Трудно писать о любимом футболисте. Надо б отстраниться, взглянуть со стороны — но как?
Я пытаюсь — а перед глазами встают обрывки прежней жизни. Вот Дасаев идет с тренировочного поля в Тарасовке — и грязи на нем столько, что обваливается кусками. Ринат обстукивает бутсы на каком-то автомобильном коврике — чтоб не тащить на себе килограммы глины в корпус. Мимо окошечка дежурной, мимо единственного телефона в холле, мимо запахов из столовой...
Интересно, кто сейчас живет в этом номере?
Я верю и не верю новостям — Дасаеву, прекрасному Ринату Дасаеву, кумиру моей юности, 65! Это что ж — и мне около того? Мы ж не должны были сильно разминуться в датах. Всем моим воспоминаниям, хранимым так бережно, — столько же? Да ну, бросьте...
Моя дача неподалеку — и я прохаживаюсь по Тарасовке теми самыми тропинками, что гулял перед матчами Ринат. Что там изменилось? Да ничего! Тот же запах подмосковных костров. Те же морды электричек — и грохочущий под ними железный мостик. Как раз возле спартаковской базы.
Не всем новостям стоит верить. Таким, например, как в «Википедии» под его фамилией: «рост — 186». Какие 186, вы что? Это у меня 186, а у Дасаева не меньше 190!
Я отказываюсь верить новостям — поэтому моему Дасаеву до сих пор 27...
Нет-нет, все не так! Моему Дасаеву 31. Мой Дасаев в желтом свитере вытаскивает мертвый мяч из-под самой штанги — и летит так красиво, как не летал, кажется, никто и никогда в воротах.
А желтый свитер — это обязательно. Казалось, добавляет веса, мощи. Веса-то в Ринате было — 70 килограмм.
Вот синий свитер ему был как-то не очень. Не к лицу, не к фигуре.
Где ж тот желтый свитер? В каком шкафу?
Признаваться смешно и нелепо — но портрет Дасаева стоял на моем столе. За стеклом, в древесной рамочке.
Дасаев уехал — и выяснилось вдруг, что и Черчесов вратарь роскошный. Вот бы не подумал, глядя на его редкие выходы за «Спартак» в дасаевские времена. Как-то в Вильнюсе Станислав то пропускал прямо с углового, то не мог удержать мяч после дальнего удара, и добивали — словом, привез «Спартак» с того выезда счет 2:5. В чемпионский год.
А тут оказалось — Черчесов красавец! Теперь плакат с его мужественным лицом был над моим столом.
Прошло время — и налаживающий связи в российской прессе Станислав Саламович лично обзванивал накануне Нового года самых видных корреспондентов. Как-то позвонил и мне. Ч-черт возьми, как приятно, как неожиданно.
Рассказал ему впопыхах ту историю с плакатом — и услышал в трубке строгий наказ:
— Плакат надо вернуть.
Что ж! Я обещал подумать — и непременно подумаю. К 2 сентября 2028 года портрет вернется — когда Станислав Саламович справит свои 65.
Но сегодня 65 не Черчесову — давайте о другом.
Люблю я спрашивать своих героев — «самая фантастическая игра вратаря на вашей памяти?».
Любой задумается — что-то да ответит. У всякого есть история. Найдется и у меня.
Самая фантастическая игра вратаря — это матч в октябре 88-го на стадионе «Динамо». «Спартак» шел кое-как — то ли зацепится за медали, то ли нет. В итоге не зацепился — но казалось, домашний матч с Киевом решает все.
До сих пор помню, как вручали Дасаеву приз лучшего вратаря мира — и лучший едва поднял те бронзовые перчатки с мячом в свете прожекторов. Если бывает божественная игра вратаря — Дасаев в тот вечер играл божественно. Да и Чанов не отставал — а мяч от Суслопарова, замкнувшего прострел, не взял бы никто. «Спартак» выиграл 1:0.
Я постарел, ссутулился и уж не верил впечатлениям юности — может, мне показалось? Может, и не было ничего в том матче — а красота додумалась?
