«Проиграли пятый матч финала — начал психовать. Казалось, упускаем кубок». Первое интервью Ничушкина после чемпионства в НХЛ
На шестой матч вышел с переломом
— На интервью вы пришли на костылях после операции на сломанной ноге. Кто удружил?
— В пятой игре с Палатом (нападающий «Тампы». — Прим. «СЭ») упали неудачно. Он одним коньком въехал в стопу, которую мне и сломал. Другим — разрезал над коленом мои гетру и хоккейное белье, но кожу не рассек. У меня на этом месте была царапина и огромная гематома. Сильно повезло, ведь при малейшем порезе пришлось бы рану зашивать, и тогда сыграть я бы не смог, поскольку при любом резком движении было бы кровотечение и швы рвались.
— В тот момент сразу подумали о самом плохом?
— Я очень сильно расстроился, ведь до конца игры оставалось минут пять. С каждой сменой мне становилось все хуже. Если пересмотреть те минуты, то видно, что я уже не мог нормально поворачивать. Сразу после окончания игры понял — перелом. Переживал страшно.
— Шестой матч вы провели на обезболивающих, и со стороны не было заметно, что все плохо.
— Уколы сыграли свою роль. Но проблема в том, что на фоне обезболивания блокируются какие-то мышцы и связки, и нельзя кататься как привык. Один раз я упал на ровном месте из-за застрявшего во льду конька. Просто нога не повернулась. В некоторые моменты чувствовал, что не могу ей владеть на все сто процентов.
— Костыли не помешали как следует оторваться на праздновании победы, или пришлось веселиться тоже на уколах?
— В раздевалке, когда сидели после окончания шестой игры, все друг друга поздравляли, обнимались, отрывались. Кажется, мы только к часу ночи уехали со стадиона. Нога к этому моменту стала опухать. В Тампе не было смысла сразу делать рентген и дополнительное исследование, чтобы не ехать в больницу. Решили отложить процедуру до возвращения в Денвер. Меня жена отвезла до отеля, и на следующее утро мы уже отправились домой. Выпили по паре напитков, и на борту самолета снова началась легкая эйфория. Праздновать на уколах не было необходимости, поскольку я никуда особенно не ходил. Только на второй день поехал в больницу, где сказали, что с моей ногой все не очень и надо делать операцию. Дали на первое время коляску для передвижения.
— Грустно и смешно одновременно. Даже кубок, как Николя Обе-Кубель, не помнешь.
— У нас не только он один с ним падал. Многие постарались. (Смеется.) Защитник Кертис Макдермид на вечеринке вообще с ним рухнул на пол, но кубок удержал. Но меня там не было — как раз делали операцию. В тот момент накрыло опустошение, поскольку пришлось резко менять все планы на лето из-за перелома. Операция, потом реабилитация. На лед вообще можно выходить только через 8-10 недель после хирургического вмешательства. Это будет впритык к открытию лагеря.
— Игроки «Тампы» после финала говорили, что в команде было очень много травм. Стоит акцентировать внимание на этой теме?
— Если говорить про «Колорадо», то такой эпидемии травм никогда раньше я не видел, хотя дважды доходил до финала в КХЛ. В «пузыре» люди просто вылетели и не могли дальше играть. Сейчас во время плей-офф в нашей раздевалке была очередь на анестезию — каждый получал свой укол по расписанию. У кого-то трещина, у Кадри — двойной перелом пальца руки со смещением. Еще у Кольяно — и тоже с пальцем, у Бураковски. Список можно продолжать. Эта ситуация помогла мне перед шестой игрой принять решение выйти на площадку. Раз все играют и бьются, то нельзя остаться в стороне.
— Это решение далось легко?
— Утром мне поставили два укола, но я еле надел конек, причем с чужой помощью. Попробовал встать — без шансов. Боль адская. Сидел минут пять в полном расстройстве и думал, что все, сезон для меня закончен, раз даже уколы не помогли. Но потом понял, что их не в то место поставили. Пошел еще раз к доктору и говорю ему — коли вот сюда, показывая на точку, где болело больше всего. Как оказалось, именно туда и надо было.
— Если бы дело дошло до седьмого матча, то смогли бы на него выйти?
— Я утром общался со своим крестным и сказал ему, что надо брать шестой матч, поскольку в следующем уже точно не сыграю. Пришлось выполнять обещание и побеждать. (Смеется.) А если честно, думал, что если отыграю первый период, то будет хорошо. Откатал — вроде нормально себя чувствую. Давай еще второй. Тоже неплохо. Так вот и до третьего дотянул.
Во время плей-офф был страх
— От кого получили самое неожиданное поздравление?
