«Самый совершенный хоккеист, которого знаю». Лучший защитник в истории России — теперь неожиданный тренер сборной на МЧМ
Я понимаю дрессировщика Эдгарда Запашного, рассказавшего нам с Сашей Кружковым — мол, не болеет за команды. Болеет за людей.
С годами так оно и происходит, подтверждаю. На футбол, хоккей смотришь спокойнее. Но уж если там, на поле, твой товарищ — все возвращается! Ищешь его глазами. Тревожишься.
На молодежном чемпионате мира мне есть за кого болеть персонально — за Сергея Зубова. Сейчас-то он и не вспомнит, кто я такой, а когда-то общались очень мило. Особенно тешило, что вернувшийся в Россию настоящей звездой Зубов не общался больше ни с кем.
Да и со мной бы не стал — человек Зубов не самый открытый для малознакомых, но посодействовали из КХЛ. Нужна была заметка для корпоративного журнала. Ну и попросили. А Зубову сказали коротко — «надо, Сережа».
Повстречались — здорово поговорили. Встретились еще раз довольно скоро, уже для новогоднего номера «СЭ». Приехал к нему специально в Питер. Дожидался в студеном холле какого-то дворца.
Общались уже как старые товарищи — открылся Зубов с новых сторон.
— Надо бы еще вас сфотографировать, — произнес я.
Редакция не просила — фотографий звезд такого калибра в архивах хватало. Но я сам увлекся фотографией. Купил первый свой полупрофессиональный аппарат. Щелкал героев интервью без устали.
Понимаю Илью Ильфа, который в 30-х назанимал денег у всех, включая Евгения Петрова. Купил камеру — и на полтора года забросил писанину. Снимал и снимал. Некоторые кадры стали шедеврами — щелкнул, например, со своего балкона дома 5 по Соймоновскому проезду разрушение храма Христа Спасителя. Самый кульминационный момент.
Александра Ильинична Ильф, дочка, годы спустя собрала целый альбом чудесных отцовских работ. Издала. А как только работа была закончена — внезапно скончалась. Будто выполнив все, что было в жизни задумано. Впрочем, я заговорился...
— Сфотографироваться? — улыбнулся Зубов. — Да без проблем.
Усадил в черный Range Rover — и помчал по питерским улочкам. Я поражался: Сергей в этом городе всего-ничего, а так освоился. Тормознул где-то на набережной, загнав джип в снежную кучу.
— Годится пейзаж?
— Еще как годится!
Щелк, щелк, щелк.
На том и распрощались — Зубов отправился залечивать травму, так и не давшую толком сыграть за СКА. Я — расшифровывать интервью.
Сохранив на всю жизнь к Зубову симпатию. Быть может, он прочтет — и тоже вспомнит. Тот Питер, собственную смешную шапочку и Range Rover в сугробе.
Кстати говоря, наш добрый редакционный малыш Александр Федоров, магистр фотоискусства, до сих пор уверен: та фотография Зубова на фоне питерских снегов — лучшее мое фотографическое произведение.
Тип-топ и нераскрывшийся бутончик
Зубов для меня всегда был загадкой. Вся его судьба — необъяснимая. Что-то от Игоря Беланова, который перебирался из «Черноморца» в Киев — и все в том переходе было сомнительным. Может, закрепится. Может, нет. Но очень скоро Беланов «закрепился» настолько, что поднимал над головой «Золотой мяч» лучшего футболиста Европы...
Зубов уезжал из ЦСКА в Америку никакой не звездой — а там вдруг выяснилось: да он же потрясающий защитник! Элита! Где ж наши глазоньки были?
Годы спустя разговаривали с Олегом Петровым, тоже парнем удивительной судьбы из последнего звездного состава тихоновского ЦСКА. В его-то карьере драматичных поворотов хватило — достаточно сказать, что сговорился с ярославским «Локомотивом» о переходе в 2011-м. С небольшой оговоркой — ему как ветерану на подготовку к сезону требуется чуть больше времени. Поэтому присоединится к команде не в августе-сентябре, а на месяц позже. Ну, договорились и договорились. А что случилось 7 сентября — знают все. Кто-то по нелепой случайности в этот самолет попал, как Урычев или Салей. Кто-то чудом гибели избежал.
Вот сидим с Петровым, вспоминаем тот ЦСКА из 90-х. Тихонова.
