4 июня 2021, 22:00
Рейс Рига — Москва, на котором должна была прилететь сборная России, постоянно откладывали. Уж непонятно, по какой причине, но особенно никто не нервничал. В зале встречающих не было народу ни в 13.25, когда была запланирована посадка по расписанию, ни в 15.05, когда самолет действительно сел.
Никого. Тех, кто проигрывает в четвертьфинале, не встречают. Но кое-что изменилось. Семь или восемь полицейских внезапно собрались у выхода, а затем разошлись, образовав коридор до выхода. Не слишком плотный, не слишком суровый. Возможно, боялись провокаций.
Зря. К выходу подошла лишь девушка с собачкой в руке, как потом выяснилось, она ждала Александра Самонова. Больше ни единой души. Да и прессы было немного. Ни одной телевизионной камеры, что, наверное, самое печальное.
Первым вышел Валерий Брагин и спешно побрел куда-то вдаль, пропустив выход из аэропорта. Потом он вернулся, но к нему никто не подошел. А что он мог сказать? После матча он и так выдал максимум, ему нечего было добавить.
Глава штаба Роман Ротенберг, несмотря на паршивое настроение, от интервью не отказывался. Я решил подождать, когда он скажет положенные вещи, хотелось понять, что этот вечер четверга значил для него.
Роман подошел спустя пару минут.
— Допустим, игра с Канадой сегодня вечером, — предположил я. — Что бы вы прямо сейчас изменили?
Я не ждал, что этот вопрос поставит его в тупик. Уверен, что сам себе он за прошедшие 20 часов отвечал не раз.
— С точки зрения подготовки все было правильно на сто процентов, — быстро ответил он.
То есть реально размышлял, анализировал, искал ответы.
— Вообще все правильно? — удивился я. Охранники главы штаба посмотрели на меня недобро. Кровь стала бежать по венам быстрей, но я не дернулся.
— Накануне команда провела восстановительную тренировку в зале, — перечислял глава штаба. — Потом короткая раскатка. В психологическом плане ребята были на сто процентов готовы.
То есть все-таки мало времени прошло. Настоящая причина найдена не была.
— Может быть, Валерия Брагина поменять? — предложил я. — Ну не годится его хоккей.
Ротенберг усмехнулся. В принципе, я был одним из тех, кто хотел какой-то крови, увольнений. Но если бы вопрос так решался, то давно бы уже поступили подобным образом. Дело, видать, было не в тренере.
— У нас с Брагиным действующий договор, — напомнил менеджер сборной. — Мы еще сядем, встретимся, поговорим и обсудим, как быть дальше.
Возможно, Брагина не уволят. Но впереди — Олимпиада. Опять же слишком много вопросов и тем, а еще сутки не прошли после матча. Да и потом мы обсуждали одну игру. Сборная России победила на групповом этапе, не все было плохо.
— И матчи с командами Швейцарии, Швеции показали, что мы на правильном пути, — Ротенберг как будто прочитал мои мысли.
Я вздрогнул и прервал беседу. Да и хоккеисты уже выходили на улицу.
Не было лишь Владимира Тарасенко. Из Латвии он сразу улетел домой в Сент-Луис, а остальные прибыли. С разным настроением. Сергею Толчинскому было что сказать.
— Вы после матча в прямом эфире комментировали наше выступление, — удивил он. — И сказали с Леонидом Вайсфельдом странную вещь.
— Какую? — заинтересовался я.
— Дескать, во втором и третьем периодах меня не было видно.
— Но это так, — развел я руками.
— Так вы мое игровое время посмотрите, — ухмыльнулся нападающий. — Я же меньше двух минут сыграл во втором отрезке матча и примерно столько же в третьем.
— А почему?
Толчинский пошел дальше, дав понять, что тренерские решения он не обсуждает.
— В отпуск скоро? — пытался я остановить его.
— О, — притормозил Сергей. — Хочу сегодня в «Авангард» позвонить, может быть, мне дадут дополнительное время для отпуска. А то я смотрю, что некоторые ребята уже кататься начали, сезон-то начинается меньше чем через полтора месяца.
Должны разрешить.
С кем-то разговаривать было трудней. Например, Антон Бурдасов был подавлен поражением, кажется, он так до сих пор и не отошел от него.
— Очень обидно, — выдавливал он из себя слова. — Мы должны были побеждать. Мы обязаны были это делать.
Бурдасов ни слова не сказал, что и его посадили во втором периоде, дав совсем немного времени и в заключительном отрезке встречи.
— А у меня был моментик в третьем периоде, — вдруг вспомнил он. — Не получился бросок, «холодным» был.
Он еще не завершил игру в голове.
Таксисты у аэропорта тайно фотографировали Дмитрия Орлова, кажется, только его и узнали. Лучший защитник нашей команды на турнире не хотел выслушивать комплименты. Но сдался.
— Да, может быть, у меня турнир получился нормальным, — кивнул он. — Но что об этом говорить, когда мы не выиграли чемпионат мира. В этом нет никакого смысла, кто теперь об этом вспомнит.
— В Вашингтоне порадуются.
Орлов погрустнел.
— Думаю, что сейчас большие перемены в клубе будут, — вспомнил хоккеист. — Никому же не понравился результат. Чувствую, что какие-то обмены будут или что-то подобное. Мы после сезона поговорили с менеджером, друг друга услышали и поняли. А я потом читаю, что только Овечкин и Бэкстрем доиграют в клубе до конца карьеры.
— И что? — не понял я.
— А то, что готовиться надо к любым событиям.
Автобус стоял у входа, но все ждали баулы, так что никто никуда не торопился. Через какое-то время расслабились и хоккеисты. По-доброму смеялись над Дмитрием Воронковым, который пока не прокачал свое умение давать интервью.
— А ведь тебе скоро ехать к Дмитрию Квартальнову, — посочувствовал кто-то.
— И что? — не понял нападающий. — У нас в команде все нормально.
Вокруг еще сильней засмеялись.
Но стоило кому-то как-то коснуться чемпионата мира, как улыбки пропадали. Рана от поражения еще не зажила.
— Мы же на закрытии сезона КХЛ увидимся? — вернулся Сергей Толчинский.
Я вспомнил, что он был в списке игроков, за которых надо было проголосовать журналистам. Лига определяла самого открытого хоккеиста турнира. Сергей удивился.
— Вроде мне еще какой-то приз дадут, — задумался он. — Или только от журналистов, что ли?
Я заверил, что это тоже много. Плюс будет фуршет.
Через час после прилета автобус с хоккеистами и баулами отправился в Новогорск. Антон Бурдасов пошел на посадку в самолет до Челябинска, Дмитрий Орлов торопился к родным.
— Жена раньше прилетела, — сказал он. — Первым же рейсом. Пришлось менять билеты, все были уверены, что мы до финала останемся в Риге.
Ничего, в другой раз.