«Наши защитники в Нагано говорили: «Все понимаем о Буре». А он забил пять!» Интервью легендарного Яри Курри
Сегодня легендарному финскому правому краю, много лет игравшему и забивавшему в одном звене «Эдмонтон Ойлерз» с Уэйном Гретцки, — 60. Он был первым европейцем в истории НХЛ, забившим в регулярных чемпионатах 600 голов. Курри уже много лет работает в КХЛ, будучи первым лицом «Йокерита», и из иностранцев он — однозначно самая легендарная фигура в лиге.
Это интервью мне, к счастью, пришло в голову записать изрядно загодя — в прошлом ноябре. Тогда, конечно, никому не могло прийти в голову, что будет твориться во всем мире, включая Россию и Финляндию, весной — и что «Йокерит» «снимется с пробега» в Кубке Гагарина еще раньше, чем об остановке сезона объявит вся лига. Но учитывая, что финский клуб приезжает в Москву далеко не каждый день, а у его руководителя не всегда есть время для общения, я решил, что юбилейное интервью можно записать и почти за полгода. Правильно сделал.
Меня представил Курри его многолетний соперник и по крупнейшим международным соревнованиям, и по НХЛ Игорь Ларионов. После этого договориться с Яри о встрече в отеле рядом со стадионом «Динамо», где жили, как ни удивительно, обе команды-участницы матча того дня — и бело-голубые, и «шуты» — было делом техники.
Часть беседы, посвященная «Йокериту», сборной Финляндии и ее противостоянию с Россией, золоту Суоми на ЧМ-2019, была опубликована в спецвыпуске «СЭ» о КХЛ и на сайте нашей газеты. Сегодня — в основном о Курри-легенде мирового хоккея.
Когда ехал за океан, думал: если продержусь в НХЛ год, это будет здорово
— По-вашему, что главное в вашем успехе — только талант или то, что вы еще и оказались в правильное время в правильном месте? — спрашиваю Курри.
— Не думаю, что я бы добился всего этого, если бы у меня не было таланта (смеется). Безусловно, везение оказаться в нужном месте в нужное время — также очень ценно. Я знал, что меня хотел заполучить «Виннипег» двумя годами ранее (Курри задрафтовали не в 18, а только в 20 лет, — Прим. И.Р.). Но тогда прошел слух, что я подписал контракт с национальной сборной с тем, чтобы сыграть за нее на домашнем чемпионате мира 1982 года. Но в «Эдмонтоне» каким-то образом узнали, что у меня нет этого соглашения. Так они и задрафтовали меня в 1980-м. А на ЧМ-82 я в итоге прилетел — только уже как игрок НХЛ!
Едва «Эдмонтон» меня задрафтовал — сразу же начал вести переговоры по подписанию контракта. Я пытался объяснить, что еще очень молод, и мне нужно набраться опыта, так как понимал, что еще ребенок для этой большой игры. В то время мы почти ничего не знали об НХЛ: о ней мало писали и ничего не транслировали по ТВ. Все лето мы обсуждали мой контракт — и в итоге я согласился.
— Почему?
— В «Ойлерз» играли два финна — форварды Матти Хагман и Ристо Силтанен. Я подумал, что они помогут мне адаптироваться, поэтому и решился на это. Перед началом сезона думал — поеду на год, а потом вернусь. Конечно, я знал имя Уэйна Гретцки — но ничего, кроме имени. Даже не представлял себе, что он за игрок. Мне сильно повезло, и в итоге я не ограничился одним сезоном и задержался там чуть дольше (смеется).
— Да, аж на 17 сезонов. Кевин Лоу рассказывал, что в первый год в НХЛ вам было очень сложно адаптироваться, и вы даже хотели вернуться домой, но главный тренер Глен Сатер убедил вас остаться. Это правда?
— О да. Даже когда я уже ехал за океан, — говорил себе, что не готов. Это был очень сложный год для меня. Меня поставили в звено к Гретцки, и я забил три гола в первом же матче. А потом у меня была 17-матчевая безголевая серия. При том, что все это время я играл с ним в звене!
