Он спас Россию чудесным дублем и вывел сборную в финал. Большое интервью героя полуфинала Егора Соколова
Егор Соколов
Родился 7 июня 2000 года в Екатеринбурге.
Воспитанник екатеринбургского и челябинского хоккея, нападающий.
Выступал в МХЛ за «Белые Медведи» (2016-17), в лиге Квебека — за «Кейп Бретон» (2017 — н.в.). В НХЛ не задрафтован.
Выступал за сборную России на Юношеской Олимпиаде (2016), Мемориале Глинки (2017).
Детство, фигурное катание
— Расскажите, как вышло, что вы занимались фигурным катанием
— По-моему, меня просто мама не в ту секцию отвела. Я тройной тулуп прыгал.
— Да ладно?
— Конечно. Меня, можно сказать, уволили с работы через три дня, сказали, что я слишком большой для этого вида спорта.
— Получается, габариты сыграли свою роль?
— Да. В детстве мама дружила с женщиной, у нее была пятилетняя дочь. Они решили отдать нас в секцию вместе. Я долго не протянул. Три дня всего. Сказали: «Не твое, ищи другой вид спорта». В принципе, мама хотела, чтобы я кататься научился. Мне сразу это не понравилось. Вообще не любил хоккей, когда был маленький. С 5 до 7 лет.
— Правда?
— Мама с папой заставляли. Например, выйдем на открытый каток на Химмаше ...
— Хороший район.
— Да уж, очень даже. Выйдем, мама возьмет чай, «Чокопай». Три шага пройду, говорю ей: «Мам, пойдем на перекус», и так целый час. Пять минут покатаюсь, все остальное время — на перекусе. Было тяжело. Потом, в семь лет, вроде стало более-менее получаться и нравиться. Начинал защитником, с семи до девяти лет играл с ребятами на год старше, с 1999-м. Потом пришел новый тренер, я забивал больше, чем нападающие, он предложил попробовать силы в атаке. Перешел туда, потом образовалась неплохая тройка, Тютяев-Захаров-Соколов. Вместе играли по юности, неплохо получалось до того момента, пока не уехал.
— Захаров, кажется, в Высшей лиге, а Тютяев...
— Задрафтован в «Детройт». У нас была тройка, мы постоянно забивали. Причем она образовалась из ничего. У нас был один парень, сначала играли Захаров, я и он. Тютяев сидел во втором звене, а я с ним на тот момент уже очень хорошо сдружился. Тот парень уехал на просмотр в ЦСКА, тренер на сборе спросил: «Кого хотите попробовать к себе в тройку?». Говорю: «Давайте Тютяева». Его поставили, мы выиграли двусторонку со счетом 6:0, все голы — от нашей тройки. Тренер начал нас использовать, стало получаться, четыре года вместе играли. Потом, правда, пути разошлись. Обиды были друг на друга, все такое, в стиле: «Он ушел, он — предатель». Теперь все по-другому. Приезжал недавно в Екатеринбург, увиделись с Тютяевым, говорю ему: «Помнишь, как ты на меня обижался, когда я уехал? Ты меня еще «ВКонтакте» заблокировал, говорил, что Соколов такой-то, уехал». Он сказал: «Помню, конечно, были детьми. Потом, когда очухался, только добра тебе желал».
— Разблокировал хоть?
— Конечно. Еще в Instagram подписался.
— Получается, что вы до определенного момента больше любили есть, чем играть в хоккей?
— Не то чтобы, просто было холодно, а чай горячий. Тренировки в 5 утра перед школой... Едешь утром в машине, глаза открываешь, проверяешь, не приехали ли на арену, хочешь лишние минут пять поспать. За это все можно сказать родителям спасибо, благодаря этому я здесь, разговариваю с вами.
Челябинск, Кейп-Бретон
— В 13 лет вы поехали в Челябинск, причем в одиночку.
