Евгений Мележиков руководил «Спартаком» не день и не месяц. Два с половиной года!

Но, удивительное дело, не знали мы о нем ничего. Натыкались на странную стену попытки выяснить элементарное — где родился уважаемый генеральный директор?

Доходили до нас какие-то обрывки — был военным. Что подтверждала телевизионная картинка: выправка у нашего героя, как у доктора Ватсона. Догадался бы всякий.

Так называемые открытые источники сдержанно информировали: успел побывать Мележиков вице-президентом «Локомотива» во времена Наумова и Смородской. Что обещало россыпь прекрасных историй.

Это Мележикову мы должны были быть благодарны за то, что на трибунах полицию сменили стюарды. Собственно, все.

Прежние его интервью были образцово строги и далеко от футбольной темы не отходили.

Со «Спартаком» Евгений Владимирович расстался. Чуть передохнув, согласился на разговор обо всем на свете.

«Копейка»

— Покинули «Спартак» вы десять месяцев назад. Как их провели?

— До чего не доходили руки последние пять лет — до того дошли сейчас. Занялся квартирой, дачей... Ну и семьей, естественно. У меня трое внуков!

— Ого. В 50 лет?

— Да, я в 20 женился. В 21 супруга уже двойней порадовала. Дети выросли, старшему внуку два года, младший родился четыре месяца назад.

Пока работал, не получалось уделять внимание семье. Да и вообще в то время меня раздражало все, что от работы отвлекало. Понимаю, что это неправильно, но по характеру не мог абстрагироваться от постоянно возникающих проблем, а «Спартак» скучать никому не даст. После ухода взглянул на себя со стороны и понял, что нужен отдых. Слишком высокий держал темп.

— Кто-то нам говорил: «Вот закончу с работой, махну на Северный полюс». Вы куда-нибудь рванули?

— Поначалу не хотелось никуда ехать. Навалилось много личных дел. А в феврале полетел с супругой в Абу-Даби. Совместил отдых с футбольным турниром. Повидался с коллегами, ребятами из команды.

— Еще чем себя порадовали после ухода из «Спартака»?

— Да порадовал немного... Правда, вынужденно. Купил автомобиль. Прежде машины были служебные.

— Что взяли?

— «Мерседес». А то раньше постоянно ездил на джипах. По своему росту, характеру привык к большим и мощным машинам. Маленькая была лишь одна. Еще когда служил. «Копейка»!

— Тоже ничего. Для тех времен.

— Права не успел получить, а автомобиль уже приобрел. Мальчишеский поступок. Не помню, сколько лет было этой «копейке» — но, когда ее мыл, в салоне стояла вода.

— Почему?

— Настолько проржавевшая. Рассекал на «копейке» по маленькому городку Ипатово Ставропольского края. Военных там не останавливали. Но ездить приходилось исключительно в форме. Как-то даже главу администрации умудрился подвезти. Я был членом избирательной комиссии в воинской части.

— Так и осталась на приколе в вашем Ипатове?

— Немного привел в порядок — и продал! Помню, на рынке стоял и нахваливал: «Она так едет — вы не представляете...» Вырученных денег хватило на видеомагнитофон и норковую шубу жене. 1996 год.

— За эти десять месяцев предложения о работе поступали?

— Первое получил сразу после увольнения из «Спартака». Были и другие. Но пока всё на паузе. Спасибо тем, кто посчитал, что могу пригодиться. Это было важно для меня. Но быстро такие вопросы не решаются, да я и не форсирую.

— От первого предложения сами отказались?

— Нет. Это проект, связанный с развитием спортивной инфраструктуры. Начали прорабатывать — и застопорился вопрос с финансовым обеспечением.

— Свой бизнес у вас есть?

— Давно нет. Пришел в «Спартак» в 2013-м — и все свернул. Работа в клубе времени не оставляла ни на что.

— Что за бизнес?

— Сначала — охранный, с моими друзьями. Еще были строительные проекты. До прихода в «Спартак» уже чувствовал себя в финансовом смысле довольно спокойно, был независимым.

— Сегодня, судя по «Мерседесу», тоже?

— И слава богу!

Чирчик

— Руководили таким клубом — но информации о вас минимум. Даже не удалось выяснить, в каком городе родились. Знаем только дату.

— Я из Ставропольского края, город Невинномысск. После военного училища могли по желанию распределить на Северный Кавказ. Мало кто туда рвался. Все-таки близко к горячим точкам. А для меня это родина — с удовольствием поехал!

— Давайте восполнять пробелы. В 1990-м вы поступили в Тульское артиллерийское училище?

— Совершенно верно.

— Почему туда?

— Мать развелась с отцом, когда мне было семь лет. Вскоре он умер. А года через три появился отчим, офицер.

Самые сознательные годы я прожил в семье военного, так что гражданские вузы и не рассматривал. При этом получил высшее инженерное образование. Основная специализация — радиоэлектроника, радиолокация. Ехал поступать в Тулу из узбекского города Чирчик. Трое суток в поезде: смотрел на верблюдов в пустыне и питался мамиными пирожками.

— В Узбекистан судьба забросила отчима?

— Ну да. До этого три года прожили в Москве, пока он учился в академии. Здесь у меня и сестра родилась. Потом перебрались в Чирчик. Там я окончил школу, занимался плаванием.

— Русскому мальчику в том Узбекистане жилось несладко?

— В Чирчике было много русских. Городок военных. Но сложные времена рождают непростых подростков. В моем классе не курили двое — я и мой товарищ, который занимался боксом.

— Остальные налегали не только на табак?

— Насвай, анаша — этой дряни было полно. Баловались девочки и мальчики. Вечерами еще и выпивали.

Последний раз был в Чирчике, когда учился на первом курсе. Приехал в отпуск и почувствовал, что ситуация закипает. Несмотря на природную доброжелательность узбеков, отношение к русским изменилось. Им стало совсем некомфортно. Даже невыносимо. Оскорбления, проблемы на работе...

— Ваши близкие оттуда уехали?

— Да, мать с маленькой сестрой возвратилась в Невинномысск. С отчимом развелась. Он продолжал служить.

— Самое интересное, что с вами случилось за пять лет в артиллерийском училище?

— Там я был одновременно и на хорошем счету, и хулиганом. На первом курсе меня назначили командиром отделения. На втором стал старшиной младшего курса. 180 человек в подчинении! А в конце третьего чуть не отчислили.

— Что натворили?

— Похулиганил, скажем так. Меня вызвал начальник училища, внимательно взглянул. Задал один вопрос: «Ты хочешь учиться?»

— А вы?

— Со слезами на глазах ответил: «Очень хочу!» Уже думал: вот сейчас выгонят — и куда ехать? Обратно, в Ставропольский край? А он решил меня оставить! Правда, разжаловал в рядовые.

— История-то без криминала?

— Конечно! Просто товарищей решил прикрыть — а сам попался.

— Какой-то «самоход»?

— Куда ж в военном училище — и без «самоходов»?

Дедовщина

— С дедовщиной столкнулись?

— В училище — нет. Там дисциплина, контроль командиров. Мы все одногодки, а старшие курсы жили в отдельных казармах. Пересекались разве что на плацу и немного в учебных корпусах. Да и контингент довольно приличный — когда я поступал, конкурс был пять человек на место. А на более продвинутую специальность, куда изначально хотел, доходило до пятнадцати.

— Куда хотели?

— На «программирование». Но получил четверку по математике. На этом все закончилось. Пришлось отправляться на «радиолокацию».

Что касается дедовщины, то по минимуму соприкоснулся с ней в армии, когда был командиром взвода. Солдаты у нас постоянно на виду, мы порой даже ночевали в казарме. А в шесть утра уже все на зарядке. У «дедов» никакой возможности распоясаться. Но приключилась тяжелая история.

Через три недели службы сбежал срочник. Причем не из-за «дедов». Ему по воспитанию, характеру армия была в тягость. Да еще нас периодически кидали на усиление в зону горячих точек. Вот и рванул с автоматом куда глаза глядят.

— Нашли?

— Да, застрелившимся. За городом, под акацией. Яркий пример, как бывает тяжело ребятам в армии. Все три недели отправлял маме горестные письма: «Пишу на сапоге убитого товарища...» Хотя ничего такого не было и в помине.

— Кто-то рассказывал нам, что в армии к визитам начальства красил траву.

— Я тоже красил. Правда, не в армии, а когда уже работал в футболе.

— Господи. Зачем?!

— Сам-то, конечно, не красил, но с такой практикой знаком. Это нужно для нормальной телевизионной картинки в случае, если травяной покров неравномерный или появились проплешины. Замазывали не обычной краской, а распыляли натуральную смесь зеленого цвета.

— Надо же.

— Это и в «Локомотиве» случалось пару раз, и в «Спартаке». И даже в Лужниках на финале Лиги чемпионов, где я работал по линии правительства Москвы. Отвечал за координацию негосударственных служб обеспечения безопасности с силовыми структурами.

Увольнение

— На гауптвахту попадали?

— Сутки просидел. Как раз когда чуть не отчислили из училища.

— Ну и что такое гауптвахта?

— Как тюрьма. Одиночные камеры. В тульском гарнизоне дислоцировалась десантная дивизия — на гауптвахту свозили туда, своей у нас не было. Ты курсант, а охраняют тебя взрослые десантники. Сидел и представлял, что обо мне сейчас думают в училище.

Когда курсанта в городе задерживал патруль без увольнительной — это ЧП. Практически всех отправляли на гауптвахту, если вовремя командиры не перехватывали под личную ответственность.

— Попались в Туле?

— Да. Но обычно бегали мы резво!

— Если так здорово бегали — значит, прошли через жесткие марш-броски?

— Как и все военные. Это нормально: раз в две недели — десятикилометровый кросс с полной выкладкой. Я ведь был в сборной училища по офицерскому троеборью: бег, плавание, стрельба. Марш-бросок наказанием не считался. Вот сейчас было бы тяжеловато.

Завидую Артему Реброву — в серьезном возрасте человек пристрастился к бегу и получает от этого удовольствие. Мы тогда тоже бежали — и на ходу друг другу анекдоты рассказывали. Еще отстающим помогали вещмешок тащить или автомат. Время-то замеряют по последнему. Наказывали нас иначе.

— Как?

— Строевой подготовкой. В жару особенно неприятно. Все командиры этим грешили, да и я не исключение — гонял подразделение по плацу.

— Мы удивляемся — как при таком характере не вышли в генералы.

— Мечтал! Со временем меня перевели в службу собственной безопасности погранвойск. Совершенно удивительный багаж знаний, в дальнейшем здорово мне помог. Отучился в Москве по этому направлению — и попал во Владикавказ, а оттуда в Новороссийск.

— Новороссийск — не город, а мед.

— Нам с супругой там было очень тяжело. Если во Владикавказе жил без семьи, то в Новороссийск приехали Галя и дети. А цены московские, вся зарплата уходила на съем однушки.

На еду уже не хватало. Еще и зарплату в те времена задерживали по полгода. Выкручивались так: что-то брали в столовой — с разрешения командира части. А иногда и без. (Улыбается.) Картошку, макароны, консервы...

Увольняться из армии я не планировал, несмотря на уговоры жены и ее родителей. Они купили дочке квартиру в Москве. Хотели, чтобы я или ушел со службы, или перевелся в столицу. А тут завершился мой первый контракт и на вопрос командира: «Будете продлевать?» — я вдруг задумался.

— Отказались?

— Решил уволиться и ехать в Москву. Все-таки семье было тяжело.

— А звание?

— Закончил капитаном, немного не хватило до майора. Двух-трех месяцев.

— Может, стоило дотерпеть?

— Пришлось бы подписывать новый контракт — на три года. Ну куда? Смотрел я на своего командира, полковника предпенсионного возраста, — тот дослуживал ради каких-то льгот, жилья... Это я еще понимаю. Мне квартира не светила. До полковника служить и служить. А когда станешь им, никому не нужен будешь. Я сам на гражданке полковников на работу старался не брать.

