В 2022 году в теннисном мире, в том числе российском, здорово нашумела история Елены Рыбакиной. 22-летняяя на тот момент москвичка выиграла Уимблдонский турнир в одиночном разряде, еще с 2019 года представляя Казахстан. Иначе, собственно, она в Англии тогда и не смогла бы сыграть, поскольку теннисистов с российским спортивным гражданством до того Уимблдона (единственного за все время турнира Большого шлема с такими санкциями) не допустили. За это и АТР, и WTA наложили на турнир санкции, не начислив за него рейтинговых очков.
Так что, одержав сколь выдающуюся, столь и сенсационную победу, Рыбакина все равно оставалась за пределами мировой двадцатки. Но в дальнейшем она доказывает неслучайность того успеха на Уимблдоне. В следующем, 2023-м, дошла до финала Открытого чемпионата Австралии (проиграла там белоруске Арине Соболенко), выиграла «тысячники» в Индиан-Уэллсе и Риме — на разных, заметьте, покрытиях, харде и грунте, — поднялась по ходу сезона на третью строчку рейтинга, а закончила год четвертой.
Там же находится и сейчас, уже закрепившись в топ-5 мировой женской теннисной элиты. В этом году Рыбакина тоже выиграла два турнира, правда, на «пятисотниках» — соревнованиях уровнем пониже «тысячников». Но победа над той же Соболенко в финале в австралийском Брисбене дорогого стоит. А недавно после пропущенного из-за болезни Индиан-Уэллса Елена, как выяснилось, внезапно для самой себя дошла до финала на супертурнире в Майами.
Мне давно хотелось с ней поговорить, в том числе коснуться переезда из России в Казахстан, тем более что два года назад после Уимблдона провел в «СЭ» целое расследование: как потеря заведомо талантливой (еще в юниорском возрасте Евгений Кафельников выделял ее из общего ряда) теннисистки оказалась возможной, а затем побеседовал с ее отцом. Такая возможность, пусть и непродолжительная, представилась сейчас. Душой нараспашку Рыбакину назвать нельзя — высказывалась она очень осторожно. Но главное, в конце концов, — то, что она показывает на корте. Да и любое слово спортсменки такого уровня важно.
— Знаменитый российский хоккеист Никита Кучеров, побив в 2019 году очередной рекорд, сказал: «В меня многие не верили, и я доказываю этим людям их неправоту». В вас в России тоже не верили, из-за чего вы даже вынуждены были сменить гражданство. Есть ли у вас аналогичная мотивация, и если да, то кому вы доказываете их неправоту?
— Я никому ничего не доказываю. Мне кажется, что у каждого спортсмена на протяжении всей карьеры встречаются люди, которые в него верят и нет. Самое главное, что у меня есть семья, которая в меня верила изначально и никогда этой веры не теряла. Когда такие близкие люди есть, это основное. Не зацикливаюсь на тех, кто в меня не верил. Хотя, конечно, такие были и есть.
— Как изменилась ваша жизнь после победы на Уимблдоне — и в теннисе, и за его пределами? Стало легче или сложнее? Были ли вы морально готовы к такому успеху?
— Жизнь изменилась не только после Уимблдона, но и за весь последующий год, когда я выиграла много турниров и поднялась в топ-10. Но цели остались те же. Конечно, меня больше узнают, но со временем я к этому привыкла и стараюсь, как и прежде, фокусироваться на матчах.
— Встали ли после Уимблдона в очередь спонсоры? Приходится ли вести себя как-то по-другому, быть аккуратнее в словах?
— Внимания, конечно, больше, но не скажу, что изменилось прямо очень многое. Да, спонсоры стали более заинтересованы: в том году заключила пару контрактов. Так что сейчас (с финансированием. — Прим. И.Р.) все стабильно.
— По одному турниру Большого шлема выиграло достаточно большое количество теннисисток, а два — это уже следующий уровень, таких единицы. Насколько это важно для вас и стало ли в связи с этим моральным ударом поражение от Арины Соболенко в финале Australian Open?
— Не сказала бы, что это был удар. Конечно, хочется всегда выигрывать, но дойти до финала такого турнира тоже очень непросто. Она тогда очень хорошо отыграла этот матч, поэтому сожалеть не о чем. Конечно, цель выиграть еще «Большие шлемы» передо мной стоит.
— Кто все-таки виноват, что Россия вас потеряла?
— Кто меня потерял и как это случилось... Думаю, сейчас уже нет смысла об этом разговаривать. В меня поверил Казахстан, ему нужен был игрок, и мы в этом плане нашли друг друга, чему я очень рада. Представляю эту страну уже так давно, что не думаю о том, что было до этого.
— Все помнят ваше возмущение по поводу выражения «наш продукт», употребленного российскими теннисными функционерами после победы на Уимблдоне. За что Россия имеет право вами гордиться, а за что — нет?
— Даже не знаю, как ответить. Думаю, что у меня есть болельщики из всех точек мира, чему я очень рада. Знаю, что за меня болеют и в России, я очень благодарна этим людям. Сейчас, конечно, болельщиков из Казахстана у меня намного больше.
— Связывает ли вас сейчас что-то с Москвой, как часто вы бываете в родном городе?
— Очень редко, может быть, раз в году. И то в последние годы удавалось не всегда. То есть не могу сказать, что связывает многое.
