создал моментов, и по ударам мы питерцев, кажется, даже превзошли. Но потом — сумасшедший гол Караваева, три-четыре замены, и мы пропускаем еще три. Наверное, эти вехи, которые ты проходишь в карьере, даже отрицательные, нужно обязательно прожить. Как говорил Бисмарк, на чужих ошибках можно учиться, но ты не сможешь по-настоящему этот опыт прочувствовать.
Самостоятельный опыт работы главным тренером бесценен. Поэтому и говорю своим помощникам, получающим предложения стать главными: «Идите!» Это не игра в приставки и в «Футбольный менеджер». А настоящий главный тренер — это когда к тебе приходит футболист и говорит: «Мне зарплату не платили четыре месяца, у меня при двух старших детях на днях должна рожать жена, мы завтра вылетаем на выезд. Если я завтра улечу и не заплачу, придет владелец съемной квартиры и выселит жену. Когда мы вернемся, не факт, что они не будут ночевать в моей разбитой «девятке». Вот если ты эти моменты не проживал, не принимал решение...
А ты — ответственный за результат. Ты должен быть не только тренером, но и человеком, и педагогом, и товарищем, а может быть, и кредитором. Не обязательно финансовым — прежде всего душевным и умственным.
— И вы в таких ситуациях давали в долг игрокам?
— Давал. Но подробности рассказывать не буду — это неправильно. Возвращаясь же к вашему вопросу о Хорватии, России и тренерских переживаниях — такие матчи встречаются у каждого, в таком состоянии командой тоже нужно управлять, и «Ахмат» научил меня этому еще больше.
Были периоды, когда у нас не было побед семь матчей подряд. И все равно мы продолжали настаивать на том футболе, в который играем. Не упростили игру, не перестроились на примитив, чтобы просто цепляться за очки. И они пришли через игру. Вот это считаю наибольшим достижением и для футболистов, и для тренерского штаба, и для управленцев. Потому что без поддержки руководителей клуба это было бы невозможно. За это очень благодарен всем, кто был рядом и добился этого. Особенно игрокам и зрителям.
Селюк для Конате как отец
— Когда исход вашего последнего матча в «Ахмате», с «Нижним Новгородом», предопределяют два поскальзывания ваших игроков, Агаларова при пенальти и Шелии за пределами штрафной, — что это? Злой рок или неправильно подобранные шипы?
— Бутсы у них обоих были шестишиповые, так что дело было не в них. Это плохое качество поля. Успех в футболе зависит от очень многих вещей. Рыжиков любит повторять слова Курбана Бердыева, что мелочей в футболе не бывает. Подтверждаю, что это так.
А о матче с «Нижним Новгородом» скажу, что в первом тайме у нашей команды было абсолютное преимущество. В створ наших ворот, кроме гола, когда поскользнулся Шелия, не пробили ни разу. Забил или не забил Агаларов с пенальти — другой вопрос, а меня больше волнует то, что каждый футболист должен прикладывать максимум усилий для того, чтобы отвоевывать себе время в основном составе.
Георгий Шелия — образец. У нас с ним непростые отношения были и остаются, но я уважаю его. Это очень серьезный мужчина, который сделал и сделает все, чтобы реализовать себя в футболе полностью. У некоторых молодых игроков еще нет понимания, что надо сделать, чтобы достичь этого максимума. Именно для этого нужен тренерский штаб, которые направляет и подсказывает. Не всегда эти действия — плюсовые. Иногда приходится делать негативные вещи, которые непопулярны и не нравятся. Особенно близким футболистов. Пожелаю Гамиду прежде всего удачи и работоспособности, побольше слушать тренеров и реализовывать то, что в нем заложено. Безусловно, он будет забивать, если продолжит работу над собой. А людям, которые вокруг него, желаю поменьше вмешиваться в его жизнь.
— Очень прозрачный намек на интервью отца Агаларова, в которых явно сквозило недовольство недоверием Талалаева к его сыну.
— Это ваши мысли.
— Хорошо, речь о другом. В хоккее есть аналогия: 20 с лишним лет назад интервью «СЭ» постоянно давал отец великого хоккеиста Сергея Федорова Виктор, который из матча в матч жаловался на недостаточное игровое время сына. Много лет спустя Скотти Боумэн говорил мне, что такая точка зрения родного человека так или иначе влияла на Федорова.
— Об этом и говорю. Часто беседую с родителями, иногда — с женами, когда чувствую, что нашего тренерского воздействия не хватает. И иногда это общение играет положительную роль. Неужели вы думаете, что наш тренерский штаб предоставит больше игрового времени игроку, если папа, мама, бабушка, дедушка даст интервью? Думаю, скорее здесь будет обратная реакция.
Научить себя не ставить игрока после каких-то высказываний и заявлений... В некоторых командах на тренеров пишут даже письма руководителям — мол, обижает. Остаться толерантным, чтобы это не имело негативного воздействия на взаимоотношения внутри, — вот что самое сложное. Большинство курсов, на которые хожу для саморазвития, как раз управленческие. Именно там даются различные инструментарии, как этого избежать и как все направить в правильное русло.
То, что говорю о Гамиде, могу сказать и о Карапузове. У Влада агент — Роман Орещук, один из очень редких, кто знает футбол изнутри. Есть еще один агент многих футболистов, который даже играл под моим руководством в юношеской сборной. Могу обратиться за помощью к ним. Когда мне нужно, воздействую на игрока не только через личные беседы, штрафы, прессу (это тоже используется), другие управленческие методы. Порой что-то вложить ему в голову через агента, которому он доверяет, — этот способ срабатывает даже лучше.
Допустим, если Дмитрий Селюк поругает Конате — это будет очень эффективно, поверьте. Потому что игрок к нему относится как к отцу. Такая критика будет для него максимальной степенью неудачи, и он приложит максимум усилий, чтобы в кратчайшие сроки что-то изменить. Но опять же — это должны быть разумные люди, которые приносят пользу. Потому что иногда это взаимодействие расценивают как слабость.
— А Селюк — разумный человек? Он вас слышит?
— Это мудрый, взрослый человек, он видит, слышит и понимает вещи лучше нас с вами.
— Даже так? То есть медийный, сверхэпатажный образ Селюка и он же в работе — это разные люди?
— В наших взаимоотношениях — точно. И у меня, и у спортивного директора «Ахмата» Руслана Газзаева, и у генерального директора Ахмеда Айдамирова. У нас с Селюком сложились очень четкие и абсолютно профессиональные отношения. Никаких проблем. Дмитрий любит манипулировать, особенно ходами в прессе, но этому можно спокойно противостоять. Не надо реагировать на каждое замечание.
— Возвращаясь к шипам — если их выбор и связанные с ним ошибки влияют на результат, наказываете футболистов?
— Да, штрафовал. Если вижу газон и акцентирую внимание команды на том, что надо выбрать правильные бутсы, а потом игрок выходит на тринадцати и поскальзывается, у меня были потом штрафы по 200-300 долларов. Чего только футболисты не говорили! Техника, поливка поля, травмы...