— Почему?

— Полковник привык руководить. А мне необходимы люди, которые будут работать.

— В те годы шла чеченская война. Туда был шанс попасть?

— Я рвался. Как и многие товарищи-сослуживцы. В 1996-м приехали из округа отбирать людей в командировку. Я супруге сообщил: «Поеду с ребятами». Она резко одернула: «А дети?!» Им тогда был год с небольшим.

С маленькими детьми, тем более с двумя, от войны отцепляли. Поехать можно было только по горячему желанию и письменному заявлению. Правда, потом на три месяца отправили в сухумский погранотряд. Боевые действия в Абхазии уже закончились, но обстановку надо было контролировать. Все опасное случалось ближе к границе с Грузией. А я находился около российской, в районе Псоу. Но кое-чем был удивлен.

— Чем же?

— Пришли в одну семью — так каждому поднесли рог с вином и чествовали стрельбой в небо. Боевыми патронами! Хозяин молотил из пулемета, остальные — из калашникова. В Абхазии любой двор был упакован оружием под завязку. Все держали автомат под кроватью.

Дети

— Вы сказали, что рано женились. Как курсанты знакомились с девчатами?

— Я был в самоволке. По плану тренировка, но вместо бассейна и стадиона поехал в соседний город к товарищу. Возвращался — и на автовокзале в Новомосковске заприметил симпатичную девушку. Когда вышли в Туле, набрался смелости, подошел, заговорил.

— Ваши погоны произвели впечатление?

— Я был в спортивном костюме. Галя училась в Туле, проводил до общежития. С тех пор наведывался. Нарвешь цветов возле общаги — и забежишь на полчаса... Через два года поженились. Родились Андрей и Надежда. С ними была сложная история.

— Что такое?

— Роды скоротечные. Врачи говорили — все это могло привести к травме, начали перестраховываться. Вот представьте: мне 21 год, я в военном училище. Гале тоже 21. Трудно было не столько мне, сколько супруге и ее родителям, у которых мы тогда фактически жили.

Когда дети родились, я в наряде стоял. Приехал вечером — жены дома нет. Где?! Ищу по квартире — не нахожу. Спрашиваю родителей — не отвечают. Они в полном стрессе. Наконец протягивают бумажку, читаю — «сын, дочь».

— Раньше родились?

— В семь с половиной месяцев.

— Знали, что будет двойня?

— Да. Жена лежала на сохранении, там сказали. На следующий день мчусь в роддом — дети в реанимации. Врачи говорят: «Если мальчик за три дня не умрет — будет жить». Выжил! Мы не успеваем выдохнуть, как слышим: «Теперь у девочки осложнения. Если за три дня не умрет, будет жить».

— Кошмар.

— Полторы недели мы ходили как в прострации. Тут еще врачи добавили: «Возможно, у ваших детей ДЦП». До сих пор помню, как жена плакала: «Я не смогу!» А ее мать говорила: «Не переживайте, работайте, я сама буду воспитывать». Как-то с Галей лежали вдвоем — у обоих слезы на глазах. В тот момент я и повзрослел, наверное. Решили, что дети наши и ни за что от них не откажемся.

— Но все обошлось?

— Да. Теща была верующая. Прямо в роддом привела батюшку. В день Андрея Великомученика и Веры, Надежды и Любови покрестила детей. Назвала Андрей и Надя.

— Хорошие имена.

— Мы-то другие хотели. Я о крестинах вообще постфактум узнал. Но главное, дети тут же пошли на поправку. Никакого ДЦП не было. Сейчас сын и дочь — мастера спорта по плаванию.

МПС

— В 2000 году вы собрали скарб — и отправились в Москву. В неизвестность?

— Я отовсюду уходил в никуда. Может, это неправильно, и стоит заранее позаботиться о завтрашнем дне, подобрать тепленькое местечко, как многие. Но у меня никогда таких мыслей не возникало.

Вот и после армии думал: плацдарм в Москве есть. Дальше разберусь! Жена спрашивала: «Чем будешь заниматься?» «Да перебьемся, — отвечаю. — На стройке поработаю, вагоны пойду разгружать. Голодными не останемся».

— До вагонов не дошло?

— Не дошло. Среди сокурсников разлетелась информация, что Мележиков увольняется. Узнал об этом и мой старший товарищ, на которого я меньше всего рассчитывал. В нашем училище он был начальником кафедры, потом возглавил учебный отдел. Профессор, доктор технических наук полковник Борис Михайлович Волков.

В свое время, несмотря на мои проделки, проникся ко мне, взял к себе в дипломники. Что стало отправной точкой для написания и кандидатской диссертации. Уже в Тульском политехническом университете.

— Тема?

— Радиолокация. Если коротко — обнаружение подвижных наземных объектов.

— Серьезное дело.

— Волков и подсказал: «У тебя есть время, мозги. Займись кандидатской, в жизни не помешает». Полтора года ее писал.

— Уже работая в футболе?

— Да, в «Локомотиве». Так почему не дошло до вагонов? Борис Михайлович передал через товарищей: «Скажите Евгению — пускай ко мне заедет». Я заглянул к нему в училище. Разговор был короткий. Протянул мне листок бумаги: «Приедешь в Москву — набери этот номер. Скажи, что от меня». Время спустя признался, что я был единственным человеком, которого он за всю жизнь кому-либо рекомендовал.

— Вот это оценка.

— Его друзья, тоже наши выпускники, оказались высокопоставленными лицами в системе Министерства путей сообщения. Один из них руководил службой безопасности МПС. Работал с Николаем Емельяновичем Аксененко.

— Тогдашним министром.

— Да. После долгой проверки меня взяли на работу. На огромные по моим понятиям деньги — 400 долларов! Это было раз в пять больше, чем получал как военный. Мы с супругой, живя в Москве, ни в чем себе не отказывали. 200 долларов тратили, а 200 откладывали.

«Локомотив»

— Теперь ясно, как вы очутились в «Локомотиве».

— Я был рядом с руководством МПС. Валерий Филатов, президент клуба, тесно контактировал с Аксененко. В конце 2003-го, уже после завершения строительства стадиона, меня направили в помощь Филатову. Навести порядок.

— Это связано с наездами братвы?

— Нет-нет. Просто тогда в «Локомотиве» никто особо не знал, как управлять 30-тысячным стадионом. Сразу появились претензии со стороны правоохранительных органов. Валерию Николаевичу периодически прилетало.

Поэтому стояла задача: выстроить работу службы безопасности и решить вопросы с силовиками. Меня попросили помочь. Параллельно я еще был генеральным директором и учредителем в охранном предприятии, которое продолжало работать на стадионе после окончания строительства.

— Разве это не конфликт интересов?

— Тогда — не считалось. Сейчас такое уже не приветствуется. Да и учредителем в охранном предприятии я был вместе с Филатовым.

— Стюарды на стадионах еще не появились?

— Я и начал создавать службу стюардинга. На первых порах выкручивался за счет своего охранного предприятия. Плюс были выстроены отношения с руководителями московской милиции. Выделяли мне сотрудников, свободных от смены. А потом я первым в России создал фирму, которая уже официально занялась стюардингом.

— Следом подтянулись другие клубы?

— Да. Нас начали ставить в пример. В 2005-м я уже презентовал эту систему на коллегии МВД в присутствии министра внутренних дел и министра спорта. Мы сократили количество полиции на матчах с 2500 человек до 800.

— Уже в спартаковские времена кто-то про вас запустил мем — «охранник из «Пятерочки».

— Я даже знаю кто. Не обижаюсь.

— Кто?

— Один из блогеров. Не будем его рекламировать. В Telegram-каналах никто же не отвечает за вылетевшее слово. Человек решил пошутить. Ну, пошутил и пошутил. Просто не знает моей жизни.

Охранное предприятие каждый представляет по-своему. Когда-то это считалось престижным местом работы. Брали людей, которые не понаслышке знают, что такое боевая подготовка, дисциплина и ответственность.

— Сегодня все иначе?

— Ужесточилось лицензирование, появились дополнительные денежные сборы, и статус охранника резко пошел вниз. Теперь это сезонная работа. Летом люди трудятся в огороде или на стройке, а зимой идут в охранное предприятие. Вообще другой уровень! Я с началом этой деградации и вышел из охранного бизнеса, стало неинтересно.

— К «Пятерочке» вы отношения не имели?

— Никогда! И к «Ашану» тоже. (Смеется.)

— Лишь к МПС, которое в 2003-м переименовали в РЖД?

— Да. Охранное предприятие при МПС было частью службы безопасности. Мы решали вопросы не только по охране объектов, а гораздо шире. Я стал ближе к высшему руководству. В 2002-м меня, 29-летнего, представили Николаю Емельяновичу.

— О чем-то поговорили?

— В памяти осталось одно — огромная-огромная ладонь министра. У меня-то рост 187, а Аксененко намного выше. Смотрел откуда-то сверху. Рука как лопата. Два раза в жизни у меня было такое чувство.

— Кто второй?

— Александр Карелин. Как-то вместе пообедали. Он встречался с моим руководителем, я случайно оказался в этой компании. Сейчас внук кладет свою ручонку в мою — вот такое же ощущение было, когда поздоровался с Карелиным. Только «внуком» был я.

Филатов

— Филатова из «Локомотива» странным образом убрали — а вы при Николае Наумове получили не менее странную должность. Мы даже выписали: «Вице-президент по административно-техническому управлению и безопасности».

— Это я придумал название.

— В самом деле?

— Да. Я — человек военный. Хотел, чтобы в названии была конкретика и обозначена зона моей ответственности. Объем-то немаленький! В какой-то момент посчитал — если убрать футболистов, в моем подчинении 80 процентов людей от всего штата «Локомотива». Там же не только стадион.

— Еще что?

— База в Баковке, спортшкола «Перово», база в Хосте. Ее планировали развивать. В «Локомотиве» я все впитывал как губка. Рядом были два человека, способные научить многому. Филатов и Семин.

— Вы были допущены до близкого общения с Семиным?

— Юрий Павлович в том «Локомотиве» — царь и Бог, в команду особо не пускал. Так что присматривался со стороны и к нему, и к Короткову, начальнику команды. Как общаются с футболистами, между собой, как реагируют на сложности... Зато с Филатовым контактировал постоянно. Сколько раз он меня выгонял из кабинета!

— За что?

— Ему было не до меня и моих проблем. Особенно, если накануне «Локомотив» проиграл. Я-то не знал, что в футболе так принято. И вообще Филатов требовал, чтобы серьезные сотрудники не приходили с вопросами, заставляя его отвлекаться от футбола, а решали проблемы лично. Как — Валерия Николаевича не волновало. Бодрых докладов и показухи тоже не любил. Это отразилось потом и на моем стиле управления.

— Валерий Николаевич — человек взрывной.

— Если в воскресенье проиграли, до вторника с Филатовым лучше в контакт не вступать. Настроение гнетущее. Но это я не сразу понял. Поначалу-то не доходило.

— Прямо выгонял?

— Да. Потому что занят просмотром вчерашнего матча. До вторника рядом с Филатовым сидел спортивный директор, что-то обсуждали.

— Спортивным директором был Хасан Биджиев?

— Да. Переживал Филатов ужасно, все пропускал через себя. Видно было — в душе катастрофа!

— И к Федуну после поражений лучше не подходить?

— Леонид Арнольдович тоже сильно переживал. Но он отходчивый.

— Умел переключиться?

— Он заставлял себя переключаться! На следующий день ему звонишь как ни в чем не бывало, решаешь вопросы. Конечно, Леонид Арнольдович расстроен. Но занимался тем, чем нужно было заниматься.

— Самая забавная история с Семиным?

— Уф-ф... Я его перепутал!

— С кем можно перепутать Семина?!

