«На Олимпиаде нас не воспринимали всерьез. Называли детским садом. Он забил победную шайбу на ОИ-1992
Почти вся его жизнь связана со «Спартаком». В 10 лет пришел туда в хоккейную школу, уже в 17 дебютировал в основном составе. В общей сложности отыграл там 17 сезонов. В цифрах это выглядит так: 617 матчей, 358 очков (151+207).
Спартаковские болельщики до сих пор с ностальгией вспоминают тройку Борщевский — Болдин — Прохоров, созданную в сезоне-1990/91 Александром Якушевым, главным тренером красно-белых. Это звено наводило ужас на всех вратарей. Причем не только в нашей стране.
В таком сочетании в 1992 году хоккеисты под руководством Виктора Тихонова выходили и на Олимпиаде в Альбервилле. Где Болдин стал одним из героев. Именно он в финале с Канадой забросил победную шайбу в ворота Шона Бурка и принес сборной СНГ (Объединенная команда) золотые медали.
О том, как это было, сам Болдин годы спустя рассказал Юрию Голышаку и Александру Кружкову в «Разговоре по пятницам».
— В какой момент поняли, что в Альбервиле сборная способна на многое?
— Сразу — потому что команду там всерьез не воспринимали. Называли «детским садом. Никто от нас медалей не требовал. Вот в Сочи в 2014-м от наших ждали, заранее готовились к битве с канадцами. И к чему привело?
— Победную шайбу в финале забили вы. Юрзинов вам, кажется, что-то напророчил?
— Шепнул в третьем периоде: «Лови отскок. Жди добивание. Чувствую, вот-вот случится». Она взяла да отскочила. Центрфорвард и должен быть чуть сзади, в этом его игра.
— Владимир Владимирович мастер формулировать.
— Это точно. Я появился в сборной — слышу от него: «Пост номер один!», «Пост номер два!». До сих пор не в курсе, что это такое. Постеснялся спросить.
— Не выяснили, какой пост — центральный нападающий?
— Без поста. Центральный — главная фигура в пятерке.
— Вот как?
— Если он в порядке — значит, и пятерка играющая. Прежде я в сборной был один. Не знал, куда себя приткнуть. А тут на Олимпиаду Тихонов взял всю тройку из «Спартака» — с Борщевским и Прохоровым. Игру не ломал, сказал: как играете у себя, так и здесь жмите. Обстановка была замечательная, жили втроем в одном номере. Это отличная штука — брать тройками. И у самих слаженность, и сопернику подстроиться под сборную тяжелее. Каждая тройка играет по-своему. А сейчас придумывают какие-то «атакующие», «оборонительные»... В голове не укладывается! Или я чего-то не понимаю?
— В Альбервиле одним из самых молодых в команде был Алексей Ковалев.
— Да, 19 лет ему исполнилось на следующий день после финала. Ковалев поражал трудолюбием. Про него говорят — «золотые руки». Потому что с утра до вечера возился с шайбой. После тренировок подолгу оставался на льду, оттачивал технику.
— Почему Хабибулину, который на той Олимпиаде был третьим вратарем, не отдали золотую медаль?
— Если он с кем-то из руководства обсуждал эту тему, нас в подробности не посвящал. О том, что Коля медаль не получил, я вообще узнал годы спустя. Когда он не поехал на Олимпиаду в Нагано, мотивируя это обидой за 1992 год. Кстати, сама медаль Альбервиля — необычная.
— В чем?
— Сверху и снизу позолота, в середине — прозрачная хрустальная вставка. Никогда таких не видел.
— Сколько заплатили за победу?
— По сравнению с нынешними премиями и подарками олимпийцам — даже говорить неудобно. 8 тысяч франков. Если в долларах — около 5 тысяч. Я на них «Жигули» купил, «семерку».
— До этого на чем ездили?
— На праворульном «Ниссане», который мне пригнали из Японии. Стоил он смешные 500 долларов. Плюс перевозка столько же.
— В «Спартаке» союзных времен хорошо платили?
— У меня была максимальная ставка — 250 рублей. А с премиальными интересная история вышла в 1982-м, когда «Спартак» занял второе место. Я был на подходе к основному составу, провел считаное количество матчей, но мне выдали 3 тысячи рублей! Трояками — целую гору!
— Ведущие игроки получили больше?
— Разумеется! И уж явно не трояками. Я голову ломал, как эту пачку денег домой нести. Завернул в газету, на столе перед родителями высыпал — у них глаза на лоб.
— Лучший контракт в вашей карьере?
— В ХПК — 10 тысяч долларов в месяц. В «Брюнесе» зарабатывал чуть меньше — 100 тысяч долларов в год. На эти сбережения и жил, когда в конце 90-х вернулся в «Спартак». У клуба уже тогда возникали перебои с финансами. В каком-то сезоне девять месяцев кантовались без зарплаты!
— И вы подались в Хабаровск?
— Летом 2000-го «Амур» принял наш, спартаковец, Сергей Борисов. Позвал из «Спартака» группу хоккеистов, в том числе Тюрикова и меня. Но официальных матчей за «Амур» я не сыграл.