Всегда же нужно выслушать игрока. Иногда бывает, что он просто не может надеть шестишиповые бутсы. Болезни стопы или пятки очень часто встречаются. Или, например, после мозолей. Шестишиповые бутсы реже используются техничными игроками, и случается, что они просто не могут надеть на воспалившиеся мозоли бутсы, где сильная фиксация пятки. Эти тонкости иногда влияют на результат.
— Вы упомянули Шелию, с которым было связано много драм даже на заключительном отрезке: замена после первого тайма при 0:3 с ЦСКА, отправка в дубль из-за его неадекватной реакции, титул лучшего игрока матча с «Локомотивом», наконец, роковое поскальзывание с «Нижним»...
— Дважды подряд после отправки в дубль он стал лучшим игроком матча! А в последнем матче с «Ростовом», уже без нас, он выручил в двух почти стопроцентных голевых моментах.
— В каких отношениях вы расстались? Он обижен за что-то на вас?
— Это у него надо спрашивать. У меня к нему — абсолютно профессиональное отношение тренера к футболисту. Сегодня у нас взаимоотношений нет, поскольку я не являюсь его тренером. Как говорит один из бывших тренеров нашей сборной, обижаются и мечтают девочки. И, кстати, он говорит очень правильные вещи (явный намек на Станислава Черчесова. — Прим. И.Р.). Желаю Георгию только успехов. Для меня он, повторяю, мужчина с очень серьезным внутренним стержнем. А это как минимум надо уважать.
— Болельщики грозненского клуба тепло попрощались с вами в соцсетях. А у вас есть какой-нибудь сувенир из Чечни, который вам дорог и вы его сохраните?
— Их очень много. Ножи, майки, подписанные игроками, мелкие подарки... А один из игроков с агентом, прощаясь, сделал мне дорогостоящий подарок. Самое главное, что в момент моего отъезда из 27 футболистов 23 подошли и пожали руку. А со многими людьми из персонала «Ахмата» у нас, уверен, сохранится дружба. Два с половиной года — это серьезный срок. Нам было непросто, и при этом все остались мужчинами.
— Чему главному научило вас время в Грозном?
— Быть сдержаннее. И не раскрываться. Когда ты открываешь перед людьми душу и выкладываешь всю правду, это иногда работает против тебя. У меня есть несколько жизненных принципов, которые стараюсь не нарушать. «Не ври и не предавай» — главный из них. Врать нельзя. Но практика показала, что иногда стоит недоговаривать.
Самарские болельщики, получайте удовольствие от футбола Осинькина!
— Как считаете, работа в Грозном подняла вас на новый профессиональный уровень?
— Безусловно.
— Это же слово-триггер!
— Безусловно! Здесь у меня как раз нет сомнений. Сейчас появилось больше свободного времени, общаемся с тренерским штабом, анализируем многие вещи. Поставили себе задачу подвести плановые итоги, но иногда всплывают и спонтанные вещи. Наш тренер по физподготовке Серджио Джованни сейчас делает операцию, чистит ахилл. Не просто так давалась эта работа! У нас за два с половиной года два тренера в «Ахмате» делали операции на мениске — тот же Джованни и тренер-аналитик, который сейчас работает в Катаре. Потому что всегда личным примером показывали, доказывали, участвовали в единоборствах.
Уткин же не просто так стал абсолютно лучшим по подборам. Большинство неискушенных зрителей, фанатов видят только действия с мячом, то есть в случае с Даней — удары и передачи. «Ростов» был нашим соперником по Кубку, и мы постепенно к нему готовились, еще не зная, что уже не сможем на этом матче работать. Всегда анализировали цифры по чемпионату в целом, особенно применительно к нашему предстоящему сопернику. Так вот Уткин к этому времени шел на первом месте в РПЛ по подборам.
О чем это говорит? Человек впитал то, что мы ему давали. Когда он пришел к нам, то очень плохо подбирал мяч и боролся за него. Он хорошо работал с мячом, бил неплохо, отдавал проникающие передачи. Но после «Ахмата» он прибавил именно в тех компонентах, которые мы ему навязывали, заставляли.
Сейчас то же самое происходит с новыми футболистами команды — например, Фольмером из «Ростова». Раз в три-четыре недели я с ним постоянно беседовал о том, что нужно исправлять, чтобы сделать шаг вперед. И кубковый матч с «Ростовом» показал, что это происходит. Кирилл быстро развил атаку, которая привела к голу, постоянно доигрывает в единоборствах. А самое главное, стал делать «закрытый мяч».
Вспомните, как нам забил в первом туре спартаковец Мозес. Чем неприятен этот момент? «Спартак» играл вдесятером, и мы, ведя в счете, не реализовали три стопроцентных момента, чтобы закончить игру. Но самое обидное, что этот мяч был забит в противоречие нашим принципам игры. Наш тренерский штаб принял решение — выпустить Фольмера. И он не побежал, не накрыл, не вступил в борьбу, не оказался перед Мозесом для того, чтобы тот не пробил. Ему нужно было сократить дистанцию до полутора метров, а он делал это не в том темпе, в каком нужно, и был от него в двух с половиной метрах. Из-за этого Мозес попал.
Сейчас с «Ростовом» он опять попал в негативную историю, заработав пенальти. Но он уже был «на игроке», участвовал в борьбе. Да, нарушил правила, но это может случиться с каждым. Но я как тренер вижу четкий прогресс за десять туров. Кирилл начал делать то, что мы навязываем и заставляем, — иногда превозмогая при этом серьезное сопротивление от игроков. Ведь тонкие футболисты не очень любят работать без мяча и бороться. Но это возможно сделать только в клубе, но не в сборной.
— «Ахмат» стал первым клубом в вашей карьере, который дал вам полноценный, а не пожарный шанс. Есть понимание, почему этого момента пришлось ждать до 47 лет?
— Есть. Думаю, не хватало нескольких профессиональных черт. Безусловно, я стремился в премьер-лигу, встречался с руководителями клубов и задавал вопрос, почему они не выбирают меня. С огромным уважением отношусь к людям, которые работают в российском футболе. С некоторыми у меня хорошие отношения, с некоторыми — рабочие, а кое с кем, допустим, с Василием Кикнадзе, не сложилось. Хотя уважаю его профессионализм, но там, где он работал до «Локомотива».
Ответы этих людей дают направление, вектор развития. Один из этих ответов сводился к отсутствию международного опыта. Почему я поехал в Армению, и работа там мне очень сильно помогла. Не потому, что меня признали лучшим тренером года, а потому, что работа за границей очень многому тренера учит. В частности, оперативности реакции.
Одно дело, когда ты работаешь с российскими игроками, говоришь на своем языке, и они хорошо тебя понимают. А когда у тебя в команде минимум четыре языка, ты должен все формулировать более коротко и ясно. И после перевода нужно быстро увидеть, поняли они или нет, чтобы выйти и реализовать на поле.
