Вспоминаю хоккейный турнир в Сочи – и первое ощущение: безнадега. Вот не оставляла безнадега весь тот февраль.
Ощущение, которого сейчас точно нет. Сейчас вообще – никаких предчувствий, никаких прогнозов. Не представляю, чего ждать от сборной России. И не удивлюсь ничему. Выиграют Олимпиаду – сам же и напишу: все по делу, к этому шло. Проиграют? Лично найду тысячу ответов, почему это случилось. Почему все по делу.
***
Но вот тогда, кажется, многое было ясно "до". Напряжение росло, беспокойство множилось. Мощь удивительной сборной таяла от матча к матчу.
Зинэтула Билялетдинов смотрел исподлобья на всех нас, задающих вопросы. Вяло и не к месту огрызался.
А потом вдруг, перед самой Олимпиадой, расслабился. Внутренне махнув рукой: да будь, что будет! Гори оно все огнем!
Одна сцена перед глазами, будто вчерашняя. Корреспондент Шевченко поймал Билла в Сокольниках после хоккея. В этом самом новом настроении.
– Я не закрываюсь, нет, – сообщил вдруг Билялетдинов. – Вы не подумайте.
– И все-таки зря вы закрываетесь, – будто не услышал его корреспондент, размахивая камерой прямо перед тренерским носом. – Вот после Сочи…
Договорить ему Билл не дал. Расцвел от услышанного. Навис над камерой:
– Будете меня жарить, да?
– Да, – на всякий случай сжался корреспондент.
– Вы меня будете… – обрадовался сильнее прежнего Зинэтула Хайдарович, сделал какое-то лыжное движение.
Главный тренер олимпийской сборной был в ударе. В каком-то странном ударе. Приобнял другого корреспондента за плечи – когда такое бывало?! – рассмеялся зло:
– Особенно вы – г… нальете… Что мне закрываться? От кого мне закрываться? Объясни мне, что значит "я закрылся"?
– Мы ни разу не получили комментария по поводу олимпийского состава, – пискнул из-за камеры Шевченко.
– При чем здесь я-то? – поразился главный тренер сборной.
Захотелось ущипнуть самого себя за ухо: не мерещится ли? Не обман ли слуха?
Все это было странно. Нелепо. А после и вовсе показалось похмельным сном. Когда за считанные дни до Олимпиады причастные к сборной сосредоточились на глупых мелочах. Нервно взвешивали, кто сильнее – Семин или Соин.
***
Та Олимпиада разбилась на осколки в сознании. На вспышки.
"Для кого-то Олимпиада – раскаленная сковорода, а для меня – санаторий имени Крупской. Жизнь как в раю – не надо бегать по Москве за персонажами. Не надо договариваться подолгу, сверяя графики. Не надо расплескивать жизнь в пробках" – это я написал, когда Олимпиада только начиналась.
Мы с коллегой Кружковым уже успели обстоятельно поговорить с чудесным писателем и фотохудожником Юрием Ростом. Этот человек умудрился проникнуть в раздевалку баскетбольной сборной СССР на Олимпиаде-72. Сразу после "трех секунд". Оба Белова, Едешко, Жармухамедов сидели в тесной комнатке, вытянув ноги. Никто не знал, что будет. То ли переигровка, то ли нет. А фотограф Рост сновал, никем не замеченный, между кроссовками…
Поговорили с Мариной Анисиной и Марией Киселевой. С неизбалованным корреспондентами бобслеистом Воеводой. Через пару дней он станет олимпийским чемпионом, и навалятся на нашего Воеводу уже все. Но тогда рядом были только мы.
Улыбались даже проигравшие. Иван Скобрев, мечтавший о золотой медали, терпеливо объяснял в диктофоны, почему вместо золота образовалось седьмое место, а пьедестал в оранжевых цветах Голландии.
Лишь хоккейная сборная была отчего-то сердита. Прилетела хмурой, не оттаяла ни к первому матчу, ни ко второму.