— Я еще очень многим не ответил, поэтому если они читают это интервью, то приношу им извинения. Из-за перелома и операции нахожусь не в своей тарелке. Ничто не может мне сильнее испортить настроение, чем травма и невозможность полноценно тренироваться. Внутренне очень переживаю и стараюсь в эти моменты сидеть дома и быть аккуратным, чтобы быстрее все зажило.
— Кубок Стэнли сейчас в Россию привозить нельзя. В каком-то формате отпразднуете победу в Челябинске?
— Планируем провести мероприятие в Челябинске для болельщиков и сейчас занимаемся его организацией. Многие люди пишут, что им бы хотелось прийти сфотографироваться со мной, взять автограф. Раз они этого хотят, то надо устроить. Я соглашусь с удовольствием. Есть еще одно мероприятие для города, которое хотим провести, наверное, в августе, когда смогу ходить уже без костылей. Скоро мне в Москве снимут швы, и потом еще ногу придется разрабатывать. Это займет какое-то время. И, конечно, хочется посидеть дома, в Челябинске, с родственниками и друзьями, которых давно не видел, и немного погулять.
— «Колорадо» выиграл титул уверенно, как и положено главному фавориту, потерпев всего четыре поражения. Был момент в плей-офф, когда вы хоть немного начали переживать за исход?
— После каждого проигранного матча, даже если мы вели в серии, появлялись опасения, что все может пойти не так. Взять хотя бы поражение в пятой встрече с «Тампой». Я сел в машину и на фоне полученной травмы начал психовать. Весь салон разнес, и его надо будет полностью менять. (Смеется.) Жена сидела за рулем, я — на пассажирском, поскольку с травмированной ногой не мог нормально нажимать на педали. Кулаком по «торпеде» несколько раз приложился как следует и чуть бардачок не сорвал. Мне казалось, что мы упускаем победу в финале. Еще и Василевский, который в одиночку способен вытащить две игры подряд, о чем знают все, действовал очень сильно. Определенный страх у нас присутствовал.
— Откуда он взялся?
— Мы до этого два года считались главными фаворитами Кубка Стэнли. Я больше всего был уверен в наших шансах, когда сезон завершался в «пузыре». Мне казалось, что с «Колорадо» в тот момент никто и близко сравниться не может. А потом несколько травм, выбыли два основных вратаря, и все поменялось. Кое-как добрались до седьмого матча с «Далласом» и проиграли, хотя повели 4:3 в конце третьего периода.
В плей-офф следующего года быстро проехали «Сент-Луис», победив его 4-0. Это очень сильная, опытная команда. Для нас она была самым сложным соперником в нынешнем розыгрыше. Если бы не травма основного вратаря «Сент-Луиса» Биннингтона, то пришлось бы гораздо тяжелее.
В 2021-м во втором раунде вышли на «Вегас», начали серию с двух побед, включая 7:1 в первой встрече. Но потом за семь дней проиграли четыре матча и вылетели. Это был шок! Никто понять и объяснить произошедшее не мог. У нас тогда в укороченном сезоне было поражений 15 (на самом деле 17. — Прим. «СЭ») и выигранный «Президент Трофи». Даже сейчас по ходу чемпионата, когда сидели в сауне всей командой, несколько раз заводили разговор на эту тему. Сплошные флешбэки. Как мы могли проиграть?!
— Что изменилось в этом сезоне?
— Появилась «Флорида», которая играла ярко и стала первой в регулярном чемпионате. Народ частично на нее переключился и нас чуть оставил в покое. Мы на этот раз были менее сфокусированы на Кубке Стэнли, чем раньше. Понятно, что каждый хочет его завоевать. Но прежнего давления на «Колорадо» не было, и команда просто играла в свое удовольствие.
— Психологически себя не перегружали?
— Психовали мы раньше — и я, и Маккиннон, интервью которого все помнят после вылета. Он тогда сказал, что ему скоро исполнится 26 лет и ничего в своей жизни не выиграл. У меня внутри было то же самое чувство. Каждый раз говорят про нас, а кубки берут другие команды.
— Вы говорили о магии Василевского, но ему забиваете достаточно часто.
— Я его помню, когда мы играли еще по школе. Бывали удачные матчи против него. Возможно, я смог залезть ему в голову. (Смеется.)
— Вы его словесно подкалывали?
— Нет, но я специально катался рядом с ним между свистками, во время тайм-аутов. Возможно, это сработало. Нужно будет его спросить.
— Были спецзадания для вас или всего звена, как играть против Макдэвида и Кучерова?