Отыскал на YouTube нарезку моментов. Господи, бывает ли такое, чтоб нарезка голевых эпизодов при скромном счете — почти десять минут? Вот это была игра! Вообще лучший матч, который я видел живьем!
Увлекшись, забываю обо всем — досмотрев этот, отыскиваю другой матч «Спартака» против Киева. Закончившийся памятным всем голом Шмарова. Вот это скорость! Вот это комбинации!
Советский футбол был колоссальным — и я помню, как стоял обескураженный в клубном музее «Андерлехта». Понять не мог, почему один этот клуб выиграл еврокубков больше, чем советский футбол вместе взятый. Играли-то наши как — закачаешься!
Вот пересматриваю отрывки матча 88-го года — и вижу: Дасаев — гениальный вратарь. Непостижимый.
Даже провалы его столь драматичны, что кажется: кто-то наверху прописал эту судьбу, эти крутые маршруты.
Провалы больших вратарей порой ярче взлетов. Вот отыскали недавно для «Разговора по пятницам» первого тренера Харламова, Лутченко, Юрия Блинова и Владислава Третьяка — Виталия Ерфилова. Дедушку с фантастической памятью.
Тот прищурился — недолго славил Третьяка и перешел к десерту. К неудачам.
— У всякого вратаря бывают провалы. А у Владислава случались еще какие!
Сразу вспомнил — вот матч с чехами. Когда Третьяк шайбу за воротами останавливал — и московская публика аплодировала, издевалась — «хоть сейчас не пропустил». Еще какой-то матч, еще.
Случались яркие беды и у Дасаева.
Я так любил Рината, что его провалы становились моими. Это на мои ворота в 90-м выскакивал Лэкэтуш — и я, как Дасаев, читал тот момент. Понимал, что румын хитер, сейчас аккуратненько положит в дальний правый. Вместе с Дасаевым заваливался туда до удара — а Лэкэтуш вдруг лупил с подъема, зажмурившись. Так бьют во дворе — а здесь-то чемпионат мира! Мяч влетал туда, где только что стоял Ринат. Останься на месте — попал бы ему в голову... Эх!
Это я озирался с Дасаевым вместе после гола ван Бастена в финале Евро-88 — это что за новости? Как гол, откуда?!
Это я сейчас заставляю себя досмотреть до конца ужас, случившийся в Бремене, — вы помните те 2:6? Дасаев, как принято писать, «не выручил». Что за игра, что за счет? Не могу себе объяснить и годы спустя! Это после московских-то 4:1 — вылетать из Кубка УЕФА?!
После бременского матча встречала «Спартак» в Шереметьево та самая съемочная группа, которая ездила за командой в чемпионский год. Проникавшая даже в раздевалку в перерыве и снявшая лучший фильм в истории нашего спорта — «Невозможный Бесков».
— Свою вину чувствуете? — спросили у Константина Ивановича.
— Свою — нет... — выдавил Бесков после паузы.
Дасаева пощадили. Не спрашивали ни о чем.
Я переживал за Дасаева как за родного — когда программа «Время» со странным злорадством демонстрировала всей стране, что творится с Ринатом в Севилье. Какие-то странные голы издалека — уже принявший мяч Дасаев складывается как-то неловко, не по учебнику. А мячик из-под него катится к ленточке...
Это Дасаева отправил Лобановский 13 июня, в день рождения, смотреть матч с Аргентиной на чемпионате мира-90 то ли с трибуны, то ли с лавки. Ничего не объясняя.
Это Дасаева год спустя «Севилья» привезла в Москву — зная, что играть против «Торпедо» не будет. Ринат не попадал и в запас. Было зябко — худенький Дасаев сидел в ложе прессы. Кажется, четвертый сектор западной трибуны. Кому-то улыбался, кому-то махнул рукой, подмигнув. Как донесло до нас позже «Футбольное обозрение».
Я смотрел с противоположной стороны — силясь разглядеть Рината в толпе из зонтов и капюшонов. 24 октября!