Конечно, матча с десятого пресса начала эту серию подсчитывать, и это тоже было серьезное давление. Но именно в это время я почувствовал поддержку партнеров по команде, поддержку тренера. Это мне очень помогло. Однако сезон все равно получился сложным.
— Если бы тогда вам сказали, что вы станете первым финном, который забьет 600 голов в НХЛ, и первым, чье имя увековечат в Зале хоккейной славы, смогли бы в это поверить?
— О таких вещах никогда не думаешь, особенно в самом начале пути. Ты просто играешь в свое удовольствие, получаешь радость от каждой победы. У нас была отличная молодая команда, составленная не просто из классных хоккеистов, которые потом попали в Зал славы, но и из замечательных людей.
Это и сделало нас невероятно сильными и сплоченными. Гретцки и Марк Мессье на год младше меня, Кевин Лоу — на год старше, Пол Коффи и Глен Андерсон — мои одногодки. Мы все были почти одинакового возраста. Может, немного дерзкие, но настолько талантливые! Хоккей значил для каждого очень много, и видеть это было для меня важнейшим опытом. И за пределами льда мы тоже проводили массу времени вместе, у нас были одни интересы.
— Вы с молодого возраста стали разносторонним игроком, сосредоточенным не только на голах и передачах. Когда у вас появился такой подход к игре?
— Он был от природы, от манеры, в которой я играл. Выступая дома по юниорам, я, по правде говоря, не забивал много голов. И не так много бросал, хотя процент реализации бросков у меня был высокий. Гретцки был очень атакующим игроком, поэтому очень часто мне приходилось быть тем форвардом в нашем звене, который помогает защитникам (смеется).
— Как думаете — смогли бы вы попасть в топ-100 игроков НХЛ в истории, если бы изначально оказались другой команде?
— Даже не знаю. Надеюсь, что да. Когда Гретцки обменяли в «Лос-Анджелес», я знал, что теперь должен взять на себя ответственность, доказать всем людям, что чего-то стою. Давление было большое. Но знал я и то, что могу играть в этой лиге. После этого все начало складываться наилучшим образом.
— Могу представить, как вы были рады, когда выиграли Кубок Стэнли в 1990 году — впервые без Уэйна.
— Да. Мы все были очень рады. Тем самым мы доказали всем, что «Эдмонтон» — великая команда не только потому, что Гретцки был ее частью. А потому, что мы как команда многого стоим и без него.
Мою старшую дочь зовут Одесса. Но не в честь украинского города
— Но все же как вы объясните вашу особенную «химию» с Гретцки? Можно ли назвать ее природной, инстинктивной?
— Безусловно, она была инстинктивной. Нам было очень легко понимать друг друга. Я всегда знал, что могу отдать ему пас, и он будет открыт в нужный момент. У нас сложилось невероятное взаимодействие с самой первой моей игры, где-то в ноябре. У «Эдмонтона» тогда была, кажется, девятиматчевая серия поражений, и Глен Сатер решил пойти на многочисленные изменения в звеньях. Остальное — история (улыбается).
— Гретцки — крестный ваших детей от первого брака. Вы были близки и вне льда.
— Так и было. Он очень простой в общении. Несмотря на всемирное внимание к его персоне, что не делало его жизнь легкой, он всегда оставался добрым и приветливым парнем. Всегда выходил к прессе после матчей. Любил общаться с командой, был очень позитивным. Никуда не ходил в одиночку, всегда — с нами. За пределами льда он всегда был очень веселым.
— Вашу старшую дочь зовут Одесса. Знаете о таком городе в Украине?
— Да-да. Но мы назвали ее так не из-за города (смеется). Кстати, точно не знаю, почему именно Одесса. Моя жена выбирала это имя.
— Расскажите что-нибудь о Уэйне, чего мы не знаем.
— Он всегда шокировал меня тем, какая у него феноменальная память. Он помнит абсолютно все. Постоянно рассказывает какие-то занимательные истории. Когда мы начинаем обсуждать былые времена, арены, статистику, города — я не помню вообще ничего. А он — каждую мельчайшую деталь.
— Ходили слухи о том, что в лиге был негласный запрет на силовые приемы против Гретцки. Это правда?
