Дмитрий Турсунов: "Я чем-то похож на Надаля"
На прошлой неделе в редакции "СЭ" побывал 30-летний россиянин, который провел свой лучший с 2008 года сезон и поднялся в рейтинге ATP World Tour со 125-го места на 29-е. Он рассказал о своих планах на следующий год, взаимоотношениях с Федерацией тенниса России, московской жизни и многом другом.
ПРИЧИНА УСПЕХОВ – В ТРЕНЕРЕ
– Сезон вы начали в феврале за пределами первой сотни мирового рейтинга, а завершили его в тридцатке. За счет чего удалось преодолеть неприятную полосу в карьере?
– Такого момента, после которого я понял, что теперь точно научился играть в теннис, не было. Просто сезон прошел достаточно стабильно. Особых провалов не возникало, хотя, конечно, на некоторых турнирах случалось проигрывать уже в первом круге. Но были и другие серии, во время которых на нескольких соревнованиях подряд я играл очень хорошо. В чем причина? Думаю, в сотрудничестве с новым тренером, сумевшим внести определенные коррективы. Я этим удачно воспользовался и надеюсь, что следующий сезон получится еще лучше. Ведь до середины февраля мне не нужно будет защищать никаких очков.
– А что это за чудо-тренер?
– Скорее, это дуэт тренеров. Первый – Ян Де Витт. Он сотрудничает с французом Жилем Симоном и финном Яркко Ниеминеном. У нас существует договоренность: если у Яна есть время, то он мне помогает. В противном случае на помощь приходит его коллега – австралиец Дэррен Тэнди, который следит за тем, чтобы я "не сошел с рельсов". Дэррен больше сосредоточен на психологической составляющей, тактике и стратегии. Ему важно как я подхожу к тренировочному процессу, как решаю проблемы, возникающие во время матча. Это именно то, чего мне больше всего не хватает в игре. Думаю, нельзя сказать, что у меня, например, нет удара справа или слева. Вопрос как я использую эти удары, когда чувствую себя некомфортно и не совсем уверенно.
– Сколько тренеров вы уже сменили за карьеру?
– Не так много. Наверное, Ян Де Витт – третий или четвертый. Давайте посчитаем вместе. Виталий Горин вел меня с детства. Затем я какое-то время сотрудничал с Хосе Игейрасом, но в тот период оказался просто не готов к работе с ним. Хотя Хосе очень сильно помог, открыл мне глаза на то, сколько вообще надо пахать на корте. Все-таки он представитель испанской школы, где все основывается именно на упорной работе. На этом, пожалуй, список моих наставников и заканчивается.
– У дуэта Ян Де Витт – Дэррен Тэнди есть своя академия?
– Она очень небольшая и находится в Германии. В общей сложности в этом году я провел там недели две. Раньше у них занимался хорват Иван Додиг, а сейчас на постоянной основе работает немец Ян Леннард Штруфф. Вообще многие немецкие теннисисты сотрудничали с Яном и Дэрреном. Их академия нацелена не на ширпотреб, как у Боллетьери, а на узкий круг профессиональных игроков, которым чего-то не хватает и это надо подправить.
– Вы – лидер в этой академии?
– Я бы не сказал. Все-таки к ней приписан и Жиль Симон, хоть он и не тренируется там постоянно. Но в межсезонье француз проведет в Германии определенное время, приедем и мы с Ниеминеном. Регулярно в академии занимается только Штруфф.
– То есть, какого-то особого отношения к 29-й ракетке мира Турсунову там нет?
– Абсолютно. В академии рабочая обстановка. Все-таки мы приезжаем туда исключительно для того, чтобы потренироваться.
ДЛЯ РЕАЛИЗАЦИИ АМБИЦИЙ НУЖНА САМОДИСЦИПЛИНА
– Мысль о том, что во второй половине следующего сезона вам придется защищать достаточно много очков, еще не тревожит?