"Здесь не удивили – так удивите на льду", – написалось тогда. Сборная если и удивляла, то лишь вымученной игрой. Будто мечтая, чтоб все это закончилось поскорее. Эти разговоры, разговоры, разговоры о золоте, золоте, золоте…
А кто-то играл в те же дни раскованно и весело. Как сборная Швеции – вот кто выглядел будущим олимпийским чемпионом.
***
От такого хоккея хотелось отвлечься.
Посреди олимпийского парка охраняют стратегический объект. Замаскированный, задрапированный.
– Там кладбище старообрядцев, – равнодушно сбросил мне кто-то из бывалых.
Я не поверил. Прошмыгнул мимо охраны, отодвинул кусочек брезента. Точно, кладбище!
Интересно – маскируют ли до сих пор?
Не все местные были рады Олимпиаде.
– Что здесь прежде было? – указал я на отель у моря.
– Казачий рынок, – ответили мне. – Ах, какой у нас был Казачий рынок! Какой металлоремонт!
Вот и весь разговор.
***
Чем мрачнее сборная – тем веселее корреспонденты. Убедился лишний раз, встречая ту сборную в сочинском аэропорту.
В соседней палатке давился народ за билетами на Олимпиаду. В том числе на хоккей. Поблизости цокали каблуками казаки. Поправляли папахи. Следили, чтоб болельщики не подрались – горячо у касс.
А просочившихся корреспондентов выкуривали из тесного VIP-терминала. Я поскорее снял аккредитацию с груди. Расстегнул воротник – выставив напоказ звенья золотой цепи.
– Могу вам объяснить, почему нельзя, – наставлял корреспондентов кто-то. – Здесь люди, которым нужны тишина и анонимность. Они за это платят. И тут – вы…
Я принял вид самый независимый. Отвернулся к окну.
– Вы представитель СМИ? – подошли и ко мне.
– Я что, похож на представителя СМИ? – брезгливо обернулся.
– Не похожи. Извините, – девушка покраснела. Отступила на шаг.
Камер становилось все больше. Операторы делили место, беззлобно попинывая друг друга. Асфальтового пятака перед автобусом хватало не всем. Кто-то рассматривал самолет с эмблемой "Манчестер Юнайтед" на борту – не он ли доставил сборную?
Повезло караулившим у полосы – здоровенный красный лайнер с надписью "Россия" вынырнул из облаков как-то незаметно. Будто ковер-самолет. На диво бесшумно.
"Бомбилы", похожие на одышливых горных орлов, не теряли надежды: быть может, Ковальчук предпочтет автобусу с номером "р132рр" их "Волги"? Смотрели из-под козырьков.
Кто-то в толпе предположил – стоит сейчас крикнуть "Идет!" – и хрупкий мир среди телекамер, выстроенный на системе противовесов, рухнет. Все кинутся навстречу, размахивая штативами. Не всякий в той давке сохранит здоровье – кому-то Олимпиада подарит инвалидность. Хорошо, если первую группу с ее льготами и поощрениями. Кому-то ведь и бесполезную вторую…
– Идет! – крикнул кто-то.
Камеры ощетинились. Каждый был готов кинуться, но держался из последних сил.
Напрасно метался пресс-атташе сборной между Радуловым и Ковальчуком. Ни тот, ни другой головы не повернули. Говорил, помнится, Виктор Тихонов. Улыбался кому-то из окна первым занырнувший в автобус Александр Еременко. Раскраснелся от приветов с улицы Илья Никулин. Генменеджер Алексей Касатонов смотрел на толпу корреспондентов иронично. Тренер Дмитрий Юшкевич – удивленно.
Билялетдинов ронял негромкие слова:
– Ковальчук набрал блестящую форму…
Это мы поняли и без тренера. От собственного пресс-атташе ушел Илья тогда мастерски, на рывке.