Особенно сложно управление в игре. На мой взгляд, чем ниже уровень мастерства у футболистов, тем больше зависимость результата от тех идей и наработок, которые у тебя есть, а не от импровизации игроков. Когда есть высокий уровень, особенно впереди, то иногда даже неправильные вещи заканчиваются голами твоей команды. А когда этого не хватает и ты бьешься как рыба об лед, то игроки должны очень четко понимать твой замысел.
В общении с управленцами, помимо отсутствия международного опыта, выделялись и другие факторы, не позволявшие пригласить меня в премьер-лигу. Второе — эмоциональность. Людям, которые управляют многотысячными предприятиями, кажется, что строгость и серьезность — это то направление, которое дает максимальный результат. Но футбол — это игра. Работают на тренировках, на теориях. А во время игры надо играть, причем для зрителей. Мне всегда казалось, что люди идут на футбол за эмоциями. Но руководителям эмоциональность казалась минусом в моей работе. И она у меня осталась, хоть и стараюсь ее контролировать.
Думаю, что все происходит в свое время. Эта фраза скорее принадлежит фаталисту, чем оптимистическому реалисту вроде меня, но теми фрагментарными возможностями, которые мне давались, я воспользовался, наверное, не по максимуму. А именно — и. о. в «Ростове» и в «Волге». Входил в те команды не в самые оптимальные моменты, но в успешных командах тренеров не меняют.
Да в те же «Крылья» мы пришли на шесть игр, на 28 рабочих дней. Проиграли только одну — «Динамо» с двумя пенальти. Но при этом некоторые болельщики обижаются на меня, что мы не совершили чудо и что я предал кого-то, когда ушел в «Ахмат». Это банальности, которые свойственны максималистам. Все равно ты на них реагируешь, даже внутри себя. У каждого — своя душевная организация, и это дает тебе повод на досуге задуматься, как вы правильно сказали, происходили ли вещи, которые можно было изменить.
Склонен думать, что в футболе на длинной дистанции все достаточно справедливо. Если ты профессионально делаешь свою работу, честен перед собой, игроками, тренерским штабом, руководством и зрителями, то результат будет. На каком уровне и насколько успешный — это зависит от многих факторов.
— А что скажете самарским болельщикам на эти упреки?
— Скажу: «Получайте удовольствие от футбола Осинькина!» Это очень хорошая и качественная игра. Если бы я не ушел — не факт, что вы бы наслаждались таким футбольным зрелищем. Потому что у меня немножко другие взгляды на футбол. И для того чтобы реализовывать тот, который строит Игорь, ему нужна большая группа игроков, которая его принципы и требования давно и хорошо знает.
— Когда вы смотрите на то, как Черчесов работает в «Ференцвароше» и обыгрывает в Лиге Европы команды, которые в четыре и в девять раз дороже, не возникает желание попробовать себя в дальнем зарубежье?
— Работаю над этим и всегда рассматриваю варианты. Потому что, на мой взгляд, после РПЛ следующим шагом обязательно должна быть работа за рубежом. Другой вопрос, что в сегодняшних геополитических условиях это с нашим паспортом достаточно сложно. Но это одна из целей, которые я перед собой поставил. И к ней приду.
Вообще-то, мой английский достаточно лимитирован, и предпочитаю итальянский язык. Но когда только пришел в «Ахмат», там было много качественных иностранцев с высокими зарплатами, всегда приходилось продумывать фразы на английском. У нас (Талалаев по-прежнему по привычке говорит так. — Прим. И.Р.) очень хороший, разбирающийся в футболе переводчик Магомед, но все равно хотелось совершенствоваться самому, и это был хороший стимул.
Но потом для индивидуальных бесед всегда предпочитал быть с переводчиком. Потому что столкнулся с тем, что тонкие вещи из-за слабого знания языка могу не уловить, и это мешает в работе. Убедился в этом, еще когда работал с Невио Скалой в «Спартаке».
В Италии четыре раза отдал передачи в штрафной и услышал: «Ты что, дурак?»
— Как вы в 90-е годы попали в «Тревизо», в серию В?
— Во многом случайно. Мои друзья познакомили меня с агентом, который продавал все. Удобрения, дерево, модную одежду, волейболистов, хоккеистов, футболистов. Посидели в аэропорту, пообщались. Перед вылетом он сказал: «Пришли мне свое видео».
А у меня как раз тогда было готовое видео для Испании, поскольку было соглашение с агентом по имени Иньяки, через которого тогда уезжали все спартаковские ребята, что если поеду на Пиренеи, то через него. По Италии же отправил видео этому агенту по всему. Уже через три дня пришел ответ, что «Тревизо» готово меня рассматривать. Самое главное, что нужно уменьшить сумму трансфера, потому что «Торпедо» выставило очень большую сумму. Перешел в первую лигу, в «Динамо-Газовик», и через полгода уже за гораздо меньшие деньги уехал в Италию.
Футбол там оказался вообще другой. У нас были большие объемы, но не было интенсивности, а там — как раз огромная интенсивность в тренировках и в матчах. Нас учили открываться под диагонали, освобождать зоны, а там сразу начали говорить, что надо бежать только к воротам и быть эгоистом. Нас учили: «Если твой партнер в более выгодном положении — отдай передачу», — а там после первых четырех передач внутри штрафной мне сказали: «Ты что, дурак? У тебя шанс пробить, ты можешь забить гол, но даешь пас, а люди к этому вообще не готовы». Я объяснил, что меня так учили, но мне четко объяснили, что в Италии нужно играть в совсем другой футбол.
Только там я стал понимать, что не только тренировочный процесс характеризует игрока. Питание, дисциплина в быту, правильный режим, в хорошем смысле фармакология, отношение близких к твоей карьере. В этом смысле мое восприятие футбола в Италии сильно изменилось, и именно этому мы сейчас учим игроков.
Понятно, что на день рождения тебе всегда позвонят футболисты, которые добились с тобой успеха или с которыми ты недавно работал. А вот игроки, ушедшие из-за тебя из команды, потому что ты предъявлял требования, с которыми они были не согласны, спорили, ругались, у них было меньше игровой практики... Звонки от таких пацанов, конечно, не ценнее, но в плане восприятия — острее и значимее.
— Вас Италия в чем-то как человека изменила?
— Очень сильно. Ментальность, уважение к закону, язык, круг общения, культура, мода... За два года проникаешься всем этим. Не могу сказать, что очень тонко чувствую и понимаю моду, но тяга к прекрасному после Италии появилась. В том числе к вещам покрасивее и подороже.
— В Италию, как и в Испанию, регулярно возил детей из «Чертанова» на матчевые встречи экс-руководитель этого клуба Николай Ларин. На днях весь наш футбольный мир оказался в шоке от трехлетнего реального срока, который он получил. Вы в пору работы в детской школе «Торпедо-ЗИЛ» сталкивались с практикой «мертвых душ»?
