«Они шумоголовые были, дрались. А я отвечал за каждого». С этого человека Хабиб брал пример каждый день
Шамиль Завуров, 36 лет, в ММА 39 побед, 6 поражений, 1 ничья. Чемпион М-1 в полусреднем весе (2010 — 2011). Прозвище: Лев Дагестана
Завуров — первый воспитанник Абдулманапа Нурмагомедова, добившийся успеха в ММА. Сейчас ему 36, в Шердоге у него значится 45 боев, а недавно он стал президентом лиги Eagle FC, владелец которой — Хабиб. В этом году промоушен планирует провести еще около десятка турниров, самый серьезный — в сентябре, памяти Абдулманапа. Там Завуров собирается выйти в клетку. Будет ли этот бой последний в карьере, Шамиль еще не знает. Говорит, родственники уговаривают остановиться, но он сам хочет драться.
Завуров — троюродный брат Хабиба (старше на четыре года), будущий чемпион UFC рос у него на глазах. Как-то Нурмагомедов написал про него в Instagram: «Мы выросли вместе, и у меня дома был человек, с кого я брал пример каждый день. Со временем он стал моим спарринг-партнером и человеком, на ком я рос как боец». В большом интервью «СЭ» Завуров рассказал о юности Хабиба, тренерском гении Абдулманапа и своей богатой на события карьере.
«Абдулманап после каждого чемпионата мира он говорил: «Пока у меня не выиграешь...»
— Помните свою первую тренировку под руководством Абдулманапа Нурмагомедова?
— Конечно. Мой двоюродный брат занимался вольной борьбой в Махачкале, а я для себя тренировался в селе. Мне было лет 13-14, я тоже захотел в Махачкалу, в клуб к брату. Абдулманап — наш родственник, я знал, что он знает тренера из того клуба. Я пришел к нему домой, сказал: «Хочу тренироваться в Махачкале». Он ответил: «Прежде чем поехать в Махачкалу, ты должен показать себя здесь. Тогда я смогу замолвить за тебя слово». У него дома был свой спортзал. Он позвал Хабиба, еще маленького. Попросил его: «Сделай забегание». Хабиб с легкостью все сделал. Я же еле-еле, деревянный, кое-как сделал. Абдулманап объяснил, что все начинается с этого — с забеганий, кувырков. После этого я каждый день начал ходить к нему в зал по утрам.
— Это было в 1997 году?
— Да. Я к нему чуть-чуть походил, почувствовал борьбу, а в 1998 году он уже записал меня в Махачкалу.
— Много тогда у него дома занималось ребят?
— Старший сын, другие ребята. Потом уже Абубакар, Умар появились. После этого где-то года два я занимался у другого тренера, а когда Абдулманап переехал в Махачкалу, я переехал к ним. У нас человек 10 было, молодые все. Утром мы работали под руководством Абдулманапа, а вечером уже ходили в разные залы в Махачкале. В 2003 году впервые поехали на турнир по боевому самбо. В 2004 году Абдулманап стал президентом Федерации боевого самбо Дагестана. Я, как самый старший, перешел на боевое самбо. А Хабиб, другие ребята все еще занимались вольной борьбой. В 2004-м я начал выступать. У меня была хорошая борцовская база, поэтому мне было легче. Абдулманап — мастер спорта по дзюдо и самбо, он научил стоять, защищаться, не падать. Если на тренировку без куртки приходил — сразу выгонял.
— Раз уж вы были самым старшим: часто боролись с Абдулманапом?
— После каждого чемпионата мира он говорил: «Пока у меня не выиграешь...». До последнего никому не уступал. Он всегда держал себя в отличной форме. На любых сборах надевал куртку и говорил: «Любой, кто думает, что может меня победить — может выходить».
— Кстати, как выглядел домашний зал Абдулманапа? Сейчас-то, наверное, уже...
— Он продал дом, переехал в Махачкалу и отдал все для спорта. Его все ругали, говорили: «Вот, ты дом продал, зачем тебе этот спорт? Надо семье помогать» и так далее. Но он понимал, что получится, если будет работать. И получилось.
— Вы ведь жили в Махачкале в двухэтажном доме во дворе дагестано-турецкого колледжа.