– Россия или смерть! – внезапно оживил обстановку исполнительный директор ФХР Валерий Фесюк. Сжал кулак – и шагнул в автобус. Под взглядом обомлевшего тренера вратарей Владимира Мышкина.
***
Россия играла вяло, но после каждого матча казалось – прорвет, вот-вот прорвет.
Быть может, некоторых действительно прорвало. Но уже в отпуске.
Мы умудрялись целый матч держать нулевую ничью со словаками – блестящая форма Ковальчука с Радуловым оборачивалась голами лишь в серии буллитов.
Терзались со словенцами, все-таки обыгрывали, но… И здесь отыскивалось "но"! Стоило появиться на площадке похожему на демона Копитару – игра тотчас перемещалась в зону российской сборной. И неважно, какое звено на льду у нас. Это наводило на мысли довольно печальные.
Билялетдинов становился все бледнее. А паузы между словами – все тяжелее. Наконец, проиграли американцам ничего не значащий матч группового турнира – и пресс-центр накрыла волна трагизма. Будто прозрели все в одночасье.
Отговорив свою минуту на пресс-конференции, тренер скрывался в тайной дверце. Прорезанной в стене, не исключено, специально для него, общительного нашего. Перехватить не успевал никто – с рывком у Билялетдинова все на уровне Ковальчука. Годы не властны.
Вот и тогда, после поражения от американцев, Зинэтула Хайдарович рванул туда. К дверце.
– Хайдарыч! – окликнул кто-то.
Он замедлил шаг, обернулся. Это эксперт Сергей Гимаев хотел что-то сказать с глазу на глаз. Дослушивать Билялетдинов не стал – ускорил шаг. Дверь захлопнулась. А вскоре передал через пресс-атташе: оставаться после пресс-конференций и вести беседы с российскими корреспондентами не собирается. Все – в официальном порядке.
Любви Зинэтуле Хайдаровичу это, безусловно, добавило. А Гимаев все, что собирался сказать Билялетдинову шепотом, звонко излагал всем газетчикам вокруг. Корреспонденты мстительно конспектировали, не упуская ни слова.
Американцы – маленькие, сутулые, злые и неутомимые на льду – в микст-зоне расправили плечи. Говорили и говорили. Кто-то, я засек, продержался возле микрофонов 14 минут. Держался бы и дольше, да репортеры разошлись. Американец оглядывался беспомощно, готовый расплакаться: неужели это все?! После такой-то победы!
***
В печали разбредались по отелям хоккейные легенды – чтобы наутро, на приеме в швейцарском павильоне, реставрировать свое настроение. Глядя на них, оттаял и я.
Могучий Юрий Ляпкин внезапно навалился сверху на тщедушного Рене Фазеля. Приобняв за плечи:
– Давай уже, включай этих…
Не узнавший Ляпкина президент ИИХФ двумя пальцами взял на груди олимпийского чемпиона аккредитацию, прочитал имя. Ляпкин и не заметил всего этого, глядя на Фазеля с нежностью и тревогой. Как на непутевого сына. Продолжая гнуть свое:
– Давай уже, включай этих…
– О! – заметил мою камеру Фазель. Обрадовался спасению, указал пальцем в объектив:
– Нас снимают!
– Да ну их, – махнул мозолистой рукой Ляпкин.
***
Помню, сновал заграничный фотокорреспондент вокруг Геннадия Тимченко, привлеченный импозантным видом. Думал, должно быть: вот он-то точно трехкратный олимпийский…
Снял с того ракурса, с этого. Вдруг, приоткрыв аккредитацию на груди миллиардера, сфотографировал и ее. Пояснил:
– Чтобы не забыть ваше имя.
Мы с президентом СКА расхохотались одновременно.
Тема Ковальчука была в 2014-м самой горячей.
– Когда-то "Зенит" покупал турка Фатиха Текке и услышал пожелания – снять квартиру с видом на мечеть. Какими пожеланиями вас удивил Ковальчук? – начал расспросы я.