— Во-первых, выскажусь в поддержку Ларина. Коля отдавал себя работе полностью — и будет отдавать. Не сомневаюсь в том, что он вернется в футбол, какой бы срок ни был. Получилась история полностью как в фильме «Берегись автомобиля»: «Деточкин, конечно, виноват, но он не виноват». Ларин все делал для футбола, а не для себя!
Мне повезло — я работал в школах, где были хорошие условия и не приходилось иметь «мертвых душ». Групп у нас было две. Группа А, где были футболисты с большими навыками, которые давали результат для школы с родным «Т» на груди. К этому можно по-разному относиться, но определенного результата от нас все равно требовали. А чтобы набрать группу В, я сначала ходил по детским садам, а потом по школам района «Автозаводской», давал учителю физкультуры — мужчине бутылку водки, учительнице-девушке — коробку конфет и просил отобрать самых быстрых, резких и координационно развитых. Пусть они даже не имели навыков работы с мячом.
Так формировалась группа В, где было 20 человек, а в группе А, которая постоянно выезжала на игры, — 18. Но Равиль Нетфуллин и Мераб Уридия, проведя месяц-два в группе В, сразу перешли в группу А и в итоге пришли в профессиональный футбол. У нас было сразу семь детей футболистов, и у меня до сих пор душа болит, что двое не нашли себя в большом футболе, хотя были талантливее отцов.
— Давайте вообразим, что вы с сегодняшним тренерским опытом работаете с юным Талалаевым-игроком. Что бы вы ему дали такого, чего вам не смогли дать тогдашние тренеры?
— Настаивал бы на большем уважении к профессии футболиста. Потому что я позволял себе вольности — например, приехать на тренировку за пять минут до начала. До 24 лет не употреблял спиртного, но при этом ел жирную пищу. Мог в день игры, после вот этой супернагрузки на все системы организма пойти съесть гамбургер или чизбургер.
Сейчас отношусь к игрокам так же, как к своим детям. Не говорю, что запрещаю есть гамбургеры. Но в середине недели, а не в день игры! Через день-два, когда ваша печень уже не испытывает нагрузки, когда вы уже восстановились. И то чем взрослее игрок, тем меньше этих допусков должно быть. Это показывают примеры больших игроков.
Второе, что делал бы для юного Талалаева, — обязательные индивидуальные тренировки. Мне нужно было развивать технику, причем в сочетании с тактикой, потому что для меня техника — инструмент тактики. Я поздно пришел в футбол, из районного клуба «Перовец» в «Торпедо» перешел в 14 лет. Николай Михайлович Ульянов вкладывал в меня все, но я слушал только половину. И сейчас настаивал бы на индивидуальных тренировках — как двигать голеностоп, поворачивать ногу, объяснять, что такое прием с уходом, и именно делать это в том возрасте. Потому что технические изъяны потом очень тяжело компенсировать стремлением и характером, которых у меня имелось достаточно.
Еще — прививал бы уважение к людям, которые работают вокруг тебя, к тому же медицинскому персоналу. Сейчас мы прививаем это игрокам: к массажисту сходить обязательно, к физиотерапевту — обязательно! Недавно я дал Конате очень хорошего диетолога, чтобы изменить его, — и вижу эти изменения.
И — правильное отношение к арбитрам. Потому что взаимодействие с судьями позволяет достичь большого прогресса в карьере. Если ты правильно реагируешь на их замечания и поправки, то можно и команде в целом, и каждому в отдельности достичь большего успеха.
Каждый семинар, который у нас проводил Николай Левников, был очень полезен. Приезжал Александр Гвардис, тоже очень многое дал. Это дает плюсы даже в тренерской работе. Любую поправку к правилам по той же игре рукой можно использовать в тренировочном процессе и потом переносить в игры. Или не делать этого.
Допустим, сейчас даются желтые карточки за почти любой наступ и удар локтем. Перед нами как тренерами встала дилемма. Это же не так сложно — научить натыкаться на локоть или под стопу попадать. И вот ты как тренер, как человек футбола должен для себя определиться, что делать. Перешагнешь через нравственные принципы и будешь для достижения результата учить игроков падать, натыкаться на локоть, кричать-ахать? Или продолжишь не замечать этих столкновений в тренировочном процессе и воспитывать игроков, которые играют в футбол? Я для себя выбрал второе. Но могу сказать, что знаю примеры, когда тренеры целый блок на тренировке посвящают тем изменениям в судействе, которые происходит, и подладке под них. На коротком этапе это дает результат.
В мое время такие вещи, какую сказал Промес, не прощались
— Вы пришли заниматься футболом из вольной борьбы. Как это получилось?
- Занимался борьбой с девяти до 13 лет. Был период, когда в моей жизни параллельно были вольная борьба и футбол. А ушел из борьбы потому, что мой тренер переехал. Хотя у меня были очень хорошие успехи, и я боролся в своей весовой категории, будучи на 4-5 лет младше соперников. И входил в восьмерку на чемпионате Москвы, а это очень серьезное соревнование.
— А сейчас на ковре многое бы показали, выйдя против какого-нибудь своего врага?
— Во-первых, у меня сейчас железный сустав — поменял колено. Борьба запрещена. Только велосипед и плавание — мои оставшиеся виды спорта. И скандинавская ходьба еще. А на ковер в последний раз выходил в 15 лет. У нас на торпедовской базе в Мячково был лагерь, и там борцы как раз были.
Я вышел и уложил на лопатки оппонента, а он был членом какой-то сборной. Он после этого неделю хотел реванша, бегал за мной. В итоге мы подрались, и в драке я оказался еще чуть сильнее, чем в борьбе. Поэтому реванша у него не получилось. С тех пор предпочитаю не бороться и не драться, если возможно избежать такой ситуации. Все-таки 50 лет — дата серьезная, и до тех пор, пока это возможно, нужно включать здравый смысл. Наверное, это и есть взросление. А может, вообще старею...
— Какие были самые жесткие случаи и как у игрока, и как у тренера, когда вы дали своей вспыльчивости выход по полной программе?
— У меня были случаи, о которых жалею. Их можно было избежать, но они уже прошли. А из последнего... Кстати, это будет актуально. Во время матча со «Спартаком» в первом туре Промес позволил себе лишнего в высказываниях против наших футболистов. Ребята хотели встретить и встречали его у спартаковского автобуса, очень долго сидели в раздевалке и ждали. Этот конфликт уладил только Джикия, которого надо отметить особо — он лидер не только на поле и в раздевалке, но и по жизни. И очень хороший парень.
Промес — классный игрок, я просто тащусь от него, и он сейчас во многом определяет успехи «Спартака». Но при этом есть вещи, которые недопустимы. Либо после этого нужно приносить извинения. Просто это не в первый раз. Я видел матч, в котором он позволил себе высказывания. Даже моего знания английского хватило, чтобы все расслышать. Мужчины должны оставаться мужчинами.
— Как Джикии удалось все уладить?