— Безусловно, игроки очень его уважали и играли против несколько осторожнее. Но никаких правил и установок на этот счет не было, и многие хотели его атаковать. Другое дело, что он был слишком умным игроком, и видел все, что происходит на льду. И это не позволяло его ловить.
— Кроме того, все боялись его телохранителя Марти Максорли, который растерзал бы любого, кто позволил себе хитануть Гретцки?
— Его и Дэйва Семенко. Их было двое. Месть за любую грязную акцию наступала неизбежно.
— Гретцки сразу нашел свой «офис» за чужими воротами?
— Насколько помню, да. Ему всегда хотелось получать шайбу именно там. Со временем все это знали, но ему как-то все равно удавалось там открыться и получить шайбу. Кстати, и в сегодняшнем хоккее, особенно в большинстве, это здорово работает. Потому что атаке из-за ворот очень сложно сопротивляться. Ты никогда не знаешь, что человек сделает.
— Есть ли в современном хоккее хоть кто-то, по стилю похожий на Уэйна?
— Даже не знаю. Приятнее всего из центрфорвардов мне сегодня смотреть на Сидни Кросби и Конора Макдэвида. А раньше — на Марио Лемье.
— Легендарный капитан «Нефтяников» Марк Мессье стал вожаком еще со старта славной карьеры?
— В первые два года, когда я начал играть в «Эдмонтоне», он еще не был тем хоккеистом и лидером, которым стал позже. А вот потом сделал огромный шаг вперед. Лучшего капитана и придумать нельзя. Он никогда не разбрасывался словами, если и говорил что-то — это были только правильные вещи. Все одноклубники слушали его. Он был замечательным мотиватором.
— Уэйн вел себя в раздевалке скромно?
— Обычно да. В раздевалке больше всего звучали голоса Кевина Лоу и Марка Мессье. Не думаю, что он хотел когда-либо стать капитаном или взять лидерство в свои руки. Ему это было неинтересно. Его приоритетом был фокус на игре.
— Как складывались отношения между Мессье и Гретцки?
— Они часто спорили, обсуждали конкретные эпизоды, но это всегда было в нормальной форме. И самое важное, что в отношениях не было ни капли. Для нас всех не было важно, кто будет набирать очки. Нам нужно было выигрывать Кубки Стэнли.
— Кто был лучшим главным тренером в вашей карьере?
— Глен Сатер в «Эдмонтоне» был просто отличным мотиватором. А его ассистент Джон Маклер — настоящим тактиком, который знал об игре абсолютно все и был способен видеть корень проблем и вносить коррективы прямо по ходу матча. У нас была прочная связь и отличное взаимопонимание. Их тандем был очень сильным.
— Главный момент вашей карьеры — победная шайба в 7-м матче финала Кубка Стэнли в ворота «Филадельфии» в 1987-м?
— Этот момент, конечно, выделяется. Всегда говорил, что главное — показать свой максимум именно в матчах плей-офф. Многие игроки выкладываются по полной в регулярке, но ключ успеха в том, чтобы уметь проявить себя в решающих играх.
— «Ойлерз» постоянно выигрывали Кубки, будучи фаворитом. Дайте совет той же «Тампе», как это делать, когда подобного от тебя ждут и даже требуют.
— Я начинал ментально готовиться к плей-офф недели за две-три до его начала. Более своевременно ложиться спать и вставать, уделять внимание любой мелочи. Я переставал жить, как в обычное время.
Кепки после хет-триков тогда на лед не бросали. А ведь я их сделал 22 за карьеру!
— Когда вы играли против «Нью-Джерси» и в матче, закончившемся с невероятным счетом 13:4 в пользу «Эдмонтона», забили сопернику 5 голов.
— Главная история того матча была не в моих пяти голах, а в словах Уэйна Гретцки после игры, что мы играли с организацией Микки-Мауса. Вот это запомнили все! После этого все остальное отошло на второй план (смеется). Мы тогда были забивающей машиной!
— Посмотрев видео того матча, я удивился тому, что вы еле праздновали голы, даже не поднимали руки. Почему?