– Регулярно (смеется). На самом деле лучше так, чем сидеть на "челленджерах" с мыслью о том, что у меня не "горят" очки. Да, в какой-то момент результаты этого года сыграют свою роль, но все ведущие игроки справлялись с подобными задачами. Так что, если я хочу подняться в рейтинге еще выше и задержаться в тридцатке больше чем на один сезон, мне придется решать и эту проблему.
– А какие еще амбиции могут быть у 30-летнего теннисиста?
– Мне нравится улучшать свою игру и преодолевать барьеры, возвращаться на прежние высоты после травм. В этом я чем-то похож на Надаля (смеется). Но в этом году я проиграл много матчей, которые должен был выигрывать. С тем же Гаске, Дель Потро, Вавринкой. Почему? Порой сказывались нервы, а иногда не мог сыграть так, как умею. Я чувствовал, что могу победить, но на решающих мячах меня то зажимало, то еще что-то случалось. Поэтому основная моя проблема, как я уже сказал, – в психологии. И я хочу ее решить – научиться действовать в ответственные моменты так, как это делают представители первой пятерки рейтинга. Вот в чем мои амбиции.
– А как это сделать?
– Надо много работать. Плюс требуется самодисциплина, которой сейчас мне не всегда хватает. Но это уже не пятиминутный разговор.
– Как вы восприняли тот факт, что приз "Возвращение года", на который вы номинировались, получил Рафаэль Надаль?
– (Смеется.) Он украл мой кубок! Да нет, тут спорить бесполезно, даже если бы он выиграл два турнира, а не десять. Здесь ведь важен не только рейтинг. Награда Надаля – абсолютно заслуженная. Не знаю только, насколько она ему нужна. Еще мне было смешно, когда кто-то вставал на мою защиту – мол, этот приз должен получить Турсунов. А почему? Потому что он мне нравится! На самом деле, наши с Надалем сезоны даже сравнивать нельзя. Потому что худший сезон Рафы все равно лучше, чем мой лучший.
– А что для вас реальнее – попадание на итоговый турнир ATP World Tour или выход в полуфинал турнира "Большого шлема"?
– Если я буду хорошо играть, то попаду и в восьмерку на "Большом шлеме". А может даже – в четверку. Но не проделав определенную работу, это невозможно. Для начала я должен перестроиться как теннисист, тогда моя игра позволит мне добиваться высоких целей.
– Насколько процентов вы сейчас реализовались?
– Я достаточно поздно начал работать с психологической составляющей тенниса, но сейчас мне хочется исследовать и эти глубины. В этом аспекте я еще очень далек от самореализации. Все-таки удары в теннисе особенно хороши, если на корте ты хладнокровен.
– Если, вдруг, в следующем сезоне вы вылетите из первой сотни, найдутся силы вновь карабкаться наверх?
– Очень сложно представить, что будет через год. Но с каждым сезоном мне становится все сложнее разъезжать по турнирам, проходить металлодетекторы в аэропортах, каждый раз вытаскивать компьютер...
– О теннисе вы не сказали ни слова.
– Сам теннис не доставляет таких негативных ощущений, как то, что с ним связано. Надо постоянно заказывать авиабилеты, вовремя писать в WADA, где я буду находиться, чтобы они могли найти меня в любую секунду. Вот это напрягает больше всего. Поэтому очень сложно предугадать, как я отреагирую, если в следующем сезоне вылечу из сотни. Наверное, психану, а затем скажу прессе: "Зато мне не надо защищать очки в 2015 году!". Шутить на этот счет можно сколько угодно. Но понять, как я реально буду себя чувствовать в той или иной ситуации – очень сложно. Сейчас у меня осталась еще неделя отдыха, а я уже сижу и думаю: скоро опять все начнется. Надо будет куда-то ехать, заказывать билеты в Австралию... Вся эта логистика меня напрягает.
– У вас нет менеджера, который мог бы решать подобные вещи?
– Но он же все равно позвонит мне и спросит: "Когда ты хочешь лететь?". Поэтому в любом случае все решения принимать должен сам игрок.
– А дом ваш сейчас где: в России или Америке?