— Как-то иду по стадиону, а навстречу Коротков. Я тогда не был с ним близко знаком. Почему-то смутился — и выдал: «Здравствуйте, Юрий Павлович». Самое интересное, Коротков вообще не удивился. Ответил: «Здравствуйте» — и пошел дальше. А я только на следующий день понял, что обознался.

— Если бы Семина назвали Владимиром Петровичем — вот здесь реакция могла быть красочнее.

— В общении с Юрием Павловичем я держался крайне осторожно. Был руководителем службы безопасности — но лишний раз не мелькал, даже не позволял себе войти в раздевалку.

Лима

— Всякому безопаснику в футболе приходится решать деликатные задачи.

— В «Локомотиве» периодически возникали истории. Рассказать могу чуть-чуть про одну. На судьбу этого футболиста моя откровенность уже не повлияет.

— Лима?

— Да, бразилец Лима. Мог бы задержаться в нашей стране надолго. Ситуация была максимально неприятная. Выходящая за рамки порядочного поведения. Не значил бы Лима столько для «Локомотива»...

— Это была звезда.

— Конечно! Многое на нем держалось. Но парень отвязный, в тот вечер не очень прилично себя повел с девушкой. Хоть та и была особой легкого поведения. Пришлось закрывать вопрос, чтобы не упекла бразильца за решетку. А «Локомотив» не остался без ключевого игрока. Покуролесил!

Другие футболисты тоже позволяли себе приключения. Кто-то вместо того, чтобы выйти из бани в десять вечера, выползал оттуда в шесть утра. А жены беспокоятся, начинают искать. Приходилось действовать — чтобы не допустить конфликта в семье. Вот этим тоже занималась служба безопасности. А если еще вот-вот матч!

— Как Юрий Павлович реагировал? Сразу отправлял бедолагу под капельницу?

— Это уже без меня. Моя задача — найти и доставить. Или вдруг звонок от жены футболиста: «Где мой муж?!» А на тренировке его нет. В клубе тоже. Начинаем искать по всей Москве через знакомых. Случалось, Юрий Павлович вопрос задавал: «Где такой-то? Ищи!»

— Это сложно?

— Не особо. Круг общения известен. Криминала не было, только с Лимой вышло настоящее ЧП. Если помните, в программе «Человек и закон» даже выделили время под эту историю.

— Кажется, в ней было замешано несколько бразильцев. Из разных московских клубов.

— Верно.

— Вы приехали к Лиме домой?

— Все случилось на съемной квартире у его приятеля. Мы узнали, помчались туда. Начали разбираться. Девушка уже вызвала полицию и прокуратуру.

— Хотела не просто денег срубить? Действительно, парень нагрешил?

— Может, с ее стороны и было желание заработать. Но факт налицо. Давайте без подробностей? Они крайне неприятные.

— Девица готова была обвинить его в изнасиловании?

— Если бы захотела — легко!

— Лима отдал какие-то деньги?

— Разумеется! А как иначе? Бесплатно такие вопросы не решаются. Сумму помню. Но говорить не стану.

— Большая?

— Для Лимы — не очень.

Липатов

— Мы не договорили про Филатова. День увольнения из «Локомотива» стал для него трагедией. И огромной неожиданностью.

— Валерий Николаевич, уезжая в РЖД на совет директоров, был в хорошем настроении, бодрый. «Локомотив» занял третье место. Вдруг возвращается с побелевшим лицом. Произносит: «Меня уволили». Такой шок! Я вообще не понимал, как можно уволить одного из хозяев «Локомотива». Ведь Филатов был акционером клуба.

— Филатова в клубе любили?

— Да, он был как отец для всех. Это Липатов, став председателем совета директоров, провернул махинацию, чтобы взять власть в «Локомотиве» под свой контроль. Потому что изначально все контролировал Филатов.

— Валерий Николаевич нам говорил — о коварстве Липатова совершенно не подозревал. Казалось, они союзники. А вам как виделось со стороны?

— Были определенные сигналы. Но ни Филатов, ни я не обратили внимания. А стоило бы.

— Что за сигналы?

— Липатов, минуя президента и главного тренера, напрямую налаживал отношения с игроками. А в клубе такое — как правило, начало конца. Если рушится иерархия, футболисты получают доступ к высшему руководству, это ведет к дисбалансу в коллективе.

Каждому игроку в радость вырваться из рутины тренировок, им все приелось. Хочется разнообразия! Одному побольше денег, другому — новый статус. Кому-то нужно, чтобы его сильнее любил главный тренер. В «Спартаке» я увидел такого футболиста, кстати.

— Кому это было особенно важно?

— Николсону. Прямо расцветает, если слышит от тренера: «Шамар — наш герой, большой молодец...» Ему это необходимо для мотивации. Так вот, когда появляются дополнительные возможности общения с высшим руководителем — футболисты охотно этим пользуются.

— Еще бы.

— Я точно знаю, Липатов им обещал то, что не входило в его компетенцию. Кому-то поднять зарплату. Не интересуясь мнением тренера и президента. Кому-то — дополнительные премиальные. Кому-то из легионеров обещал помочь с самолетом домой и обратно.

— У Липатова был джет?

— Да. То ли арендованный, то ли принадлежавший РЖД. Еще Липатов пытался войти в доверие к фанатам. Выстраивал с активной частью отношения, опять же минуя Филатова и отвечающих за связи с болельщиками людей. Тоже сигнал — у человека свои интересы. Пытается влиять на общественное мнение, взять его под контроль.

— Как мог Филатов этого не замечать?

— Филатов все видел. Но отстранялся. До такой степени поверил словам Липатова, что они в одной лодке. Я знаю, что Валерию Николаевичу говорили: «Стоит насторожиться» — «Все нормально, у нас прекрасные отношения». Доверял Липатову до самого конца.

Наумов

— Подниматься вы стали при другом ярком человеке — Наумове.

— Да. Через год пришел Николай Алексеевич. Предложил расширить мои полномочия.

— Как было подано?

— Я думал, моя сфера деятельности так и останется по линии безопасности. Встретились с Наумовым, он попросил подготовить презентацию как раз по этому профилю. Я все сделал.

Долго не было обратной связи. Я уже начал переживать. Перед Новым годом не выдержал, отправился к Наумову сам. Решил поставить точки над «i». Как развивается ситуация? Может, я не устраиваю? Или презентация? Может, мы идем к разрыву отношений?

— Что услышали?

— То, чего никак не ожидал: «Предлагаю стать вам вице-президентом».

— До Наумова президентом «Локомотива» был Семин. Как это выглядело?

— Я почти сразу понял, насколько Юрий Павлович далек от деталей в управлении клубом. Не потому, что не может. Просто кроме самого футбола для Семина все второстепенно. Приходил к нему как президенту со своими вопросами — и чувствовал: ему это абсолютно неинтересно!

— Да и рычагов не было.

— Мы-то этого не знали. Думали, Семин — настоящий президент. Но вскоре стало ясно, что ходить к нему по рабочим моментам бесполезно. Юрий Павлович может похвалить, приободрить, похлопать по плечу — но решение тебе придется принимать самому.

А управление клубом с подачи Липатова перехватил Алексей Киричек, исполнительный директор. Пришел он еще при Филатове — правда, без особого желания самого Валерия Николаевича. Просто согласился с Липатовым: «Ладно, пусть будет».

— Значит, Киричека поставил Липатов?

— Да. Полагаю, и Семина назначали президентом с договоренностью: «В клуб не лезешь, текучкой занимается Киричек». Закончилось тем, что через год президентом стал Наумов.

— С которым у вас прекрасные отношения, как мы понимаем?

— Мы до сих пор поддерживаем связь. Работа с ним — колоссальный опыт! Таких руководителей мало, мне в этом смысле очень повезло. В свое время Николай Алексеевич был первым секретарем райкома партии где-то в Средней Азии.

— Что-то слышали.

— Вот чувствовалась партийная хватка! Такая выверенность в работе. Наумов никому не доверял — при этом никого не ругая. Не озвучивая, что доверия нет. Присматривался к людям. Мягко, незаметно их контролировал.

— К вам тоже присматривался?

— Еще как! Хотя и произвел меня в вице-президенты. Просто я человек не процесса, а результата. Если кто-то мешал его достигать, я становился достаточно резким. Реагировал жестко. Часто острые ситуации выходили на уровень президента.

— А он?

— Удивлялся — почему я вопросы решаю в лоб, не боюсь идти на конфликт? Обычно-то люди намекали аккуратно, переживая за свое кресло. И чем оно выше, тем тише намекали. Если их не слышали — возвращались к вопросу через недельку-другую. Я вел себя иначе — мне, как правило, результат нужен был вчера, поэтому шел напролом.

— Были прямолинейным?

— Именно. Наумов не мог понять — Мележиков молодой, при хорошей должности, с отличной зарплатой. Почему так себя ведет? Наверное, кто-то за ним стоит! Он долго ко мне присматривался. Наконец не выдержал, спросил: «Ты чей?» Я ответил: «Ничей!» — «Я тебе не верю». Стало ясно: на словах ничего не докажешь.

— Жил в Николае Алексеевиче секретарь райкома.

— Тогда я выхожу из его кабинета и пишу заявление об увольнении по собственному желанию. Расписываюсь, оставляю пустой дату. Возвращаюсь, кладу Николаю Алексеевичу на стол: «Вот вам мое заявление, вот ручка, которой я писал. Если будете меня подозревать или чем-то не устрою — поставьте дату, и я уволен. Может, это докажет, что никто мной не руководит, кроме вас, и все решения принимаю сам».

— Реакция Наумова?

— Другой бы расчувствовался, порвал бы листок. Николай Алексеевич аккуратненько взял и положил в сейф. Хранил до конца. Когда он уходил из «Локомотива», я вручил ему символический ключ — в честь окончания строительства Малой арены. А Наумов достал и вернул мне то самое заявление. Сказав: «Больше никому такое не пиши».

— В «Спартаке» ни разу написать не хотелось?

— Было дважды. Но я уже стал поопытнее и меньше доверял людям. Поэтому ничего не писал. Не хотел, чтобы кто-то воспользовался моим заявлением в своих интересах.

— Что за обстоятельства?

— Когда ушел Федун — и заступал «Лукойл». Надо было с новыми акционерами выстраивать отношения. Показалось, как-то они не очень строятся. Слишком подозрительны ко мне были новые руководители. Подумал: может, написать такое же заявление? Это будет демонстрацией моей честности и открытости перед ними. Но решил быть аккуратнее в порывах.

— А второй случай?

— Вот этот — второй. Первый был при Александре Жиркове.

— Вы еще отвечали за безопасность?

— Да. Было много желающих сместить меня с этой, на мой взгляд, не очень высокой должности.

— Директор по безопасности «Спартака» — это ж раскаленная сковорода.

— Вроде «директор по безопасности» и престижная работа — но в «Спартаке» не получится отсидеться. Никогда и никак. Там невозможно, сказав «А», не произнести «Б». Просто просиживать кресло — не про «Спартак». Ситуация все равно вынудит тебя к принятию решений. Это может подтвердить Сергей Беседин, например.

— Кто это?

— Сергей долго работал в «Спартаке», пришел в клуб простым стюардом и дорос до директора по безопасности. Недавно тоже покинул «Спартак». Это один из лучших специалистов по безопасности в российском футболе.

Смородская

— До «Спартака» мы еще дойдем. Покинули вы «Локомотив» при Смородской?

— Да, через пару месяцев после ее назначения. Наумов мне сказал, что по договоренности с министром Якуниным уходит — освобождая место для Смородской. Я, конечно, расстроился.

— Хотели уйти следом?

— Нет. А почему я должен уходить? Я работал на клуб прежде всего. Смородскую не знал. Нужно было выстраивать отношения. Если меня спрашивали — старался отвечать честно. Чтобы у нового руководителя создалась реальная картина. Но в объективность мою Смородская не верила.

— С самого начала?

— Она пришла сразу с несколькими советниками. Привела человек шесть. Мы вначале не могли понять: зачем столько?!

