Интервью призера Олимпиады из Киева: переехал из-за Чернобыля, общается на русском и грустит из-за политики
Дмитрий — уникальный человек. В течение многих лет он был одним из немногих европейцев, кто боролся с китайцами на международной арене. В Лондоне и Рио взял бронзу в личном турнире за двумя китайцами, на четырех Олимпиадах подряд брал медали в командном разряде за Германию — с 19 до 31 года.
С немецким гражданством и мировым именем
В Париже все пошло не так — сначала Овчаров проиграл в семи сетах французу Фелису Лебрюну, а в команде снова все решили два очка — теперь поражение от открытия Игр шведа Морегорда, который наконец заставил отдать китайцев хотя бы серебро. Хотя завершать ему точно рано — коллега по сборной Тимо Болль ушел из спорта только в 43, а Овчарову всего 35. У него сотни тысяч подписчиков в соцсетях, контракты с мировыми брендами и множество титулов.
Овчаров — уроженец Киева, переехал с родителями в Германию из-за чернобыльской катастрофы в 1992 году.
Но что делает его особенным — эмпатия к людям. У нас с Дмитрием странные взаимоотношения. В Токио я один на весь зал орал ему на русском слова поддержки в окружении делегации китайцев, которые при всем ковиде заполнили зал весьма прилично. Потом в микст-зоне Дмитрий сам ко мне подошел и без всяких вопросов сказал: «Спасибо большое, я все слышал. Очень помогало». Интервью тогда сделать не получилось, потому что параллельно начинали играть гандбольный финал наши девушки.
В 2024-м история повторилась. Теперь, правда, было сложнее — игры шли на четырех столах, зал полный и сходил с ума по французам. Но я ловил тишину — и снова орал «Дима, вперед!», повергая в шок и вызывая интерес у своих соседей по трибунам. И снова он подошел и поблагодарил — хотя с тех пор за три года много чего произошло. И сам начал расспрашивать: как там в России, как изменилась жизнь, что думают люди про политику? По-моему, у меня самого еще никогда не брали интервью в микст-зоне. Но и Овчаров без проблем дал «СЭ» интервью на русском — наверное, потому что он против популярной нынче коллективной ответственности.
Бабушку перевезли из Киева в Германию — она скончалась через два месяца
— Тебе нормально, когда орут в поддержку? Может, наоборот, нравится в тишине играть?
— Нет, что ты! Мне приятно слышать своих людей, голоса на русском. Спасибо, что ты снова приехал поддерживать. Это гонит вперед.
— Много что изменилось за три года в твоей жизни?
— Много. После Токио травма была, потом клуб поменял — играл в Оренбурге, сейчас вернулся в Германию. Тяжелая политическая ситуация в спорте, и на меня тоже все эти события влияли. Я родился в Киеве, но играл в Оренбурге 12 лет (клуб «Факел-Газпром». — Прим. «СЭ»), у меня осталось много знакомых, с которыми я продолжаю общаться, переписываться. Тяжело такое переносить. Надеемся, скоро все это закончится и мы вернемся к нормальной жизни.
— Можешь вспомнить февраль 2022 года, что тогда происходило у тебя?
— Конечно, я все помню. С одной стороны, мы сразу звонили моей бабушке, которая жила в Киеве, спрашивали, как ситуация, здоровье и так далее. В то же время созванивались с клубом. 12 лет — это действительно много, они стали мне на тот момент уже родными, близкими людьми. Они спрашивали, как у меня, я — как у них. Вначале это ощущалось чем-то нереальным. И ты не можешь воспринять это правильно. Кажется, это идет где-то далеко, продлится два дня, неделю, ну не может больше.
Я был в Германии в тот момент. Но буквально за пару недель до начала был в России. Надежда была только на то, что это быстро кончится. То, что эта история так затянулась... Короче, это было неожиданно. Думаю, для многих людей сложившаяся обстановка очень печальна, в разных странах и обстоятельствах.
— Клуб нормально отнесся?
— Да, со временем стало понятно, что нереально продолжать сотрудничество в такой ситуации. Люди в клубе — близкие мне, они стали мне друзьями, я до сих пор с ними на связи. У них тоже все тяжелее стало, конечно.
— Что с бабушкой в итоге решили?
— Мы ее перевезли в Германию. Хотя ей было 85 лет, она жила в Киеве всю свою жизнь, 50 лет в маленькой квартире в обычном доме, хотела всегда там жить. Мы ее вывезли. Пару месяцев пожила в Германии — но скончалась, к сожалению. Очень печально. Просто надеюсь, что все закончится как можно быстрее.
Сейчас мир более холодный
— Ты родом из Киева, но семья переехала из-за катастрофы в Чернобыле. Можешь рассказать, как это было?
— Я, конечно, это не помню. Моя мама рассказывала, что волновалась за здоровье ребенка, то есть мое. В связи с радиоактивностью. Думала, что буду болеть или что-то не так пойдет. Когда я родился, мой папа на тот момент сам играл в настольный теннис в Польше. Потом у него было предложение играть в Германии. Родители подумали, что там будет полегче. Мама — учитель физкультуры, тренер по настольному теннису, дальше занималась этим в Германии. Папа играл, это были наши основные доходы в семье, потом он старел, уже хуже играл и получил образование как физиотерапевт. Мама стала учителем в школе. В общем, обосновались потихоньку.
— Отношение было нормальным?
— Очень хорошим. Мы заселились в деревню, там очень добрые люди были, поддерживали, у нас сначала мало что было вообще, нам сильно помогали немцы. Сейчас мир другой, стал более холодный, на мой взгляд.
— Что пошло не так на Олимпиаде?
— Феликс очень сильно играет, я тоже классный матч выдал, первые три сета проиграл, все мог выиграть. Потом догнал, и седьмой сет на «больше — меньше»... Один из лучших матчей, который я играл на Олимпийских играх. Все очень близко. Одно очко больше — я бы выиграл, мог за медаль побороться. В командном хотелось компенсировать, но не получилось. Сейчас надо взять время и сделать выводы.