– Последние два-три года я стараюсь больше времени проводить в Москве. Хотя и с этим есть определенные сложности. Приехать в Россию на два-три дня между турнирами – не идеальный вариант. Все это отнимает очень много времени.
"КТО ТАМ?" – "ЗДРАВСТВУЙТЕ, ЭТО ИЗ WADA"
– Недавно на итоговом турнире ATP в Лондоне возникла дискуссия по поводу допинг-истории, в которую попал серб Виктор Троицки. Его соотечественник Новак Джокович негативно высказался по поводу деятельности WADA, а Роджер Федерер – в целом позитивно. Вам какая позиция ближе?
– Я знаю об этом инциденте то же, что и остальные. Со слов Троицки, он сказал допинг-офицеру, что плохо себя чувствует и спросил, может ли пройти допинг-тест на следующий день? Ему вроде бы разрешили. Но этих людей, которые следуют за игроками, всегда набирают на стороне. Они мало что могут решать и мало знают о правилах. Насколько я понял, когда этот человек осознал, что допустил ошибку, он стал открещиваться от того, что разрешил Троицки прийти на следующий день. Если это так, выходит, что WADA не права. Но мы не знаем всех нюансов. Тут один говорит одно, а другой – совершенно противоположное. Хотя как игрок я понимаю, что история, которую рассказал Троицки, могла возникнуть.
– А лично вы знаете, что должны сдавать допинг-тест именно в тот день, когда от вас это требуют?
– Я буду полагаться на мнение человека, который занимается этой работой. Приведу такой пример. Когда вы подключаете новый телефон к компьютеру, то на экране обязательно появляется письмо с лицензионным соглашением. И вы ставите галочку рядом со словами "Я согласен". В принципе это означает, что вы прочитали все, что там написано. Но никто никогда не читает все эти соглашения. К чему я клоню? Мы, игроки, не знаем всех правил, связанных с WADA. Если мы будем сидеть и штудировать их, то превратимся в юристов. Впрочем, даже юристы не знают все законы. Они часто пользуются книгами для подсказок. Скажу больше: мы, игроки, не знаем даже всех теннисных правил. Я, например, не в курсе, что произойдет, если мяч ударится о столб и вновь вернется в корт. Придется пойти и с кем-то проконсультироваться.
Если бы Троицки подозревал, чем все это может для него обернуться, наверное, он открыл бы свод правил и стал их изучать. Или сидел бы там десять часов, пока ему не стало лучше, чтобы пройти допинг-тест. Но он этого всего не знал. Как и человек из WADA, который был рядом. Сначала они проблем в произошедшем не видели. Но когда эти проблемы вскрылись, кто-то из них стал прикрывать себя, чтобы не потерять работу.
– То есть ни ATP, ни WADA какую-то дополнительную работу с вами в этом плане не проводят?
– Мы в принципе знаем, что не можем отказаться от прохождения допинг-теста. Но после матча у нас есть время, чтобы сходить в душ и поесть. При этом рядом с нами постоянно должен находиться специальный человек, который следит, чтобы мы не сделали ничего лишнего. Но вот вам такой пример. На турнире в Валенсии человек, который распределял офицеров по игрокам, сказал мне: "Ты не имеешь права принять душ после матча, поэтому сиди здесь мокрый и потный". Я пошел в ATP и возмутился, ведь нам всегда говорили иначе. В итоге представитель ATP разобрался в ситуации, и мне позволили сделать то, что я хотел. Подобные неразберихи случаются, и я поддерживаю тех игроков, которые считают, что нынешняя борьба с допингом – не совсем эффективная. Но опять же, сваливать все только на WADA не стоит. Хотя многие задавались вопросом: почему Троицки долгое время сидел и ждал разбора своего случая, а хорват Чилич за этот период времени уже отбыл дисквалификацию и вновь вышел на корт? Когда один теннисист нарушает правила позже и при этом раньше возвращается в игру – это странно. Здесь, конечно, WADA должна была четко прояснить свою позицию.
– Сколько раз в минувшем сезоне вы проходили допинг-контроль?