— Почему?
— На предсезонном турнире порвал паховую мышцу. При такой травме ни гипс, ни уколы не спасают — только покой. Месяца три восстанавливался. За это время Борисова уволили, москвичей из «Амура» вычищали. Ну я и уехал в Москву.
— Понятно, что гол в финале Олимпиады для вас — самый-самый. А номер два?
— Первое, что приходит в голову, — 1983 год, победа над московским «Динамо» 5:1. Я играл в тройке с Шалимовым и Капустиным, забросил две шайбы. Интересно, где-нибудь есть видеозапись этого матча? С удовольствием пересмотрел бы. Но вообще, если говорить о голах, то «подледные» я не забивал.
— ???
— Я так шальные голы называю. Некоторые хоккеисты бросают черт-те откуда — и все залетает! В «Спартаке» по этой части главными специалистами были Леха Ткачук и Игорь Мишуков.
— Летом 1992-го вы попали в жуткую автокатастрофу. Если бы не это — могли бы зацепиться за НХЛ?
— Кто ж теперь знает... В тот год уехали в НХЛ и Прохоров, и Борщевский. Я тоже был на драфте в «Сент-Луисе», но после аварии клуб обо мне уже не вспоминал.
— Как все случилось?
— Возвращался с тренировки по набережной Яузы. Скорость километров 60, но шел дождь, и меня занесло на повороте. Боком врезался в столб. Повезло.
— Вы полагаете?
— Если бы не столб, я бы пробил ограждение, улетел в Яузу — и привет. Дверью-то правую ногу зажало крепко. Причем сначала мне казалось, что ничего страшного. Ну, прижата она и прижата. Боли особой не чувствовал. Наверное, из-за шока. Но когда мужики подогнали «КАМАЗ», дернули дверь, я вытащил ногу и увидел, во что она превратилась, стало не по себе. Я ее просто на заднее сиденье положил — чтобы совсем не отвалилась. Еле-еле на коже держалась.
— Сколько вы просидели в искореженной машине с зажатой ногой?
— Час или полтора. Все это время был в сознании. Скорую долго ждали. Крови много потерял. Отвезли в ЦИТО, где озвучили диагноз — двойной оскольчатый перелом голени. Начали к операции готовить, ногу брить. Вот тогда уже болело сильно.
— Что дальше?
— Всего операций было две, неделю на вытяжке лежал. Потом на три месяца, пока кость не срослась, установили аппарат Илизарова. И вручили гаечные ключи на тринадцать.
— Это еще зачем?
— Подкручивать аппарат — чтобы нога держалась плотно. Гайки-то при ходьбе разбалтываются. А врачи советуют ходить как можно больше. И не на костылях. Я с этим аппаратом машину водил. Хотя правой ногой нажимать педаль газа было неудобно.
— То, что вы после такого перелома вернулись в хоккей, — чудо?
— Да. Я же год пропустил. В катании, наверное, что-то утратил, но все-таки восстановился. И сразу поехал в Финляндию.
— Финны знали про аварию?
— Конечно. Поэтому пригласили на просмотр. Сыграл несколько матчей — и подписал контракт.
— На месте аварии с тех пор бывали?
— Ежедневно проезжаю по дороге из Сокольников домой. Между прочим, за сломанный столб мне в ГАИ выписали штраф — 52 рубля!
— Травм за карьеру было много?
— До 28 лет — вообще ни одной! Это потом посыпались.
— Первая ваша операция?
— В игре за сборную какой-то финн засадил плечом — и челюсть повисла. Перелом. Через трубочку соки пил, жена бульоны носила. Колбасу же не засунешь. Вторая беда приключилась в ХПК. Двусторонка, чех Капуста едет к воротам, я за ним. Он старался защитника обыграть, попал под силовой — и полетел кувырком. У меня лезвие конька перед глазами блеснуло. Понять ничего не успел — а нос отрезан.
— Кошмар. Сознание потеряли?
— Нет. Выскочил доктор, полотенце наложил на лицо. Кровищи море. Сразу на скорой в клинику. 34 шва под общим наркозом. Но пришили так ловко, что ничего не видно.
— Это правда. В старые времена вас на третий день играть заставили бы.
— А я и играл на третий. Ничего героического, в маске вышел. Смешная фотография сохранилась. Капуста приезжал в больницу, каялся — хотя он-то ни при чем. Меня не видел. Я за всю карьеру так не летал, как он в том эпизоде.
— С подачи Капустина вы в «Спартаке» были Профессором. А кто прозвал вас Слоном?
— Борщевский. Это позже. У меня после шведского «Брюнеса» отпуск растянулся месяца на три. Дурака валял, вес набрал под сто кило. Коля увидел в Сокольниках: «О, привет, Слон!» А мы Борщевского звали Ежик. Прохорова — Прошка. Вратаря Марьина — Жаба. Но не спрашивайте почему, все равно не отвечу.
...Болдин и сегодня верен «Спартаку» — уже почти 20 лет работает тренером в школе красно-белых, готовит кадры для родного клуба. С юбилеем, Игорь Петрович!
