"Я бы вывел Кокорина и Мамаева в перерыве игры в центр поля. И выпорол!"
Сегодня ровно 50 лет "прыжку века" Боба Бимона – одного из главных спортивных событий ХХ века. На Олимпийских играх в Мехико-1968 американец сенсационно улетел в прыжках в длину на 8,90, что более чем на 50 см превысило рекорд мира. По этому поводу я и решил позвонить очевидцу произошедшего Игорю Тер-Ованесяну – экс-рекордсмену мира, участнику пяти Олимпиад и их двукратному призеру.
– Знаете, по телефону тяжело говорить, четыре года назад перенес инсульт. Если интересно, приезжайте ко мне и поговорим.
Через час я был на месте. И беседа вышла далеко за пределы одной темы.
Если вся жизнь крутится вокруг одного события, она неинтересна
– Значит, хотите поговорить о Бимоне? – уточнил 80-летний Тер-Ованесян. – Чтобы всем было понятно: за последние 82 года в прыжках в длину было всего пять рекордсменов мира: Джесси Оуэнс (8,13), потом мы с Ральфом Бостоном довели его до 8,35, затем был Боб Бибон со своими 8,90 и только в 1991 году Майк Пауэлл перебил и их – 8,95.
– И даже среди этой великолепной пятерки Бимон выделяется.
– Любопытно, что в Мехико он с трудом прошел квалификацию. Лишь с третьей попытки. А его рекордный прыжок зрители пропустили. В это же время шел финал на 400 м и длину никто даже не смотрел.
– Зато вы прекрасно все видели.
– Его 8,90, на самом деле, поменяли всю мою жизнь. У меня была совершенно конкретная цель, а ее в один момент смели. Нужно было идти уже совсем к другой, и я понимал, что не могу сделать это. Мне было уже 35 лет.
– Но вы же продолжили выступать.
– В следующем году выиграл чемпионат Европы. 8,17. Но постепенно стал заканчивать.
– 8,17 и сегодня боеспособный результат.
– Я был первым европейцем, прыгнувшим за 8 м. Со своими 8,35 и сейчас боролся бы за медали на всех стартах. Длина – единственный вид легкой атлетики, который за последние 50 лет практически не сдвинулся с места.
– Почему?
– Заканчивая карьеру, я стал понимать: меня ограничивали не физические качества, а неправильные установки. Надо было делать все совсем по-другому. Раньше весь акцент был на толчковую ногу, а сейчас – на максимально быстрый мах, при этом вообще не важно, как ставишь ногу.
– Если бы кто-то подсказал в свое время..?
– Начни я карьеру сейчас, прыгал бы с переворотом – делал бы сальто в воздухе.
– Уже читал о ваших революционных идеях в "СЭ".
– А как иначе? Ведь Фосбери полностью изменил прыжки в высоту. И высотники, прыгая вперед плечами, пролетают по 5-6 м. Парадоксально, что в высоте люди тянутся плечами вверх, а в длине назад.
– Когда пришли к новому видению?
– Я всегда анализировал. В последнее время вообще склоняюсь к тому, что переворачиваться после отталкивания нужно даже не вперед, а, как акробаты, назад.
– Ух! Почему никто не попробует эти способы?
– Не разрешают. Переворот в воздухе считается опасным. Если бы шестовики до сих пор приземлялись в песок, и у них все было иначе. Нам нужно думать над поверхностью для приземления. Это будет зрелищнее и интереснее для зрителей. Легкую атлетику надо менять!
– Как Бимону удалась та попытка при классической технике? Какой-то сбой?
– Да. Прыжок у него всегда был совершенно другой – предпоследний шаг длинный, а последний – короткий. А в той попытке получилось все наоборот. При этом скорость последнего шага была быстрее, чем у спринтеров. После этого он так больше ничего и не показал.
– Задавались вопросом: почему этот сбой произошел не со мной?
– Бимон, конечно, был способнее меня. И установка у него совершенно другая. Но ведь и я с маленьким заступом прыгал 8,68. В Ленинокамске, на чемпионате СССР-1968.
– Что лучше: стабильно прыгать всю карьеру под 8,40 или единожды улететь на 8,90 и войти в историю одним прыжком?
– Александр Иванов по большому счету написал только одну картину – "Явление Христа народу". Он работал над ней 20 лет. Но, знаете, жизнь – это не один какой-то эпизод. Спорт прекрасен соревнованиями, выигрышами. Этот спектр куда эмоциональнее, чем один большой рекорд. Если вся жизнь крутится вокруг одного только события, она неинтересна. И мои 80 лет точно увлекательнее, чем один прыжок на 8,90.
В советское время были примеры, аналогичные Кокорину и Мамаеву
– Современные спортсмены отличаются от тех, что были раньше?
– Нет-нет. Люди не сильно меняются. Чем нынешние хуже?
– Последние недели гремит история про Кокорина и Мамаева.
– Слышал, как же.
– Вот можете представить, чтобы подобное случилось в ваше время?
– А что представлять, бывало и такое.
– Неужели?
– Тогда просто никто об этом не говорил, такая шумиха не поднималась. А так, повторюсь, человеческая сущность не меняется. На этот раз раскрутили все. Наверное, кому-то нужен показательный процесс. Как в свое время было со Стрельцовым. Но тюрьма тут ни к чему.
– А что нужно?