— Он привел Промеса, но не стал заводить его в автобус, а зашел и извинился за него сам. Если честно, я был при первой части и в середине этого конфликта, а потом пошел на пресс-конференцию. Вернулся поздно и не видел воочию, чем это закончилось. Ребята сказали: «Тренер, мы уладили сами». И рассказали о роли Джикии.
В мои времена как игрока такие вещи не прощались. Какие бойцы были в «Торпедо» или в Тюмени! Если ты уважаешь себя, то потом заслужишь и уважение других. И этого самоуважения терять никогда нельзя. Говорю это и игрокам, и работникам команды и клуба, и оппонентам.
— Есть ли сейчас люди в российском футболе, которым вы не пожали бы руку? И если да, то сколько их?
— Есть один менеджер с такой фамилией, как будто налипло что-то на тебя... Но это все уже личное.
— Иногда вас упрекают в потакании сверхжесткому и даже грубому футболу. Что ответите таким критикам?
— То, что эти люди плохо понимают футбол. Рекомендую им включить для начала матчи чемпионата, допустим, Германии, а потом — игры «Зенита» в еврокубках. И это будет очень наглядно. Не хочу никого обидеть. Просто в большинстве евроматчей последних лет, которые петербуржский клуб проигрывал, были претензии российских игроков к судьям.
Когда «Зенит» проиграл 1:3 «Лацио», два из трех голов римлян были забиты после того, как питерские игроки теряли мяч в борьбе, останавливались и предъявляли претензии арбитрам. На мой взгляд, настоящий футбол ближе к тому, во что играют европейские клубы, а не то, что творится у нас.
У нас максимально воздействие ВАР. Мы сейчас впереди всей Европы на 0,2 пенальти в матче! Топ-лиги вроде Испании и Германии — девятые-десятые. Наш футбол чуть-чуть испорчен неправильным отношением к ведению единоборств. Считаю, то, что мы предлагаем нашим футболистам, ближе к современной игре, чем трактовки РПЛ. Но сейчас, слава богу, начинается возвращение к тому мужскому футболу, который был у нас в конце Союза и в первые 5-7 лет чемпионата России.
Отказался подписывать письмо на ЗИЛ против Козьмича. Никогда не делал ничего за компанию
— Из дубля в основу «Торпедо» вас поднял и доверил место в составе великий Валентин Иванов. Сейчас, работая тренером, можете сказать: Козьмич был сильным специалистом или средним?
— Величайшим.
— Даже так?
— С нами, средними футболистами, он достигал максимальных результатов. Попадал в призеры, выигрывал Кубки. Просто помню, как мы уже без Иванова выиграли первый Кубок России в 93-м, но основу этой победы заложил он. На мой взгляд, это величайший психолог и тренер. Думаю, несколько поколений торпедовцев обязаны ему тем, что играли на большом уровне и выступали за границей.
У нас в отношениях были и хорошие вехи, и не очень. Он же мне в 95-м сказал, что я не Виалли и не Раванелли, а я в запале ему ответил: «И вы не Траппатони». После чего уже через 18 дней уехал на просмотр в Южную Корею. Сегодня уже нет возможности извиниться за те слова перед ним лично, а я бы сделал это хоть несколько раз. Тогда через вас прошу прощения перед его семьей. Потому что Валентин Козьмич вкладывал в нас очень много.
— Вы были одним из первых футболистов в стране, кто красил волосы. Как тот же Иванов на это реагировал?
— Первый раз покрасил при нем, и были только шутки. Потом начал делать это постоянно. Скажу откровенно, мне нечего стесняться — не мог выделиться на поле, поэтому начал придумывать что-то еще. Комментаторы меня путали с Шустиковым, Тишковым. Сейчас молодым игрокам рекомендую: выделяйтесь игрой! Будьте настолько неподражаемы, чтобы вас ни с кем не путали. В каждой команде у меня есть три-четыре человека, которым это говорил после того или перед тем, когда они делали какую-то прическу или татуировку.
— Знаменитый мат Козьмича приходилось на себе испытывать?
— У него это получалось гармонично. Не могу сказать, что он кого-то крыл двухэтажным матом. У него эти словечки аккуратно вкручивались в общий процесс. Во всяком случае, мы не были этим шокированы, обескуражены или оскорблены. И вообще, отношения были другими, чем сейчас. На мой взгляд, футбол был более мужским. А сейчас он становится все нежнее и нежнее.
— В 1991 году основа «Торпедо» написала руководству ЗИЛа письмо против Иванова, и его отстранили от руководства командой. Вашей подписи там не было.
— Мы с Серегой Борисовым отказались подписывать. Нам предлагали это сделать уже перед тем, как его повезли «наверх». Объяснили это и Валере Сарычеву, и молодым ребятам, которые уже имели опыт игры в команде, и они согласились с нашей аргументацией. К тому времени мы всего месяц были в основном составе и, не имея на то веских причин, идти против кумира и главного тренера, который поднял нас из дубля в основу, не посчитали правильным. В «Торпедо» были какие-то внутренние конфликты, но мы в них не участвовали и в коллектив только начинали входить. Никогда не жалел о том, что не подписал то письмо. Потому что никогда не делал ничего за компанию. И не делаю сейчас. Если все идут в одну сторону, а у меня есть понимание, что нужно пойти в другую, — иду в другую.
— Правдива ли байка, что однажды Иванов отправил администратора на противоположную бровку к Михаилу Мурашову, тот спросил, что ему передать, а Козьмич ответил: «Скажи ему, чтобы пошел на !!!»
— Не так. «Что он мудачок» — вот оригинал.
— Вы с Мурашовым оба забили мадридскому «Реалу», когда вы на Восточной улице выиграли у «Королевского клуба» матч Кубка УЕФА — 3:2. Этот гол — самый важный момент в вашей карьере форварда или были вещи менее статусные, но более значимые?
— Тут одна сторона вопроса — этакий псевдоавторитет. Собираются где-то футболисты, тренеры, начинаются разговоры: «Где играл, кому забивал?» Когда ты можешь спокойно вынуть из кармана аргумент, что забивал «Реалу», — это работает. С другой стороны, выигрыш Кубка и бронзовая медаль последнего чемпионата СССР, когда мы в последнем туре обыграли киевское «Динамо» и я в 19 лет был в стартовом составе, — более серьезные вехи. Пусть в ту же бронзу у меня был совсем малый вклад, но как забыть тот ноябрьский матч на морозе на Восточной, когда киевлян устраивала ничья, но мы смогли вырвать те 1:0?
Как футболист я выиграл и вторую, и первую лигу. Каждый из этих трофеев мне по-своему дорог. А степень значимости сложно определить. Когда встречаешься с друзьями, с которыми ездил в Благовещенск или Находку, никто не вспоминает про «Реал», а все вспоминают, как мы на автобусе по гравийной дороге пересекали половину Сибири, выходили и давали результат. Когда в Италии встречаешься с игроками «Тревизо», с которыми провел два года, и кто-то из них выиграл чемпионат, а кто-то — Кубок Италии, и ты выходил с ними на одни стадионы и делал одно дело, — это не менее значимо. Но когда ты выходишь во двор побросать мяч в баскетбольное кольцо, и человек говорит: «Помню тебя по «Торпедо», — тоже очень важно.