– У меня дома лежат бумаги, но я, если честно, не считал. Наверное, раз десять. На каждом турнире нас не проверяют, но порой случаются серии из нескольких соревнований подряд. При этом из года в год все меняется. Например, несколько лет назад ко мне пришли домой часов в шесть утра. Я проснулся, ничего не понимаю. Посмотрел в глазок, подумал, что, наверное, бить пришли. Спрашиваю: "Кто там?" А мне говорят: "Здравствуйте, это из WADA". Я даже выдохнул от облегчения. К Энди Маррэю и вовсе, по-моему, раза четыре так приходили.
– Допинг-офицеры показывают какие-то документы?
– Нет. Но в том конкретном случае я знал женщину, которая работает на всех российских турнирах. Однако в принципе у них действительно должно быть какое-то удостоверение. Другое дело, что оно ведь может быть распечатано на компьютере. У нас была достаточно смешная ситуация, поскольку я не знаю кодов своего домофона. Возник вопрос: как человек должен пройти? Допинг-офицеры ведь не имеют права звонить нам на мобильный телефон. Или есть у нас консьерж – ветеран отечественной войны, который спрашивает: "Вы к кому?" И как они должны объяснить ему, что пришли ко мне с банкой брать допинг? Такая ситуация реально может возникнуть. Мы пытались объяснить ее на встрече игроков, но там на нас смотрели квадратными глазами: мол, как ты можешь не знать кодов своего домофона? Как консьерж может не пропустить офицера WADA?
– К Джоковичу и Федереру точно так же приходят? Они ведь живут за более высокими заборами...
– Не знаю. Может быть, там допинг-офицеры имеют право позвонить их менеджерам, которые организуют встречу. (Улыбается.) Но в принципе я надеюсь, что у них все, как у нас.
ПО ПОВОДУ МАТЧА С ПОЛЯКАМИ ПЛОТНО ОБЩАЕМСЯ С КУНИЦЫНЫМ
– Можно провокационный вопрос – у вас есть телефон вице-президента Федерации тенниса России Евгения Кафельникова, с которым вы в последнее время периодически дискутируете в твиттере?
– (Изучает записную книжку в своем айфоне.) Да, есть.
– Но ведь в таком случае можно позвонить ему напрямую, а не выяснять отношения публично.
– Безусловно. Но тогда и Евгению можно было не начинать публичную дискуссию, вынося в твиттере сор из избы.
– А какой вы сами видите идеальную систему взаимоотношений между игроками и Федерацией тенниса России? Что нужно сделать, чтобы закончились постоянные неразберихи с формированием составов на матчи Кубка Дэвиса и Кубка федерации?
– Идеальной системы сейчас никто предложить не может. Вопросы по поводу выступления за сборную на протяжении долгого времени, как правило, решались в последний момент. Когда у тебя есть индивидуальный график и ты ездишь на турниры зарабатывать, то это, конечно, не вариант. Но я могу сказать две позитивные вещи. Во-первых, в этом году во время St. Petersburg Open Шамиль Анвярович Тарпищев встретился со мной и Мишей Южным и спросил, что нас тревожит в данной ситуации. Я высказал свою точку зрения, Миша – тоже. Надеюсь, теперь должно что-то измениться. Во-вторых, Игорь Куницын, который завершил карьеру и работает в сборной, предпринимает определенные шаги. Мы недавно разговаривали, обсуждали, как можно наладить общение между федерацией и игроками. На самом деле именно это – основной момент. Все финансовые и иные проблемы можно решать, если есть желание и диалог. Надеюсь, что Игорю что-то удастся поменять, во всяком случае, желание у него есть. Необходимо сдвинуть дело с мертвой точки. Шамиль Анвярович – очень занятой человек, поэтому между ним и игроками должна быть цепочка доверенных людей.
– Известно, что многие наши теннисисты, выступающие за сборную, поощряются либо в финансовой форме, либо в виде wild card на "Кубке Кремля". А были случаи, когда игроки приезжали в сборную, не имея никаких дополнительных дивидендов?