А потом глядел на Унсуэ — миниатюрного испанца в воротах «Севильи». Который еще доиграется до «Барселоны» — но это будет потом. Тогда еще рассматривали всерьез вратарей ростом ниже 180. Пока же Унсуэ и Дасаев встретились в «Севилье».
Унсуэ вылавливал пенальти от Агашкова — и я горевал: да, конкурент у Рината в порядке...
К концу ближе «Торпедо» осталось в меньшинстве при счете 1:1 — и вдруг забило два гола. Один и вовсе комичный — Ширинбеков приложился со штрафного чуть ли не из центрального круга. «Севилья» и «стенку»-то поставила чахлую — кто оттуда лупит? А Ширинбеков ударил, Унсуэ то ли намертво хотел взять, то ли отбить — и вот вам 3:1!
Дасаеву, впрочем, это не помогло. Кстати, у Унсуэ судьба вышла печальная — после «Барселоны» сразила та же болезнь, что и Фернандо Риксена: боковой амиотрофический склероз. Пока жив.
А Рината я разглядел-таки на торпедовской трибуне. Помню, подумал: вот останься он в «Спартаке», вся история нашего футбола пошла бы иначе.
Он сам не сел бы на лавку. Не было бы никакого мятежа против Бескова — Ринат с Хидиятуллиным не допустили бы. Не пришел бы в «Спартак» Романцев, не выиграл бы с легкостью чемпионат 89-го года. Ну и так далее — домыслы ширились, расходились кругами по воде...
Что, впрочем, вспоминать те беды — лишь оттеняющие судьбу великого вратаря? Это в хоккее я тысячу раз слышал, от самых-самых великих:
— А сейчас я расскажу, как Третьяку забил...
Большой тренер, создавший ярославский хоккей, Сергей Николаев отыскал где-то кассету — «Лучшие голы ХХ века».
— Посмотрим-посмотрим, есть ли мой. Владику Третьяку ка-а-к щелкнул от красной...
Все эти рассказы — лучший комплимент вратарю. Как-то в Риге встретил Хельмута Балдериса, расспрашивал про рекорды — первую шайбу в НХЛ забил в 37.
— Да что НХЛ! — усмехнулся Балдерис. — Вы лучше про Третьяка спросите.
— Ему-то вы на тренировках, говорят, из восьми буллитов семь шутя забивали.
— Что про тренировки говорить? Я в игре как-то четыре шайбы ему забил, одна другой красивее! Вот это Владику было расстройство — здесь, в Риге! К слову, в ЦСКА я был единственный человек в гражданском. Даже фотографии сохранили: министр обороны Устинов что-то вручает, все в кителях — только Балдерис в обычном костюме, светлом...
Вот точно так же и в футболе — сошло поколение забивавших Яшину. Вспоминают, как забивали Дасаеву. Кстати, самая лучшая фотография — Яшин на базе в Новогорске что-то втолковывает юному Дасаеву. Тот улыбается, глядя в землю. Наверное, перед Испанией-82?
Но как вспоминают, с каким наслаждением!
Хотите понравиться Сергею Андрееву? Поговорите с ним про Дасаева. Как говорили когда-то мы в «Разговоре по пятницам».
У каждого вратаря есть «злой гений». Нам казалось, был таким для Дасаева Сергей Васильевич. С его могучим, непредсказуемым ударом.
— С Дасаевым у меня шикарные отношения! — расцвел Андреев. — Спокойно могу ему набрать: «Татарин, привет!» — «О, ростовский бандит, здорово. Раков привези...» А на поле было у нас ярко. Началось все перед чемпионатом мира-82. За две недели до отлета проводим товарищеский матч в Новогорске. Вторая сборная обыгрывает первую, которой вот-вот выходить против бразильцев, со счетом 8:2.
— Ого.