— Я вообще был не из тех, кто сильно выражал эмоции после забитых голов. А тогда мне и вовсе не хотелось этого делать. Мы 13 голов забили — куда и зачем там особо прыгать?
— Почему после третьего гола на лед не кидали бейсболки?
— Тогда еще не было этой традиции. Мне кажется, она появилась позже. Я сделал где-то 22 хет-трика за карьеру. Кепок на льду было бы так много, что, поверьте, я бы их запомнил (смеется).
— Помните тот день, когда Гретцки обменяли в «Кингз»? Что вы почувствовали тогда?
— В тот год мы выиграли Кубок Стэнли. Когда мы вернулись в раздевалку — пошли в парилку, и Гретц тогда сказал мне, что это его последний год в команде. Но я не обратил на это внимание. Никто даже подумать не мог о том, что его могут обменять. Но это случилось.
В тот момент я проводил занятия в хоккейной школе около Хельсинки. Раздался телефонный звонок от моего агента с этой новостью. Но даже тогда я не мог в это поверить. Но хоккей — прежде всего бизнес, и с того момента я начал это понимать. Ситуация была очень странная, и она поменяла весь хоккейный мир, весь хоккейный бизнес.
— Вы ему или он вам после обмена позвонили?
— Нет. Мы не говорили с Уэйном до нашей первой игры друг против друга. Вопрос: «Яри, как ты будешь играть без Уэйна?» — я в то время слышал неисчислимое количество раз.
— Каким оказалось ваше звено после этого? Как оно формировалось, спрашивали ли ваше мнение, кого вы хотите видеть партнерами?
— Не спрашивали. На левый фланг взяли (из «Лос-Анджелеса», — Прим. И.Р.) Джимми Карсона, который забил в том сезоне 50 голов (на самом деле 49). В центре с нами иногда ставили Марка Лэмба, и у нас тоже получалось хорошо.
— Ваш соотечественник Эса Тикканен был известен своей разговорчивостью...
— Своей болтовней он доводил людей до исступления! (смеется) Если ему не отдавали пас, который, по мнению Эсы, должны были отдать, — он обязательно давал вам об этом знать в максимально доступной форме. И все это продолжалось на скамейке до тех пор, пока ты ему не говорил: «Заткнись, наконец!»
— Повлиял ли Уэйн на ваш дальнейший переход в «Кингз»?
— Мы говорили с ним об этом. А когда у меня после победы в Кубке Стэнли 1990 года закончился контракт, «Эдмонтон» предложил мне совсем не ту сумму, которую я хотел услышать. Но права на меня оставались у «Ойлерз», я был ограниченно свободным агентом. Тогда я поинтересовался, могут ли они обменять меня в «Лос-Анджелес». Они сказали, что не сделают это не при каких обстоятельствах и вообще не будут менять обменивать.
То есть у меня был выбор — подписывать с «Кингз», вообще не играть или уехать в Европу. И я решил, что мог бы год поиграть в Милане еще и для того, чтобы сыграть на домашнем чемпионате мира и потом перейти в «Кингз».
— Как вам игралось в Италии?
— Было непросто. В Италии совсем другой хоккей, иной уровень. Два матча в неделю. Но я старался не терять физическую форму, делал дополнительные упражнения. Возможно, именно тот ненапряженный год, проведенный в Европе, подарил мне дополнительные годы и возможность поиграть в НХЛ подольше. Тогда я сделал небольшую передышку и перезарядил батарейки.
— Были ли в то время игроки «Ойлерз» такими же профи в быту, как большинство нынешних игроков НХЛ? Сейчас почти все соблюдают диету, много работают в тренажерном зале и не выпивают в течение сезона.
— Да, все изменилось. И образ жизни, и подготовка хоккеистов, и экипировка, клюшки. Как они разминаются, прежде чем выйти на лед, — у нас такого и близко не было! Всегда высыпаются, по науке питаются... Все стало по-другому. Радует то, что хоккей — все та же игра, несмотря ни на что.
Именно Майоров и Юрзинов дали финнам уверенность, что русских возможно обыграть
— Кто-то из канадцев «Эдмонтона» шутил над вами из-за того, что вы после сезона улетали в сборную на домашний ЧМ-82 эконом-классом, а «Кленовые листья» — бизнесом.