— Да. В интернате жил. Это было тяжелое решение для нас всех: для меня, родителей, даже для брата. Мама переживала, но мы все понимали, что это поможет мне стать хоккеистом. В «Тракторе» хотели меня видеть, а на тот момент это была сильнейшая команда, мы им 3:18 проигрывали. Приехал туда и был в шоке, совсем другой уровень. Конечно, было скучно без родителей, но там жили хорошие ребята. Тем более, всегда мог написать: «Приезжайте в выходные», родители могли сесть в машину, два часа — и они уже рядом.
— Жизнь в интернате все равно своеобразная.
— Она воспитала меня, благодаря этому я один смог уехать в Канаду в 17-летнем возрасте. Не так уж тяжело было без родителей, привык быть на своей волне.
— Панарин рассказывал, что он с друзьями воровал телефоны, когда жил в интернате, потому что не было денег.
— Когда он жил, видимо, были еще не такие условия. Нас кормили, обеспечивали. Школа оплачивала питание. У меня не было проблем.
— Домой не уезжали?
— Нет, не решился на это еще. Если бы умел водить — уехал бы.
— То есть были трудные моменты?
— Да, было тяжело. Новая команда, некомфортно, я один, без родителей, поговорить толком не с кем. Потом уже влился в коллектив.
— Старшие не били?
— Нет, все друг друга уважали, помогали. У кого-то родители были еще дальше, чем у меня. Теперь мне не так и страшно быть одному, потому что прошел через ЧТЗ.
— Сколько весили в 14 лет?
— Хороший вопрос. Я уже был большой. Вообще всегда был большим.
— Поэтому старшие не били?
— Это я их бил, ха-ха.
— Почему решили поехать в «Кейп-Бретон»?
— Когда мне исполнилось 17 и я решил, что поеду в Канаду, у нас был выпускной год, финал в Ханты-Мансийске. Мой агент позвонил мне и сказал: «Что думаешь о следующем сезоне? Могу дать трансляцию канадцам, чтобы они смотрели тебя». Говорил, что «Монктон» решил взять меня на драфте. Буквально за день до него сидел, меня затрясло, родители засомневались. Я сказал: «Ну его нафиг, пойду в «Автомобилист», там подпишемся».
Ответа не придумал, решил позвонить агенту и сказать, что, скорее всего, не поеду. Он сказал: «Ладно, выкрутимся из ситуации». Потом «Монктон» взял Саню Хованова. Я просто смотрел драфт, и вдруг «Кейп-Брейтон» взял меня под 35-м номером. Мой тогдашний агент, у которого до этого там были Евгений Свечников и Максим Лазарев, сказал, что это хорошее место, в котором я стану лучше. Я дал согласие.
Не скажу, что там все было здорово в первые два года. Мне не доверяли, никогда не выпускали, если снимали вратаря. Думал даже попросить обмен, но в прошлом году знал, что сменятся тренер и руководство, и решил остаться, посмотреть, что получится. Вдруг станет лучше? Не ошибся, выходит.
— Когда вы пришли в команду, из вас стали лепить силового форварда, которому главное — приехать на пятак.
— Да. С этим я и остался. Многие голы у меня из-под ворот.
— Вам ближе по душе быть силовым форвардом или креативным?
— Все зависит от ситуации. Знаю, что я большой: могу доехать на пятак, побороться за шайбу в углах, удержать ее. Но когда есть возможность обыграть кого-то — я пытаюсь. Но сейчас в хоккее это сделать все сложнее.
— Вы по-прежнему отказываетесь от всех драк?
— Предлагают драться. Но тренер говорит мне, что я нужен ему на льду. Пытаюсь избегать дисциплинарных штрафов. Сейчас у нас в команде есть пара тафгаев, которые выполняют эту функцию.
— Не так давно была история с Ярославом Алексеевым, который рассказывал про вечеринку новичков и дедовщину в Квебеке. У вас эта история прогремела?