— Три забил Родионов, по два я и Шавло, восьмой — еще кто-то. Бесков в шоке! Да и мы сами обалдели! Сколько ж тогда бразильцы отгрузят? Ладно, через три дня новая игра. Первая сборная забивает, я сравниваю. На 60-й минуте они забивают опять, и Бесков прекращает матч. Чтоб у тех было нормальное настроение. В следующем матче за второй состав выпускают пять сборников, остальных Бесков взял из спартаковского дубля. 15-летние. И мы с первой сборной играем 3:3! Я вновь забиваю Дасаеву!
— Чудеса.
— Наконец, генеральная репетиция — в «Лужниках» открытый матч. В нем как раз Хидиятуллин сломался на ровном месте — Черенков прикрывал мяч корпусом, то туда качнется, то сюда. Хидя как-то этот мяч пытался выковырять — а Федя как раз в сторону рванул... А мы 0:2 «горим», вперед не суемся — понимаем, сборной надо настроение создать. Но Татарин помнит, сколько ему назабивал в последних матчах, — и совершает страшную ошибку. За пять минут до конца согнул руку в локте — и мне показал. Я разозлился. Хватаю мяч, прокидываю мимо Балтачи — с угла вхожу в штрафную. Мне бы ударить в дальний, и вот картина: Дасаев туда прыгает, мяч сваливается с ноги и влетает в ближний. Поворачиваюсь к нему, лежащему: «Ну что, чучело огородное?» На базу приезжаем — я Дасаева стороной обхожу. Это ж вратарь, что угодно может сделать. Последняя тренировка, второй состав работает на одной половине поля — а первый разминает Рината. Баловство. Тут Виталик Дараселия меня окликает: «Сереж, Дасаеву забить не можем». Иду к ним — вокруг тишина. Триумвират стоит, смотрит. Дасаев от злости перчатки, кажется, готов сожрать.
— Снова огорчили?
— Ставлю мяч на радиус. Блоха лег, ухмыляется — что ты там, ростовский, фокусы показываешь... Разбегаюсь, ка-а-к дал — бутса носком в землю ушла. Полгектара вывернул. Мячик шлеп-шлеп — в штангу, от нее — в ворота. У меня после этого удара голеностоп неделю болел. Я побежал, Дасаев за мной. Разорвал бы, если б нагнал.
Мы с коллегой Кружковым набрались духа — и напросились однажды к Дасаеву на большой разговор. Сегодняшним корреспондентам не понять, что это для нас — говорить с Дасаевым. Нынешним только найти телефон — наберут без трепета. Ну, Дасаев. Вратарь. Говорят — знаменитый.
А для нас Дасаев...
— Кто у вас будет в пятницу? — встретил нас в коридоре главный редактор «СЭ» Владимир Кучмий. Сам по себе — фигура в спорте могучая.
— Дасаев, — ответил я.
— Ринат? — приостановился Кучмий. Даже глаза его чуть расширились.
— Ринат, — кивнул с достоинством я.
— Ну даете. Молодцы! — качнул головой Кучмий.
Приехали с Сашей Кружковым в то казино на Арбате, где видным спартаковцам выдавали «золотую карту» — приходи, когда хочешь. Ешь, пей. Встречай гостей. Все даром!
Привечал нас прежде Георгий Ярцев — только-только отошедший от сборной. Помню комнату, полную дыма. Немногословие сопровождающего. Тусклый свет. Всем знакомое лицо где-то в глубине. Не помню, был ли произнесен пароль, но с обстановкой какое-то тайное слово монтировалось. Даже просилось. С той встречи начался «Разговор по пятницам», кстати говоря.
Георгий Александрович, помню, за два часа разговора не назвал ни одной фамилии. Морщился, когда называли мы.
Зато потом, прощаясь, с жаром встряхнул руку мою и Кружкова:
— Как хорошо поговорили — никого не обосрали...
Я вспомнил Урмаса Отта — и его разговор с Евгением Евстигнеевым. На все вопросы заслуженный артист отвечал, словно резал: «да», «нет», «да»...
Так — полтора часа. Зато на прощание встал, оправил пиджак, разрумянился:
— Мне настолько понравилось — приглашайте еще!