— А как играть против Макдэвида? Это невероятно тяжело. Желательно оставлять его без шайбы, и пусть у своих ворот больше находится. В первом матче против «Эдмонтона» его звено два раза шайбу в нашей зоне получило и дважды нам забило. Два из двух! Наш главный тренер Джаред Беднар постоянно готовил специальное видео, чтобы показать, против какого звена каждый будет играть. На выезде эту последовательность сложно выдерживать, поскольку мы меняемся первыми. Но мы справились.
— С кем все-таки пришлось сложнее?
— Все оппоненты тяжелые. С «Эдмонтоном» было сложнее с психологической точки зрения из-за того, что не хотелось слишком активно действовать в чужой зоне. Подсознательно мы боялись ошибиться и пустить Макдэвида в контратаку. На всякий случай больше думаешь об обороне, но это не всегда помогает. Даже если у тебя в запасе есть пара лишних шагов, он все равно берет шайбу и приезжает с ней в нашу зону.
— Макдэвид для вас самый опасный нападающий в мире?
— Я смотрел серию «Эдмонтона» против «Калгари». Наверное, нельзя так говорить про людей, но Коннор играл как бог. То, что он творил, — это было нечто. Макдэвид в каждой своей смене создавал голевые моменты! И сколько еще не забил. Некоторые матчи надо смотреть с первой и до последней секунды целиком, а не просто включать хайлайты. Я подобного никогда не видел. Даже на детском уровне никто так не доминировал.
Не хотел, чтобы сезон заканчивался, — у меня все залетало
— Кубок Стэнли, новый шикарный контракт. Что в этот момент чувствует человек кроме запредельного счастья?
— Не знаю, ведь я еще не до конца осознал, что сделал. Сидим иногда с женой и поверить не можем. Прикинь, говорю ей, а ведь выиграли же! (Улыбается.) Но пока в голове это не укладывается. Цели у меня остались прежними. После заключения нового контракта я прекрасно понимаю, какая ответственность лежит на мне. Это не означает, что на льду теперь можешь делать все что хочешь. Нужно отрабатывать полученное доверие. Я очень хорошо отношусь к людям, которые мне дали контракт, и не хочу их подвести.
— Переговоры получились долгими. Удивило решение вашего агента Марка Гандлера свернуть их по ходу сезона и перенести на лето?
— Я хотел подписать контракт еще перед началом сезона, чтобы застраховать себя от непредвиденных обстоятельств. Но понятно, что условия были бы совсем другими. Более скромными. Мой агент и крестный отговаривали меня, но я все равно хотел договориться как можно быстрее.
— Почему тогда этого не сделали?
— Поначалу с клубом не сошлись в условиях и взяли паузу. Но в начале сезона у меня пошла игра, я стал стабильно набирать очки и проводил много времени на льду. С каждым следующим матчем мы понимали, что рисков становится меньше и спешить с контрактом уже нет смысла.
— Этот вопрос не отвлекал от хоккея?
— Когда на льду у тебя все получается, то о контракте даже не задумываешься. Всегда легко рассуждать о деньгах ребятам, которые постоянно набирают кучу очков. Интервью со звездами я смотрю. Они там все время говорят, что деньги для них не так важны. (Смеется.) Человек — лучший снайпер команды, забивает много каждый год и чувствует себя превосходно. Ему нет большой разницы — восемь или девять миллионов долларов получит. Но спросите у любого пацана из четвертого звена, переживает ли он, имея небольшой контракт всего на год. Когда у тебя игра не идет, то начинаешь думать о других вещах.
В конце чемпионата и плей-офф у меня все залетало. Получал колоссальное удовольствие от игры и не хотел, чтобы сезон заканчивался. Всю жизнь я мечтал выходить в стартовом звене. Какая бы ситуация ни случилась — «четыре на четыре», «три на три», большинство, меньшинство, — тебя выпускают. Это сказка. Очки пришли ко мне не просто так — возросло доверие со стороны главного тренера. Без большого игрового времени всего бы этого не было. С лавочки, как ни крути, забивать не получится.
— В начале сезона, получается, сильно переживали.
— После травмы кисти лезли мысли, что снова за 800 тысяч придется мучиться с небольшим игровым временем. Начинаешь заморачиваться.
— Финальный этап переговоров получился легким?
— Да, но нам пришлось сделать «Колорадо» небольшую скидку, поскольку за счастье надо платить. Это клуб, где я по-настоящему счастлив.
— Срок был принципиален?
— Мне хотелось получить стабильность на годы вперед. В Денвере мне все нравится, я понимаю, что могу там прогрессировать и дальше.