— Вы очень спокойно ведете себя на корте, никогда не бросаете ракетки, редко улыбаетесь, почти не проявляете эмоций даже после эффектно выигранных или обидно проигранных мячей. Неужели вам не нужна какая-то эмоциональная разрядка?
— Нужна, конечно. Наверное, мне надо работать над этим, и эта работа должна немножко отличаться от других игроков. То есть мне нужно показывать больше эмоций.
— Откуда у вас такое владение собой?
— Думаю, что это склад характера. В каких-то моментах это помогает, в каких-то мешает. Иногда полезно выплескивать эмоции.
— Ярко выраженную эмоцию помню у вас одну — на победном Уимблдоне вы расплакались после вопроса об отсутствии по визовым причинам родителей. Ваша связь с ними по-прежнему так же тесна?
— Конечно, мы много общаемся. Может, они не так часто ездят на турниры, я их немного вижу, но мы всегда на связи. Мне очень повезло, что со мной может ездить сестра. Все вчетвером держим связь.
— Назовите трех человек, помимо родителей, которым больше всего благодарны, что стали топ-теннисисткой мирового уровня?
— Трех назвать мало. Родители, конечно, главные люди, но также и тренер, с которым я сейчас работаю. И предыдущие тренеры, и детские тоже. Каждый дал мне что-то, что помогло достичь этих результатов. Но тренер, который со мной сейчас (хорват Стефано Вуков. — Прим. И.Р.), проделал огромную работу на протяжении пяти-шести лет. Мы начали с ним, когда я еще была в топ-двести.
— Кто из российских девушек, на ваш взгляд, может выйти на ваш уровень, выиграть турнир Большого шлема? Что думаете, в частности, о Мирре Андреевой и с кем дружите из россиянок?
— Со всеми неплохо общаюсь. Мирра — очень талантливая, молодая, и, думаю, что у нее еще все впереди. В своем возрасте она уже показывает такие хорошие результаты, что, конечно, она может достичь многого.
— После победы на Уимблдоне ваш отец говорил о необходимости сокращения числа невынужденных ошибок. С тех пор вам удался прогресс в этом отношении? В каких компонентах вам нужно прибавлять в первую очередь, чтобы стать первой ракеткой мира?
— Даже не знала, что папа это говорил. Думаю, что мы с командой идем по верному пути. Естественно, это зависит не только от меня, но и от девочек на другой стороне корта, которые также хорошо играют. Но и по результатам, и по матчам, которые я играю, могу испытывать удовлетворение и понимать, что прогресс есть.
— Как оцените первые три месяца этого сезона?
— Как успешные. Непростые, с болезнью посреди них. Но жаловаться не могу — побед и достижений было много. Надеюсь, дальше их будет еще больше.
— Вы вышли в финал «тысячника» в Майами второй год подряд. Что преобладает — удовлетворение от такой стабильности или досада, что оба раза не смогли взять титул?
— Это две совершенно разные истории. В прошлом году я приехала в Майами после победы в Индиан-Уэллс, и все говорили, что сделать дубль, выиграв в двух таких турнирах подряд, очень сложно, так что уже даже двумя первыми победам была удовлетворена. В этом году я приехала на этот турнир не настолько готовой, чтобы рассчитывать не то что на выход в финал, но даже в полуфинал.
Даже когда дошла до полуфинала, уже считала это прекрасным результатом. Пропустила предыдущий турнир в Индиан-Уэллс, достаточно продолжительное время не тренировалась. Даже на самом турнире периодически испытывала болевые ощущения и преодолевала их. Набирала форму через матчи, шла от игры к игре. Сама до конца не понимаю, как мне удалось дойти до финала. Для меня это в целом была очень позитивная неделя, и я не разочаровалась, ведь в обоих случаях показала хороший результат. Проигрывать финал, конечно, непросто, но если говорить более глобально, то оба выхода в него стали большим достижением.
— Физически к концу турнира чувствовали себя вымотанной, учитывая, что в четырех из пяти матчей дело дошло до третьего сета?
— Да, после четвертьфинала с Марией (Саккари. — Прим. И.Р.) почувствовала усталость. К тому же первые матчи на турнире заканчивались достаточно поздно, и я засыпала только в два-три ночи. Все это тоже не помогало. В некоторых матчах на турнире удача мне сопутствовала, в финале — нет.
Я и не думала, что подойду к нему свежей, а тут и Даниэль была намного свежее и играла, как и весь этот турнир, очень хорошо. Я же в силу своего физического состояния не могла заставить себя прибавить, когда это требовалось. Может, стоило больше рисковать на брейк-пойнтах, но и условия были сложными, и мячи, особенно если они были неновыми, летели не туда, куда я задумывала.
— Насколько сложно для вас было играть в решающем матче против Даниэль Коллинз, учитывая, что она теннисистка из Флориды и ее поддерживала публика «Хард Рок Стэдиум»?
— Естественно, я этого ожидала. Но публика с поддержкой относилась и ко мне, особенно в сложные моменты. Атмосфера на стадионе в любом случае была очень приятной, и я совершенно не фокусировалась на том, насколько зрители болеют за Даниэль. Я упустила достаточно много шансов сделать брейк, и дело тут было во мне и в удаче, но точно не в болельщиках. Старалась биться за каждое очко, но трудно рассчитывать на победу, упуская столько шансов.