— А как вы в том же евросезоне, даже не выйдя в финальную восьмерку первого чемпионата России, ухитрились пройти «МЮ» сэра Алекса Фергюсона? Вы в обоих матчах были в стартовом составе.
— У нас был задор, был сплав опыта и молодости. В тех матчах команда играла в хороший футбол — и с «МЮ», и с «Реалом». Даже после 2:5 на «Бернабеу» мы обсуждали: «Если первый быстро забьем, все у нас получится»; спонсоры обещали дополнительные премии, магнитофоны какие-то... Все горели выигрышем и верили, что можем пройти дальше! Выиграли — но только 3:2. Помню это — и именно такие эмоции хочу перед матчами доносить до своих футболистов. Каждый раз находить новую мотивацию для игроков непросто, потому что одно и то же не работает.
— На «Олд Траффорд» вы отыграли 75 минут и рассказывали позже, что перед матчем выдули три чашки кофе и еще съели таблетку кофеина. В итоге в перерыве вас вывернуло. С чего вдруг на кофе налегли? Завести себя хотели?
— Да. Говорят, что есть игроки, на которых влияет стадион, где играешь, клуб-соперник, — а есть, на кого нет. Играл у меня, например, Максим Григорьев в юношеской сборной. Ему было по фигу, против кого мы выходили! Мы ему: этот в «Атлетико» играет, этот в Германии. Он: «Да чего вы мне рассказываете, выйдем и обыграем!» Простой босяк липецкий!
И поэтому он при всех тренерах в «Спартаке» играл — хоть крайнего нападающего, хоть крайнего защитника, куда его ставил Эмери. Жаль, что из-за здоровья Макс не смог добиться максимальных успехов. Но такой подход — самый правильный. Должно быть уважение к соперникам, но никакого пиетета.
А «Олд Траффорд» действовал на нас очень сильно. Нам до этого начальник команды Юрий Золотов подробно рассказывал, как «МЮ» играет, привез видео, и мы перед игрой были достаточно скованны. Тогда кофеин еще не считался допингом — и да, я попросил нашего доктора Анатолия Прояева дать мне таблетку. Выпил еще кофе, вышел на игру. А Юрий Миронов, главный тренер, дал мне указания при всех стандартах работать по центральному защитнику Гари Паллистеру. 193 рост, 96 вес. Это сейчас у нас вес сопоставим, а тогда я был не так упитан.
Так вот на каждом стандарте у наших ворот, а их было штук 12, я должен был бежать назад и противостоять этой машине, а потом очертя голову нестись вперед, цепляться и сохранять для команды летящие из своей зоны мячи. В итоге я проделал очень большой объем скоростной работы, которая не была свойственна нашему чемпионату. Поэтому мне стало плохо, и я не доиграл матч до конца. Более того, очень тяжело потом летел домой. Продолжало тошнить.
А ответный матч доиграл до конца, все 120 минут, но послематчевый пенальти бить не пошел, в чем признаюсь. И из-за двух упущенных моментов в игре, что повлияло на уверенность, и из-за того, что в том сезоне не забил пенальти «Ротору» в Волгограде, мы еле свели матч к ничьей, и это еще сидело в голове. Главное — серию мы выиграли, хоть и горели 0:2 после двух ударов! Подшик, вратарь Александр Подшивалов, молодец, выручил нас.
— На следующий год «Торпедо» выиграло первый Кубок России. Но вас не было ни в полуфинале, ни в финале.
— На костылях в футбол играть очень сложно... Во время полуфинала еще был в больнице, а на финал пришел и даже держал этот кубок. Ведь внес в него вклад — открыл счет в 1/8 финала в Камышине против «Текстильщика», а в четвертьфинале реализовал пенальти в ворота «Торпедо» из Волжского. И шампанское из кубка пил, и медаль за него получил. И даже половину «Москвича»!
— Это как?
— Нам с тем же Серегой Борисовым, с которым мы не подписали письмо против Иванова, дали один автомобиль «Москвич» на двоих за тот Кубок. Серега забрал его себе, а потом из зарплат выплачивал мне по частям. Но самое обидное, что он его разбил и потом долго ремонтировал.
Если бы меня не взяли в «Торпедо», мог бы сейчас быть криминальным авторитетом
— Кого считаете лучшим тренером в своей карьере?
— Благодарен абсолютно всем. Начиная с Геннадия Лазарева, взявшего меня в районную школу, и Николая Ульянова, дважды за мной приезжавшего и взявшего в «Торпедо». Если бы меня не взяли в «Торпедо», может, я сейчас был бы криминальным авторитетом. Мы жили в таком районе, Новогиреево — Перово, между люберами и «бауманскими», что, не будь футбола, другой путь вряд ли был бы уготован. В юности участвовал в массовых драках, разное бывало, хоть и продолжалось недолго. Я был атлетичным, задорным, амбициозным. Но подробности не вспомню — все уже стерлось. В 50 лет надо вспоминать другие события!
— Помните момент, когда сказали себе: «Хочу быть тренером»?
- Четко помню. У Николая Михайловича Ульянова в «Торпедо» было две группы — наша, 72 (после августа) — 73-го года рождения, и 78-го. Иногда он просил нас участвовать в тренировках маленьких, замещать его, если он, например, опаздывал с тренерского совещания. И вот, помню, мы с Петром Шабановым проводили тренировку, потом приехал Николай Михайлович — и не стал вмешиваться, дал довести занятие до конца.
После этого Ульянов и Шабанов сказали, что я смогу стать тренером, поскольку могу донести до ребят то, что от них хочу, потребовать от них, объяснить и показать. И самое главное — потом проконтролировать и сделать коррекцию. Чего не хватает многим тренерам? Они просто дают мяч, и сам футболист развивается. Кто хочет — разовьется, кто нет — остановится. Корректировка по ходу процесса — не совсем благодарное дело, многих это бесит. Мне тогда было 17 лет, и я задумался, что если на тот момент самый авторитетный для меня тренер (да он им и остается) говорит, что у меня может получиться, — почему бы и нет?
— Были другие моменты, кроме 5:6 от Исландии в юношеской сборной, когда вы хотели бросить профессию?
— Да. После поражения «Ахмата» по пенальти в полуфинале Кубка от «Крыльев». Поскольку считаю, что это не только мое поражение.
— То есть?
— Не буду расшифровывать.
— Мне запомнилась ваша фраза в одном из интервью, что в 24 года вы поняли: вам интереснее проводить время в компании спортивных журналистов, чем среди футболистов. Что вас к нам потянуло?
