Евгений ДЗИЧКОВСКИЙ

Жаркие. Не поспоришь. Сейчас вот вышел на балкон гостиничного номера, постоял в футболке. Внизу успел застать плюс 18. Вверху постоянно встречаю коллег, увешанных фотоаппаратурой: идут, пышут жаром в расстегнутых куртках. Достаточно увидеть лицо тренера российской биатлонной сборной Вольфганга Пихлера, чтобы понять: у них там в самых горах с солнцем тоже полный порядок.

Зимние. Без вариантов. Лыжные трассы толщиной с железнодорожную насыпь. Минералка на том же балконе промерзает за ночь. В горной Олимпийской деревне ледяные статуи словно каменные – не теряют форму неделями. То, что на высоте 1200 метров еще дождь, на 1400 – уже снег.

Мои. Мои? Ответ на этот вопрос предстоит получить в ближайшие 17 дней.

Есть множество людей, не готовых считать эти Игры своими. Оплакивающих гигантскую стоимость Олимпиады, подмечающих тонны шероховатостей и гектары несоответствий. Знаю и другую категорию. Соотечественники самых разных политических взглядов купили билеты в Сочи вообще и на олимпийские арены в частности. Они не станут отключать в своем сознании макроэкономические сомнения, а просто приедут сюда поболеть. И повертеть головой по сторонам. Потому что тут есть что увидеть.

Я вижу это уже 10 дней – и все никак не могу привыкнуть. Тут дико красиво. Тут понастроено такого, о чем сложно было мечтать всерьез. Вписано в горы, в береговую линию, подсвечено и расцвечено, украшено, выметено. А что не дометено, то яростно метут в эти последние дни.

Здесь толпы ярких иностранцев мирно соседствуют с гастарбайтерами. И те, и другие, представьте, "понаехали", но это никому не претит. Олимпиада же! Одни соревнуются, другие обеспечивают, третьи болеют. Как иначе?

Ходишь среди всей этой роскошной пестроты и думаешь, определяешься. Сознание сейчас на весах, раздвоенное и упорно не желающее воссоединяться. Мое это или не мое? Вот эта сказка в стиле хайтек – она холодна или тепла?

Нет пока ответов. Но они обязаны появиться к концу Игр. А лучше к середине. Отыскать их поможет спорт. Те самые 15 видов и 98 комплектов наград, которым предстоит очеловечить эту Олимпиаду.

Без драм, слез, падений, зубов, кусающих медаль, и ликующих прыжков на пьедесталах не понять, что это будет и зачем это будет. Спорт – душа, все построенное – лишь тело. Жутко дорогое, гигантское, сотворенное из железа, стекла и бетона вперемешку с амбициями. От него ни убежать, ни откреститься, потому что оно уже есть. Только ведь и не хочется почему-то бежать. А хочется, напротив, предвкушать, смотреть, болеть. И чтобы побыстрей уже все начиналось.

Сейчас из Сочи идет шквал информации о недоделках. Кособокие унитазы, ржавая вода, веселые собачки на улицах. В моей гостинице ничего этого нет. Повезло, наверное. Но число людей, застывших повсюду с фотоаппаратами на уровне глаз, многократно превышает число собачек. И американские журналисты, те самые, что сидят без воды, рассказывают: в Атланте-1996 хаоса было побольше. Возможно, не бытового – организационного.

Отлично помню старую Красную Поляну с холодной каменистой речкой Мзымтой, единственным кресельным подъемником, редкими парапланами, шиповниковым чаем на хребте Аибга. И понимаю сегодняшних фотографирующих. Даже если не знать, как тут было, невозможно не восхититься тем, что стало.

Во все это, понятно, придется вживлять сервис. Не казаков на улицах и не объявления об учебной пожарной тревоге, разбудившие меня вчерашним утром, а улыбки, доступные цены, массовый общепит.

…Когда-нибудь, когда про нынешнее время будут написаны тома, история всех рассудит. Многое и о многих узнаем, что-то поймем, сопоставим потери и выгоду. Сейчас же у нас есть привилегия знать другое: на Олимпиадах запоминаются не унитазы, а герои. В строю которых, хочу в это верить, найдется место нашим.

Медальный зачет сочинских Игр будет отслеживаться в России еще более истово, чем всегда. Построить такое и выступить, как в Ванкувере, было бы фантастическим головотяпством, если не сказать глупостью. Самый титулованный спортсмен в олимпийской сборной России – кореец. Куда уж дальше? Хотя все понимают: это спорт, он непредсказуем, чем и прекрасен, соперники сильны, конкуренция остра, судьи строги, ля-ля-ля, жу-жу-жу. Но где еще, как не в собственных победах, выстрадавшая Олимпиаду страна найдет ту пронзительную лирику, что облегчает болевые синдромы? И разве не вкачивали мы из той же трубы не только в трамплины с ледовыми дворцами, но и в людей с клюшками, бобами, винтовками, лыжами?

Возможно, эти Игры повлияют на все олимпийское движение. Они еще не успели начаться, а князь Монако Альбер II уже предложил расширить сроки и программу будущих Олимпиад. Вдохновился увиденным в Сочи? Решил, что возводить такое легко и приятно?

Всплыл в ходе открывшейся в Сочи 126-й сессии МОК и другой вопрос, от которого вздрогнули, должно быть, олимпийские бродкастеры. Телевидение, было сказано на сессии, сейчас не в тренде, молодежь тяготеет к социальным сетям. Значит, Олимпиаде надо под это подстраиваться. И ведь надо, факт. Хуан Антонио Самаранч и Жак Рогге начинали свой президентский путь в России: оба были выбраны главами МОК на сессиях в Москве. Почему бы новому энергичному олимпийскому боссу Томасу Баху не взять реформаторский разгон в Сочи?

Хотя меня, честно говоря, больше волнует другое. Олимпиада, уже построенная и, по сути, начавшаяся, должна раскрыться, повернуться лицом к людям, которым она многим обязана. К нам. К нашим детям, чья будущая влюбленность в спорт напрямую зависит от таких вот событий. К тем, кто видел в жизни слишком мало хорошего, чтобы увидеть спину еще и этих Игр.

Мне надоело считать деньги, которых я никогда не увижу. Надоело не любить. Осточертело бродить между запретами. Я желаю балдеть от гор, считать медали и видеть улыбки. Я хочу 23 февраля, в день закрытия сочинской Олимпиады, поздравить себя фразой, мыслью, убеждением: это были мои Игры.

Красная Поляна