— Конечно. Все были в шоке. У нас такого вообще не было. Я же не буду врать. Конечно, когда я только приехал, заставляли грузить баулы и собирать шайбы. Но это классика. Не знаю, что там было у Ярослава. Это какой-то смех. Когда я перешел, не было ничего подобного. Все ребята нормальные. Единственный случай, когда в команде при мне говорили на французском, я попросил перейти на английский. Они не послушали и продолжили. Возможно, говорили что-то плохое про меня.
— С французским у вас сложно?
— Вообще никак. Не могу ничего выговорить. Мой голос не подходит для французского.
— Как вам живется в Кейп-Бретоне? Лучше, чем ЧТЗ?
— Мне все нравится. Самое приятное, что все меня там знают. Город маленький — вся жизнь вокруг хоккейного стадиона.
— Но там избыточный контроль. И если захочется в бар, нужно будет ехать в другой город.
— Да. Но мне не хочется в бар. Конечно, если начудишь — весь город узнает. Но я максимум могу сходить в кино во вторник. В этот день билеты дешевле — cheap night. Иногда собираемся с ребятами и смотрим НХЛ.
— До сих пор экономите деньги?
— Да. Но на жизнь мне хватает. Там не на что тратить — живешь в семье. Тебя кормят, обеспечивают. Команда платит за все. Я трачусь только на билеты в кино. Форму и одежду мне выдают в команде.
— К вам приехал словак Иван Иван. Вам точно должно было быть смешно.
— Да, было забавно. Некоторые люди писали на форуме: «надеюсь, что он не такой креативный, как его родители».
«Автомобилист», «Коламбус»
— Как получается, что права на вас у «Автомобилиста»?
— В 13 лет я переходил в «Трактор», был в аренде, у него было право выкупа, но, видимо, в то время там не захотели брать меня, потому что я не так хорошо играл. Дотянули до того момента, когда «Автомобилист» мог ставить любую цену. Видимо, не получилось договориться.
— Большая сумма?
— Честно — не знаю. Тогда было что-то вроде 100 тысяч.
— «Автомобилист» звонил в последние месяцы?
— Летом звонили, пытались пригласить обратно, потому что хотят меня видеть. «Трактор» тоже пытается меня выменять. Не знаю, воплотится ли у них эта мечта в реальность. Конечно, буду рад, если «Трактор» получит права, потому что я там через все прошел и вырос в хоккеиста.
— То есть, если возвращаться, то в «Трактор»?
— Не хочу никуда возвращаться, но приоритет в КХЛ, конечно, «Трактор».
— Не логичнее бы было провести сезон во взрослом хоккее, даже если в Высшей лиге?
— Не знаю. Где там дали бы гарантию, что я буду играть столько, сколько сейчас — 32-33 минуты за игру?
— 32 минуты?
— Плюс доверие во всем: «пять на четыре», «шесть на пять». Тренер спрашивает, хочу ли я играть в меньшинстве и так далее. Вопросов ко мне там нет вообще. Я развиваюсь, провожу дополнительные тренировки. В школу не хожу, мне в институт не надо, прихожу утром и катаюсь с тренером. Смотрим видео, обзоры, определяем, где как сыграть. Это мне помогает.
— Как вы играете 32 минуты? Трудно представить нападающего, который получает столько времени.
— Во-первых, там все команды равные, я в своей — лидер по очкам. Тренер хочет, чтобы я в следующем году не возвращался куда-то играть «оверэйджером», чтобы уходил в профессиональный хоккей. Он показывает скаутам, что я могу играть, доверяет мне больше, чем доверял бы другой.
— Нет обиды из-за того, что вас не выбрали на драфте вашего возраста?
— Обиды нет, наоборот это толчок, знак, что нужно продолжать развиваться. Руки от этого опускать даже не думал. Да, сначала было обидно, а потом просто пошел в тренажерный зал, начал доказывать, что меня нужно было выбирать.