– Были, конечно. И я уверен, что до сих пор многие игроки так и делают. Просто это не может продолжаться бесконечно. Понимаете, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Потому что те же биатлонисты, лыжники и другие спортсмены у нас получают зарплату, они застрахованы, им не нужно платить своим тренерам, их выезды оплачиваются федерациями. И когда они выступают на Олимпиадах и чемпионатах мира, их считают патриотами, поскольку они, якобы, выступают бесплатно. Мы же свои расходы на поездки и тренеров всю свою карьеру, начиная от юношеского до профессионального уровня, оплачиваем самостоятельно либо за счет спонсоров, которых, опять-таки, ищем сами. По большому счету это происходит без финансовой поддержки федерации. И напрашивается вопрос: почему игроки должны выступать бесплатно, жертвуя своим календарем, рейтингом, какими-то бонусами? Ведь ни для кого не секрет, что расписание Кубка Дэвиса неудобное, и после пятисетовых матчей зачастую ни о каких нормальных результатах на важных личных турнирах речи идти не может.
Однако я хочу подчеркнуть: не все упирается в деньги. Если бы дело было только в них, в тот же Казахстан уехало бы гораздо больше игроков. Но ведь Шамиль Анвярович прав: в 2006 году мы выиграли Кубок Дэвиса – и что, страна стояла на ушах, как после того, как футболисты дошли до полуфинала чемпионата Европы? Мы выиграли – и разбежались после ужина. Ну, может, кто-то еще сказал "спасибо". И ради этого мы должны каждый год жертвовать профессиональными интересами? Уверен, кстати, что в Кубке федерации стоит та же самая проблема. Многие наши теннисистки сейчас весьма востребованы и могут зарабатывать хорошие деньги только за один приезд на турнир. Так почему они должны жертвовать своим заработком? Мне кажется, надо или как-то компенсировать эти потери – а речь, поверьте, идет вовсе не о заоблачных по нынешним временам суммах, или во всяком случае дать девушкам возможность понять, что они кому-то нужны.
– В Кубке Дэвиса в январе предстоит довольно специфический матч с поляками. Он пройдет в Москве сразу после Открытого чемпионата Австралии. По этому поводу пока не было никаких разговоров?
– Были. Игорь Куницын разослал всем игрокам письма с вопросами: какое покрытие и какие мячи мы хотим. Кто конкретно будет играть – пока не обсуждалось. Это решится в последний момент. Ведь кто-то в Австралии может получить травму или просто будет находиться не в форме. Тогда зачем приезжать? Но диалог есть, то есть мы сдвинулись с мертвой точки в правильном направлении и все готовим заранее. Насколько я знаю, общение идет с пятью-шестью игроками, чтобы не получилось так, что два человека соскочат, и придется латать дыры. Это в любом случае плюс. Но вообще матч будет сложный и неудобный для всех. Соперники достаточно сильные, а играть придется после того, как мы вернемся из Австралии в Европу.
В МЕТРО ЗА АВТОГРАФОМ НИКТО НЕ ПОДХОДИЛ
– Давайте напоследок поговорим о вашей жизни в Москве. Что вас шокировало больше всего, когда перебрались сюда?
– Цены и пробки. В Москве жить не дешево.
– В метро спускаетесь иногда?
– Сейчас больше передвигаюсь на машине, но когда понимаю, что иначе нельзя, езжу на метро. И на троллейбусе ездил в прошлом году. Только, вот, проблемы с билетами возникают. Приходится изучать, какой лучше купить.
– На улице узнают?
– Я бы не сказал.
– А автограф брали хотя бы раз?
– Было пару раз, но не на улице. В метро никто не подходил.
– За рубежом чаще?
– Смотря где. И только на теннисных турнирах. Во Франции у меня, по-моему, много фанатов. Судя по твиттеру.
– Вы говорите по французски?
– Нет.
– А думаете на русском или на английском?
– Когда как. Сейчас уже больше по-русски, но все равно бывают сложности. К примеру, когда говорю на тему WADA, то не знаю, как перевести слово sample.
– Проба.
– Спасибо за подсказку!