— Зубова Виктор Васильевич за медленное катание прозвал Тип-Топ. Мы были в Германии, Тихонов увидел рекламу фирмы с таким названием и сказал: «О, Сережа Зубов — Тип-Топ...»
— Вас как звал?
— Нераскрывшийся Бутончик. «Когда же ты распустишься?» — спрашивал. Вот к сорока годам я и распустился. Бог не дал мне большого таланта. Наградил только скоростью и трудолюбием. Когда с «Атлантом» вышли в финал Кубка Гагарина, Тихонов зашел в нашу раздевалку. Мозякина расцеловал, с Хомицким поговорил. А меня, кажется, даже не узнал. Вокруг толпа, камеры. Я подошел к какой-то девчонке, склонился над ухом — шепотом спросил: «Кто это?» Она глаза округлила: «Вы не знаете?! Это же Виктор Васильевич Тихонов!» — «Неужели?» И пошел к автобусу.
Петров рассмеялся. Я за ним следом.
Самый совершенный
Только в Штатах выяснилось — и со скоростью у Тип-Топа все в порядке, и с силовой борьбой. Кто-то мне рассказывал, помню: «Да в НХЛ мне было гораздо проще, чем в России!»
Кажется, у Зубова все было точно так же.
Он превратился в совершенного хоккеиста. Это не мое мнение — плевать вам было бы на мое. Говорили такое сами хоккеисты. Андрей Николишин, например, так мне и сформулировал: «Самый совершенный игрок, которого знаю, — Зубов».
Я с наслаждением процитировал все это самому Зубову однажды — ждал, что в ответ тот скажет доброе про Николишина. Но нет.
— Если брать самого совершенного форварда — для меня это Яромир Ягр. Если защитник — Крис Пронгер...
— Если вообще? — постарался озадачить я Сергея.
— Если вообще — Петер Форсберг, — уверенно ответил он. Ну и разжевал на всякий случай:
— Я называю тех, против кого играл и мне было тяжело.
Уроки жизни
Помню, смотрел я в глаза Сергею, 39-летнему человеку, и понять не мог — счастлив ли он здесь, в России? Приехал точно не за деньгами — хоть цену каждой копеечке знает. Как всякий, поживший в Штатах.
Я пытался представить себя на его месте — получалось и не получалось одновременно. В ту же пору вернулся в Россию Дмитрий Юшкевич. Ходил прихрамывая — но хоккей не бросал. Другой богатый человек, Зубов, лечился и лечился. Цепляясь изо всех сил за возможность пробыть действующим хоккеистом хотя бы сезон.
Зачем? К чему?
— Вы тащите баул по какому-нибудь Череповцу. И думаете: «Мне, почти в сорок лет, это нужно?»
— Конечно. Так оно и бывает. Каждый раз об этом и думаю, когда тяну баул. — ответил Зубов. — Но...
Он не стал расшифровывать, что за этим «но», — что-то я понял по интонации.
Вот хотелось ему задержаться в собственной молодости! Не за контракт держался, за совсем другое — обрывки хоккейной юности. Когда организм уже кричит: «Сережа, хватит»...
Но, привыкнув за жизнь переламывать боль, он справлялся и с новыми вариациями. На болевые темы.
Это он, Зубов, доходчиво объяснил мне, что такое 35 лет для хоккеиста:
— Это когда ты просыпаешься — и каждое утро у тебя что-то болит.
— О! — обрадовался я. — Что болело сегодня?
— Сегодня — как вчера и позавчера — ноет тазобедренный сустав. До этого ломило спину. Работаю через боль, — охотно поделился Зубов. — Это я вам рассказываю — хотя не стоило бы!
— Почему? — насторожился я.
— Потому что в НХЛ есть, например, Джефф Куртнолл, нападающий из «Ванкувера». Самый грязный хоккеист, против которого я играл. Вот этот парень был готов действительно на все. Вообще, то поколение игроков НХЛ было воспитано по-особенному. Не то что безголовые — наоборот. Играли очень продуманно. Все направлено, чтоб вывести тебя из строя. Если ты обронишь вдруг в интервью, что болит плечо, — будь уверен, весь следующий матч тебе именно в него и будут бить...
— Вот это уроки жизни.
— Полезные. Я вот вспоминаю одно упражнение, которое показалось мне поначалу нелепым. Дали нам его в Далласе в 96 году. Нас, пятерых защитников, отправили на лед минут за сорок до начала общей тренировки. Выстроили на синей линии. Упражнение было простое — бросаешь шайбу в зону, догоняешь как можно скорее и выбрасываешь что есть сил назад. Не глядя. Обязательно — через стекло. Если в стекло не попадаешь — бежишь назад и делаешь то же самое. Сорок минут бегали и выбрасывали, бегали и выбрасывали!
