СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Ирина Моисеева и Андрей Миненков всегда стояли в длинном ряду танцоров особняком. Слишком были "другими". Слишком балетными, слишком музыкальными, слишком независимыми – вместе со своим тренером Татьяной Тарасовой, которой на момент начала работы с фигуристами едва перевалило за двадцать лет. Вместе они выиграли не так уж и мало: по два раза – чемпионаты Европы и мира, дважды становились призерами Олимпиад. Но считались скорее неудачниками: 13 серебряных и бронзовых наград, завоеванных за десять лет выступлений на высшем уровне, значили в те времена немного.

Андрей МИНЕНКОВ
Родился 6 декабря 1954 года в Москве.
Советский фигурист, выступавший в танцах на льду в паре с Ириной Моисеевой.
Серебряный призер Олимпийских игр-1976, бронзовый – Игр-1980. Чемпион мира (1975, 1977), чемпион Европы (1977, 1978).
Пара Моисеева – Миненков была создана в 1966 году их первым тренером Игорем Кабановым. Через несколько лет они стали тренироваться у Татьяны Тарасовой, с именем которой и связаны основные победы фигуристов. Первый успех пришел к паре в 1975 году, когда после снятия с соревнований Людмилы Пахомовой и Александра Горшкова они сенсационно стали чемпионами мира. В течение семи последующих лет (1976-1982) пара Моисеева – Миненков завоевывала медали на каждом чемпионате мира и Европы (всего – 3 золотые, 6 серебряных и 5 бронзовых).
На Олимпийских играх-1976 танцы на льду дебютировали в олимпийской программе, и молодой дуэт взял серебро, уступив опытным Пахомовой и Горшкову всего 5 баллов. Через 4 года первенствовали Наталья Линичук и Геннадий Карпоносов, а Моисеева и Миненков пропустили вперед еще и венгров Кристину Регецу и Андраша Шаллаи. Моисеева и Миненков завершили карьеру 27 ноября 1983 года на турнире на призы газеты "Московские новости". Через год у них родилась дочь Елена.
После окончания профессиональной карьеры Миненков защитил кандидатскую диссертацию на тему "Фрикционное взаимодействие конька с поверхностью льда и моделирование скольжения фигуриста". Начиная с 1990-х Андрей успешно работает в бизнесе.

* * *

– Андрей, большинство представителей вашего вида спорта с детства знают, что фигурное катание – это верный кусок хлеба. Боязнь когда-нибудь расстаться с коньками очень ощутима. Вы же, закончив карьеру, предпочли уйти в бизнес, почему?

– Это произошло не сразу. От спорта действительно очень сложно оторваться, но это именно из-за боязни: ты ничего другого не знаешь, ничего не умеешь, и можно вообще без хлеба остаться. А с коньками он хоть какой-то, но есть. Хотя жизнь фигуриста после спортивной карьеры – далеко не сахар. Работа начинающего тренера, пусть даже не в России, а в США, где всегда платили совершенно другие деньги, часто начинается в шесть утра. В это время ты уже стоишь на льду, и целый день проводишь в коньках в этом холодильнике.

– Тем не менее в начале 90-х все рванули в Америку на заработки, а вы – нет?

– У меня всегда были несколько иные установки в жизни. Я и в институте физкультуры, как вы знаете, не учился.

– То есть, уже на момент поступления четко понимали свой дальнейший пути в жизни? Или просто не хотели быть "как все" и становиться "физкультурником"?

– Во-первых, я никогда не считал, что люди, заканчивающие институт физкультуры, идут туда от недостатка ума. Но сам нередко думал, что даже спорту нужны самые разные специалисты. Не обязательно тренеры. Поэтому и пошел учиться в институт радиотехники, электроники и автоматики – МИРЭА. Помню сбор по общефизической подготовке в Юрмале в тот год, когда мы поступали в институты: все мои одногодки заваливались после тренировки спать, а я садился за математику – зубрить. Иногда за письменным столом и просыпался. Но искренне верил, что рано или поздно мучения принесут свои плоды.

– Какой вы представляли тогда свою будущую профессию?

– Вообще никак не представлял. Тем более что учился медленно и долго. Только после того, как мы узнали, что Ира беременна, я три года мотанул экстерном. Понимал: если не закончу институт к моменту рождения ребенка, то уже никогда его не закончу. Успел. Собственно, от спорта нас с Ирой оторвала как раз дочь.

– А что было потом?