— Многие российские игроки перед подписанием большого контракта меняли агента — Панарин, Сергачев, Капризов. К вам подкатывали с таким предложением?
— Да, в том числе агенты, работающие с российскими игроками в НХЛ. Эсэмэски мне разные присылали. На них не отвечал — и все. Я человек принципиальный. С Марком Гандлером у нас не просто партнерские отношения. Мы друзья и познакомились, когда мне было лет 13-14. Потом периодически подходили другие агенты и удивлялись, что у меня уже есть представитель. Меня полностью устраивает, как он работает. Никогда к нему претензий не было. От добра добра не ищут. Надо понимать, что агент тоже не всесилен. Иногда клуб упирается и ничего нельзя сделать, как это было в ситуации с «Далласом». Марк просил обмена, но меня не отпускали в другую команду.
— Михаил Сергачев недавно сказал, что подписание нового контракта встретил спокойно и думает о том, чтобы вложить деньги в недвижимость. Есть мечта, планы или желание купить крутую машину, яхту и дом?
— Машина и дом у меня уже есть, поэтому больших трат не предвижу. Есть пара идей, к которым присматриваюсь.
— Евгений Малкин в свое время погорел на увлечении криптовалютой и помощи друзьям для стартапа.
— Я очень плохо к криптовалютам отношусь и в такие дела не лезу. Хотя каждый сам за себя решает. Мое мнение — люди должны упорно работать, а не рассчитывать получить деньги из воздуха. Мне повезло, ведь мой крестный — юрист, и я в этом плане подкован. Ни в какие проекты не лезу. Тем, кто будет читать интервью, хочу сказать, что легких денег не бывает. Они на деревьях не растут.
— Некоторые игроки открывают хоккейные центры, другие — рестораны.
— Каждый делает то, что ему нравится. Но дать денег и следить за проектом, уехав
играть в хоккей в другую страну, — неправильно. Открыл свой ресторан или даже кофейню — значит, должен уделять им свое время. Понимать все процессы изнутри.
В ЦСКА за сезон всего два раза были выходы «два в одного»
— Вы получили баллы в голосовании на «Селки Трофи» — приз лучшему форварду оборонительного плана. Это важный момент?
— Сильно за голосованием не следил, но когда тебя номинируют, то подходят ребята и поздравляют. Это безумно приятно. У меня всегда в голове сидит мысль о важности командного успеха. То же самое можно сказать и про остальных хоккеистов. Иначе далеко не уедешь. Я же не ставлю перед собой задачу только работать в защите. Делаю все, чтобы помочь команде. За счет «физики» и катания мне довольно легко играется в обороне. Тактику тоже понимаю. Поэтому через себя не переступаю. В большинстве матчей мы чаще проводили время в зоне атаки. А что мне — прибежал, воткнулся, отобрал шайбу. Иногда это, правда, становилось проблемой.
— Почему?
— Когда много играешь в зоне нападения, то рассчитывать на контратаки с численным превосходством «два в одного» и «три в два» не приходится. У меня когда-то была похожая ситуация в ЦСКА. Тогда против нас все старались играть от обороны, и за весь сезон я всего дважды вышел «два в одного»! Оба раза забили. Но представьте саму картину. В НХЛ за матч можно два раза убежать, а тут за целый сезон!
— Кого считаете лучшим двусторонним форвардом?
— Наверное, по-прежнему Патриса Бержерона. Он же много раз «Селки» выигрывал. Сейчас нет людей, берущих этот приз и при этом выходящих в третьем-четвертом звеньях. Барков вот выиграл год назад. Без обид, но какой из него оборонительный форвард, если он под сотню очков набирает? Барков, кстати, играет очень длинной клюшкой, и я не понимаю, как у него получается настолько ловко ею орудовать.
— Он часто в меньшинстве выходит.
— За этим компонентом надо следить отдельно. Вот про себя могу сказать — выходил в меньшинстве во всех 82 играх, которые провел в чемпионате и плей-офф. При мне пропустили всего три раза.
— С кем в НХЛ вам тяжелее всего бороться, если брать именно «физику»?
— Ни с кем!
— Потрясающе.
— Это сейчас, а если вспомнить мои первые сезоны, то когда я сталкивался с Ягром или Овечкиным — отлетал от них, как от бетонной стены. Никогда этого не забуду. Причем у меня тогда была выигрышная позиция. Помню, как в «Далласе» на тренировке боролись с Джейми Бенном. Сразу понимаешь, насколько он крут. Вроде катится на прямых ногах, но при этом у него сумасшедшая сила в руках. Выковыривать клюшку у него было невозможно!
— Теперь другие игроки после столкновения с вами вспоминают о бетонной стене.