— Да. Абдулманап арендовал этот дом на пять лет. Директором колледжа был его близкий друг. В том же дворе была секция ушу-саньда. В свободное время мы туда ходили. Я туда ходил чисто чтобы научиться за себя постоять. У нас в Дагестане как: выходишь бороться по вольной борьбе, начинаешь выигрывать — и кто-то начинал грубо бороться. Бывали случаи, в том числе и у меня, когда после схватки мы с соперником еще на улице дрались. Он умеет бороться, и я умею. Если умею еще и бить — у меня преимущество. Один раз пришел на ушу, тренер предложил провести спарринг. Ну, поспарринговался. Тренер сказал: «Давай выставлю тебя на чемпионат Дагестана». Я отказывался, но тренер меня все равно выставил. Абдулманап секундировал меня на том турнире. По правилам, если ты выкидываешь соперника два раза с помоста — победа в раунде за тобой. Абдулманап сказал: «Ну, бороться ты умеешь — выкидывай его с помоста». Я вышел — соперник на меня напал — я упал. Второй раз — опять упал. После раунда сел, Абдулманап спросил: «Ты что делаешь? Я тебя отправил, чтобы ты его выкинул, а ты сам упал». Второй раунд я забрал, выталкивал соперника. После этого у меня появилось прозвище «Толкач». Я все удары пропускал, весь в синяках был, но выталкивал соперников. Я выиграл тот чемпионат — молодежный чемпионат Дагестана. Я даже не знал, с кем дерусь, а там были чемпионы России и так далее.
— Там, наверное, и ребята из «Пяти сторон света» были.
— Да, и из этой школы ребята были. После этого я выиграл взрослое первенство Дагестана, меня отправили на международный турнир в Баку. Там вышел в финал, у меня заплыл глаз, врачи сняли меня с боя. Стал вторым.
В ушу так: выигрываешь Дагестан, Россию, но из восьми чемпионов только трое-четверо могут поехать на чемпионат мира. Это не для меня. Если я выигрываю Россию — я должен ехать на чемпионат мира. С тех пор перестал выступать. Только через 15 лет вышел на турнир памяти нашего друга — и все.
«Хабиб играл в футбол пока не выиграет. Мог даже драку устроить»
— Хабиб в своей книге писал: «Завуров был главным локомотивом отцовской тренерской мысли. Он вырастет в великого чемпиона. Тогда мы этого не знали, зато знали, что такое получить тумаков от Шамиля за тот или иной проступок». За какие проступки раздавали тумаки?
— Я же старший. Если кто-то что-то сделает — Абдулманап спрашивает в первую очередь с меня. Я за каждого отвечал. Кто-то не пошел на тренировку, проспал зарядку — отвечал я. Они молодые были, шумоголовые, могли в школе подраться, или еще где. Абдулманап очень сильно это пресекал. Из-за этого приходилось применять какие-то свои наказания.
— Насколько они были жесткими?
— У Абдулманапа было жестко, мы старались поддерживать это. В итоге это пошло на пользу.
— Кто чаще всего попадал в приключения?
— Таких уж приключений не было. Да даже если кто-то что-то сделал — все отвечали вместе.
— У Хабиба в книге столько приключений — зачитаешься.
— Да, было такое. Молодой, на улице кто-то не так посмотрит — сразу вопрос: «Че смотришь?» Такое время было у Хабиба, у Абубакара. Постоянно их ругали. У всех бывает такой период. Все нормально, этот период они прошли. Помню момент, когда Хабиб загорелся делом, хотел на все соревнования. После этого он оставил всех друзей, улицу. Когда ты пашешь на тренировках весь день, тебе никуда не хочется идти. Когда я уже женился, жил с семьей, Хабиб приходил, стучался ко мне в комнату и говорил: «Ну что, пойдем на зарядку?». Я ему: «Да рано еще, еще не рассвело». А он отвечал: «Если я сейчас лягу — усну и не смогу встать». Он сидел у моей двери, ждал, пока я встану. Реально хотел заниматься.
— Кто-то еще был более одержим тренировками и соревнованиями, чем Хабиб?
— Нет. До сих пор не могу представить. Куда бы он ни поехал, где бы ни был, в любое время находил возможность потренироваться. Я сам так не делал, мог где-то расслабиться, проспать утром зарядку. У Хабиба такого не было. Просто машина. И до сих пор так продолжает делать.