– А знаете, у него не было вообще никаких просьб! Сказать вам честно?
– Если можно.
– Ковальчук переехал в Питер на значительно меньшие деньги, чем получил бы в Америке по контракту.
– Не может быть.
– Точно вам говорю! Сумма – вопрос конфиденциальный, но вы уж мне поверьте. Получать в России Илья будет меньше. Он вернулся сюда ради Олимпиады.
– Не понимаю логику.
– Не знал, будет ли разрешено ребятам из НХЛ играть в Сочи. А он очень хотел сыграть. Все мне искренне рассказал о мотивах. Ну и Питер ему нравится, конечно.
***
Игорю Ларионову сообщали вполголоса, что известный журнал включил его в сотню самых влиятельных хоккейных людей мира.
– Да? Первый раз слышу, – даже не обрадовался Ларионов.
Кто-то спрашивал про самый памятный матч на Олимпиаде, Ларионов невозмутимо отвечал:
– Лейк-Плэсид.
Корреспонденты понимающе кивали. А Ларионов продолжал:
– Потому что я там не играл…
***
Обыграли нас в итоге финны. До сих пор перед глазами этот момент: сборная России, вжав головы в плечи, уходит под трибуны. Каждый глазами сверлит пол.
Не было даже злости – финны не дали ни шанса, проехавшись катком. Как обижаться на каток? На смявший все самосвал?
Играл за финскую сборную на той Олимпиаде юный Барков. Я высматривал его и в предыдущих матчах. Наш же парень. Красавец! Могучий, техничный. Незадолго до Олимпиады поговорил с его отцом, знаменитым спартаковцем.
– В Финляндии к сыну был интерес, а из России – ни звонков, ни предложений. Выбирать не приходилось. Куда пригласили, туда и поехал. Вы с ним пообщайтесь – мальчишка совсем русский. Говорит чисто, без акцента, как и Леня Комаров. Ну и по-фински, конечно, тоже. Все-таки родился здесь.
Я предположил, что финская лига – тихая гавань. И Баркову нужно скорее перебираться в КХЛ. Если не в Америку.
Барков-старший расхохотался:
– Тихая гавань? Да в Финляндии играют гораздо быстрее, чем в России! И жестче! Если б вы увидели местные матчи, поразились бы. Как-то приехали ярославские ребята в наш городок, схватились за голову: "Это ж теннис, а не хоккей. Шайба туда – шайба сюда…" Все нынешние финны – они как Аалтонен. Вы должны помнить этого хоккеиста по Магнитогорску.
"Шайба туда – шайба сюда" – то самое, чем финны нас придавили в четвертьфинале сочинской Олимпиады. Кстати, Аалтонен и забил. Молодой Барков почему-то не вышел – но обошлись без него. 43-летний Селянне издевался над нашей обороной – не успевали за ним ни Андрей Марков, ни Войнов. Надо было видеть наших тренеров в эти секунды. Вот Селянне делает счет 1:2 – а на лице Билялетдинова отражается такое страдание, будто этот момент разделил его жизнь на "до" и "после". Валерий Белоусов для верности протирает очки. Белов жестикулирует так, будто подает знак каторжнику на болотах.
Все это выветрилось бы из репортерской памяти. Но блокнот сохранил.
Слава Богу, дьявол Селянне закончил, в Пхенчхане не встретимся…
***
Кто-то готовил статистику в номер: "Сборная России в Сочи за 5 матчей забросила всего 12 шайб – в среднем по 2,4 за игру. Это худший результат за 6 Олимпиад, на которых выступала наша команда…" А Зинэтула Хайдарович поправлял галстук, отправляясь на прощальную пресс-конференцию.
Все было так красиво, так театрально, что заметка о том вечере написалась сама собой. Вот она, пожелтевшая за 4 года: "После футбольного чемпионата мира 2002-го пресс-атташе силился вытянуть Олега Иваныча Романцева на пресс-конференцию.