— У Миши Сергачева можете спросить, он пытался меня в финале ударить. Не получилось. (Смеется.)
— Против соотечественников использовали какие-нибудь приемы на грани?
— Сергачев старался тыкать и выбить из колеи, а я ему отвечал. Это нормально, когда до кубка осталось рукой подать. Цеплялись бы с ним, даже если были бы родственниками. Я скажу больше. В плей-офф НХЛ начинается психологическая игра с грязными элементами. Все стараются лезть друг к другу под кожу.
— Как Кори Перри?
— Нет, его поведение мне не нравится. Можно сделать резкий словесный выпад, даже по лицу друг друга ударить, если хочется. Но когда человек специально падает людям на ноги, на колени, чтобы травмировать и вывести из строя, то это некрасиво. Что может быть хорошего в том, если люди пытаются отобрать у тебя здоровье, действуя не по правилам?
Тренер «Колорадо» — сумасшедший психолог
— Против какого защитника больше всего не нравится играть?
— Хороший вопрос. Но не знаю даже, кто меня удивил в этом сезоне.
— Йоси?
— Против него очень сложно, когда он владеет шайбой, — и в центре льда, и в углах. Но если бы мне задали этот вопрос пару лет назад, то много кого мог назвать. И Бернса, и Даути. Тогда против них мне не хотелось даже выходить. Сейчас они сбавили. Может, и я добавил. (Улыбается.) Кого-то одного выделить не могу. Все говорили про Фокса, но когда мы играли против «Рейнджерс», то он ничего особенного не показал.
— Говорят, Маккиннон помешан на правильном питании?
— Ребята говорят, что у него даже личный повар есть, но я не спрашивал. У Маккиннона юмор специфический, и он иногда может поддушить молодых ребят, если ему не нравится, что они едят.
— У вас есть свой режим подготовки к матчам?
— Да, включая питание. Давно уже придерживаюсь определенного распорядка, но если пару игр что-то идет не так, то вношу некоторые изменения. Ем в одном и том же месте перед домашними матчами, делая упор на более-менее здоровую пищу. От мяса и рыбы не отказываюсь. Чипсы и газировку не употребляю. Кофе три года уже не пью.
— Мы в России столько времени искали ваш секрет преображения.
— Может, лучше об этом не писать? (Смеется.)
— Помните эпизод, когда Маккиннон несколько лет назад прямо на скамейке жестко закусился с Беднаром?
— У них такие отношения, что резкие слова иногда проскакивают. Порой кому-то из ребят перепалки не нравятся. С другой стороны, после этого Нэйтан заводится, выплескивает энергию на площадке и забивает в следующей смене.
— Беднар закипает?
— Нет, он умнее и на конфликт не пойдет. Беднар с годами приобрел в команде авторитет и ведет себя мудро. Крайне редко может зайти в раздевалку и повысить голос — ребята, давайте просыпайтесь. Но чаще всего Беднар на следующий день проводит собрание в спокойном режиме. У него очень взвешенный подход. Вспоминаю первое наше собрание в нынешнем сезоне. Тренер начал его с фразы, что «те, кто не мечтает здесь о Кубке Стэнли, могут убираться отсюда к черту». А там сидят не только парни, а представители всей организации. Понимаете? Такие вещи остаются в голове. Это не просто красивая фраза — о ней потом вспоминаешь весь сезон.
— Сильно помогает?
— Беднар — сумасшедший психолог. В России у нас тренеры любят зайти в раздевалку, все разнести до основания и орать матом. Но зачем? Особенно если команда ведет в счете. На третий раз метод уже перестает работать. Над этими людьми внутри команды начинают потихоньку посмеиваться. А еще Беднар очень справедливый тренер. Переиграешь смену, он ничего не говорит, дальше оставляет тебя на лавке на целый круг, и ты сам все понимаешь. У него даже парни из четвертого звена себя счастливыми чувствуют.
Настоящей депрессии во время безголевой серии не было
— Слишком просто объяснить прогресс в игре только тем, что вы стали вкалывать как бешеный. Что было поворотным моментом, после которого дела в НХЛ стали налаживаться?
— Когда жизнь тебя крепко бьет, начинаешь задумываться. «Даллас» выкупил мой контракт — это был удар. Хотя в тот момент мне хотелось как можно быстрее уйти из команды, где ничего не получалось. Я провел игр десять, стало понятно, что с этим тренером (Джимом Монтгомери. — Прим. «СЭ») у нас нет общего языка, и в ноябре попросил обмен. Меня в клубе просили не торопиться, убеждая, что все наладится. Но к Новому году ситуация окончательно изменилась. С таким большим контрактом, говорят, тебя обменять невозможно. Потом выкуп. Сначала радовался, а потом пошли проблемы. Другие команды относятся с подозрением к твоей кандидатуре, думая, что тебя не просто так выкупили.