— Не поняли и потом?

— Поняли. Это были наши сменщики по разным направлениям. Бухгалтерия, инфраструктура, безопасность... Внедрялись в клубную работу. Докладывали непосредственно Ольге Юрьевне.

— Постепенно заняли ваши места?

— Ну да. «Готовы?» — «Готовы!» Моя объективность и честность никому не были нужны. Смородская верила только своим людям. Все остальное — «личный интерес» и «желание выслужиться». Вскоре начались увольнения.

— Вас-то убрали не сразу.

— Да, потому что на мое место надо было подготовить сотрудников. Чтобы один отвечал за безопасность, другой за инфраструктуру, третий за администрирование и управление объектами. И приостановить эти процессы было невозможно.

— Вы закрывали три должности?

— Я работал как работал. Просто Смородская решила эти направления разделить. Ее право. Объем действительно был большой. Мы к тому моменту закончили и даже прошли предварительную защиту в РЖД инвестиционной программы, которую делали еще с Наумовым.

— Что за программа?

— По созданию новых объектов и развитию существующей инфраструктуры. Наведение порядка, капитальный ремонт... Толстый фолиант!

— Люди любят цифры.

— На первом этапе значилось 4,5 миллиарда рублей на пять лет. На втором раза в полтора сократили. Первую цифру в РЖД не согласовали. Хотя всё с картинками, обоснованиями, расчетами. Едва я вручил эту книжку своему преемнику, стал не нужен. Ему уже было ясно, чем заниматься. Смородская начала меня из клуба выжимать.

— Как это делается?

— Сменила моего заместителя. Началось постоянное давление. В итоге мы решили: лучше расстаться. Нет смысла держаться за кресло вице-президента.

— Что-то вам выплатили на дорожку?

— Три оклада. Два из которых я отдал тем людям, которые не получили ни копейки. Написали по собственному желанию. С ними никто разговаривать не хотел.

— Вы про заместителя?

— В том числе. Со мной ушли два человека вообще без денег. Я посчитал своей обязанностью помочь. Раз уж мне хоть что-то выплатили. А их бы все равно выдавили из «Локомотива». Нашли бы повод — и уволили. Придраться не проблема. Вот так закончилось наше сотрудничество с Ольгой Юрьевной.

Уход

— Самый интересный разговор с ней?

— Я помню все наши разговоры. Ничего интересного и приятного в них не было. Могу рассказать вот что: когда обсуждали уход по соглашению сторон, я попросил присутствовать человека из службы безопасности РЖД.

— Это ход ферзем.

— Чтобы меня не обвинили в том, чего я не делал. Я же продолжал тесно взаимодействовать с руководителями службы безопасности РЖД. Отношения были неплохие. Эти ребята прекрасно понимали, что происходит в клубе и со мной в частности. Они и сказали: «Женя, шансов у тебя нет. Нужно будет уйти. Она своего добьется». Я и предложил: «Вы тогда поприсутствуйте, чтобы я ушел правильно...»

— Чтобы Ольга Юрьевна, при всем ее благородстве, не «кинула» с тремя окладами?

— Даже не в окладах дело. Просто чтобы не обвинила потом в смертных грехах.

— Самое карикатурное ее решение за эти месяцы?

— Я бы не хотел в мелочах обсуждать Ольгу Юрьевну. Но что бросалось в глаза — мы с Наумовым все время задавали планку выше и выше. Стремились к большему. То, что для нас считалось бы провалом, для новых людей было нормальным результатом. Впрочем, так случалось и в «Спартаке».

— В какой момент?

— Когда я уходил первый раз. Поменяли всех! Генеральным директором пришел Томас Цорн, от Федуна вице-президентом Сергей Михайлов, под которого менялась вся команда. Исполнительный директор, коммерческий, служба безопасности... Вы должны помнить эту масштабную трансформацию 2019 года.

Все как со Смородской. У людей совершенно другая планка. Вроде каждый с опытом — но не в той работе, на которую взяли. Может, на первом этапе это нормально, люди приходят, учатся...

— Главное, чтобы выучились.

— Команда Михайлова повысить планку так и не смогла. При том, что футбола у них фактически не было.

— То есть?

— Они пробыли недолго. Попали в пандемийный период. Ни матчей, ни зрителей. Ну, посидели, порисовали в офисе концепции. Через десять месяцев уволили. Единственное, что успели — инициировали обострение отношений с фанатами, завели на них какие-то уголовные дела. Немного напортачили с инфраструктурными решениями. Уже нам частично пришлось разгребать.

— Все, кто работал со Смородской, говорят — абсолютно непредсказуемый человек.

— Это правда. Я не мог ее почувствовать!

— С остальными такого не было?

— Всех руководителей более-менее чувствовал. Предвидел развитие ситуации по выражению лица, по тому, как отвечает по телефону. Я понимал, нравится или нет. У Смородской утром горы, вечером море. И наоборот.

— Хорошо как сформулировали.

— Может, это по отношению ко мне. Потому что я для нее и не был «своим». Увольнять таких, по ее мнению, нужно сразу. Без меня-то власть в клубе захватить легче. В «Спартаке» все повторилось в первом моем уходе. Стандартный принцип: убрав руководителя, следом надо вычищать начальника службы безопасности.

Поле

— Вы уже попрощались с «Локо», когда приключился скандал — из-за неготовности газона матч из Черкизова перенесли в Лужники.

— Да, впервые в истории «Локомотива» не смогли подготовить стадион.

— Вы не утерпели, высказались в интервью: «Неправильно ухаживали за полем». Клуб на официальном сайте немедленно выпустил заявление по вашему адресу. Мы выписали, можем процитировать...

— Не надо цитировать, я помню жесткую реакцию Ольги Юрьевны. Нацеленную на то, что никто не проверит. Вроде и прямых обвинений не прозвучало, в юриспруденции Смородская разбирается — но посыл такой: Мележиков «мастер» ухаживать за футбольными полями, вследствие чего они и приходят в подобное состояние.

Конечно, мое интервью не могло перебить по резонансу заявление, опубликованное на официальном сайте клуба. На это и был расчет.

— Обидно было?

— Не то слово! Я ведь и не собирался давать никаких интервью.

— Кто ж вас заставил?

— Позвонил Наумов. Ну и подбил. Говорит: «Женя, ты же переживаешь?» — «Еще бы!» — «Вот и выскажись, сейчас тебе наберет корреспондент».

— Зря согласились?

— Да, совершил ошибку, пошел на поводу у Николая Алексеевича. Хотя сказал-то правду. Так мне виделась ситуация, учитывая, что контакты со всеми сотрудниками сохранились.

— В двух словах надо напомнить, о чем вы тогда говорили — подогрев включили с опозданием. Так и убили газон.

— Было нарушение технологических процессов. Сейчас уже нет смысла обсуждать. Главное, впоследствии «Локомотив» этого не допускал, научился готовить поле. А оправдываться или пытаться что-то пояснить по той ситуации я не хочу.

— Но вы же были правы?

— Какая разница, кто прав? Я переживал за дело. Но реакцией был не просто обескуражен, а шокирован. Пожалел, что ввязался. Про поле могу рассказать другую историю. Помните, заголовок в вашей газете в 2008-м — «Локомотив» привез траву из Голландии"?

— Не помним. Но заголовок на пять.

— Я только-только стал вице-президентом. После новогодних каникул подошел к полю. Приоткрыл брезент — а поля нет!

— Ой.

— Вместо него какая-то зеленая слизь. Ни травы, ни корней. Агроном, славная женщина Ярославцева, почему-то за месяц до этого уволилась. Хотя проработала много-много лет. Мы остались без агронома. Вот что делать?

— У капитана артиллерии есть опция застрелиться. У вице-президента — вариантов никаких.

— Стреляться — это проще всего. Я отправился к Наумову: «Выхода нет. Поле к первому туру не вырастет!» Надо арендовать Лужники.

— Николай Алексеевич был поражен в самое сердце?

— Спокойно сказал: «Делай что хочешь, но играть мы будем на своем стадионе. Иначе тебя уволю!» Я не боялся увольнения, но важностью задачи проникся. Надо было по всему миру среди зимы найти газон, который соответствовал бы нашим требованиям. Срезать полностью — и экстренно доставить в Москву. Чтобы мы успели уложить.

— Это реально?

— Я нашел в Нидерландах!

— А-а, так это вы «привезли траву из Голландии»?

— Ну а кто же? Срезается газон при температуре не ниже +4. В Голландии как раз и было +4!

— Повезло.

— Да, еще удалось оперативно подобрать логистическую компанию, которая отыскала столько рефрижераторов до Москвы.

— Сколько понадобилось?

— Сорок. Гнали через Польшу, где в то время были какие-то забастовки. Но удалось проскочить. Торопились, чтобы трава не «заснула», не запрела в этих рефрижераторах. Риск был большой, что испортится. Заведется мошкара.

— Успели?

— Да, поле приехало вовремя. Я в те дни на стадионе был круглосуточно. Ночью начали разгружать — и тут же укладывали. Раскатывали наши рабочие. А командовал укладкой хозяин фирмы, которая нам поле и продала. Помогал его сын.

— Страшно подумать, сколько все это стоило.

— Цифры не отложились в памяти. Было ощущение, что недорого. Что точно — газон обошелся дешевле, чем его доставка.

Зарплата

— Покинули вы «Локомотив» в конце 2010-го. В «Спартак» пришли в 2013-м. А в промежутке?

— Чуть более полутора лет отработал в АФК «Система» и ушел в свободное плавание. Занимался бизнесом. Потом позвонил товарищ: «Не надоело тебе на даче сидеть? «Спартак» ищет человека, который будет отвечать за безопасность на строящемся стадионе». В 2013 году Жирков принял меня на работу.

— Кто-то порекомендовал?

— Уйдя из «Локомотива», я отучился на делегата. Какое-то время им поработал. Побыл советником президента премьер-лиги. От РФС входил в комитет по сертификации стадионов. Оценивал их готовность к чемпионату РПЛ и ФНЛ. Был новеньким в этой сфере человеком — а существовали и старенькие. Они ездили по тепленьким местам, блатным. А я — в Хабаровск, Владивосток, Нальчик... Но было интересно! Так что по линии безопасности и управления стадионами люди знали о моем существовании.

— В «Спартаке» всякая кандидатура согласовывалась с Леонидом Арнольдовичем?

— Андрей Федун, его младший брат, рассказывал, что хотел пригласить меня сразу же после ухода из «Локомотива».

— Что помешало?

— Говорил: «Я думал, в «Локомотиве» у тебя была огромная зарплата. Я тебе такую дать не смог бы. Решил, что бессмысленно делать предложение, ты бы отказался».

— В «Локо» у вас действительно была колоссальная зарплата?

— Ниже, чем у остальных вице-президентов, но все равно высокая. Андрею ответил: «А вы спросили бы — может, я и согласился...» Посмеялись. Время спустя к моей фамилии снова вернулись — одобрил кандидатуру и Леонид Арнольдович.

— Нам не дает покоя мысль — сколько ж вы зарабатывали в «Локомотиве»?

— Со всеми бонусами выходило 8-9 миллионов рублей в год. Курс доллара тогда был 30. Прилично получалось!

— Весьма.

— Это не считая бизнеса, который у меня еще был. В тот период я стал независимым в плане недвижимости. Спокойным за будущее семьи.

— В «Спартаке» положили меньше?

— Намного!

— 150 тысяч рублей?

— Больше.

— 200?

— Меньше. Где-то 180. Приехал устраиваться на автомобиле Range Rover Vogue. Это выглядело вызывающе для такого оклада. Но другой машины у меня не было. А в смысле работы начал с нуля. Как когда-то в «Локомотиве». Просто там у меня опыт отсутствовал. А здесь — семь лет за спиной.

— Зарплата хоть увеличивалась?

— Выросла, но долго порадоваться не получилось. Уже готовилась смена менеджмента.