— У сильно увлеченных людей все разговоры сводятся к тем темам, которые им интересны. Он, наверное, постоянно говорил про единоборства.
— Вот, например, мне футбол вообще неинтересен. А Хабиб знал всех футболистов, все чемпионаты. В то же время он знал всех бойцов UFC, всех чемпионов, претендентов. Я в то время выступал на уровне, знал чемпионов в каких-то категориях, а он знал всех поголовно. И говорил в то время: «Я стану чемпионом». А я думал: «Да когда я попаду в Америку? Да не, это нереально. Чего мне здесь не хватает? Тут пояс выиграю, там выиграю». Хабиб смотрел дальше нас.
— У вас в Instagram есть фото, где Хабибу на вид лет 12...
— Мы с рынка шли, у нас пакеты с лимонами, мясом. Мы ходили на рынок сами, я его брал.
— У вас несколько фото, и есть еще общая в зале, где все без футболок. Хабиб там стоит, как Марио Балотелли на Евро-2012.
— Это тогда мода была. После каждой тренировки снял футболку, сделал фигуру, сделал фото.
— В общем, Хабиб на этом фото производит впечатление человека, который хочет показать свою силу.
— У него характер есть с детства. В футбол играет — идет до последнего. Это от отца передалось. Если мы играли в футбол — Хабиб не уходил с поля, пока не выиграет. Он мог даже устроить драку, или что-то в таком духе. Мы уже сдавались, понимали, что не отпустит, надо дать. В регбол играем — локтями бьет, всех ломает. Он должен выиграть. Он до сих пор такой. Борешься с ним, спаррингуешь — и все думают, что мы деремся уже как в настоящем бою. Он говорит: «Если этого не будет на тренировках — в ринге будет еще тяжелее».
— Когда вы поняли, что Хабиб будет большим спортсменом?
— Когда его подписали в UFC, в первом раунде первого боя я подумал: «Блин, рано подписали, зачем?» Видно было, что он неуверенно провел первый раунд. А во втором он уже включился. Я все равно думал, что нужно было подождать годика два. Тем не менее Хабиб начал набирать с каждым боем, и я понял, что его уже не остановить.
— Со сборов в Америке он возвращался другим спортсменом?
— Он постоянно менялся. Постоянно. Бывало, мы приходили домой — он нападал на меня, мы в одежде весь дом переворачивали. Чувствовал, что он в то время хотел показать свою силу. Я поначалу боролся с ним не в полную силу. Через год стал чувствовать, что становится тяжелее. Потом стало уже невозможно. Он до сих пор так делает.
— С ним сейчас, наверное, мягко говоря, непросто.
— Я стараюсь что-то сделать, но уже не получается, тяжело.
— Если Хабиб будет бороться с тяжеловесом...
— Да он может бороться с любым, разницы нет. Тяжело противостоять его контролю в партере.
«Хабиб должен был закончить бой с Гэтжи быстро. Затягивать было нельзя. Очень рискованный бой»
— 13 сентября 2008 года Хабиб провел первый бой в ММА — на Украине. Вы в тот день тоже провели бой, а потом секундировали Хабиба.
— Нет-нет, сначала был бой Хабиба, а потом мой. Я тогда дрался с Александром Гончаром, он был именитым бойцом, ударником. Я понимал, что в стойке с ним не потяну, резко перевел в партер и сделал болевой на руку. А Хабиб сделал свой коронный треугольник. С Гэтжи он треугольник сделал не просто так, он и в зале постоянно делал его.
— Когда Хабиб полюбил этот прием?
— Он всегда делал этот прием, старался в борьбе применять болевые, удушающие. У меня больше акцент на контроль, могу что-то сделать в конце. А он пытался сразу переходить, делать приемы.
— В своей книге Хабиб написал про первый бой: «Шамиль Завуров взял меня руками за лицо и прокачал как следует». Помните, что сказали ему?
— Не помню, если честно.
— Он волновался?
- Ему легче, когда он выходит. Он больше напрягается, когда я дерусь. Так же и у меня. Я сам хоть сто раз выйду — все равно, а когда в клетку выходит близкий человек — это тяжело.