– Потом был выбор. Не пойти ли, например, в балет на льду. Звали-то во все балеты мира. Но мы не захотели. Слишком устали за годы выступлений, вымотались до предела. Карьера-то была сложной. Мы оба понимали, что если будем продолжать кататься, ничем хорошим это не закончится: просто свихнемся. По крайней мере, считали именно так.

Были и другие варианты. Пойти в спортивные чиновники, например. Но я решил поступить в адъюнктуру и стал писать диссертацию.

– Жить было на что?

– В финансовом плане мы не бедствовали. Оставаясь офицером, я практически сохранил за собой ту же зарплату, что получал, будучи спортсменом. Это Иру в "Труде" уволили сразу, как только узнали, что она ждет ребенка, сказав, что ее ставка нужна для другого человека. Тогда по этому поводу был страшный скандал, который с трудом удалось замять.

* * *

– Что вы вкладываете в слова "сложная карьера"?

– Нам много чего досталось. Мы же в танцах были в определенном смысле белыми воронами. К тому же – с достаточно молодым тренером, которая далеко не всегда имела возможность нас защитить. Тарасова, скорее, училась – вместе с нами. Это сейчас она говорит, что мы с Ирой были у нее подопытными кроликами. Но ведь на самом деле точно таким же кроликом была и она у нас. Ее очень много "клевали". А вместе с ней крепко доставалось и нам.

– За что?

– Слишком много "высовывались". Хотели сделать что-то свое, выделиться музыкой, костюмами, постановками. Мы первыми, поставив "Вестсайдскую историю", стали катать программы под единый сюжет, единую музыку. Балетность – это тоже мы. Хотя в те времена само слово "балет" применительно к фигурному катанию считалось страшным ругательством. Плюс – не самые слабые соперники.

– Кого вы имеете в виду?

– Ну, конечно, не Наташу Линичук и Гену Карпоносова. Борьба шла прежде всего с их тренером – Еленой Анатольевной Чайковской. На Играх в Лиллехаммере, где Джейн Торвилл и Кристофер Дин проиграли Оксане Грищук и Жене Платову, Дин сказал мне: "Только сейчас я понял, что такое соревноваться с Чайковской!".

– А причем здесь Чайковская? Ведь официально Грищук и Платов тренировались у Линичук и Карпоносова.

– Елена Анатольевна в те годы очень сильно влияла на все, что происходило в танцах.

– А в чем проявлялось ваше противостояние?

– Например, о нас с Ирой всегда очень мало писали – при том, что в стране было достаточно много спортивных журналов. Помню, один из фотографов сделал о нас репортаж, долго совался с ним во все издания и везде получал отказ. Он тогда сказал нам, что вообще не понимает, что происходит.

Возможно, это было связано с тем, что муж Елены Анатольевны был достаточно влиятельным человеком в журналистской среде, не знаю. Но это – факт. Как и то, что люди, работающие в федерации фигурного катания, не всегда решались даже подойти и поздравить, когда мы побеждали.

– Какие отношения у вас были с Линичук и Карпоносовым?

– В рамках приличий, скажем так. Дело не в том, что мы соревновались между собой. Точно так же мы соревновались с Торвилл и Дином, но это совершенно не мешало нам иметь прекрасные отношения вне льда. Соревновались с Бестемьяновой и Букиным, с которыми дружим до сих пор. А Наташа с Геной – они просто были другими. Во всех отношениях. У нас было крайне мало точек соприкосновения.

– Вы никогда не задумывались о том, что они, возможно, просто намного больше вашего хотели победить, готовы были заплатить за это любую цену? И именно поэтому они, а не вы, выиграли в 1980-м Олимпиаду в Лейк-Плэсиде?

– Наверное, это можно сказать не только про Олимпиаду, а про всю нашу карьеру. Мы с Ирой действительно никогда не были готовы наступить на собственное горло ради медали. Важнее было сделать "свое" и добиться признания у зрителей. Это правда.

– Свою карьеру вы считали удачной?

– Сказал бы, что мы были самыми удачливыми из всех неудачников. Все-таки дважды становились чемпионами мира, два раза выигрывали чемпионаты Европы, были призерами двух Олимпийских игр. Некоторые до сих пор нас помнят, хотя, с моей точки зрения, это – парадокс. Еще больший парадокс заключается в том, что многие искренне считают нас олимпийскими чемпионами.

– Знаю, что для Ирины это был осознанный выбор – не становиться тренером. Не связывать свою жизнь с фигурным катанием.