— Летом вы говорили, что в следующем сезоне перед вами будет 30 клубов.
— Все верно. Некоторые команды уже общались в этом году. Когда ездил в лагерь развития к «Торонто», со мной тоже разговаривали. Сказали: «Если собираешься возвращаться в Россию, то не станем использовать драфт-пик, чтобы тебя взять. Если хочешь продолжать играть в Северной Америке, играть в АХЛ, например, чтобы добиться мечты выступать в НХЛ, то так и скажи».
— А что говорили в «Коламбусе»? Вы ведь туда тоже ездили.
— Да, в «Коламбусе» со мной общался скаут, он удивлен моим сезоном, тем, что у меня столько очков. Они общаются, продолжают поддерживать контакт. Скаут приезжает раз в две-три недели.
— Если вспоминать тренировочный лагерь в «Коламбусе»: почему там от вас отказались?
— Я так и не понял. Был свободным агентом, приехал. Как я понял, они пригласили семь или восемь свободных агентов, потому что им не хватало хоккеистов. Дали шанс сыграть в выставочной игре против «Баффало». Вроде пас отдал, играл нормально. Первый ряд человек отрезали, передо мной убрали двоих из лиги Онтарио. Я был третьим, кто играет в юниорской лиге.
Тренер по развитию сказал мне: «Ты никуда не едешь, тебя хотят видеть, ты остаешься». Говорю: «Хорошо». Следующий день был выходной, снова пообщался с ним, спросил, что обо мне думают. Тот рассказал: «Они удивлены, ты добавил за лето». Стою с мыслью: «Предложат контракт или нет?». На следующий день пришел, откатали тренировку, после меня позвали и сказали: «Хотим, чтобы ты ехал обратно».
— Как же надоели такие истории, когда игроков хвалят-хвалят, а по итогу ...
— Это неприятно, но для меня это был толчок. Может, в следующем году «Коламбус» будет локти кусать.
— То есть окончательной причины не понимаете?
— Мне толком никто ничего не сказал, просто заявили: «Мы хотим, чтобы ты продолжал развиваться, ты все еще можешь быть задрафтован в следующем году. Может, мы потратим пик на тебя, потому что ты сможешь подписать контракт и сразу играть в АХЛ, не нужно отправлять в юниорские лиги». Такой разговор.
— Тортореллу видели хоть раз?
— Да, он же тренировки вел.
— Подъезжали к нему?
— Разговаривал с ним, он был доволен. Я просто не понимаю смысла...
— Я вообще не понимаю смысла ваших бесед.
— Да, там беседы непонятные, не знаешь, чего ждать. Тренировки три раза в день, ходишь с мыслью, дадут тебе что-нибудь или нет. Все начинает в голове крутиться. Свободный агент — не то, что задрафтованный игрок. Когда тебя брали на драфте, то ты знаешь, что у тебя есть сезон, начнешь забивать — тебе сразу дадут контракт. У свободных агентов другое, если не подписался до 1 октября — жди год.
— Что еще Торторелла говорил, кроме хвалебных слов?
— Последнее собрание было с ним и с генменеджером. Я ведь и в том году у них был. Он сказал, что я годичной давности и я сегодняшний — два разных хоккеиста. Удивился моей игре. Сказал, что хочет, чтобы я ехал обратно в свою лигу, получал время и развивался.
— Если вас выберет «Коламбус», поедете?
— У меня ведь мечта играть в Северной Америке. Если передо мной будет стоять выбор, то я пообщаюсь с агентом, решим, куда лучше ехать. Если из вариантов будет только «Коламбус», то не могу сказать, что не поеду туда.
Английский, автобусы
— Как вы за год смогли подтянуть английский до такого уровня, что смогли выступить перед сотнями людей по окончании сезона?
— Вроде учил в школе английский, получал четверки-пятерки, но...
— Говорят, поначалу вообще ничего не понимали.