— А когда секундируешь сам...
— Да, тяжело. У Хабиба то же самое. Он и сам говорит, что лучше сам сто раз выйдет. Во время боя потихоньку отпускает, а вот в начале боя серьезное давление.
— Много ли вы встречали бойцов, которые волновались за себя перед поединками?
— Есть такие бойцы. Если человек выходит на ринг и волнуется, то 50 процентов своей силы он показать не может. Если ты волнуешься — ты просто забудешь половину того, что умеешь, и не сможешь показать этого. Очень быстро устанешь.
— Судя по вашим интервью, сложилось впечатление, что вы не были удивлены объявлению Хабиба о завершении карьеры.
— Нет, я не удивился, потому что я все знал. Мы же дома все это обсуждали. Даже после Конора Хабиб задумывался о завершении. Он никогда не бегал за деньгами. Да, сейчас есть 29-0, можно сделать 30-0, но от этого ничего не поменяется. Хабиб уже показал себя всему миру. От того, что цифра станет больше, ничего не изменится.
— Когда Хабиб сказал вам о своем решении?
— У нас был разговор. В Дубае (там проходил тренировочный сбор перед боем с Гэтжи. — Прим. «СЭ») он сказал, что это его последний бой. Его все поддержали. Мы тоже понимаем, что во время боя может произойти все, что угодно. В этот раз, за месяц до боя, он заболел, 10 дней лежал в больнице. Мы это все скрыли. Он приехал, начал тренироваться. Встали в пару — чувствую, что он физически ослаб. Поборолись — сказал ему, что все нормально. Проходит неделя, он бьет ногой, попадает в локоть — ломает палец. Нога опухшая, а тренироваться-то надо. Обули его, зафиксировали ногу, продолжили тренироваться без ударов ногами. Мы понимали, что бой должен пройти быстро, потому что чем дольше — тем сильнее будет опухать и отекать нога. Хабиб должен был закончить бой быстро, растягивать было нельзя. Тем более, если он усугубит травму пальца, врач может остановить бой, не дать продолжить. Это был очень рискованный бой.
— Весогонки тоже выхолащивают, наверное. Когда ты уже много что выиграл и заработал, с этим уже, наверное, не хочется сталкиваться.
— Да, весогонка у Хабиба тяжелая. Я его понимаю. Я не так много гоняю, а он гоняет тяжело. Сами видели видео. Мы его доносили до беговой дорожки, а там он уже начинал бегать. Он говорил: «Я сделаю вес». В последний день 3,5 кг согнал.
— Вы хотя бы раз обсуждали с Хабибом возможность перехода в полусредний вес?
— Такого разговора у нас не было. Думаю, он может выступать и в полусреднем весе. Во внетренировочное время он весит 84-85 кг. Конечно, надо чуть-чуть набрать, чтобы быть наравне с соперниками. Тут у соперников будет преимущество, у Хабиба все-таки не такой большой рост.
— Бой с Сен-Пьером может его заинтересовать?
— Думаю, нет.
— То есть у него нет такого голода, как у вас.
— Да, он, видимо, уже наелся. А я бы еще остался. Была бы моя воля — сделал бы еще боев 10.
«В армии заступался за молодых. Ценные вещи хранили у меня в тумбочке, чтобы ребят никто не будил и на счетчик не ставил»
— Вы сейчас активно тренируете. Что взяли из практики Абдулманапа? Какие упражнения переняли?
— Упражнения можно брать разные, больше всего я взял от него в плане дисциплины. Он был очень требовательным, жестким. Он всегда был рядом с момента, как мне было 13 лет. Мы жили в одном доме, я женился — он меня все равно не отпустил. Все, что я умею — благодаря нему. Я понимал, что дисциплина — на первом месте. Он всегда говорил: «Спорт — спортом, но учиться тоже надо». Если у тебя нет мозгов, то и в спорте ничего не получится. Стараюсь своим детям, ученикам это объяснять. Стараюсь, чтобы они больше времени уделяли учебе. Абдулманап всегда был требовательный, заставлял того же Хабиба учиться, проверял дневники.
— Вы пытаетесь так же?
— Да, я же понимаю, что спорт — это нелегко, должно быть образование. У меня два высших образования, спортивное и юридическое. Еще Абдулманап меня отправлял в армию, я отслужил.
