Я отыскал в недрах интернета пекинскую трансляцию матча Дания — Латвия. Полпериода слушал только звук — а потом раз, раз... Прильнул! Смотрю во все глаза. Хоккей-то какой веселый.
Главное, болею за латышей изо всех сил. Во-первых, Рига — обожаемый город. Этот еловый запах, соль балтийской волны, летящей в лицо. На рижском взморье ветер свеж — Владимир Кузьмин знал, о чем петь.
От всего этого я был без ума. Ну да ладно.
Главное — другое! Сколько сюжетов дарит матч Россия — Латвия, сколько поводов для заметок. Какое раздолье всем нам, корреспондентам, — ну и вам, читателям! А что Дания? Ну, Дания и Дания. Отыграли и забыли. Ни сюжета, ни драмы, ни беспокойства за результат. Правильно говорил Фетисов еще накануне матча в группе — «ясно же, что выиграем».
Эх, латыши, латыши! Ну как же упускать такой матч — когда все идет в руки?
На каком-то из чемпионатов мира подошел особенно едкий корреспондент к Олегу Знарку, тренирующему Латвию. Задал многоступенчатый вопрос — и Олег Валерьевич, упустив смысловую нить на полпути, нервно дернул щекой.
Ой, недобрый знак — подумал я.
А Знарок, уловив в интонациях оскорбительный подтекст — хоть, может, его и не было, — не дал доформулировать. Шагнул навстречу, расправил грудь. Казалось, даже усы обратились злыми пиками.
— Э-э-э, ты! Да я тебе за латышей... Знаешь, что? На экспертизу захотел, да? На экспертизу? — уточнил хрипловато.
Мы не сразу поняли, что за экспертиза и к чему это все. Но сделали всей толпой три шага назад. Да и кто бы не сделал.
— Сдрейфил, да? Сдрейфил? — восторженным шепотом допытывался я на ходу у товарища по дороге в гостиницу. — Что ж ты сдрейфил-то?
— Куда мне лезть? — отрешенно отвечал тот. — Под такой-то бульдозер?
Знарок в ту пору был фигурой великой и ужасной. Сопровождаемой легендами, замешанными на историях правдивых. Уж и не разберешь, где там быль.
Гулял миллион версий, что случилось 2 января 1988 года в ресторане «Юрас перле» моей любимой Юрмалы. Откуда на лице у Олега Валерьевича такой модный шрам. Сам он отмалчивался, усмехался. Лишь добавляя штрихов к недоброму обаянию.
Уже точно никаких сомнений не оставлял — «на экспертизу» за латышей может отправить кого угодно...
Вот и я так же переживал за латышей в этом матче с Данией. Или — почти так же.
«Невозможно вылить из кувшина больше, чем в нем есть», — говорил Лобановский.
А вот и можно! Ни секунды не сомневаюсь — на матч с Россией Латвия собралась бы так, как не собиралась никогда и ни на кого. Сыграла бы так, как не умеет. Выплеснув из кувшина больше, чем налито.
Вот это было бы зрелище. Накануне сотня корреспондентов из Москвы и Пекина обрадовали бы свои редакции воспоминаниями о великом вратаре Артуре Ирбе. Латвия обыграла нашу дрим-тим на чемпионате мира в Питере — и Артур разговорился вдруг в микст-зоне. Мол, теперь-то рассчитался за дедушку, воевавшего на германской стороне.
Не знаю, как сложилась судьба Ирбе-старшего, дотянул ли по лесам до мая 1945-го и отблагодарила ли Германия железным крестом. Науке это неизвестно. Но Ирбе-младшенький, кажется, обо всем сказанном пожалел. Следующие интервью были миролюбивее.
Но поздно. Сколько б наша сборная ни встречалась с Латвией — к прочим сюжетам непременно приложится и этот.
Я смотрю, как ликуют датчане, — и переживаю за прекрасных людей из другого лагеря. Которых знаю лично.
Вот за культурного человека Харийса Витолиньша, например. Который чем ближе к сирене — тем сильнее сутулился над своим блокнотом.
Переживаю за второго тренера Артиса Аболса, каждую СМС к которому проклятый Т9 переправляет на свой лад: вместо «Артиса» — «артист». В следующей приходится извиняться — и снова отправляю, не успев проверить: «Простите, Артист, это не я, это телефон...»
Помню, как бродили с Аболсом в Кельне года четыре назад. Тренировал он «Ладу» и сборную Латвии. Искали в коридорах Lanxess-Arena свободную комнатку, чтоб поговорить. Отворяли одну дверь — там здоровенный немец в хоккейном шлеме. Стучимся в другую — распахивает щуплый швед. Но отыскали-таки тихий уголок. Артис, пышущий здоровьем, начал вдруг рассказывать такое... До сих пор вспомню — вздрагиваю.
— В 2006-м провел полное обследование. Есть сердце и предсердие, такая стенка. Вот в ней у меня оказалась дырка!
— Дырка?!
— Да. Выяснилось, врожденное. А сколько раз до этого мне делали кардиограмму! В тот-то раз случайно обнаружилось. Травмировал колено, делали операцию. Не вышел на матч «Лада» — «Рига-2000». На всякий случай решили сердце посмотреть. Лежу-лежу, доктор смотрит: «Ага, сердце увеличено на столько-то процентов, стенки потолще...» Вдруг замолкает. Что-то, думаю, долго он меня смотрит. Окликаю: «Что случилось?» Доктор посмотрел на меня, еще помолчал — и произносит: «Слушай, у тебя дырка в сердце...» Мне казалось, я ослышался.
— Что было дальше?