— Имеете в виду первое увольнение? Когда вас убрал Михайлов?

— Да. Зарплату мне тогда подняли последнему из всех, кто участвовал в запуске и развитии стадиона. Я сам пришел и сказал: пора бы! Сколько можно ждать? Люди с меньшим кругом обязанностей и ответственности получают больше. Со мной согласились, извинившись за невнимательность. Стали платить на уровне других менеджеров. Про извинения не приукрашиваю! Странно было это слышать от руководителя, который меня видел круглые сутки.

— К тому моменту отработали в «Спартаке» четыре года?

— Да. В середине 2018-го, после чемпионата мира, моя зарплата выросла. А в 2019-м ушел.

— Уходя, не думали, что так скоро в «Спартак» вернетесь?

— Не думал. Мне надо было немножко выдохнуть. Да и предположить не мог, что реально второй раз зайти в эту реку.

Началась пандемия. Что спасало морально: не работаю не только я, а почти все. Правда, им полагалась зарплата, а мне нет, но это уже мелочи. Финансы позволяли какое-то время заниматься тем, чем хочу. Во многих делах навел порядок. А тут и звонки пошли: «Что-то не нравится в работе нынешнего руководства «Спартака», не хотел бы ты вернуться в немного другой роли...»

— Цорна уже убрали?

— Поменяли на Газизова. С руководителями я обсуждал должность исполнительного директора, а Шамиль предложил снова стать директором по безопасности.

— Почему согласились?

— Очень хотелось работать. Зарплата — 250 тысяч «грязными». Это мой уровень 2013-2014 года. Шамиль почему-то был непреклонен: или соглашаешься на 250, или расходимся. Странно, учитывая, размер суммы и то, что на первом этапе он имел карт-бланш по деньгам.

Но зарплата была для меня на втором плане, и я дал добро. Вскоре мне поручили и эксплуатацию, и инфраструктуру. А зарплату довели до уровня серьезного руководителя.

— Газизов продержался недолго.

— Довольно быстро у него начались разногласия с Леонидом Арнольдовичем и Заремой. С Шамилем решили расстаться. В этот момент мне как человеку конкретному, жесткому и прямолинейному поручили обеспечить работу офиса и клуба в целом, чтобы все нормально функционировало. Идут матчи, люди должны вовремя получать зарплату, нужно рассчитываться с подрядчиками...

— Как напутствовал Леонид Арнольдович?

— «В течение полугода я посмотрю. Понравится работа — продлим. Не понравится — значит, не понравится».

— Понравилась, судя по всему?

— 31 мая, по окончании сезона, Федун сказал: «Меня устраивает, как ты работаешь. Будешь гендиром». С должности управляющего директора перевели на позицию генерального.

Переговоры

— Наумов дал вам характеристику, когда стали в «Спартаке» гендиректором: «Мележиков для клуба находка. Сам ни рубля не украдет и никому не позволит это сделать». Самый живописный случай, когда не позволили?

— Я всегда старался выстраивать систему, при которой злоупотреблять будет сложно. А если возьмешь — обязательно наступит ответственность. Экономическая безопасность в футбольном клубе не так актуальна. Если руководителям начинают рассказывать об экономической и собственной безопасности, выделять это в приоритет — гнать надо таких специалистов! Как раз от них и нужно оберегать клуб. В клубе самое главное — футбол и безопасность зрителей.

Конечно, могут быть злоупотребления при подряде на какие-то работы. Но эти вопросы решаются легко. Многоступенчатой системой контроля и прямым контактом руководителей безопасности с подрядчиком. Совместное подписание актов. Никаких единоличных решений. Все регламентируется. Доля этих злоупотреблений в клубе минимальна. Основные деньги крутятся в трансферных вопросах.

— Как решать там?

— Во времена Леонида Арнольдовича оказывалось доверие одному-единственному человеку, спортдиру. Например, Цорн, генеральный директор, фактически исполнял роль спортивного. Искал футболистов, оценивал, вел переговоры с клубом и агентами. Это ошибка. Всё один! Та же ситуация была и с Газизовым.

— Есть образцы — как надо?

— Мне нравится, как выстроено сейчас в «Динамо». Возможно, так же сделают в «Спартаке». Председатель совета директоров Гафин принимает конечные решения вместе с акционером. Спортдир предлагает футболистов. Определяется по кандидатам с главным тренером. Но в переговорах с агентами и клубами не участвует.

— Кто же участвует?

— Председатель совета директоров, который контролирует деньги, и гендир. Они не выбирают футболистов, их задача — договориться. В «Динамо» распределены зоны ответственности!

— При такой конфигурации труднее что-то украсть на трансферах?

— Конечно. Держать все в руках одного человека — ошибка.

— В «Спартаке» было иначе?

— Да. Спортдир, как правило, работал в связке с главным тренером. Который часто был полностью зависим от спортивного директора. Если они согласовали кандидатуру новичка, и Федун сказал: «О'кей», в переговорах участвовал только спортдир. Дальше всё с его слов — сколько и кому платить, какие агентские, миллион других нюансов... Так и при мне было первое время.

— А потом?

— Когда мы с Федуном обсудили эту тему, он объявил, что отныне на переговорах всегда должны присутствовать двое — спортивный директор и генеральный. Но это половинчатое решение.

— Почему?

— Ну, мы же прекрасно знаем, как перед генеральным можно срежиссировать переговоры. Тебе еще кучу эсэмэс и скриншотов переписки для «прозрачности» покажут. Повторяю, оптимальный вариант — как сейчас в «Динамо».

— Федун на это не согласился?

— Согласился, но частично. В августе 2021-го Дмитрий Попов ушел, четыре месяца спортивного директора в клубе не было, а в декабре взяли Луку Каттани. С тех пор в переговорах активно участвовала Зарема. Она лично встречалась с агентами, все контролировала. Воровать у самой себя ей точно смысла не было и нет. За мужа и его финансы Зарема горой.

Сетьен

— К моменту вашего прихода на пост гендира — главная брешь в работе «Спартака»?

— Первое, на чем сконцентрировался еще в роли управляющего директора, — изменил штатное расписание, всю клубную структуру сделал более прозрачной и менее витиеватой. При Михайлове-то в «Спартаке» была система троевластия.

— Расшифруйте.

— Был Цорн — генеральный директор. Формально. Потому что отвечал исключительно за спортивный блок. А за клуб — Максим Власов, исполнительный директор. Над ними Михайлов, вице-президент. Который присматривал за Власовым, контролировал Цорна с точки зрения трансферов, при этом за спортивный результат не отвечал.

— Потрясающе.

— Получилось три зоны управления — Цорн, Михайлов и Власов. Лебедь, рак и щука. Отсюда вечные трения, кто-то тянет одеяло на себя, кого-то что-то не устраивает... А когда четкая вертикаль, клуб работает стабильно и эффективно. Меньше подвержен брожениям, проще отбиваться от всяких советчиков и «доброжелателей». Помимо штатного расписания я изменил устав. Права гендира существенно ограничил, а совета директоров, наоборот, расширил.

— Зачем?

— Чтобы со стороны генерального не было возможностей для злоупотреблений. Ни у меня, ни у любого из моих преемников. Таким образом, при заключении сделок у совета директоров появилась дополнительная функция контроля и управления.

— Федун легко согласился на эти изменения?

— Да, сразу одобрил. Как мне потом рассказали очевидцы, Федун произнес: «Наконец-то вменяемые и правильные предложения!» Но сам хвалил меня редко. На похвалы Леонид Арнольдович обычно скуп.

— Реформа и позволила вам удержаться в кресле генерального?

— Не только. Был и спортивный результат. В том сезоне мы заняли второе место. Хотя перед зимней паузой оказались в сложнейшей ситуации. После матча с «Зенитом» Тедеско неожиданно заявил на пресс-конференции, что не будет летом продлевать контракт. Все шло к тому, что уже в декабре с немцем попрощаемся, а «Спартак» возглавит Кике Сетьен. Тот самый, что полгода тренировал «Барселону».

— Сетьена лоббировал Попов?

— Да, его креатура. Федун уже практически принял решение в пользу Сетьена. Но в последний момент у Заремы возникли сомнения. Я обсуждал это с ней, потом с Поповым. На вопрос о гарантиях успеха при назначении испанца Дима отвечал: «50 процентов, не более».

— Прямо как в анекдоте про блондинку и динозавра — 50 на 50.

— Вот-вот. Я бы еще понял, если бы Попов давал процентов 70 или 80. Но он повторял: «Больше пятидесяти гарантировать не могу. Если у Кике не получится, уйду вместе с ним».

— А вы?

— Говорю: «Ну и кому станет легче? Мы потеряем тренера и спортивного директора, придется начинать с нуля... Давай сразу примем взвешенное решение». Однако переубедить Попова не удалось.

Дважды я поднимал этот вопрос перед Федуном — тщетно. Все изменилось после третьей встречи. Леонид Арнольдович собрал совет директоров, стали голосовать.

— Тедеско или Сетьен?

— Да. Доменико — классный тренер, ему очень нравилось в «Спартаке». Контракт же отказывался продлевать по семейным обстоятельствам. Его супруга и маленький ребенок жили в Германии, он их почти не видел, поскольку границы из-за ковида закрылись.

А на другой чаше весов — Сетьен. Который еще неизвестно как сработает. Никто гарантий не дает, в том числе спортивный директор, предлагающий эту кандидатуру. Я высказал свои аргументы. Федун подумал-подумал и произнес: «Хорошо. Оставляем Тедеско». Более того, мы договорились, что в конце сезона красиво проводим Доменико — вне зависимости от результата.

— Как дальше развивались события?

— Теперь нужно было пообщаться с самим Тедеско, найти отклик в его душе. Тут поучаствовали все — и Зарема, и Леонид Арнольдович, и я. Совместными усилиями договорились, что Доменико не просто дорабатывает полсезона — выкладывается на полную катушку, а мы помогаем ему выжать из команды максимум. Получилось! Проводили Тедеско серебряными медалями.

Собрание

— Но сперва он извинился перед командой?

— Да! Это ключевой момент. Футболистов реально шокировало его заявление об уходе, они не поняли решения тренера. Он должен был вернуться в коллектив — в прямом и переносном смысле.

— Правда, что Тедеско встал на одно колено и попросил у игроков прощения?

— Говорят, так и было. Я не присутствовал. В любом случае он смог переступить через себя. Не думаю, что для него это стало большой проблемой, Доменико искренне привязался к ребятам.

— Команда жест оценила?

— Разумеется. Отсюда и результат. Хотя во второй половине сезона было два непростых отрезка, когда мне пришлось вмешаться, подолгу разговаривать с игроками и тренерами.

— О чем?

— Сразу после рестарта пошла неудачная серия. Мне показалось, что некоторые футболисты снизили к себе требования. Я тогда много времени проводил с командой. Общался с капитаном, нашими ребятами, легионерами. Сначала по отдельности, затем всех вместе собрал. Пытался понять, в чем проблема. Плюс до тренера нужно было это тактично донести. Чтобы с его стороны не возникло обид.

— Удалось?

— Да, команда встряхнулась, выдала мощную серию. 6:1 с «Краснодаром», 5:1 с «Уралом», волевая победа в Ростове — 3:2... Потом опять что-то разладилось. Два поражения подряд, причем дома умудрились сгореть «Уфе» — 0:3! До конца чемпионата оставалось четыре тура. Я снова встретился с футболистами. Но уже было проще найти с ними общий язык. Помню, Жиго немножко опоздал. Заходит, я спрашиваю: «Сэм, знаешь, что такое ******?» — «Нет». — «Сейчас объясню».

— Вот это ход.

— Ну и пошел честный разговор на пацанячьем языке. О том, чем мы рискуем, если упустим серебряные медали. Я так и сказал: «Если не займем второе место, нам ******». По пунктам разложил, в чем он заключается. Парни поняли, что надо стиснуть зубы. Итог — три победы и ничья в Грозном, когда отыгрались с 0:2. Задачу выполнили!