— Почему, кстати, он так поступил?
— У нас в стране, если у тебя есть образование, у тебя должен быть и военный билет. Ты же не знаешь, как пойдет дальше по спорту. Чтобы устроиться на работу, нужен диплом, военный билет. Он все понимал -человек, прошедший советскую школу. Старший брат Хабиба поехал вместе со мной, мы отслужили. Я был в Псковской области, а его перевели в Ленинградскую.
— В армии понравилось?
— Я на тот момент уже был чемпионом мира по самбо, с образованием. В армию, я думаю, надо ехать в 18 лет. Для 18-летних это испытание, а для меня... Мне это в таком возрасте уже было не нужно. У меня уже была семья, ребенок дома. Спортом было тяжело заниматься.
— Приходилось хотя бы раз в армии использовать боевые навыки?
— Немного. Я-то уже взрослый, все понимал. А вот молодые ребята, неважно, русские, дагестанцы... Я не давал старослужащим обижать их, заступался. Конфликты были со старослужащими. Молодые ребята попали со мной, а я постарше, мог вступиться.
— Можете вспомнить какую-то историю?
— Таких много. Какие-то ценные вещи, например, всегда находились у меня в тумбочке. Чтобы никто не мог их трогать. Чтобы никто ребят не будил ночью, на какой-то счетчик не ставил... Я этого не позволял, молодых в обиду не давал. Все офицеры относились хорошо, никаких проблем. Если я с кем-то из них и конфликтовал, то меня все равно поддерживали, потому что они видели, что я за ребят. Они же тоже хотят, чтобы был порядок.
— Если не ошибаюсь, ваш первый бой после возвращения из армии состоялся через...
— Через две недели. С Рашидом Магомедовым. Я приехал — Абдулманап говорит: «Мне некого выставить, ты должен выступить». А я-то не готов. Так, бегал в армии. Абдулманап сказал: «Это двухраундовый бой. Десять минут драться любой сможет». Две недели вес погонял, в себя пришел. Считаю, что выиграл у Магомедова в двух раундах. Его тренером тогда был Мусаил Алаудинов, у него были хорошие отношения с М-1, а мы только пришли в эту организацию. Он начал спорить с судьями, добился, чтобы дали третий раунд. Я проиграл третий раунд по очкам, но Рашиду дали желтую карточку, потому что он сделал запрещенный удар. Получалось, что в третьем раунде ничья. Спорили-спорили, и в итоге победу отдали Магомедову. Я считаю, что не проиграл. Тогда чуть-чуть другое отношение было к нам.
После этого я подписал контракт с М-1, стал чемпионом, всех победил, но с Рашидом еще раз так и не встретился. У нас много раз намечался бой, но не получилось. Зато он встретился с моим братом, Магомедрасулом Хасбулаевым, и тот его победил.
— У вас ведь был бой с Магомедрасулом...
— Мы тогда просто оба вышли в финал.
— Просто поборолись?
— Да. Мы сказали, что так как братья, драться не будем. Предложили, чтобы Магомедрасул согнал вес до 70 кг, а мне бы дали кого-то другого. Но в то время мой одноклубник, Сарнавский, уже отказался выступить в финале. Оставался Дамковский, но он отказался драться с Хасбулаевым. Нам сказали: «Мы не можем найти вариант. Вам придется выйти, нам нужно определить чемпиона».
«Грег Джексон выехал на встречку и сказал: «В Дагестане так ездят!»
— Вы же тогда выступали за RusFighters?
— Да, все так.
— Со Шлеменко никогда не тренировались?
— Нет. Когда я подписал контракт с Bellator, мне отказали в визе. А так, если бы поехал, то тренировался бы с ним. Совместных тренировок с Шлеменко не было. Мы всегда близко общались с Сарнавским, до сих пор общаемся.
— Мне кажется, Сарнавский — один из тех, кто не до конца раскрыл свой потенциал.
— Он и сейчас показывает хорошие бои, может конкурировать. Где-то у него борьба слабая, с хорошими борцами ему тяжело, но в ударке может дать бой любому.
— Зато у вас есть фото из зала с Грегом Джексоном, Сен-Пьером.