— Вариантов было много?
— Нет, всего три, причем два клуба просили подождать, утверждая, что им надо закончить основную часть селекции и лишь потом вернуться к моей кандидатуре.
— Кто еще интересовался?
— «Айлендерс», где тогда главным тренером работал Барри Тротц. Мой агент попросил несколько дней на раздумья, чтобы там не поняли, что мы от радости готовы прыгать. И тут позвонил сам Джо Сакик. Большая легенда. Он находился где-то на море и убедительно попросил ни с кем не подписывать контракт, пока сам не вернется из отпуска. Это было в начале июля. Прошло недели две. Сакик не звонит, и я начинаю нервничать. Как бы без контракта в НХЛ вообще не остаться. Меня еще стали звать обратно в ЦСКА. Нахожусь почти в полном отчаянии, и в конце месяца наконец звонок от Сакика. Он еще попросил ответить на вопрос, что я могу дать его команде. Кажется, сказал ему про скорость.
— Как окончательно не пасть духом, если шайба долго не идет в ворота?
— Сменить команду. (Смеется.)
— В «Колорадо» тоже не все сразу получалось. Сильно давила безголевая серия?
— В новой команде я всего 13 матчей не забивал.
— На вашем месте любой мог уйти в жесточайшую депрессию.
— Я не хочу никого обманывать и говорить, что в какой-то момент в себе все сильно поменял. Был тяжелый период в «Далласе», куда я вернулся после двух лет, проведенных в ЦСКА. В Москве у меня уже все налажено — супруга, квартира, быт, друзья. Я безумно люблю Россию. Мне временами в Америке до сих пор тяжело находиться. Другой язык, другие люди. Я же человек семейный, крепко привязан к родственникам и быстро прикипаю к друзьям. У кого-то, может быть, по-другому, а у меня — именно так.
Когда у меня усугубились проблемы в «Далласе», то мелькнула мысль — почему бы не поиграть в Москве или где-нибудь еще в России в свое удовольствие? Другие ребята это делают, забивают голы и чувствуют себя отлично. Даже сил тратить меньше придется, поскольку в КХЛ проводят по 56 игр, а в НХЛ — по 82. Здоровье экономишь и больше времени проводишь с родными. В «Далласе» со мной случилось худшее, что может быть для профессионального спортсмена, — хоккей для меня отошел на второй план. В той ситуации я перестал получать удовольствие от игры. Рад, что сейчас всё наоборот — «Колорадо» вернул мне любовь к хоккею.
— А что же депрессия?
— Ее по-настоящему не было, даже несмотря на длинную серию без заброшенных шайб. Я же потом забивал в ЦСКА и сборной России. У меня был всего один сезон, когда ничего не клеилось в «Старз». Не забрасывал 57 матчей, но в среднем проводил на льду меньше 10 минут. Конечно, ни одной шайбы за сезон для нападающего — это нонсенс. В лиге есть куча ребят, которые забивают по два-три гола в чемпионате. У них такого длинного перерыва между шайбами, как у меня, не было.
— При небольшом игровом времени вам сложно быть эффективным?
— Да, но это имеет отношение к физиологии. Для того чтобы разогреться и находиться на пике возможностей, мне нужны время и постоянные смены. Когда сидишь на лавке по полпериода, то мышцы не работают на максимуме.
— Правда, что позднее вы извинились перед руководством «Далласа», поскольку не показали там всего потенциала?
— Абсолютная правда. Я очень хорошо отношусь к генеральному менеджеру команды Джиму Ниллу и перед ним извинился за последний сезон. Он первым меня задрафтовал после того, как возглавил «Даллас», и всегда был на моей стороне. Решение о выкупе моего контракта принимали другие люди. Если бы я не пошел на принцип и разозлился, то мог вытащить тот сезон в «Старз». Но мне категорически не хотелось оставаться в клубе из-за несправедливого отношения со стороны тренеров.
— В новой команде все по-другому?
— Я в «Колорадо» не сильно изменил свой подход, также регулярно хожу в зал и работаю, как раньше в «Далласе». В Денвере меня хвалят за трудолюбие. Тогда как в Далласе с моим таким же подходом к делу говорили, что я мало работаю. Совершенно другое отношение! Меня не надо гладить по голове, но и заслуги отбирать — тоже. Если я хожу в зал больше всех, то в лени обвинять не стоит. На Рождество все куда-то уехали семьями отдохнуть, а я жене сказал, что мы остаемся. Мне надо над «физикой» в зале поработать. И потом меня обвиняли в том, что недорабатываю!