С Дасаевым спецэффектов было меньше — и встречались днем, и комнатка была посветлее. Вот пепельницу вытряхивать онемевшему от дасаевского величия гарсону приходилось так же часто, как за Ярцевым.
Тот Дасаев, из 2008-го года, тренировал вратарей в «Торпедо» — как ни странно было в это вдумываться. Мы ж помнили, как пришел на торпедовскую тренировку в красной маечке Андрей Рудаков. Только-только взятый из «Спартака». Так торпедовские ветераны, лихие усачи, без лишних слов ту майку и разорвали. Ничего красного в «Торпедо» быть не может!
А тут вдруг Дасаев, знамя и гордость «Спартака», — в «Торпедо». Да под такого человека в «Спартаке» надо специальный департамент выдумывать — как нынче под Леонида Трахтенберга. Чтоб только был рядом.
В том предисловии мы написали — видели разного Дасаева. Лет семь назад он был грустный и какой-то потерявшийся. Недолго отработав в «Спартаке» тренером, ушел. Хватался за странные предложения — возглавил, например, ассоциацию «Формула-автоспорт».
Слава богу, в автоспорте Дасаев не задержался. Вернулся в футбол. Стал помощником Георгия Ярцева в сборной. Но и этот Дасаев был отчего-то хмурым и немногословным.
А теперь вот столкнулись с новым Ринатом. Ироничным, уверенным в себе. С блеском в глазах — точно таким же, как в 80-е. Моментами и на него накатывала меланхолия, но все равно — это был тот самый Дасаев. С искоркой. Который — «от Москвы до Гималаев лучше всех...».
Мы говорили Ринату, что в пятьдесят жизнь только начинается, — но выяснилось, что все это он знает и без нас.
— Моя-то жизнь такая бурная! Сидеть дома не могу. Мне нужно движение, я так к нему привык!
— Сергей Гоцманов водит в Америке школьный автобус и говорит корреспондентам печальные вещи: «Я разучился мечтать».
— Я всегда мечтаю. Что раньше, что сейчас.
— О чем?
— Детей на ноги поставить. Быть востребованным.
— У вас на этот счет сомнения?
— А черт его знает... Прошел же через период, когда никому я не был нужен. В той же Испании всякое случалось. Если б сам не пришел, не поговорил — может, и не работал бы в «Севилье» тренером вратарей. Хоть ненавижу ходить и просить.
— У вас счастливая натура — во многом остаетесь мальчишкой. Или нам показалось?
— Вы правы, я — мальчишка! Стариком всегда стать успеешь. В глубине души чувствую себя пацаном. Я зимой и с ледяной горки прокатиться могу. Иногда за ветеранов хочешь прыгнуть как прежде — но уже не получается, к земле тянет. Только в этот момент понимаю, что мне не восемнадцать...
Мы расспрашивали Рината обо всем на свете — с благоговением и жадностью. С каждым его словом чуть-чуть лучше понимая тот «Спартак» и футбол вообще.
Две книжки самого Дасаева, читанные-перечитанные, позволяли до чего-то додуматься двадцатью годами раньше.
— Говорят, Бесков прощал все лишь двум игрокам — Черенкову и вам?
— Я это чувствовал. Ловчев однажды спросил Бескова: «Вы за пьянку отчислили парня. А если б на его месте оказался Дасаев — как поступили бы?» Тот не раздумывал: «Дасаева я отчислять не стал бы. Хватило бы внушения. Но то, что прощу Ринату, другому — никогда».
Никто из нас не был ангелом. Однако существовал закон: не пить поодиночке. Если собирались за столом — всей командой. Вместе и в радости, и в горе. Не случайно столько лет прошло, а спартаковцы 80-х продолжают дружить.
— Были игроки, которых команда не принимала?
— Бубнов держался особняком. Но он по натуре отшельник. Читал вечерами в Тарасовке журнал «Коммунист», что-то карандашиком подчеркивал.
Мы знали, что клал Дасаев в ворота не только запасные перчатки — еще и Коран.