— Я поехал тогда на подготовку в Америку, у Грега Джексона тренировался Рустам Хабилов. До этого Джексон приезжал в Дагестан, мы его встречали.
— Серьезно?
— Я возглавлял клуб «Чемпион» в Дербенте, мы сделали один из этапов ProFC. Джексон приехал, мы его встретили, все хорошо было. Он сказал: «Мой зал для тебя всегда открыт. Можешь приезжать в любой момент, можешь не платить». Так я полтора месяца у него готовился. Джексон взял меня с собой, хотя у него в зале были и Кондит, и Серроне.
— Да уж, у Джексона тогда топ-состав был.
— Да, очень мощный. Мы потренировались неделю, посмотрели, поборолись с ребятами. Помню, боролся с Гилбертом Бернсом, он тогда вообще в ММА не выступал. Слегка начали бороться. И тут он мне резко дернул руку и травмировал. Я был злой, он подходил, извинялся. Рустам Хабилов потом взял Бернса — и давай его кидать туда-сюда! Бернс тогда приезжал с Белфортом. Начал потихоньку выступать. Он — хороший грэпплер.
— Когда Грег Джексон приезжал в Дагестан, они не пересекались с Абдулманапом?
— Джексон сразу приехал в Дербент, побыл один день и уехал. На турнире пересекались, но тренировок никаких не делали, времени мало было. Плюс он прилетел с какого-то турнира, почти не спал, а нам еще нужно было ему крепость показать и так далее. Мы его, видимо, на машине загоняли. Уже в Америке мы должны были поехать на песчаную гору в выходной день. Он посадил нас в машину, включил песню дагестанской певицы Зайнаб Махаевой — не знаю, где он ее нашел — выехал на встречную полосу и погнал! Сказал: «В Дагестане так ездят!». Конечно, он запомнил ту поездку в Дагестан, хорошо отзывался.
- Джексон и Абдулманап совсем разные, или же в чем-то похожи?
— Разные. Джексон более мягкий.
— Он ведь не кричит.
— Да. У него такой подход: если человек хочет — он сам сделает, если не хочет — подойдет и об этом скажет. У Абдулманапа не так. Если человек не хотел тренироваться — мог сразу выгнать из зала. Подход у него был жесткий в этом плане.
— Разговор с Абдулманапом, который вы запомнили на всю жизнь?
— Когда я еще боролся по вольной борьбе, во время перерывов в поединках Абдулманап тыкал мне в грудь и говорил: «Ты меня слушай, слушай меня!» Первое время ведь ты чуть-чуть паникуешь, волнуешься, зал кричит. Никого не слышишь, все забываешь. Можешь проиграть из-за ошибки, хотя выигрывал по ходу боя. Он мне все вбивал в голову это «Слушай меня», и со временем стало так: зал кричит — а я слышу только Абдулманапа. Всегда слышал любую его подсказку. Он не просто говорил мне, а грубо вбивал эту мысль — чтобы я слушал его.
«За две недели до очередного боя с Эномото у меня отказала рука. Мог подтянуться максимум один-два раза»
— В 2007 году у вас был бой в Тюмени с Магомедом Аушевым. Вы рассказывали, что вам было его жалко, что сильно волновались после того, как отправили его в нокаут.
— В то время было тяжело найти бои. Нас пригласили, предложили нереальный гонорар.
— Что такое «нереальный гонорар»?
— В то время 3 тысячи долларов считалось серьезной суммой. Мы и за 500 долларов были готовы драться, но предложили 3 тысячи.
— Да это и сейчас хорошие деньги.
— Да, а тогда считались нереальными. Забрал с собой пару пацанов. Мы представляли команду Азербайджана.
— А, так вот почему там был азербайджанский флаг.
— Да. А с другой стороны была армянская команда. Не знаю, кто организовал такой политический матч. В то время об этом не думали, это сейчас такое мероприятие получило бы резонанс. Я тогда не знал Аушева, после этого познакомились, до сих пор дружим. С той стороны тоже были дагестанцы. Почему мне Аушева жалко стало? Я попал ему, он упал на локоть, уже был потерянный, а я подумал, что он хочет встать. И добил его. Он потерял сознание, потом встал, ноги косились. Очень жалко стало, до сих пор неприятно.