— Туда приезжаешь, и... Ты, конечно, знаешь слова вроде «латте», «милк», но попросить не можешь. Мне дали учителя, занимались три раза в неделю. Плюс все вокруг говорят на английском. «Кейп-Бретон» — самая дальняя команда. Самый близкий выезд — 6 часов. И вот ты сидишь на последнем месте один, ты — новичок. Повезло еще, что я один сидел. Сидишь в телефоне, пишешь родителям, пытаешься с ними общаться, а вокруг тебя все разговаривают. Понимаешь: «Надо учить язык, хочу разговаривать так же».
Потом раз — выезд на 20 часов. Музыка в наушниках, кто-то что-то сказал, ты улыбаешься в ответ, типа все понял. В итоге все надоедает, хочется учить и учить язык, а благодаря тому, что все вокруг говорят на английском, становится проще. Через два месяца начал понимать ребят, говорить начал через четыре-пять.
— Главное — не бояться?
— Да. Вообще зависит от команды. У меня вот хорошая. Даже сейчас, если ошибаюсь, ребята просто смеются над этим, а потом говорят в такой же манере.
— Ошибитесь как-нибудь.
— Не хочу. Мне в данный момент приятно разговаривать по-русски.
— У вас ведь полкоманды франкофонов.
— Да, они есть, но «Кейп-Брейтон» больше английский, мне с этим повезло.
— То есть в других квебекских командах было бы тяжко?
— Да, вот если бы поехал туда же, где сейчас Дима Завгородний... Там весь город французский, даже кино на английском показывают только раз в неделю. У нас-то все на английском. Плюс в команде правило: за столом и в автобусе говорить по-английски. На французский можно переходить, только если что-то очень важное.
— 20-часовой выезд — и вы едете на обычном автобусе?
— Да.
— У вас там трехъярусные кровати?
— У нас вообще ничего нет. Обычный автобус, перед тобой зарядник. Постелил матрас между сидениями — и лежи, балдей.
— Самолетов нет?
— На самолетах летаем в плей-офф.
— А как на остров ездите?
— Там пользуемся паромом. Час-полтора переплавляемся.
— И как после такого 20-часового путешествия? Играть вообще возможно?
— Мы выезжаем за два дня до игры.
— То есть можно более-менее прийти в себя в гостинице?
— Приезжаем за день до игры, утром идем на лед, разогреваем ноги. Дальше уже разминка и так далее. Не так уж и плохо.
Сборная
— Алексис Лафренье — крутой?
— Как сказать. Он хороший игрок. Но бояться здесь нечего. У нас есть такие же.
— У вас впереди два страшных матча в группе.
— И что? Это не мы должны выходить и думать, что у них там Лафренье или кто-то еще, они должны нас бояться и уважать как соперников. Да, мы проиграли чехам, но у нас еще три матча — впереди весь чемпионат мира. Оступились сейчас — но главное не сделать это потом. Будем добавлять от игры от игры.
— Судя по тренировкам, сборная не подавлена — вы спокойно отнеслись к поражению.
- Конечно. Если бы мы ходили сейчас все с настроением «блин, мы проиграли чехам», склонив головы, с Канадой ничего хорошего бы не вышло. Разберем их перед матчем в субботу — и в бой. Главное — чтобы в голове все было в порядке, не было такого, мол, проиграли, и турнир для нас закончен.
— У вас уже были командные собрания, кто на них говорил?
— Все говорили.
— Даже Аскаров?
- Все. У нас нет такого, кто старший, а кто младший. И никто никого не обвинял после чехов. Наоборот, сплотились. А критику Аскарова не понимаю — он просто молодой парень, сыграл первый раз на таком уровне. Никто на него ничего не сваливает — это самое последнее дело. Ярослав не зря котируется так высоко на драфте. Проиграла команда. Разве Бобровский и Василевский отражают по 40 бросков в каждом матче? У всех бывают плохие дни.