— Ну и что хорошего?
— Отличное упражнение! Запомнили на всю жизнь!
— Ничего не понимаю.
— Во время игры постоянно возникают моменты, когда не знаешь, куда отдать. Когда ты под давлением — это самый правильный способ.
— Когда станете тренером, дадите такое упражнение своей команде?
— Если стану — обязательно...
Немыслимая ситуация
Кто-то возвращался из НХЛ — но рассказывать такие вот подробности не собирался. Кто-то — как Виктор Козлов — вдохновенно излагал 15 минут. Как принято в НХЛ. На 16-й будто воздух из рассказчика выпускали. Интервью превращалось в страдание — что для него, что для нас с коллегой Кружковым.
Козлова Вячеслав выдержал значительно дольше — но под конец интервью прямо постанывал. Скорее бы завершилась эта египетская казнь.
А Зубов, если уж сел рассказывать, говорил обо всем. Усмехался самому себе:
— Невмоготу было на питерских дорогах. Это я сейчас освоился. Поначалу навигатор ведет-ведет — и вдруг оказываюсь на встречной полосе. Одностороннее движение! Первую неделю страдал, а не ездил. Где езды пять минут — добирался 45. Даже привыкать к этому стал. Отдал свой Range Rover в ремонт — ничего подменного не выдали. Отправился такси ловить. Для Америки немыслимая ситуация!
Сигареты
Мы вышли на крыльцо. Зубов перекурить, я — свериться с вопросами. Про которые и забыл.
Зубов прикуривал на питерском ветру не раздраженно, а как-то смешливо — давая понять: будет терпеть, будет привыкать. Его будущее — в этих краях.
Мне-то казалось, Штаты и НХЛ вымывают из русского человека все скверные привычки. Если ты не Миша Татаринов, конечно.
— Пока не бросил... — раздавил о край урны сигарету Сергей. — Эта привычка, к сожалению, пока сильнее меня.
Я заметил упор на двойное «пока». Значит, вопрос будет решен. Пусть не сразу.
— Буду пытаться бросить снова и снова! — уверил меня Зубов. — Присматриваюсь — среди молодых в хоккее почти нет курящих, и это здорово. В мое время в «Рейнджерс» многие дымили. Вот пить я совсем бросил.
— Какое несчастье. Что-то случилось?
— Завязал и все. Алкоголь — это огромный вред. Как и табак.
Я припомнил, как месяцем ранее другой герой этого продуваемого всеми ветрами города, Михаил Боярский, нам доверился. Рассказал, как бросает выпивать время от времени — и периодами этими опечален: «Мир становится черно-белым».
Впрочем, ни для меня, ни для опытного корреспондента Кружкова все это не было секретом. Именно черно-белым и становится мир.
— Да наоборот! — воскликнул Зубов, познавший жизнь и с этой стороны. — Я столько для себя открыл! Это большая для меня новость — без алкоголя-то веселее. Сейчас так себя настроил, что даже к пиву не прикасаюсь после игр. Мне больше это не нужно.
Акулы
Мне было интересно, как развлекает себя этот серьезный мужчина, — и оказалось все даже занятнее ожидаемого.
Рассказал, как охотился вот совсем недавно на акул.
— Я смотрел в глаза живой акуле, вытаскивал ее своими руками на палубу — это настоящий ужас... Взгляд не забуду никогда!
— Да и она вас, надо думать, не забудет.
— Чучело этой акулы до сих пор висит в моем гараже. Акула-молот. У нее плоская башка, впереди себя не видит вообще ничего. Зато просекает все, что творится по бокам. Глаза на кончиках лопастей. Неприятная тварь. Охотились целый день с телевизионщиками четвертого канала, CBS News, из Майами. Эти ребята вообще три дня не вылезали из лодки, ждали акулу. У них было задание — репортаж из жизни хищника. Мы уже отчаялись, и вдруг капитан корабля заорал как ненормальный, рванул газ...
— Испугался?
— Надо было подсечь ее на скорости. Через секунду мы увидели, что рыбина попалась как раз на ту удочку, которая и предназначена для акул.
— Их ловят на удочку?
— Конечно. Просто удочка особая, очень тяжелая. Фильмы про гарпуны и газовые баллоны — чепуха.