— Так и было, — улыбнулся Ринат. — Коран мне часто дарили. Но как-то в мечети мулла преподнес освященную книгу и сказал: «Всегда держи при себе». С тех пор и повелось — не расставался даже на поле. Знаю, что Коран нельзя класть на землю, но что мне оставалось? Не привязывать же к перекладине? Был случай — однажды у меня Коран украли.
— Где?
— В Кадисе. «Севилья» победила — 5:0. После финального свистка побежал поздравлять партнеров к центру поля. На минуту упустил из виду. Потом иду к воротам за сумочкой — а там пустота. Умыкнули...
— Присутствие Корана в воротах сборной СССР органы не отследили?
— По этому поводу на Лубянку не таскали ни разу. А вот заметив меня в мечети на проспекте Мира, сразу пригласили «туда». Комитетчик был довольно милый, вдумчивый. Забавная получилась беседа: «Ринат, я все понимаю, но вам нельзя появляться в мечети. Вы слишком известный человек. Западные корреспонденты увидят, напишут». — «А вам бывать в церкви — можно?» — «Можно, меня никто не знает. Я даже детей своих крестил...»
— Чем история кончилась?
— Мне должны были дать орден «Знак Почета» — так на полгода отложили награждение.
Одни легенды рушились — а на их месте вырастали новые прекрасные истории. Но что-то подтверждалось.
Мы помнили историю с проигрышем «Спартака» ростовскому СКА 1:6. Кто-то говорил нам прежде — Бесков устроил в Тарасовке собрание, пригласив людей из ЦК КПСС.
— Было такое, — подтвердил Дасаев. — После того поражения кто-то Бескову доложил, что за два дня до матча мы славно посидели в ресторане «Саяны». Константин Иванович решил, что команда хочет его «сплавить». Хоть близко такого не было. Ни в мыслях, ни в разговорах. Бескова последние годы в «Спартаке» отличала подозрительность. Наверное, возраст сказывался. Когда в 87-м выдали серию неудачных матчей, снова начались разговоры: мол, пытаемся Бескова скинуть. С его подачи игроков и в ЦК вызывали — для воспитательной беседы.
Когда Бескова все-таки уволили, я уже играл в «Севилье». В конце 88-го прилетел в Москву на вручение вазы лучшему вратарю страны от «Огонька». Встретил Старостина. Николай Петрович отвел меня в сторонку: «Бескова освободили. Есть три кандидатуры — Нетто, Ловчев и Романцев. Tы за кого?» — «Конечно, за Романцева». «Я тоже так думаю», — ответил Старостин. И вскоре Романцева утвердили главным.
Даже сегодня где Дасаев — там толпа. Блокноты, телефоны, липкие объятия незнакомцев.
Мы страшились представить, что творится в провинции. Спросили самого Рината — ему вопрос понравился.
— Есть такое! — усмехнувшись, раздавил сигарету в пепельнице. — Особенно один эпизод поразил. Мне Юрий Миронов, тренер «Торпедо», пересказывал. В Ульяновске я перед матчем вышел на улицу покурить. Игроки оставались в раздевалке. Со всех сторон болельщики набежали, целая толпа, автографы, какие-то речи. Так милиция наших начальников попросила: «Уберите Дасаева, команды на игру выйти не могут».
Когда жил в Испании, был уверен: дома меня забыли. А потом приехал, услышал, что болельщики говорят по всей стране, — понял, насколько ошибался. До сих пор, куда ни приедешь — потрясающее отношение.
— Представляем, сколько поддатых людей пытались вас расцеловать.
— Это точно. Что-то дарят, даже милиционеры подходят фотографироваться. В Махачкале президент «Анжи» четки преподнес. Говорит: «На счастье и на фарт. Ручаюсь — помогут!» Недавно французы в Москву приезжали — нарисовали мой портрет, вручили.
— Что за французы?
— Ветераны московского «Спартака» играли против сборной Франции. Сейчас картина висит дома рядом с другими. Ни одной, кстати, не покупал — все подарили...