— Мы вылетали из одного аэропорта. Но как-то я занял свое место, смотрю — а где остальные-то? Никого нет! И тут открылась шторка бизнес-класса, и мои одноклубники-канадцы крикнули мне: «Как там твои дела?». Они там развалились в бизнесе, а я сидел скрюченный в экономе. Возможно, у финской федерации хоккея не было достаточно денег на бизнес-класс (смеется).
Причем первая игра у нас была на следующий день как раз против канадцев. Приехав в аэропорт, я обнаружил, что по дороге потерялись сумки с моей хоккейной амуницией! Произошло это на пересадке в Лондоне. Пришлось одалживать коньки, перчатки и клюшки у кого-то из финских ребят — и выходить в таком виде на тренировку. В итоге экипировка прибыла прямо перед игрой, и я успел ее нацепить. Что не сильно помогло: мы проиграли — 2:9.
— Когда-то сборная СССР постоянно обыгрывала Финляндию в шесть-семь шайб. Защитник Сергей Стариков рассказывал, что финнов называли «дровосеками». Что стало ключевым фактором улучшения игры вашей команды? Советские тренеры Борис Майоров и Владимир Юрзинов сыграли в этом большую роль?
— Безусловно, они внесли в наш хоккей много нового. Пожалуй, именно эти тренеры начали давать финским игрокам долю уверенности в том, что русских все-таки возможно обыграть. И мало-помалу мы начали прибавлять.
— Вы успели поработать с Майоровым? Дал ли он вам что-нибудь, как игроку?
— Тогда мне было всего 16. Помню, он много заставлял тренироваться в межсезонье. Вообще это отличный человек, всегда рад его видеть. Меня до сих пор удивляет то, что он говорит на финском языке.
— Сборная Финляндии ранее не была такой сильной, как сейчас. Но были ли турниры, которые вам запомнились, когда вы выступали против сборной Советского Союза?
— Кубок Канады — просто отличный турнир, потому что тогда больше не было соревнований, где встречались бы все сильнейшие. В 91-м году мы даже заняли третье место, сыграв в группе с Канадой, будущим чемпионом, 2:2. И впервые заняли место выше, чем Советский Союз.
Но в предыдущие годы в финалах почти всегда были сборные СССР и Канады. Могу сказать, что многие североамериканцы даже учились чему-то у русских. Они их уважали. Советская сборная имела в своем распоряжении великих игроков: Макаров, Ларионов, Фетисов, Касатонов, Крутов... Великое поколение.
Предыдущее — тройки Петрова — блистало в Суперсериях, но в Кубках Канады так и не поучаствовало. Поколение Славы и Игоря провело в хоккее более долгую жизнь. В любом случае, и то, и другое поколение наносили Россию на хоккейную карту мира самыми яркими красками.
Мой 17-й номер с Харламовым не связан
— С кем из российских игроков вы дружите и регулярно общаетесь?
— Довольно часто видимся с Ларионовым и Фетисовым, участвуем в многочисленных благотворительных матчах. Там же встречаемся с Каменским, Федоровым и другими великолепными игроками.
— Недавно вышел фильм «Русская пятерка». Что вы чувствовали, выходя на лед против команды Скотти Боумэна? Вы же даже серию плей-офф за «Анахайм» против них играли.
— «Детройт» — великая команда. Мы в «Эдмонтоне» всегда старались показывать техничный, креативный хоккей с европейскими элементами, но у них это получалось намного лучше. В «Ред Уингз» были собраны лучшие игроки. Они внесли много нового в энхаэловский хоккей. Как они двигали шайбу! Их стиль был неповторим и сильно отличался от того, что тогда показывало большинство команд НХЛ. Это внешне выглядит легко, но на самом деле как сложно такую игру поставить!
— Почему вы играли под 17-м номером?
— В «Йокерите» в начале карьеры у меня был 11-м номер. А под 17-м я начал играть в сборной. Никакой особенной истории вокруг этих чисел для меня нет.
— В России этот номер знаменит благодаря Валерию Харламову.