— Прежде такие вещи оперировали — натурально вынимали сердце и штопали. А тут узнали, что в Словакии провели первую в истории операцию — пропускали шнур через пах, заковыривали эту дыру изнутри. С помощью Шуплера мы отправили диск в Словакию докторам. Потом отправился на операцию. Лежал в полном сознании и смотрел на экране, как ковыряются в моем сердце.
— Кино на любителя. Уж лучше спать.
— Но я смотрел! Почему нет? У меня вообще тот год хороший был, я ничего не боялся. На операцию шел спокойно. Уверен был — все пройдет отлично. В Риге был чемпионат мира, сборную принял Петр Воробьев. Я уверен, что играл бы в этой команде. Но пришлось отказаться.
— От сборной — но не от хоккея?
— Мне на полгода запретили большие нагрузки. Но что я могу, кроме хоккея? Денежных запасов не было вообще. Значит, надо выходить и играть.
— Прежде у вас сердце не прихватывало?
— Никогда! Да я нагрузки переносил как собака. Может, и оперироваться не стал бы, но доктора насели: «Тяжелый вид спорта, то, се...» Маму мою проверили — у нее оказалось такое же сердце, с дыркой. Тоже прооперировали. А у детей все нормально.
Ну как не переживать за такого парня? Да он с тех пор для меня как родной!
А Харийс Витолиньш — что, не родной? Да он влюбил в себя всех столичных корреспондентов работой в «Динамо». Если главный тренер Олег Знарок время от времени норовил кого-то из пишущих, но не сочувствующих «отправить на экспертизу» — то Витолиньш был сама любезность. Милейший человек.
Вот сдал бы Харийс своей сборной перед Олимпиадой те тесты, что прошел сам, — уверен, сегодня не датчане изучали бы слабые места сборной России. Не датчане готовились бы к четвертьфиналу.
Что за тесты? А вот слушайте! Сам Витолиньш рассказал мне однажды.
— В какой-то момент я и Ирбе решили уехать в Америку, Олег Знарок — в Германию. Сборная Латвии нас тренироваться не подпустила. Подумали — и решили: будем тренироваться втроем.
— Бегать по солнышку до дачи Ирбе?
— Только не до дачи, а до квартиры. Ирбе жил на 16-м этаже, так мы с утра пораньше приходили к подъезду — чтоб с жильцами на лестнице не сталкиваться. Устраивали кроссы до 16-го и обратно.
— Сколько серий?
— Семь-восемь. И не только бегали — три этажа, например, надо было пропрыгать на одной ноге. Потом на другой. Еще три — пробежать спиной вперед. И никаких остановок.
— Жестко.
— Последние две серии надо было пробежать на рывке, максимальная скорость. Первый добегает до третьего этажа, свешивается: «Следующий!»
— Представляем жильца, с утра у лифта сталкивающегося со Знарком. Олег Валерьевич уже носил шрам на лице?
— Ну да. Ирбе меня напугал — говорит: «Чтоб попасть в НХЛ, надо пробежать пять километров на время. Есть такой тест. Только попробуй не уложиться». Я как сумасшедший гонял с Ирбе наперегонки три раза в неделю, для которого эти кроссы только в радость были. Чуть не умер.
— Все выдержали?
— Оказалось, нет в Америке никаких тестов. Артур пошутил. Только пробежку какую-то дали, а я настолько был готов — казалось, не бежим, а стоим на месте. Тянуло вперед. Так что рекомендую — пять тысяч метров три раза в неделю.
У каждого поражения — свое лицо. Смотрю на поникших добрых своих знакомых — кажется, что и у меня на этот день образовалась дыра в сердце. Пусть небольшая. Пусть к вечеру затянется.
Как же обидно!
А Дания... Что нам Дания? Милая страна. Куда уезжали наши — и тотчас становились звездами. Спасибо ей за то, что помогла сохранить для хоккея большого тренера Бориса Кулагина. Уехал туда, в тихую гавань, отогревать душу после двух подряд проигранных чемпионатов мира и отставки из сборной. Вернулся посвежевшим, принял «Спартак».
Да и я про свои датские похождения мог бы рассказывать до вечера. До сих пор уверен — самые красивые женщины Европы там. Лучшие бары. А с пива в этой стране прекрасно переходить на сидр. В голове образовывается легкий, не хмельной туман. Сам черт не брат, море по колено. А потом высунешься на улицу — а там теплый ливень... То, что надо! Ох, хорошо!
Спасибо Дании за эти ливни и этот сидр — а еще за то, что подарила нам достойного тренера Брагина. Ах, вы не в курсе?
Помнят Валерия Николаевича там до сих пор! Рассказывал мне давным-давно про свои приключения — заметно отличающиеся от моих:
— Уехал туда в 1989-м. Играющим тренером. До моего приезда команда шла на последнем месте в чемпионате, а со мной сразу в чемпионы выбилась. В первый же год! После этого я окончательно понял: есть что-то у меня за душой, чтобы тренировать. Способен. Еще советские времена, после чемпионства вызывает меня посол. Народу тьма, богатый прием — и обо мне на весь зал высказывается: «Приехал один человек и страну перевернул! Весь Копенгаген ходит с советскими флагами...»
— Это правда?
— В том-то и дело. Я восемь лет там пробыл — и вот такое отношение настолько помогло поверить в себя! Только в отпуск в Москву приезжал, чтоб родину не забыть. А потом в Россию таким я и вернулся — уверенным. Готовым тренером. А здесь уже совсем другая жизнь...
— А в Дании-то у вас и садик наверняка был, и дом хороший.
— Даже гражданство предлагали. Мне скучновато там было! А я такой человек, общение для меня — первое дело. Не скандинав я, понимаете? Так и остался чужим в их жизни, где без предупреждения в гости не придешь. На свой лад датчанина не переучишь.