— Понимание, что такое общение помогает развиваться. Журналистское образование, объем знаний объективно более разносторонний, чем у игроков, которые в застолье редко обсуждают между собой что-то другое, кроме футбола, мужчин и женщин. В частных беседах мы говорим на серьезные темы. Но когда за столом ты слышишь одни и те же истории и шутки пятый, десятый раз, то, во-первых, это тебе неинтересно, а во-вторых, ты не развиваешься.
Несмотря на то, что я расхваливал уровень интеллекта сегодняшних футболистов, все равно те же журналисты — естественно, определенного уровня — находятся на ступеньку выше. Но мне абсолютно комфортно как в одной среде, так и в другой. Просто было стремление к большему.
Даже сейчас наблюдаю интересные вещи. Мой старший сын, который рос в футбольной семье, женился на девушке, вышедшей из артистической среды. В той компании — актеры, режиссеры. И теперь уже он говорит: ему там интересно, поскольку он чувствует, что должен развиваться и соответствовать этому уровню. Впрочем, иногда и от ребят-дворников, которые у нас во дворе гоняют в футбол, можно услышать вещи, которые могут тебе оказаться полезны. У меня нет градации на полезные и бесполезные компании. Стараюсь брать что-то важное из любого общения.
— Занимались ли вы с педагогами речью? Мало кто из футбольных людей так говорит.
— Да. Когда пришел на телеканал «Спорт», на Шаболовку, нас учили правильно говорить и правильно дышать. Были занятия по постановке речи, хотя и недолго. Вообще, не очень люблю нудную работу. Когда меня спрашивают, кем бы еще я мог стать, отвечаю: дрессировщиком. Потому что, с одной стороны, очень любил животных, а с другой, любил обучать тому, где сразу можно увидеть результат.
У моего рано ушедшего отца были высшие разряды почти по всем рабочим специальностям, и он приучил меня делать что-то руками, а я приучаю своих детей. Недавно вот дверной звонок починил, что тоже считаю достижением (улыбается). Люблю жизнь во всех проявлениях — например, люблю проводить время в лесу за сбором грибов. Причем в конкуренции с друзьями, кто больше соберет — соревновательная деятельность должна быть всегда! То же самое — рыбалка. Когда ты проводишь несколько часов наедине с собой, можешь размышлять, а потом выводы проверять на людях, с которыми дружен, которых уважаешь и чье мнение тебе интересно.
— Дрессировщиком в какой-то степени вы все-таки стали...
— Согласен: моменты дрессуры иногда бывают. Есть игроки, до которых все доходит через голову, — а есть те, кому нужно вдолбить практически на уровне рефлекса. Если добежал до лицевой линии — можешь отдать в две-три точки. Но совсем до примитива, чтобы стрелял только в одну, не доходило. Мы всегда оставляем выбор. А дрессура отличается от обучения тем, что там выбора нет, а стоит только одна задача. Разговаривал с успешными дрессировщиками и знаю, что в этой профессии главное — как раз чтобы не было выбора. У нас же дрессуры нет даже в самых примитивных ситуациях.
Если кто-то скажет о Ярцеве плохое слово — встану и уйду из-за стола
— Вы подробно рассказывали, как мечтали добраться до стажировки у Джана Пьеро Гасперини, но это оказалось невозможным ни через Невио Скалу, ни через других авторитетных в Италии людей. Откуда такая закрытость?
— Сейчас уже и приоритеты меняются. Семь лет назад, когда «Аталанта» только появилась как явление, я начал ею интересоваться — как и «Хоффенхаймом». Когда идея развивается, появляется много подражателей, и сама суть размывается. Поэтому сегодня у меня немножко иные приоритеты.
— Какие?
— С удовольствием пообщался бы с Юрием Вернидубом о его работе в «Шерифе», съездил бы в Норвегию к бывшему тренеру «Копенгагена», а сейчас — сборной Норвегии Столе Сольбаккену, в Азербайджан — к Гурбану Гурбанову. К тренерам, которые при средних бюджетах и со средними исполнителями достигали максимально возможных успехов на европейской арене. Сегодня это более востребовано для меня как тренера. В нашей прошлой беседе два года назад я говорил, что в «Локомотив» меня никто не позовет. Сейчас понимаю, что меня никто не позовет в мадридский «Реал» или «Аталанту».
— А вот в «Локомотив» теперь как раз могут.
— Могут, но для этого тоже должно пройти определенное время.
— Вы говорили, что глубоко уважаете Юрия Семина. Доводилось говорить с ним по душам?
— Доводилось и лично, и в компаниях. Мастодонт! Более того, заканчивая работу в юношеской сборной, даже просился к нему на работу. Считаю, что мало людей в российском футболе, которые сделали для него столько, сколько Семин. И еще сделает, мне кажется.
Может, теперь, в 50, мне очень важны звонки таких людей, как он, Борис Игнатьев, Михаил Гершкович, Сергей Павлов. Сергей Александрович в одном из наших разговоров высказал такую мысль. В клубной работе тренера очень важно его общение с первым лицом. Когда у меня в «Ахмате» было личное общение с президентом клуба Магомедом Даудовым, пусть раз в месяц, — все складывалось идеально. Но с началом специальной военной операции времени у одного из руководителей республики, лично задействованного во многих процессах, стало намного меньше. К сожалению, это в итоге привело к моей отставке из «Ахмата».
Потому что опыт, который наработали наши тренеры, которые достигали результата на всех уровнях, продолжает быть актуальным. Никто не отменял личное общение. Какими бы ни были идеальными отношения с людьми, работающими вокруг тебя, — это не то, что личная беседа с первым лицом, где ты можешь в спокойной форме что-то объяснить и рассказать. А также услышать и правильно воспринять те претензии, которые к тебе существуют. Поэтому мне кажется, что первым лицам стоит выстраивать это общение с главными тренерами на регламентированной основе, а главным тренерам — не упускать возможностей для этого общения и поддерживать его как можно дольше.
— Игорь Осинькин увлекательно рассказывал об общении с Карло Анчелотти. А кто самый знаменитый мировой тренер, с которым судьба сводила вас?
— Джованни Траппатони. Более часа провел с ним в гостинице, когда он прилетал в Москву со сборной Ирландии 11 лет назад, — и, на мой взгляд, это была очень хорошая беседа. Знание итальянского позволило мне вычленить из нее детали, которые не получишь ни на каком образовательном курсе.
— Вы были близко знакомы с Георгием Ярцевым, который, будучи президентом «Тамбова», пригласил вас туда главным тренером. Недавно его внезапно не стало...
— Для всех спартаковцев моего поколения он был как отец. А для меня — как старший брат. Так спокойно и ненавязчиво корректировать работу амбициозного и эмоционального меня мог только он. Играя параллельно со мной в карты, за два часа беседы он мог тонко подкорректировать несколько важных тем.
Помню, был вопрос, где нам играть: в манеже или на воздухе. Я упирался до последнего, что в манеже у нас будет преимущество. А он объяснил, что на воздухе будет приходить намного больше народу, и Тамбову как городу и клубу это принесет несравнимую пользу. Я принял этот аргумент, и мы пошли на это, даже зная, что будет меньше возможности достичь максимального результата.