— Секундочку. Возвращаясь к разговору с футболистами после «Уфы» — вы же блефовали?

— Не-е-ет. В такие моменты на первый план выходит не только твой характер, харизма, умение формулировать, но и искренность. От этого зависит, поверят тебе или нет. Ребят точно не обманешь! Они остро чувствуют фальшь!

Не хочу углубляться в детали, но я объяснил, что ****** будет всем — и футболистам, и мне. То есть встал с ними на одну ступеньку. Дал понять, что я к этому готов, а они — едва ли! Говорил жестко, пытался до них достучаться, но не давил.

— Главный ваш аргумент? Деньги?

— Нет. В подобной ситуации нельзя грозить: «Я вас накажу! Оштрафую!» Ребята сразу отворачиваются. Но и обещать им двойные, тройные премиальные тоже не вариант.

— Почему?

— А это ничего не гарантирует. Если на первых порах я мог объявить о повышенных премиях перед игрой, то со временем перестал. Разок сказал — не сработало. Второй — опять мимо. Потом промолчал — выиграли.

— Никаких закономерностей?

— Абсолютно! Давно убедился, что в спорте все решает не финансовый стимул, а психология. Если на поле ребята мобилизованы, объединены общей целью, готовы глотку друг за друга порвать — тогда и результат придет. Вот потом можно и поощрить. Вы представляете, какая нагрузка выпадает на футболистов за матч? Да они легкие выплевывают! Звездочки в глазах! Поверьте, в эти минуты никто о деньгах не думает.

Стычка

— Еще какие разговоры с футболистами помнятся?

— Впервые по-настоящему сорвался на них, когда в Лиге Европы проиграли дома «Легии». Решающий гол пропустили в добавленное время. Обиднейшее поражение! В раздевалке я смел со стола все, что там было, кричал, не выбирая выражений...

— А игроки?

— Мягко говоря, были ошарашены. Я-то себя контролировал, но со стороны могло показаться, что просто с катушек слетел. Закончил спич тем, что обозвал игроков неприличным словом и ушел, хлопнув дверью.

На следующий день понял, что перегнул палку. Собрал команду. Извинился. Оговорившись: «Больше не доводите меня до такого состояния. Потому что в таком состоянии я сам себя боюсь». Это правда! И ребята меня услышали!

Была у меня и с Промесом стычка, уже при Абаскале.

— Что случилось?

— В Ростове накануне матча собрал совет — Джикию, Селихова, Зобнина и Промеса: «У нас новые акционеры. Сейчас такой момент, что очень важно добиться победы. Прошу вас, потолкуйте с молодыми игроками. Достучитесь до каждого, мотивируйте...»

Все кивнули: «Не волнуйтесь, сделаем». Позже выяснилось, что никто команду не собирал, никому ничего не говорили. Готовились как к рядовому матчу. Меня не услышали.

— «Спартак» проиграл?

— 2:4. В раздевалке к этой теме не возвращался. А когда вечером в гостинице столкнулся с Промесом, высказал не претензию — сожаление. Мол, что ж ты, вице-капитан, не помог, хотя обещал? Мы ведь за день до игры разговаривали... Квинси отреагировал не вполне адекватно, даже немного агрессивно.

— Нахамил?

— Мне сложно нахамить, и он это понимал. Начал возмущаться: «Я что, один в команде?!» Ответ мне не понравился. Слово за слово — и разговор пошел уже на повышенных тонах. В какой-то момент мне просто глаза затмило. В конце концов Промес с моими доводами согласился. С тех пор называет меня: «Крейзи босс». (Улыбается.)

— С Джикией беседа прошла спокойнее?

— А я не стал к нему подходить. Если честно, такая обида внутри сидела, что недели на две от команды дистанцировался. Не покидало чувство, что меня обманули, даже в чем-то предали. Потом задумался — может, зря себя накручиваю? И вообще — на обиженных воду возят!

Агенты

— Мы слышали, что Зобнин — самый высокооплачиваемый игрок «Спартака», не считая Промеса. Получает более трех миллионов евро в год.

— И что?

— Немыслимые цифры!

— Не стоит считать деньги в чужом кармане. Могу лишь сказать, что Роман внес огромный вклад в чемпионство «Спартака», тогда же и пятилетний контракт на новых условиях подписал. Конечно, мы понимаем, что на сегодняшний день это многовато. Но в 2018-м руководству так не казалось. Да и к игроку-то какие вопросы? Здесь надо отдать должное его агенту. Хорошо сработал.

— Недавно Дмитрий Балашов рассказал нам историю — как «Зенит» пытался перебить предложение по Хлусевичу. Но «Арсенал» дал вам слово и сдержал. Удивились?

— Ничуть. Сначала я созвонился с Балашовым, гендиром. Потом мне позвонил Гурам Аджоев, президент «Арсенала». Нормально поговорили, он-то и пообещал, что в конце года Хлусевич перейдет в «Спартак». Аджоев вырос на Кавказе, там умеют держать слово. Я и сам так воспитан. Поэтому никакого удивления.

— Кто еще в мире футбола честностью поражал?

— Агенты.

— Шутите?

— Я серьезно! За годы работы в футболе имел дело с разными российскими агентами. И с лидерами рынка, такими глыбами как Герман Ткаченко, Павел Андреев, Вадим Шпинев, Александр Маньяков, Алексей Рыскин, и с менее публичными фигурами. Объединяет их одно — если эти люди что-то пообещали, в лепешку расшибутся, но сделают. Даже бумаги подписывать не обязательно. Но и обмануть себя не позволят. Мне нравится такой подход.

— Рукопожатие означает договоренность?

— Да! В этом плане у меня ни к кому нет претензий. У агентов понятие чести на более высоком уровне, чем у многих менеджеров, работающих в клубах.

— Три миллиона евро — адекватная цена за Хлусевича? Или переплатили?

— Ну... Когда озвучил эту сумму Леониду Арнольдовичу, он со мной согласился. Устраивала цена и «Арсенал». Я понимал: если начну торговаться, Аджоев не станет давать обещаний. Ответит уклончиво — мол, подумаем. А потом придет «Зенит», выложит те же три миллиона или чуть больше, и Хлусевич отправится в Питер.

Кокорин

— Самый памятный торг за футболиста?

— На вход — с «Аяксом» по Промесу. На выход — с «Фиорентиной» по Кокорину.

— С Кокорина и начнем.

— Это был мой первый опыт трансферных сделок, никто мне тогда не помогал. Даже Попов.

— Он что, самоустранился?

— Сказал: «Женя, я никого не знаю из людей, причастных к сделке по Кокорину. Не знаю его агентов. А ты с этими людьми уже общался. Давай сам». Попов сосредоточился на других направлениях, а я занимался Кокориным.

Переговоры шли очень тяжело. В них помимо «Фиорентины» было задействовано несколько агентов. Как со стороны игрока, так и со стороны клуба.

— Итальянцы сбивали цену?

— Изначально они предложили за Кокорина четыре миллиона евро. Мы хотели не меньше девяти. После долгих дискуссий сошлись на шести с половиной миллионах.

— Неплохо. Достался-то он «Спартаку» даром.

— А подъемные? А зарплата? Она была выше, чем у всех российских игроков «Спартака»!

— Кокорин получал больше Зобнина?!

— Где-то на одном уровне. И потом из этих шести с половиной миллионов еще надо вычесть агентские. Если суммировать все затраты на Кокорина, «Спартак» явно в минусе.

— Даже так?

— В маленьком, но минусе.

— Теперь понятно, почему вы хотели девять миллионов.

— Позже агент Кокорина говорил, что из итальянцев можно было выжать больше шести с половиной миллионов. А мне кажется — нереально. Чувствовалось: если упремся, будем давить, просто сорвем сделку. Что категорически не входило в планы «Спартака». От Кокорина хотелось поскорее избавиться не только из-за высокой зарплаты.

— Еще почему?

— Сейчас-то на Кипре он, наверное, подсобрался, поэтому и забивает. А тогда был какой-то несобранный, небоевой. Плохо влиял на коллектив. То играет, то лечится... Тедеско не выдержал: «Я не могу с Кокориным разговаривать! Попробуйте вы».

— Поговорили?

— Да, пытался завести, мотивировать. Но... Ситуация была тупиковая. Саша постоянно жаловался: «Нога болит». Врачи смотрят — все нормально, никаких повреждений. А в ответ: «Играть не готов. Испытываю мышечный дискомфорт». Так что жалеть о продаже Кокорина точно не стоит.

Квинси

— Теперь о Промесе. За него «Аяксу» отдали 8,5 миллиона евро. Без уголовного шлейфа обошелся бы в два раза дороже?

— Ну, стоил бы не меньше 12 миллионов. «Спартаку» удалось сбить цену. Но дальше началось самое сложное. Что хочет продавец? Все и сразу! А мы должны были минимизировать риски в случае, если игрока признают виновным, встанет вопрос об экстрадиции, и Промес автоматически потеряет разрешение на работу. Какой смысл платить за футболиста, который не имеет права выходить на поле?

— Логично.

— Мы с Поповым решили вопрос. Разбили платежи на четыре года, причем прописали, что они немедленно останавливаются, если Квинси возвращается на родину. Голландцы упорствовали, хотели получить всю сумму при любом раскладе. Мы же понимали, что обязаны подстраховаться, это было наше жесткое условие. Иначе бы на сделку не пошли.

— Тогда против парня было одно уголовное дело — за поножовщину. Позже всплыла история с контрабандой наркотиков. Скажите честно, ваше отношение к Квинси изменилось?

— С какой стати? Прежде чем вешать ярлыки, давайте дождемся рассмотрения апелляции и окончательного вердикта. Пока его нет, Промес считается невиновным. К тому же надо учитывать геополитическую обстановку. Адвокаты футболиста говорят: «Голландское правосудие отнеслось бы к Квинси гораздо мягче, если бы он сегодня не играл в России, где зарабатывает большие деньги».

— «Мягче» — это как?

— Промес давно готов прилететь на родину, чтобы дать показания. И по первому делу, и тем более по второму. Единственное условие — ему до суда гарантируют неприкосновенность. В Голландии это обычная практика.

— Промесу отказали?

— Да. Допрос могли бы провести и по видеосвязи, но прокурор снова ответил: «Нет!» Не знаю, чем он руководствовался. Я не верю в прямое участие Промеса в наркотрафике. У него есть дядя — то ли двоюродный, то ли троюродный. Квинси дал ему взаймы, не вникая, чем тот занимается, на что эти деньги пойдут. Затем они пару раз созванивались, дядя просил Промеса привезти атрибутику — маечки, шарфики... Вся история.

— Суд считает иначе.

— Сам Промес мне говорил: «Босс, я абсолютно чист. Готов поехать в Голландию и доказать свою невиновность. Но боюсь, что меня либо сразу закроют, либо оставят под подпиской о невыезде. Тогда карьере конец. В моем возрасте, чтобы держать себя в тонусе, нужно тренироваться каждый день».

Тут я Квинси понимаю. Когда тебе отказывают в допросе посредством видеоконференции, требуют личного присутствия и не дают гарантий, что не будет ареста... Налицо желание выманить человека на территорию Голландии и устроить показательную порку.

Джикия

— Как представляете дальнейшую судьбу Джикии?

— Не теряю надежды, что руководство и футболист найдут компромисс. В то же время надо понимать: те деньги, которые сегодня получает Джикия, завтра ему не предложат. Это касается и других игроков, включая Зобнина, у которого летом заканчивается контракт. Моложе-то они не становятся...

Но главное — рынок не может постоянно работать на повышение, особенно в нынешних условиях, когда мы отрезаны от еврокубков. Сейчас все наши клубы постепенно снижают футболистам зарплаты, вводят внутренний потолок, прописывают в соглашениях фиксированный курс евро к рублю, либо переводят контракты в рубли. Говорят, даже «Зенит» к этому пришел.