— Сакик был в курсе ваших проблем?
— Джо позвонил Ниллу. Тот ему меня рекомендовал.
— Какой бы совет, будь такая возможность, дал бы нынешний Ничушкин себе 18-летнему?
— На данный момент мне ничего не хотелось бы поменять в своей жизни. Даже вспоминая то, как я закусился с тренером. Он ведь, по сути, твой босс. Наверное, не стоило мне с ним себя так вести. С другой стороны, засыпаю с мыслью, что жизненные принципы остались при мне. Я ни разу ни к кому не подмазывался, не делал подлости и не отказывался от своих взглядов ради достижения какой-то цели. У меня к себе претензий нет.
— Два года в ЦСКА чему научили?
— Дисциплине. Еще игре в обороне. В этих компонентах я добавил и получил колоссальный опыт.
Маккиннон во многом на меня повлиял
— Ваши фирменные проходы в 17 лет, которые всех восхищали, стали редкостью. В НХЛ другой уровень сопротивления?
— Несколько раз за сезон таким образом все-таки забиваю. Когда я только попал в НХЛ, то защитники были более возрастными. То же самое можно сказать и про мой первый плей-офф в КХЛ. Скажу честно — раньше люди хуже катались. Для того чтобы вылезти на ворота, надо обогнать защитника. Теперь это стало немного сложнее делать. Но я стал делать больше другие вещи. Например, бросать из-под защитника.
Сейчас проводится меньше силовых приемов по сравнению с тем, что было в мои первые сезоны. Игра стала почище. Хотя если чуть зазеваешься, то тебя быстро расколют — тут вопросов нет. Но хит ради хита уже не практикуется.
— Ваш партнер по команде Даррен Хелм может с этим мнением поспорить.
— Он внес большой вклад в общий успех, делая все для победы в кубковых матчах. Но его игра в регулярном чемпионате и в плей-офф — как небо и земля. Хелм летал так, словно ему снова 18 лет, и делал по 10 силовых приемов за матч. Это дорогого стоит. После таких игр ночью просыпаешься в состоянии, словно тебя палками били.
— Считается, что после 20-22 лет игроку сложно резко прибавить в каком-то техническом компоненте, но бросок, который был вашим слабым местом, стал заметно лучше.
— Я смотрел на Маккиннона. Он на меня во многом повлиял. Когда я пришел в «Колорадо» после «Далласа» и увидел своими глазами, как работает человек, которого называют одним из лучших, то был впечатлен. Он до тренировки выходит на лед и делает определенные вещи. И после тренировок тоже делает. Ты для себя не можешь найти причину, чтобы не работать точно так же. Какие-то элементы стал за ним повторять. Пробовал что-то новое. Стал бросать по воротам до и после тренировок.
— Звучит слишком просто.
— А так и есть, на самом деле. В сезоне, когда у тебя 82 матча, тренировки часто короткие. Еще и по желанию есть, поскольку через день играешь. При трех матчах за четыре дня сначала думаешь только о восстановлении. При сумасшедшем графике заставлять себя выходить на лед и что-то делать — очень тяжело. Мозг всегда говорит тебе: эй, парень, лучше сохрани энергию на будущее. Но раз рядом Маккиннон работает, то это мотивирует. Поначалу было тяжело, а потом втянулся. Это вошло в привычку и благотворно повлияло на «физику». Плюс Шон, наш тренер по физподготовке, всегда готов составить мне компанию и побросать.
— Есть классический пример Кучерова, который летом все свободное время бросает в гараже.
— Все идет через большое количество повторений, и в каком-то моменте наступает улучшение. Бросок становится похлеще, быстрее и точнее.
С ВАДА и ИИХФ будем биться в суде
— Вы — крупный и характерный нападающий, но за карьеру дрались всего несколько раз. Почему?
— На льду в драке есть большой элемент случайности. Все зависит от того, как ты схватил оппонента свободной рукой. Натренировать этот навык тяжело. Хотя я сам не первый год хожу летом на бокс. Это хорошая подготовка со всех точек зрения. Да и у парня удар всегда должен быть поставлен на всякий случай. Мало ли кто обидит.
— Кэйл Макар стал самым ценным игроком плей-офф, ярко играя в каждом матче. Какой он в жизни?
— Макар — очень простой парень. Не тусуется и никуда особенно не ходит. Он сосредоточен только на хоккее и в коллективе ведет себя спокойно.
— В раздевалке речи он не толкает?