– Где они играют?
– "Зенит" и "Краснодар".
– Вот в перерыве между игрой этих команд я бы пригласил их в центр поля. С голыми жопами. Взял бы ремень – и выпорол! И отправил вон. Если полгода потом бы вели себя хорошо – можно возвращать. Такое вот перевоспитание.
А тюрьма тут не выход. Тем более, мы не знаем, что именно случилось. Может быть, кто-то сказал что-то обидное.
– "Человеческая сущность не меняется". Приведите пример безнаказанности и плохого поведения спортсмена в СССР.
– Да сколько их было. Ну, хорошо. Брумель (легендарный прыгун в высоту, обладатель шести мировых рекордов, олимпийский чемпион. – Прим. "СЭ") едет на машине. Его останавливает мент, открывает дверь. И тут же получает в зубы!
– И?
– Никто об этом даже не узнал.
Из Хабиба в каждом поступке исходит "мы", тогда как у большинства успешных спортсменов – только "я"
– В одном из интервью "СЭ" вы говорили, что многие большие спортсмены по человеческим качествам малосимпатичные люди.
– Так и думаю. Хотя бывают исключения. Вот с таким уважением я сейчас смотрю на Хабиба. Огромное влияние он на меня оказал. Он не только прекрасный спортсмен, у него очень богатый внутренний мир. Его отношение к отцу, к социуму – это же крайне любопытно. Если бы у него не было такого окружения, он бы просто с утра до вечера бил по морде, но не получил бы гармоничного развития. Из него в каждом поступке исходит "мы".
А у большинства успешных спортсменов – только "я". И ничего вокруг. Именно поэтому из великих атлетов редко получаются хорошие педагоги. Вот Виктор Санеев.
– Легенда! Трехкратный олимпийский чемпион в тройном прыжке.
– Приглашал его работать тренером. В какой-то момент говорит: "Арамыч, почему они прыгают дальше меня"? Вот как? Уже давно завязал, а эго все еще не дает покоя!
– Это ведь не только в спорте? Великие в своем деле люди зачастую бывают эгоистами.
– "Любой литературный псевдоним – это отказ от Отечества, ибо исключается имя отца. Максим Горький, Андрей Белый, кто им отец"? Так писала Марина Цветаева в очерке "Пленный дух". Это я к чему? Хочешь быть царьком, живи один. У великих что-то такое есть, да.
– При этом жертвовать многие готовы не только другими, но и собой. Некоторые спортсмены признавались, что согласились бы на смерть за олимпийское золото.
– Вот этого я не понимаю. Идиоты! Как пьедестал может быть выше жизни? Думаю, эти спортсмены неискренни. Может быть, они просто хотят показать, что готовы пожертвовать всем?
Открою вам секрет: человек порочен
– На чемпионате мира-2011 по легкой атлетике проводился анонимный опрос и больше половины спортсменов признались, что принимали допинг.
– Так.
– Вы не удивлены?
– Ничуть. На кону большие деньги.
– И риск попасться с другой стороны.
– А если нет? Спортсмены рассуждают как: "Все вокруг жрут. Значит, мы не аморальны". Тут еще такое дело. Вот если человек чувствует себя свободным, он идет в армию не из-за того, что кто-то его заставляет, а потому что хочет. А кому-то говорят: "Хочешь-не хочешь, иди". Понимаете?
– Вы к тому, что спортсмены не всегда сами принимают такие решения.
– Естественно. И тут уже многое зависит от степени внутренней свободы. Вот у меня совесть всегда была первостепенна. Некоторые вещи в своей жизни я не мог сделать именно из-за нее.
– Как вы думаете, спортсмен, выигравший олимпийское золото, но принимавший допинг, испытывает потом угрызения совести?
– Конечно, нет! Наоборот. Он же всех провел!
– Но это же плохо.
– Для кого?
– С точки зрения морали.
– А когда во время игры спортсмены бьют друг друга по ногам, это разве хорошо? Это честно? Это по-мужски? Открою вам секрет: человек порочен. Мы такими рождаемся. И не все хотят меняться. Хотя, по идее, в этом наша цель. Но многие ли каждый вечер спрашивают себя: "А сделал я сегодня что-то хорошее"? Важно задумываться над этим.
Но 90 процентов этого не делают. Многие ставят вопрос совершенно по-другому: "Как бы всех нае..ть"?
– Для вас есть разница между спортсменом, уличенным на допинге и "чистым"?
– Нет. Если идет война и с одной стороны люди с атомной бомбой, а с другой – с ружьями, зачем винить вторых? Весь мир так или иначе занимается допингом. Идет гонка технологий. Где-то принимают допинг, который здесь еще не придумали. Наука решает. Я убежден, что и у американцев что-то есть.
– Борьба с допингом в нынешнем виде – лицемерие?
– Однозначно.
– Можно ли сейчас побеждать без допинга?
– Конечно. И такие спортсмены есть. Лучший пример для меня – Тер.
– Вы сами?
– А кого я могу знать лучше? 60 лет назад прыгал 8,35, при этом на высоте было под 8,70. В современных условиях было бы под 8,90. И я был абсолютно чист!
– А почему вы ничего не принимали, если знали, что вокруг этим балуются?
– Знал. Но… наверное, боялся. Плюс, почему-то, был совершенно убежден, что мне это не поможет.