— Где-то писали, что Джикия зарабатывает 2,3 миллиона евро в год.

— Без комментариев. В любом случае теперь будет меньше, по зарплате придется упасть. Георгий, как человек адекватный, наверняка все прекрасно понимает.

Он капитан «Спартака», очень много сделал для клуба, об этом тоже нельзя забывать. Если бы решение зависело от меня, я бы обязательно продлил с ним контракт. Конечно, с понижением, да и срок, чтобы вдолгую не загонять, был бы «1+1» или «2+1», а не «3+1», как, возможно, хотелось бы игроку.

На мой взгляд, Джикия должен закончить карьеру в «Спартаке», а потом приносить ему пользу уже в качестве менеджера. Как Аршавин в «Зените», например.

— Вы нарисовали идеальную картину. В реальности же 30-летний капитан полгода сидит в запасе и говорит, что перестал играть не по футбольным причинам.

— Здесь всем необходимо сделать шаг навстречу друг другу. Знаю, что в отпуске Георгий серьезно следил за собой, подошел к сборам в хорошем состоянии и сейчас физически точно готов не хуже, чем другие ребята. А дальше руководство должно объяснить тренеру, чтобы с его стороны не было самодурства: «Футболист для нас важный, надо помочь ему вернуться в основу». Не вернуть в основу, а именно помочь вернуться! Чувствуете разницу?

— Да.

— Это правильный посыл тренеру и штабу. Ситуация с непопаданием капитана в состав должна быть прозрачной! Джикия не тот игрок, который будет спокойно сидеть на скамейке. Ему нужна обратная связь. Если тренер считает, что Георгий где-то недорабатывает, — пусть скажет, в чем конкретно надо прибавлять. Занимается с ним индивидуально. Что-то корректирует. Не может футболист гадать, чем не устраивает тренера.

В свою очередь, сам Георгий тоже должен пойти навстречу клубу при подписании нового контракта — с точки зрения срока и суммы.

Продление Джикии — это еще и сигнал для других игроков. Любой из них рано или поздно может оказаться в такой ситуации. Увидят, что руководство не выставляет за дверь вчерашнего лидера, а, наоборот, помогает ему, поддерживает, и подумают — ага, значит, и нас в трудный момент не бросят. Подобные вещи влияют на самоотдачу и атмосферу в коллективе.

ФСБ

— Про внутреннюю жизнь «Спартака» кто-то говорил: «Это Византия». Подтверждаете?

— «Спартак» — самый популярный в России клуб, к нему приковано колоссальное внимание, так что «доброжелателей» хватает. И снаружи, и внутри. Проработав там на разных должностях десять лет, постоянно ловил себя на мысли, что с кем-то борюсь, преодолеваю бесконечные препятствия. Даже на первом этапе, когда отвечал за систему безопасности строящегося стадиона. Зарплата скромная, тем не менее были люди, которые мечтали от меня избавиться, чтобы занять мое место или взять его под контроль. Но только после запуска арены!

— Почему?

— Пытались забрать под себя уже готовый и хорошо организованный стадион. А я мешал. Если это моя зона ответственности — только я ее контролирую. Вы не представляете, сколько на меня накатали анонимок! Одну из них храню на даче, в рамочке. Написано, что я основной рейдер Восточного округа Москвы, один из лидеров измайловской ОПГ, на территории бывшего Черкизовского рынка организовал китайские притоны... В общем, заслуживаю самого сурового наказания. Это 2014 год.

— Догадываетесь, кто автор?

— Я знаю все! Кто диктовал, кто писал, через кого передавали...

— Ну и как сложилась их судьба?

— В «Спартаке» эти люди давно уже не работают. Вопрос стоял ребром: либо побеждают они и я ухожу, либо наоборот.

— Судя по всему, победили вы?

— Да. Тогда и стал в клубе директором по безопасности.

— Помните свою первую реакцию, когда прочитали про ОПГ и китайские притоны? Рассмеялись или ужаснулись?

— Мне было не до смеха. Люди хотели оклеветать, обратить внимание органов на мою «недобропорядочную» фигуру, которая вдруг возглавила одно из направлений в «Спартаке». Отправили не абы куда — в ФСБ! Где такие письма не уничтожают, а кладут в архив. Мне-то дали копию.

— Кто?

— Те, кому и поступила анонимка. Вот они над ней посмеялись. Потому что знали, кто такой Мележиков. Я ведь столько лет отработал в сфере безопасности. Но все равно ФСБ обязана была провести проверку. Данные анонимки не подтвердились. Похожая ситуация случилась и в «Локомотиве».

— При Смородской?

— При Липатове. Чтобы убрать меня с должности вице-президента, настрочили «телегу»: Мележиков такой-сякой, взятки берет... Даже попытались сунуть мне конверт. Но я всегда внимательно следил за своим окружением и в какой-то момент понял, что готовится провокация.

Вброс

— Доносы на вас писали не только в ФСБ, но и Федуну?

— Разумеется. И Федуну, и Жиркову... Почему в 2019-м я покинул «Спартак»? Чтобы прикрыть свои проколы, во всех возникших проблемах решили обвинить меня! Несмотря на то, что я постоянно предупреждал о возможных последствиях принимаемых решений. Меня не услышали. От увольнения это людей не спасло, но и мне доставило неприятностей.

Перед увольнением удалось показать Леониду Арнольдовичу бумаги, объясниться, и он убедился, что не все так однозначно, как ему преподнесли. По крайней мере свое доброе имя я отстоял. Из клуба пришлось уйти, потому что уже была подобрана новая команда, но меньше чем через год вернулся.

— Кажется, по инициативе Заремы?

— Да. Но без одобрения Федуна возвращение в «Спартак» было бы невозможно. А Леонид Арнольдович претензий ко мне не имел.

Поймите правильно, честных и порядочных людей в футболе тоже достаточно, со многими приятно работать. Но хватает и тех, кто мечтает занять твое кресло, ради этого готов на все. Например, знаю, что два действующих гендира клубов РПЛ предлагали «Спартаку» свои кандидатуры вместо меня.

— Федуну?

— Новым акционерам. Я еще работал в клубе. Что коллег не смутило. Все хотят быть причастным к «Спартаку», но об ответственности задумываются в последнюю очередь. Мое мнение: работа в «Спартаке» — это миссия. Ты на глазах миллионов болельщиков!

— Один расследовательский Telegram-канал написал год назад: «Аудиторы, нанятые владельцами «Спартака», выявили массу сторонних доходов Мележикова, завязанных на контракты с клубом». Что здесь неправда?

— Все! Классическая заказуха, которая легко разбивается в пух и прах. Да и никаких дополнительных аудиторов не было. Клуб находится под постоянным независимым аудитом.

— За этой заметкой стоял кто-то из двух генеральных, метивших на ваше место?

— Нет. Другой человек. По моей информации, он хотел зайти в «Спартак» со своей командой, а сам бы стал даже не гендиром, повыше.

— Кто-то из «Лукойла»?

— Нет-нет. На «Лукойл» вброс и был рассчитан. А еще на тех, кто не знает деталей: раз где-то написали, что Мележиков плохой, — значит, так и есть. Как подпилить ножку стула, на котором я сижу? С помощью вброса! Стул-то в тот момент был не очень устойчивым, поскольку Федун уже покинул клуб, а с новыми акционерами мы еще притирались друг к другу. Что-то у нас получалось, что-то — не очень...

— Вот наткнулись вы на этот пост в Telegram-канале. Первая мысль?

— Удивление. Затем посыпались эсэмэс: «Ты читал?!» Но меня волновало не то, что там написано. Для новых акционеров деятельность клуба по всем направлениям была абсолютно прозрачна. Я по этому поводу и не переживал.

С их стороны вообще никакой реакции не последовало, они понимали, что это вброс. Но мне было важно понять, почему он случился, кто главный интересант? Что-то же послужило триггером!? Ну и начал разбираться.

Витория

— Вы уже не раз упоминали Александра Жиркова. О котором многие говорили — правая рука Федуна, серый кардинал «Спартака»... Что за человек?

— Шутливый, чувство юмора замечательное. Но в работе — невероятно жесткий, требовательный. Жестче руководителя у меня не было. Даже Филатов при всей внешней суровости и агрессивности по сравнению с Александром Николаевичем сама доброта.

При Жиркове клуб функционировал как часы. Четкая система управления, каждый занимался своим делом. Никто через голову начальника не перепрыгивал. Конечно, когда на меня строчили докладные и анонимки, обвиняя в злоупотреблениях и еще бог знает в чем, Жирков обязан был реагировать.

Я сразу давал объяснения, причем в письменном виде. По собственной инициативе. Мог бы и устно, но бумага надежнее. В этом случае придает словам дополнительную легитимность.

— Что Жирков?

— Быстро вникал в суть и, понимая, откуда ветер дует, ругал тех, кто пытался накинуть на вентилятор. В такие моменты от Жиркова всегда доставалось тем, кто писал поклеп вместо того, чтобы нормально выполнять свои обязанности.

Почему «Спартак» тогда стал чемпионом? У нас был хребет. Игроки, тренерский штаб, клубная структура — все работали как единый механизм. В том сезоне я почти не соприкасался с Каррерой. Но знаю, что он с первого дня в должности главного был сконцентрирован на команде, а не на выстраивании отношений с руководством, не пытался кому-то понравиться. Футболисты сплотились вокруг Массимо, а он за счет харизмы придал им уверенность и дополнительный импульс. Все, пазл сложился!

— От какого шага вы отговаривали Федуна особенно долго?

— От увольнения Руя Витории. Мы немножко повздорили, даже поорали друг на друга. Он первый вспылил, сорвался на крик, я не сдержался, ответил...

— Ого. Леонид Арнольдович не требовал беспрекословного подчинения?

— Тут как в армии. Пока решение не принято, ты можешь отстаивать свою точку зрения. Как только оформлен приказ — под козырек и выполняй. Поскольку Федун тоже в прошлом военный, мы оба понимали, где проходит черта.

— Чем он руководствовался, выгоняя Виторию?

— Результатом. К зимнему перерыву «Спартак» подошел на десятой строчке в РПЛ!

— А триумфальная Лига Европы? Две победы над «Наполи», выход из группы...

— Это и был один из моих главных аргументов. Объяснял, что нельзя идти на поводу у игроков и увольнять Руя. Говорил, что совместными усилиями мы сможем изменить ситуацию и тогда весной в матчах РПЛ команда заиграет с такой же самоотдачей, как в еврокубках. Просил подождать до лета. Но Федун был непреклонен.

— Что значит «идти на поводу у игроков»?

— В первой половине сезона мы увидели два разных «Спартака». Сплоченный, мотивированный, раскрепощенный в Лиге Европы — и какой-то аморфный в РПЛ. Чувствовалось, на матчи внутреннего чемпионата ребята выходят с другим настроем. Словно думают: «Борьба за золото нам уже не светит, но и ниже десятого места не опустимся. А пятые будем или восьмые — какая разница?»

Конечно, напрямую так никто не говорил, но проскальзывало равнодушие. Которое Витория никак не мог переломить, а на первом этапе даже не замечал. Поэтому футболистам казалось, что португалец им не подходит. Раз на установке не зарядил, можно слушать его вполуха, снизить к себе требования, где-то недобежать...

— Руй настолько вялый?

— Да не вялый! Менталитет другой! Привык, что в «Бенфике» все профессионалы, не надо никого подгонять, дополнительно мотивировать. Приехал на базу, провел тренировку и домой. Я объяснял, что в России такой подход не работает.

Руй прислушивался, потихоньку менялся. Начал больше внимания уделять игрокам, особенно россиянам, устраивал индивидуальные беседы. Но это происходило о-о-очень медленно! Знаете, что в Витории подкупало?

— Что?

— Феноменальное хладнокровие. В любой ситуации сохранял выдержку. Нашим ребятам, наверное, не хватало эмоций, которыми фонтанировали Тедеско и Ваноли. Зато Витория здорово понимал игру.