Уколы
Когда-то Алексей Смертин рассказывал мне: «Я себя в футболе отжал на 110 процентов». Зубов — такой же. Быть может, на 110 не остановившийся. 120, 150...
Я понимал, что эти люди выжали из себя больше, чем имели. Не мог понять другое: как это делается? Какие слова надо говорить себе самому?
Откуда только ни заходил, силясь выяснить:
— Один наш тренер объяснял причины жизненной успешности: «Я очень добрый и честный». Как объясните вы?
— Я очень упорный и трудолюбивый. Ненавижу проигрывать.
Неужели дело в этих двух словах — «упорный» и «трудолюбивый»? Как странно. Я тоже упорный и трудолюбивый. Но не раскрылся и на треть.
Сергей казался мне идеальным хоккеистом — а после всех этих разговоров я и вовсе считал его гладиатором. Не знающим страха.
— Физическая боль не значит ничего? — спрашивал я. Уже зная ответ.
— Обещайте не смеяться, — сузил глаза Зубов.
Я пообещал, разумеется.
— Страшно боюсь иголок!
— Уколов?! — я в самом деле едва не рассмеялся.
— Да. Когда кровь берут — для меня это невыносимо. Просто не могу. Доходило до того, что терял сознание. Такое действительно бывало. Как-то я должен был ложиться на операцию, приехал в больницу и жду анестезиолога. А тот попал в пробку. Какая-то бабушка-медсестра решила мне помочь, принялась вправлять эту иголку. И все время промахивалась! Это один из самых жутких моментов в жизни!
По почкам Ковалеву
Я все подводил и подводил его к теме завершения карьеры — но не наткнулся даже на секунду раздражения.
Сообщал, что встречал два вида хоккейных миллионеров. Оба стали героями набиравшего ход «Разговора по пятницам».
Вот Озолиньш, на время завершив карьеру, про хоккей слышать не хотел. А Каспарайтис, казалось, готов был отдать половину своего состояния, чтоб только остаться рядом с игрой.
— Я буду Каспарайтисом! — расхохотался Зубов. — Из 40 лет своей жизни 33 занимаюсь хоккеем. Это все, что я умею.
— Оставшись жить в России? — расставлял силки я.
Но Зубов не попадался, выскальзывал:
— Это для меня самый большой вопрос...
Я не сомневался, что Зубов будет тренировать. Тренировать хорошо. Время подтверждает — у него получается. Несмотря на всю странность рижской отставки.
Потрясающий хоккеист стал отличным тренером — и, повидав всяких тренеров, наверняка отмел то, что не сделает никогда. Поэтому и доработался до сборной.
— Вы с кем только ни работали, — простодушно расспрашивал я. — Что пролетало рядом с вашей головой?
— Майк Кинэн мог бросить что угодно и в кого угодно. Очень прикольно было, когда Пэт Вербик метнул клюшку в тренера, Кена Хичкока. А Кинэн... Особенно хорошо о нем может рассказать Леха Ковалев.
— Почему?
— Однажды, заходя в автобус, Кинэн зарядил ему по почкам. Дескать, не расслабляйся. Ковалев долго сидел, согнувшись.
Я не представляю, чтоб Сергей Зубов почувствовал себя вдруг Кинэном. В худшем понимании слова. Как бы ни сложился молодежный чемпионат мира.
Я не представляю, чтоб для него отыскался секрет в этой игре — хоккей.
Я точно знаю — он очень умный и хороший человек. Поэтому и болею на этом молодежном чемпионате персонально за него.
Другие материалы рубрики «Голышак вспоминает»:
«В день гибели Виталика видела плохой сон». Роковой обрыв героя грузинского футбола Дараселии //
На этом легендарном московском стадионе били «Манчестер», «Севилью» и «Монако». Сейчас его крушат экскаваторы //
Русский Винни Джонс. Уникальный защитник «Локомотива» и «Спартака» — таких сейчас уже не делают //
«Играли так, что «Динамо» умоляло нас на ничью. В Киеве!» Не стало автора главной сенсации советского футбола //
«Это была гражданская казнь!» Гениальный шахматист чуть не стал врагом народа в СССР из-за 0:6 от великого Фишера //
«Трупов на Эвересте много. Тела превращаются в мумии, усыхают от солнца». Истории о самом известном путешественнике России //
«Положили бомбу в 131-й ЗИЛ — вывезли за город и взорвали...» Невероятные истории про русский футбол 90-х