Георгий Александрович с женой были настолько корректны, так знали футбол и все особенности вокруг него... Все наши совместные мероприятия, дни рождения в клубе, были не в тягость. Ты идешь туда, зная, что благодаря им тебе будет хорошо и комфортно — и ты получишь удовольствие. А харизма! Там, где Ярцев, невозможно было быть главой вечера. Любая его реплика, даже колкая, была к месту. Если кто-то где-то будет говорить о нем плохое, я сразу встану и уйду из-за стола.
— Когда-то Ярцев дал вам рабочий блокнот Бескова. Храните его дома?
— Нет, я сделал копии всех страниц и вернул его Георгию Александровичу.
— Этот блокнот важен просто как раритет или там есть чем воспользоваться и сейчас?
— Это рабочие наброски тренера, который готовился к сбору в Южной Америке. Там есть мелкие детальки по расстановке, характеристикам. Пообщавшись с людьми, которые участвовали в тех сборах, я понял, что это были определенные планы, которые потом превратились в реальность. И очень интересно было понять, как тренер такого калибра приходит от идеи к ее реализации.
Мне и Виллаш-Боаш отдал свои конспекты. Это не значит, что я овладел всеми его секретами. Вопрос не в том, чем ты обладаешь, а в том, как ты этими знаниями и умениями пользуешься.
— Бывший спортивный директор «Тамбова» Павел Худяков, как понимаю, сейчас в заключении?
— Он сейчас находится под домашним арестом. Очень рад тому, что все хотя бы так и он дома. Мы все совершаем ошибки. Неидеальна система, неидеальны мы. Но то, что он искренне, всеми своими возможностями поднимал футбол в Тамбове, — абсолютно точно. Дай Бог, чтобы все в его судьбе изменилось в лучшую сторону. Думаю, так и будет.
— Вы с Худяковым созваниваетесь? И какие слова вы бы хотели ему передать?
— К сожалению, возможности с ним связываться сейчас нет. А те слова, которые хочу передать, передам ему лично.
— Вам довелось работать в «Химках», которые многие считают самым абсурдным клубом России, и вы напрямую с этим абсурдом сталкивались. Что сейчас вспоминаете об этом клубе и его руководителе Романе Терюшкове?
— Самое горькое, что сейчас с «Химками» происходит, — это потеря зрителя. Помню, как мэр города Дмитрий Волошин пришел и на первом совещании сказал: «У нас на матчи ходит по четыреста зрителей, а мы тратим под 300 миллионов, чтобы вы тут играли, а они приходили». Я пообещал ему, что через два шестинедельных цикла все изменится, а если нет — готов к претензиям. Через 12 недель на нашей игре было 4500 человек. А после восьми месяцев работы мы с ним встретились на игре, куда пришли восемь тысяч.
Что касается Терюшкова, то он в публичной плоскости и в управленческой работе — два разных человека. Это надо разделять. С ним как руководителем у меня был прямой контакт, и он даже подкорректировал многие вещи, которые мы упустили. Например, при заказе медикаментов он обратил внимание на определенную их категорию, которой не должно было быть, и, наоборот, порекомендовал добавить то, что по-любому будет задействовано по ходу чемпионата.
Посадил Данилу Козловского к себе на скамейку, чтобы он максимально почувствовал, что такое футбол
— Вы консультировали создателей художественного фильма «Тренер», а его режиссер Данила Козловский был в раздевалке «Тамбова» до, в перерыве и после выездного матча с «Луч-Энергией». Что вам дало общение с Козловским?
— Мы и сейчас иногда с Даней общаемся. Он был не только там, но и на скамейке во время матча.
— Ого!
— Чтобы человек максимально почувствовал, что такое футбол, он должен увидеть его со всех сторон, и мы дали ему такую возможность. Потом, пожимая мне руку, Козловский сказал, что никогда не прочувствовал бы всего, не находясь внутри, и не сделал бы то кино, которое в итоге сделал.
Козловский — это абсолютный перфекционизм в работе. У него не бывает половинчатых решений и половинчатого удовлетворения. Один эпизод с забитым голом мы переснимали 42 раза. Футболист-любитель Коля Цветков, которому нужно было забивать, даже заднюю поверхность бедра потянул! То, сколько времени это делалось, и считаные секунды, которые в итоге заняло в фильме...
После этого сделал вывод, что мы, работающие в футболе, — счастливые люди. Потому что, прикасаясь к великой игре, тратим на все не так много времени, как могли бы. Хотя мне сейчас даже сны футбольные снятся — я свои неправильные решения корректирую и т. д. Но, когда был футболистом, надо было относиться к делу немножко по-другому. И тогда можно было бы шагнуть хоть чуть-чуть выше.
— Как к присутствию Козловского в святая святых отнеслись игроки «Тамбова»?
— Не совсем позитивно. Но мы это все исправили. Многие сейчас гордятся тем, что соприкоснулись с прекрасным синематографом и были запечатлены в кадрах этого достойного фильма.
— У вас есть отличный афоризм: «Тупой карандаш лучше острой памяти».
— Даже сейчас, по ходу нашей беседы, многое записал!
— Когда записи вам помогали?
— Элементарно. Когда мы хотим сравнить, на каком уровне находится наша новая команда, а по ходу сезона у тебя поменялось восемь-девять человек, ты от чего-то отталкиваешься и сравниваешь с тем, что было. У меня все данные по нашей работе — в компьютере у итальянского тренера по физподготовке. Я же веду блокноты, где записываю какие-то вещи для себя, и в любой момент могу их проверить и сравнить. У нас недавно вышел спор с футболистом, который вернулся в команду. Заглянул в блокнот и привел ему его цифры тогда и сейчас. Это пошло на пользу.
Сейчас приходят предложения от команд, которые хотят достичь результата в максимально короткий срок. Для этого нужно понять, сколько времени у тебя на подготовку, на каком месте команда и что надо изменить. Посмотрел, за сколько дней до начала еврокампании мы приняли «Пюник», чтобы согласиться или нет на это предложение. Потому что малейшие нюансы в таких ситуациях играют очень большую роль. А все мелочи не сможешь хранить в оперативной памяти, поскольку она быстро забивается. Тут на помощь и приходит блокнот.
— Афоризм — ваш собственный или вы его где-то почерпнули?
— Приобрел его на одних из образовательных курсов.
— И последнее на сегодня. Надеюсь, будем беседовать с вами через десять лет к вашему 60-летию. Кем бы к тому моменту хотели быть и чего достичь?
— Очень хочу, чтобы к 60 годам я оставался кому-то интересен — моим близким, болельщикам, журналистам. Чтобы к тому времени за моей спиной стояли более серьезные трофеи, чем сейчас. А главное, чтобы в футболе остались люди, которые не отводят взгляд при встрече со мной и охотно протягивают руку.