Я видел, как он в раздевалке перед матчем подходил к каждому, обсуждал игровые нюансы. С кем-то шел к макету, двигал фишки, показывая, куда надо смещаться. Дали бы еще полгодика — и команда бы сделала шаг навстречу Витории, прониклась бы его идеями. Я уверен! Объявлял ему об увольнении чуть ли не со слезами на глазах...

— Как воспринял?

— Явно не ожидал, что это случится в Сочи сразу после игры. Выглядел растерянным. По-моему, у Руя осталась обида. Но! О деньгах вообще не заикался. В этом плане он отличался от других иностранцев.

— Вы о ком?

— О Ваноли, Абаскале, Каттани. У людей солидные контракты, но иногда опускались до таких мелочей, до которых я бы со своим окладом не опустился: «А почему здесь недоплатили, а это как компенсируете, а разница в курсе...» С Виторией же и его ассистентами на денежную тему говорили только при заключении контрактов. В дальнейшем — ни слова. Ни о зарплате, ни о бонусах, ни о неустойке.

Абаскаль

— Кто первым в «Спартаке» произнес фамилию — Абаскаль?

— Каттани.

— Взглянули вы на Абаскаля — и?.. Сразу поверили в этого студента?

— Возраст-то не смущал. Ну да, молодой, ни опыта, ни титулов. Но теоретическая база впечатляла. Лука сказал, что Гильермо — парень с характером. Тут я доверился Каттани и вскоре убедился, что он не ошибся.

Абаскаль легко нашел контакт с футболистами, поскольку ненамного старше их. В то же время правильно себя поставил, коллектив его зауважал. Первые полгода они были на одной волне, пацаны раскрепостились, радовали игрой и результатом. «Спартак» взлетел на первые места, в команде была потрясающая атмосфера.

— Что же случилось потом?

— То ли повлияла близость Абаскаля к высшему руководству, то ли изменились внутренние настройки в его голове, то ли просто исчез эффект новизны, но от прежней «химии» между тренером и командой ничего не осталось. Я это заметил еще в феврале прошлого года.

Проблемы посыпались как снежный ком: нестабильная игра, неуверенность при выборе стартового состава, недопонимание между футболистами и штабом. Все это мы наблюдали в течение 2023-го. Сейчас атмосфера вроде бы наладилась. Если турбулентность позади, «Спартак» вернется в гонку за медали. Будем надеяться!

— «Спартак» превратил Абаскаля в неврастеника? Подозрительного ко всему вокруг, желающего контролировать даже покраску стен на базе?

— Бог с ней, с покраской, не хочется опять мусолить эту тему. Меня гораздо больше волнует его отношение к ребятам. Что-то многовато негативных историй — Бальде, Николсон, Литвинов, Соболев, Джикия...

Тренер должен находить общий язык с игроками, а не заниматься их воспитанием в ущерб клубу. Для футболистов честность — самое главное. Честность в принятии решений, выборе состава, оценке сильных и слабых качеств каждого. Здесь к Абаскалю возникли вопросы. Не только у меня — у всей команды!

— Почему зимой 2023-го вы противились желанию Пола Эшуорта поднять испанцу зарплату?

— Считал, преждевременно. К тому моменту Гильермо провел в «Спартаке» всего полсезона. Не срок для глобальных выводов. Плюс появление новых акционеров. Что они хотят от тренера, сработаются ли? Четкого понимания еще не было. Да и сам Абаскаль поначалу отмахивался от разговоров о новом контракте: «Не лезьте ко мне до конца чемпионата, хочу сосредоточиться на результате». А главное, зачем повышать зарплату в два раза?

— С 750 тысяч евро в год до полутора миллионов?

— Без точных цифр — но близко. Я предлагал существенно увеличить бонусы за попадание в призеры чемпионата России и победу в Кубке, зарплату же поднимать поэтапно, каждый год — процентов на тридцать. Стандартная практика в мировом футболе, так и Федун делал. В случае увольнения неустойка будет меньше. Если же все устраивает, есть результат — автоматически идет повышение.

— Вы озвучили свою позицию акционерам?

— Разумеется. Не прислушались. Мнение Эшуорта в тот момент им было ближе.

— С какой чертой испанского тренера вам было особенно тяжело примириться?

— Вот про военных говорят — «сапог». Но армия и правильным вещам учит. Например, субординации. Нельзя прыгать через голову руководителя! А Гильермо после подписания нового контракта даже мелкие проблемки предпочитал обсуждать не со мной, а с акционерами. Для чего? Выслужиться, показать вовлеченность во все клубные процессы? Не знаю! Но, вероятно, ему так комфортнее. Хотя я всегда был рядом, помогал. Кстати, далеко не только в служебных вопросах, но и в массе семейных дел.

Впрочем, та же история происходила с Тедеско и Каттани, которые имели прямой доступ к Федуну. Вот Витория наверх не рвался. Когда приехал в Москву, Леонид Арнольдович сказал ему: «Если что — звони в любое время». Но Руй никогда этим не пользовался.

Зарема

— Почему Зарема невзлюбила Виторию?

— Понятия не имею. Может, что-то личное?

— В футболе-то она разбирается?

— Непосредственно футбол мы с ней не обсуждали. Поэтому — не знаю. Но в вопросах управления клубом стала достаточно компетентна. Многое чувствует интуитивно. Порой даже поражала своей вовлеченностью, желанием разобраться в деталях. Между прочим, разбиралась получше некоторых мужиков, долго проработавших в этой сфере. Зарема всегда схватывала на лету, училась семимильными шагами. Если что-то не понимала — спрашивала не стесняясь.

Так что сейчас для нее в деятельности футбольного клуба, думаю, немного белых пятен. С Заремой можно обсуждать и трансферы, и маркетинг, и подогрев поля, и ремонт кровли на стадионе. Не будет ощущения, что разговариваешь с дилетантом.

На мой взгляд, ей бы добавить уважения и терпимости. Люди не могут быть отработанным материалом, всегда ждут благодарности, внимания. Но собственное мнение, идущее вразрез с пониманием Заремы, выводило ее из себя! Правда, она отходчивая. Поругавшись с тобой сегодня, завтра может общаться совершенно нормально. Просто немножко импульсивная.

Меня поражала ее работоспособность. Иногда наши беседы затягивались до часу ночи, а то и до двух. Понятно, ориентировалась она не только на мое мнение. И вот здесь периодически возникали сложности. Вроде сегодня обо всем договорились, вдруг завтра ни с того ни с сего позиция поменялась на 180 градусов. А если Зарема что-то решила, переубедить практически нереально. Это не отрицательная черта, просто факт.

— Лучшее ее решение применительно к «Спартаку»?

— Удержать Тедеско. Именно она была инициатором. Ход оправдал себя на сто процентов. Ну и с приглашением Ваноли с Каттани угадала. Хотя Кубок России далеко не только их заслуга. На этот трофей эффективно сработал весь клуб.

В последнее время просматривалось желание Заремы и Леонида Арнольдовича омолодить команду, при поддержке определенной агентской группы сформировать российский костяк. Параллельно прорабатывалась возможность усиления топовыми легионерами. Для этого нужен был авторитетный спортивный директор. Так у нас появился Каттани.

Но после СВО и введения санкций планы рухнули, ни о каком развитии уже речи не было. Федун предупредил о сложностях с финансированием, мы готовились к существенному сокращению бюджета. Ну а закончилось все продажей «Лукойлу» клуба и стадиона.

— Прощальный банкет был?

— Месяца через два Федун собрал футболистов и некоторых сотрудников клуба в одном из московских ресторанов. Славно посидели. Ребята произнесли массу теплых слов, искренне поблагодарили Леонида Арнольдовича за все, что для них сделал. Это было важно и для Федуна, который всю душу вложил в «Спартак», и для ребят, которые действительно хорошо к нему относились.

— Сейчас общаетесь?

— Поздравляем друг друга с праздниками.

— Как он прокомментировал ваш уход из «Спартака»?

— Прислал эсэмэс с мотивационными словами. Смысл такой: на «Спартаке» жизнь не заканчивается, да и вообще — все к лучшему. Леонид Арнольдович прав. Надо двигаться дальше!

«Лукойл»

— Главное, что изменилось в клубе после ухода Федуна?

— При нем в «Спартаке» был один центр принятия решений — сам Федун. Он и нес ответственность. С чем-то ты мог соглашаться, с чем-то — нет, но твоя роль как генерального директора была понятна.

Сегодня Олегу Малышеву сложнее объяснить для болельщиков какие-то вещи, порой вынужден отделываться общими фразами. Потому что не во всех решениях участвует. Нередко их принимают другие люди. В некоторой степени коллективный стиль управления. Он удобен этим людям для контроля ситуации. Чтобы всегда держать руку на пульсе и вовремя ответить на вопрос: «А что же творится в нашем любимом клубе?»

Лукойловским боссам комфортно в данной системе координат. Мне она не близка, привык по-другому работать.

— Конкретный эпизод, после которого поняли, что из «Спартака» лучше уйти?

— Наступил момент, когда почувствовал себя лишним в новой структуре. Спросил: «Я как генеральный директор вам нужен или нет? Судя по тому, что происходит, вы и сами можете руководить».

— С Малышевым разговаривали?

— Нет, он тут ни при чем. Хотя Олег всегда мечтал возглавить клуб. Может, в ином качестве. Это нормальное желание! А вопрос я задал людям повыше.

— Матыцыну и Жданову?

— Да. Меня успокоили: «Женя, все хорошо, претензий к тебе нет». — «Зачем настолько сложная конфигурация с лишними центрами принятия решений?» — «Ну вот такая у нас корпоративная система управления».

Я же настаивал на сохранении в клубе жесткой вертикали управления под генеральным директором с интеграцией профильных подразделений «Лукойла». Не надстраивать дополнительных центров принятия решений, а ограничиться имеющимися: гендир — совет директоров. Еще добавил: «Если вы не согласны, тогда мне проще уйти, а новым генеральным лучше назначить Малышева».

— Что в ответ?

— «Мы подумаем». Я был готов к любому повороту. Если договоримся — продолжу работу. Нет — уйду. Вызвали меня недели через три: «Женя, мы приняли твое предложение и расстаемся, генеральным будет Олег. А тебе предлагаем должность в структуре «Лукойла», связанной с развитием спортивной инфраструктуры. Зарплата, бонусы — все сохраняется». Я отказался.

Но благодарен руководителям: и Александру Матыцыну, и Павлу Жданову за открытое незатянутое решение. Мне прямота ближе, чем нерешительный и витиеватый путь. Всем им искренне желаю успеха. Уверен, что сложности, которые возникли на первом этапе, будут преодолены. Может, даже в этом сезоне.

— Вы были правы, отказавшись уходить в «Лукойл»?

— Конечно. Половинчатые решения — путь в никуда. Я понимал, что не смогу отстраненно наблюдать за «Спартаком». Все равно попытаюсь донести свою позицию, начну давать советы, хотя их никто не спрашивает... Ну и смысл? Это было бы неправильно и неуважительно по отношению к новым акционерам и Олегу Малышеву.

Сейчас все довольны. Они управляют клубом так, как им удобно. А я отдыхаю, провожу время с семьей. Никаких обид.

— Всякий ушедший из «Спартака» мечтает туда возвратиться?

— Возможно, когда-нибудь вернусь в спорт и в футбол. Буду полезен в том числе и «Спартаку». Да и не только ему.

Но сейчас мои амбиции в том, чтобы быть примером для детей и внуков. У меня поменялись приоритеты. Осознал, что главное — семья. Жена, дети, внуки, мама... Я лет двадцать не уделял им внимания. Особенно последние три года. Они старались относиться с пониманием. Теперь пришло время отдавать долги.

Что касается работы, в приоритете для меня сегодня не карьерный рост. А возможность передавать накопленный опыт и помогать в развитии тем, кто в этом нуждается.