Тот почти вырывался, переходя на голос плачущий:
– А можно, я не пойду?
По дороге к залу для прессы главный тренер трижды едва не улизнул.
Мне казалось, история вернулась по спирали.
Вчера Зинэтула Билялетдинов задерживался так, что выглядело это неприличным даже для проигранного четвертьфинала. Перед гражданами иностранцами было неудобно. Казалось, Зинэтула Хайдарович не придет вовсе. Скроется черным ходом. Исчезнет, как чеширский кот, оставив всем нам улыбку. Прибегнет к радикальным методам Александра Керенского.
Прошел, кажется, час после матча.
Девочка, ответственная за дверь, задорно поблескивала очками:
– Немного задерживаются.
Но он все-таки пришел. В лице Билялетдинова мало что изменилось по сравнению с прошлыми матчами. Зато прекрасно сформулировал на сей раз все то, что у меня не получалось сформулировать самому себе:
– В общем-то, неприятная ситуация.
Если б я умел излагать так точно, так глубоко, боже, как бы я был счастлив.
Все происходящее казалось гадким сном. Особенно то, с каким лукавством водил глазами вдоль журналистских рядов Эркка Вестерлунд.
На Билялетдинова финн косился с некоторым недоумением. Особенно когда Зинэтула Хайдарович призвал не жонглировать словами, а валить все на него.
"Все-все?" – переспрашивали глаза Вестерлунда…"
***
С того момента при самых тяжелых жизненных испытаниях повторяю, как мантру: "В общем-то, неприятная ситуация". Спасибо, Зинэтула Хайдарович, спасибо, златоуст.
…Я плелся к выходу, отослав скорбную заметку в Москву. Видел, как спасается от толпы волонтеров Виктор Тихонов-старший. Скорость, которую способен был держать в свои годы Виктор Васильевич, – безусловно, приятное открытие того вечера.
Но проворные волонтеры догнали его, как дедушку Корнея. Окружили и долго фотографировались. Но и когда вылетала птичка, Тихонов не выдавил улыбки. Переживал за внука, недооцененного в той команде.
Догнал Виктора Васильевича и я. Попросил что-то рассказать. Взгляд его, устремленный куда-то внутрь, прояснился. Глаза сверкнули яростью. Остановился:
– Ну что рассказывать? Вы же видели, как играла команда?!
Я кивнул. Конечно, видел.
– Ну и о чем говорить после такой игры?
Только воспитание не позволяло Виктору Васильевичу плюнуть на кафель.
***
Все, буквально все знали, кто станет следующим главным тренером сборной. Просто не говорили вслух.
Но стоило мне подойти к ложе на самом высоком этаже – карты были раскрыты. Первым фамилию озвучил простодушный Лев Валерьянович Лещенко.
– Я присматриваюсь к Билялетдинову – он индифферентный. А здесь должен быть харизматичный человек. Как Знарок!
***
Как хмуро прилетела сборная в Сочи – так и разъезжалась. Кто-то спешил к самолету, который прислала НХЛ. Уехал Антон Белов – в комичной шапочке и невероятного кроя пальто. Загрузился в самолет, коротко обняв Третьяка, небритый Семен Варламов. Емелин с опухшей после финнов губой. Никем не узнанный скромник Марков. Кулемин с огромной коробкой под мышкой с надписью "Хоккей".
– В Сочи больше нет хоккея, – находил силы шутить кто-то. – Кулемин увез.
Владислав Третьяк притоптывал на студеном ветру, провожая отбывавших. Веселил журналистов:
– Прессу надо любить, с прессой надо общаться… – и радовал свежайшими новостями, – А я сегодня ночью вообще не спал! Разве заснешь после такого?
Кто-то всхлипывал.
А финны и Селянне точно так же, как нас, раскатывали американцев в матче за третье место. Но кому это было интересно?