— Да, знаю. Но я выбрал его не из-за Харламова, хотя смотрел многие его игры.
— Вы даже играли против Харламова на Олимпийских играх в 1980 году, где случилось «Чудо на льду».
— Я был очень юным тогда, выступал в четвертом звене и не имел много игрового времени. Мы играли против США последнюю игру, уступили — 2:4. Если бы победили — стали бы серебряными призерами, и в том матче все было «на тоненького». А история «Чуда на льду», этих американских пацанов из колледжей, действительно уникальна.
— Советская сборная не пыталась финнов перед тем матчем как-то промотивировать? Ведь ваш успех был им нужен позарез!
— Нет (смеется). Никаких денег нам не предлагали.
— Согласны ли с выбором символической шестерки XX века ИИХФ? В нее попали Третьяк, Фетисов — Сальминг, Макаров — Гретцки — Харламов. Не ожидали ли увидеть в ней себя?
— Нет-нет! А кто должен был попасть в эту шестерку, сказать сложно — такая невероятная конкуренция. Как, например, насчет Марио Лемье и Бобби Орра?
— Когда вы забили 600-й гол, выступая за «Колорадо» в своем последнем сезоне, вашим ассистентом стал Алексей Гусаров. Угостили его выпивкой после матча?
— Конечно, как иначе? Мы пропустили пару стаканчиков. Мне понадобилось много времени, чтобы забить тот гол. Я уже практически сдался. А он отдал мне просто прекрасную передачу. «Колорадо» подарило мне картину, на которой я забиваю тот гол, получив пас от Алексея.
— В том же сезоне вы были капитаном сборной Финляндии на Олимпиаде в Нагано и под самый конец карьеры завоевали почетную бронзу, обыграв в матче за третье место Канаду. Вы победили Гретцки.
— Уверен, что он был рад за меня. Так же, как и я был бы рад за него. У меня это был последний сезон в НХЛ, ему оставался еще один. А за сборные мы оба в тот день провели последний матч.
— Полуфинал против вас в России запомнят навсегда по пяти голам Павла Буре.
— Не напоминайте мне об этом! (хватается за голову) Мы много говорили о нем перед игрой. О том, что он будет поджидать возможности, чтобы убежать и выскочить один на один с вратарем. Теппо Нумминен, у которого была долгая карьера, Янне Нинима говорили: «Да-да, мы все понимаем». А потом неизвестно сколько этих выходов у него было. Мы отыгрались, сделали счет 4:4 — но и это не помогло. Очень странный матч! Но потом мы выиграли бронзу.
— Хотите, чтобы энхаэловцы поехали в Пекин-2022?
— Конечно! Если лига спросит игроков, а она должна так сделать, они скажут: «Разумеется, хотим, это наша мечта!» И это будет справедливо не только для хоккеистов, но и для болельщиков по всему миру. Им хочется видеть лучших игроков мира, сражающихся друг с другом за свои сборные.
— Насколько велики, на ваш взгляд, шансы?
— Они есть. Китай — большой рынок. Намного больше, чем в Корее.
То, что для Лайне кумир — Овечкин, а не Селянне или я, вполне объяснимо
— Кто, на ваш взгляд, лучший российский игрок всех времен?
— Я видел слишком многих, чтобы категорично говорить (улыбается). Одним из турниров, на которых рос, был приз «Известий». Как там играли те же Якушев, Васильев, Лутченко, Фирсов, Мальцев, Михайлов, Петров, Харламов! Помню даже Рагулина. И этот список можно продолжать очень долго. С моей стороны будет несправедливо назвать кого-то одного.
— Тогда кто ваш любимый игрок из россиян, которые играют сегодня?
— Алекс Овечкин стабильно забивает невероятное количество голов каждый год, и это изумляет. В НХЛ очень много высококлассных российских игроков. Мне нравится Панарин. Помню, как я удивился, узнав о том, что Артемия обменяли из «Чикаго» в «Коламбус». Сейчас мне был очень хотелось, чтобы в «Рейнджерс» Какко попал в звено к нему.
— В прошлом сезоне в борьбе за «Харт Трофи» Никита Кучеров превзошел Коннора Макдэвида. Кто из них, по-вашему, сильнее?