— Как относитесь к добивающим ударам?
— Это не красит ни одного бойца. Бывает такой момент, когда ты даже не успеваешь понять, что сделал. Адреналин, все дела. А вот когда ты делаешь такое осознанно... Я у некоторых спрашивал, мне отвечали: «Я даже не понял, почему я это сделал». То же самое и у меня. И судья не успел остановить бой, и мне показалось, что Аушев попытался встать. Неправильно я сделал. Он уже не мог сопротивляться, можно было бы и не добивать. Зачем калечить, если ты уже выиграл бой?
— Даниэль Кормье после боя Хабиба с Гэтжи рассказывал, что Хабиб не хотел выигрывать болевым приемом, а хотел именно удушающим, чтобы тот не стучал.
— Да, Гэтжи сказал, что не будет сдаваться. А если человек не сдается, то можно руку сломать или что-то еще. Конечно, Хабиб не хотел калечить Гэтжи. Ни один уважающий себя и соперника боец не будет этого делать.
— Расскажите про травму спины, из-за которой вы думали о завершении карьеры.
— Эта травма есть до сих пор. У меня позвоночная грыжа, грыжа в шейном отделе, грудном, поясничном. Конечно, когда грыжа встала в шейном отделе, это дало о себе знать. Я готовился к бою с Энамото, оставалось две недели. У меня резко отказала рука, я не мог даже подтянуться один-два раза. Как будто руки нет. Бой уже анонсировали, привлекли всех спонсоров. Близкие говорили: «Не надо тебе выходить», но я не хотел подводить людей. Просто вышел — получится-не получится. Конечно, не получилось. После этого у меня был перерыв где-то год. Все врачи говорили, что нужно оперировать. Через друзей попал на одного профессора в Германии. Было дорого, один укол стоил 700 евро. Поехал, сделал укол. Почувствовал, что руку отпускает. Через год попал в «Ахмат», рука начала отказывать во второй раз. Рамзан Ахматович сразу отправил в Германию, а потом еще раз отправил. Там условия, конечно, на уровне. Все, руку отпустило, стало нормально. Травма никуда не уходит, но после этой реабилитации я смог вернуться. В последний раз ездил на реабилитацию года три назад.
— Сейчас как?
— Нормально. Обошлось без операции. Но была еще такая история. Мы с командой поехали в Казахстан проводить турнир GFC. Ислам и Забит — любители кататься на лыжах, умеют. Я тоже подумал, что умею, в армии ведь чуть-чуть катался. Упал — порвал одну связку колена. Почти год закачивал, не хотел делать операцию. Сейчас уже более-менее восстановил, но уже не могу так жестко делать лоу-кики, как раньше. В последнем бою я выходил с тейпом на колене, но мне его сняли. Из-за этого волновался, первый бой после травмы все-таки. Слава Богу, обошлось, колено не подвело. Думаю, закачаю его к следующему бою, и все будет нормально.
— Вы говорили, что вам часто приходится менять телефоны. Мало ли, кто-то что-то узнает, кто-то из посторонних начнет писать.
— Есть такое. Много посторонних людей начинают писать. Многие хотят связаться с Хабибом. Тем более, когда я был в «Ахмате», многие обращались с просьбами к Рамзану Ахматовичу. Не все понимают занятость людей, им не объяснишь. Поэтому приходится часто менять номера.
— А Хабиб часто меняет номер?
— Меняет, но не так часто. Думаю, все так меняют. Хабиб просто мало привязан к телефону. Ему график не позволяет. Когда он приезжает домой, ему нужно хоть какое-то время проводить с семьей. Тяжело именитым спортсменам, они же должны заниматься своим делом. Мы стараемся, много помогаем, занимаемся благотворительностью, но редко это афишируем. Некоторые любят афишировать, но мы — нет. Только везде не успеваешь. Всем не поможешь. Кто-то увидел, что кому-то помогли — начинает тянуться цепочка, люди во дворах, на улицах подходят. Это тоже сильно напрягает. Нет своей жизни, на улицу не выйдешь, не погуляешь.
— У вас с этим как?
— У меня нормально, нет такого напряжения. Могу выйти, погулять, в кафе посидеть. А когда я с Хабибом — уже тяжело.