— Никогда. У нас внутри команды прекрасная атмосфера и никто не выпендривается. Нет разделения между звездами и новичками, которых подняли из АХЛ. Это очень подкупает. Люди в самом городе тоже простые и дружные. Если ты на их фоне начнешь выделываться, то будешь выглядеть как конченый дурак.
— С чешским вратарем Павлом Францоузом, поигравшим в «Тракторе», общаетесь больше остальных?
— Паша по-русски говорит очень чисто с минимальным акцентом. Ставит правильно окончания и соблюдает падежи. Очень редко не может вспомнить какие-то слова. Францоуз — очень позитивный парень. Добрее человека я в жизни не знаю. У нас в команде полно таких ребят — и Ланди (Ландеског. — Прим. «СЭ»), и Рантанен, и Бурки (Бураковски. — Прим. «СЭ»). Еще Эрик Джонсон большой приколист, хотя шутки у него бывают специфическими. Но такой веселый человек всегда нужен в команде.
— Следите за «Трактором» и тем, что там происходит?
— Конечно, слежу за «Трактором». Иногда даже хайлайты смотрю. Все-таки это мой родной клуб. Я к нему очень тепло отношусь. Плюс родственники следят, все смотрят и по возможности что-то рассказывают.
— Вы понимаете спустя годы, почему так все плохо завершилось для сборной России на Олимпиаде в Сочи?
— На личности переходить не люблю и делать из этого выводы. Состав у нас тогда был сумасшедший — Дацюк, Ковальчук, Малкин, Овечкин. Я воспринял ту неудачу очень близко к сердцу, хотя тогда от меня мало что зависело из-за моей роли в команде. Полностью отпустило только лет через пять. Домашняя Олимпиада, большие ожидания от болельщиков, президент приезжает с наставлением перед турниром — и вылет в четвертьфинале. Это самое большое разочарование в моей жизни. Нам не удалось стать единой командой.
— Вы разобрались с делом, связанным с якобы употреблением допинга и возможной дисквалификацией?
— Сижу с травмированной рукой дома в Денвере, и на WhatsApp приходит сообщение из ФХР от юриста по фамилии Кикнадзе с просьбой срочно связаться. По российскому времени уже очень поздно. Сначала думаю, что меня кто-то разводит, и не собираюсь отвечать. Полчаса прошло, включил телевизор, и тут звонок. Кикнадзе попросил мой электронный адрес, чтобы переслать документы. Когда я их увидел, то был шокирован.
— Чем именно?
— Уровнем аргументации и степенью претензий. Даже мне, досконально не знакомому с юридическими нюансами, стало смешно.
— Выкладывайте подробности.
— Сначала первый момент. На нескольких листах перепечатана выдержка из доклада Макларена о том, что на электронные сообщения, где содержались данные о пробах спортсменов, участвующих в госпрограмме допинга, ставилась пометка «сейв». Это означало, что данный спортсмен защищен и его пробу, если вдруг в ней будет обнаружен допинг, надо подменить. Текст обвинения в данной части полностью списан с доклада Макларена. Однако сразу после этого текста указывается, что пометки «сейв» на мейлы с фамилией Ничушкин не ставились. И в моем случае это не доказывает, что я не принимал допинг. Реальный абсурд! Тогда зачем перед этим выводом Макларена цитировать?
— Поразительно. Что еще было необычного?
— Второй момент. Сторона обвинения прилагает письмо якобы от Родченкова, что я принимал допинг. На это дальше и ссылаются. Однако на этом письме не стоит никакой подписи — ни Родченкова, ни чьей-либо еще.
— Может, давно случайно что-то в организм попало?
— В 2012-2013 годах я уже и в «Тракторе» выходил, и в молодежной и юниорских сборных регулярно играл, и ВХЛ еще. Допинг-тесты сдавал много раз. Все было чисто. Из документа следует, что я в 17 лет сам выстроил какую-то систему, чтобы обходить контроль! Причем подозрительным является только один тест, когда я играл в «Тракторе». Из-за уровня тестостерона. Он держится в крови очень долго. Но я и до этого момента сдавал, и после — и во всех случаях уровень в пределах нормы. Самое интересное, что пробы «Б» нигде не найти, поэтому доказательной базы не может быть. А мне говорят: признайся, и мы тебе дадим всего полгода.
— Что решили делать?
— Биться в суде. Наняли американского адвоката. Он ранее успешно представлял интересы русских ребят из других видов спорта, а теперь отправил письмо в ИИХФ. Я так понимаю, что на международную федерацию давят из ВАДА. Слушание должно состояться летом. Но пока все зависло.