— Макдэвид. Я бы заплатил много денег, чтобы наблюдать за ним во дворце. Причем мне было бы интересно посмотреть на него на большой площадке. Там скорость Макдэвида пригодилась бы еще больше. Маленькая коробка не дает пространства, чтобы он проявил себя до конца. У него невероятный потенциал.
— Есть ли, по-вашему, шанс у Овечкина побить голевой рекорд Гретцки?
— Если бы вы спросили меня об этом года три-четыре назад, я бы ответил, что без шансов. Но сейчас уже не дам столь однозначной оценки. Вопрос в том, что у него в 2021 году заканчивается контракт. Если он переподпишет — все возможно. А дальше все зависит от того, сможет ли он играть на таком уровне еще несколько лет. В таком возрасте это не так просто.
— Если НХЛ не поедет в Пекин, Овечкин в 2021-м может на сезон подписать контракт с «Динамо», чтобы сыграть на Олимпиаде.
— Да. Он ведь и сейчас — советник президента клуба!
— В НХЛ сегодня играет много талантливых молодых финских хоккеистов. Но до сих пор никто и близко не мог сравнится с вами и Теему Селянне. Откуда сейчас взялись все эти таланты?
— Все дело в успешном развитии финского хоккея за последние пять-шесть лет. Мы выступаем успешно на всех турнирах, включая юниорские. Десять лет назад мы все собрались на большую конференцию для того, чтобы обсудить, что же нужно изменить в финском хоккее. И мы решили идти шведской дорогой, поскольку у них в то время все получалось очень здорово. У нас там были люди из Швеции, которые рассказывали о своем пути.
У нас много лет все было в порядке с командной игрой и тактикой. Но именно тогда мы поняли и решили, что должны уделять гораздо больше внимания индивидуальным качествам. Вот поэтому у нас и выросли Ахо, Лайне, Барков, Какко и другие. Навыки этих парней действительно на высочайшем уровне.
Ахо и Баркова ждет блестящая карьера
— Не было ли у вас мыслей после ЧМ-2019, что Какко все же могут выбрать на драфте НХЛ первым номером, выше Джека Хьюза?
— Очень сложно ответить на этот тонкий вопрос. Даже не знаю, кто из двух игроков лучше, — он или Хьюз. Да и вообще, совсем неважно, первый ты или второй на драфте. Об этом скажут только их карьеры.
— Меня всегда интересовало, почему и вас, и Селянне в НХЛ называли одинаково — Финская Вспышка. Читал такое даже в англоязычной Википедии.
— Это неправильная версия. Меня никогда Финской Вспышкой не называли — ей был только Теему. А я — просто Яри.
— Кто ваш любимый хоккеист из молодого финского поколения?
— Мне очень нравится Ахо. Это хоккеист, на котором можно строить действия всей команды. Он на площадке, и когда команда выигрывает в одну шайбу, и когда проигрывает — а это о многом говорит. Также и Барков — думаю, их ждет блестящая карьера. У Лайне просто нереальный бросок, но ему все же есть, над чем работать. Думаю, в НХЛ появится еще много хороших финнских игроков. Это только начало.
— Удивительно, что кумир детства Лайне — не Селянне, не Курри, а Александр Овечкин.
— Да, и это вполне объяснимо — у них очень похож бросок. Они почти всегда попадают в цель.
— Говорят, что вы могли стать ассистентом Юкки Ялонена, когда он был главным тренером СКА. Это правда?
— Мы никогда не обсуждали это с Юккой. Но говорили о возможности совместно работать с другими клубами.
— У вас никогда не было цели стать главным тренером?
— Нет. Ты не можешь просто взять и стать тренером. К этому нужно подготовиться. Должен быть какой-то опыт. Я много лет был ассистентом главного тренера в сборной, но я никогда даже не представлял себя на месте главного. Это совсем другое.
Моя жизнь движется в другом направлении. Хотя генеральный менеджер сборной и пытался втянуть меня в это. До сих пор провожу много времени в общении с главными тренерами команд, в которых я работаю. Но сам быть им не хочу!