– Тем не менее она работала тренером какое-то время – с совсем маленькими детьми. Потом ее пригласили в школу по фигурному катанию, которую создал "Тверьуниверсалбанк". Точнее, даже не так: при банке тогда организовали балет на льду, а уже при этом балете была образована детская школа. Одиночников в этой школе, кстати, тренировал Станислав Жук. Но потом банк разорился – это случилось в самый разгар перестройки. Лед, помню, еще какое-то время был, поскольку аренду заплатили вперед, но все понимали, что никакой зарплаты уже не предвидится.

Я же в те годы был занят диссертацией. Писал ее пять лет.

– И защитили ее как раз в то время, когда стало понятно, что эта диссертация никому в нашей стране не нужна?
– Примерно. Хотя считаю, что те мои исследования могут быть интересны и сейчас.

– Тема была связана со скольжением?

– Не только. Там шла речь о моделировании движений. В частности – на льду. Как скользит конек, что при этом происходит. Мне было очень интересно заниматься наукой, кстати. И я с удовольствием продолжал бы ей заниматься, если бы не необходимость кормить семью.

* * *

– Сейчас вы – владелец и глава огромного торгового концерна. А начинали, если не ошибаюсь, с торговли мороженым?

– Оно и сейчас есть – вон склады, из окна видно. Даже не знаю, сколько там тонн. Хотя на самом деле начинал с туризма. Одним из проектов была организация турне фигуристов по Франции. Мне это было близко и понятно. А кроме того, были связи, не составляло труда договориться с зарубежными партнерами. Туристический бизнес не требует больших финансовых вложений. Ты организовал программу, получил предоплату, заплатил – и все. Денег-то не было, чтобы вкладывать их во что-то более серьезное. Когда у меня в 1991-м украли последние "жигули", я даже не мог себе позволить купить новую машину.

– Вы помните, как это произошло?

– Конечно. У нас недалеко от дома был гараж, но больно уж противная погода выдалась в тот вечер. Вот я и решил оставить машину возле подъезда. А наутро вышел и стал соображать: куда ж я ее поставил-то? Прошло довольно много времени, прежде чем понял, что машины нет и уже не будет никогда. Покрылся испариной, скажу честно.

– Неужели даже тогда не промелькнула мысль, что можно уехать в Америку и разом избавиться от огромного количества проблем?

– Нет. Как раз в самые голодные годы мы регулярно выезжали работать за границу. Во Францию, в США. Проводили там по нескольку месяцев. Это была, конечно, значительная прибавка к бюджету. Когда в августе 91-го случился путч, мы всей семьей находились в Штатах. Жили в большом арендованном доме, и все наши друзья вообще не понимали, зачем мы собираемся возвращаться в Россию.

Признаюсь честно, даже я тогда немного заколебался. Сказал домашним, что нужно подождать несколько дней, посмотреть, как будет развиваться ситуация, и уже потом принимать решение.

– В глубине души действительно допускали вариант эмиграции?

– На самом деле – нет. Нам ведь еще в советские времена много раз предлагали где-то остаться, открыть собственную школу. Понимаю, что может прозвучать высокопарно, но для меня всегда достаточно много значило слово "родина". Это и страна, и дом, и друзья, и родные. Как от этого уезжать-то?

– На бизнес, связанный с холодильными установками, вы с самого начала смотрели, как на основное дело жизни, или просто видели в этом сиюминутную возможность неплохо заработать?

– Сама по себе возможность заработать скучна. Понятно, что бизнес – это на данном этапе вся моя жизнь. В той же степени, как было когда-то фигурное катание. Если задуматься, мы начали жить по законам бизнеса гораздо раньше, чем это слово появилось в обиходе у всей страны. Я имею в виду спорт как таковой. Где всегда все было по принципу: сделал результат – получи деньги. Не сделал – развернули на 180 градусов и под зад коленом. Так что я, можно сказать, никогда в своей жизни не работал на кого-то. Всегда только на себя.

Я – человек увлекающийся и творческий. Мне кажется, сумел бы найти массу интересного в работе, даже будучи дворником. В этом плане бизнес – это масса головоломок, которые приходится решать каждый день. Меня радует, что к этому начала проявлять интерес и дочь. Более того, у нее хорошо получается. Хотя могу сказать, что работать с каждым годом становится сложнее – конкуренция растет, я не становлюсь моложе. Но нередко думаю, что чем бы ни занимался, никогда даже близко не встречал той конкуренции, что была в спорте.

– Большой спорт – это вообще хорошая модель жизни. Жестко спрессованная в небольшом отрезке времени к тому же.

– Полностью согласен. А в плане конкуренции – особенно. В бизнесе все происходит гораздо мягче: вот ты, вот твой конкурент. Ты силен в чем-то одном, он – в другом. И вы оба в свободное время ломаете головы над тем, как друг друга обойти, что-то придумываете. В спорте все более жестко: вот соревнования, вот табло. И никого не интересует – здоров ты, или болен.

* * *

– Спорт вам по-прежнему интересен?
– Я с удовольствием катаюсь на горных лыжах. Во время выступлений нам, понятное дело, этого не разрешали, нужно было беречь ноги, но научился быстро. Сам принцип скольжения очень похож на то, что делают на льду фигуристы. Помню, когда нанятый инструктор стал с энтузиазмом излагать мне теорию о том, каким образом лыжа скользит по склону, я ему сказал: "Приятель, я пять лет диссертацию об этом писал, ты давай уже, кататься учи". Думаю, что в своем катании я ближе к "чайнику", чем к профессионалу, но это совершенно не мешает мне получать от процесса удовольствие.

– А по утрам вы бегаете?

– Знаю, что это нужно, скажем так. И, кстати, в хорошую погоду иногда действительно могу пробежаться. По полю, вдоль реки, послушать, как птички чирикают... Масса удовольствия. На этом, пожалуй, все мои отношения со спортом и заканчиваются.

– А Олимпийские игры в Сочи смотрели?

– В основном фигурное катание.

– Слышала, что в своем нынешнем виде фигурное катание вам не нравится вообще.

– Ну, почему? Я с удовольствием следил за тем, как соревновались девочки. Бывают и мужские соревнования, от которых захватывает дух. Про танцы, к сожалению, такого не скажу. Старую систему судейства до сих пор обвиняют в том, что она перестала быть объективной, но мне в таких случаях сразу хочется спросить: а чем лучше новая? Раньше на линии сидело девять судей, и достаточно было заручиться поддержкой пяти, чтобы стать первым. Сейчас же результат по сути определяет техническая бригада из трех человек. Получается, договориться надо всего с двумя?

– То есть, в возможную честность судейства в фигурном катании вы не верите в принципе?

– Я всего лишь говорю о том, что в плане возможных манипуляций нынешняя система ничуть не объективнее прежней. А возможно – даже хуже. К тому же все мы прекрасно понимаем: если какую-то часть информации пытаются скрыть, это первый признак, что с системой что-то не так. Что мы об этой системе знаем? Что какой-то компьютер отбирает оценки каких-то судей. А кто вставляет программу в этот компьютер? И почему я должен слепо доверять этому выбору?

Понятно, что танцам от этой системы досталось особенно сильно, поскольку в этом виде изначально было не так много составляющих, которые можно "формализовать". Но мне все происходящее не нравится. Считаю, что танец должен оставаться танцем. Ведь даже сейчас мы считаем гениальной постановкой не ту, где твиззлы и поддержки исполнены на четвертый уровень сложности, а ту, где прежде всего есть идея.

– То есть успех дела в основном кроется в правильном выборе постановщика?

– Не все так просто. Что такое, например, "раскрученный постановщик"? Для начала это постановщик, достаточно сильно "выжатый" в плане идей, потому что на своих лучших идеях он как раз раскручивался. И не факт, что новых идей у человека много.

– В декабре прошлого года вы отпраздновали 60-летие. Для женщин каждый юбилей – это определенный стресс. А что чувствовали вы, размышляя о собственном возрасте?

– Ничего особенного. Периодически я, разумеется, думаю о том, что с удовольствием вернулся бы к цифре 35. Но если здоровья достаточно, не думаю, что возраст может превратиться в проблему. Мне кажется, из меня получится очень симпатичный старикашка.

– А на пенсии себя представляете?

– Смотря что называть этим словом.

– Элементарную ситуацию, когда проснулись утром – и никуда не нужно идти. Разве что на пруд с удочкой.

– Наверное, это должно быть неплохо – жить в свое удовольствие, не имея жестких рамок и обязательств. В общем-то я уже сейчас так живу. Безусловно, хотелось бы еще много лет иметь возможность заниматься тем, что мне интересно. В том числе и сидеть на берегу с удочкой. Хотя я, конечно же, никакой не рыбак.