«Женя, прошу, выходи! Давай как в старые добрые». Чемпионы мира по спортивным танцам — о дружбе с Медведевой, возрастном цензе и «Болеро» Валиевой
Брат и сестра Каташинские известны во всем мире благодаря победам на чемпионатах России, Европы и мира по спортивным танцам (на паркете, а не льду). Кроме этого, Артемий и Марина принимали участие в популярных проектах «Танцы на ТНТ» и «Dance Революция» на Первом канале. Но начинали свои занятия спортом Каташинские не только с танцев, но и с фигурного катания — они тренировались на одном катке с двукратной чемпионкой мира Евгенией Медведевой. Все дело в том, что мать Артемия и Марины Асмик Варданян как раз и была первым специалистом, с которым работала фигуристка.
Известные танцоры рассказали «СЭ» о том, какой совет дала Елена Анатольевна Чайковская их матери, проанализировали программы спортсменов сборной России, высказали свое мнение относительно возрастного ценза в фигурном катании и признались, кто является их фаворитом среди одиночниц.
Пусть ребята на паркете греются, чем мерзнуть на льду
— В детстве вы занимались фигурным катанием. Помните, как начали и почему остановили выбор на танцах?
Артемий: — Наша мама Асмик Нориковна Варданян — мастер спорта международного класса, трехкратная чемпионка СССР по фигурному катанию и многократная чемпионка других различных турниров. Этот человек для меня пример во всем и легенда, она — первый мастер спорта по фигурному катанию в Армении. Выбора на тот момент не было — мы занимались много чем одновременно: гимнастикой, фигурным катанием, шахматами, плаванием и танцами.
Я помню свои первые коньки. Нас никто не спрашивал — привели, надели коньки, и мы покатились. А дальше прагматичность и любовь к нам помогла подвести к выбору: в семь лет мы уже определились, в том числе и благодаря Елене Анатольевне Чайковской. Она сказала: «Пусть ребята на паркете греются, что им мерзнуть на льду, в зале теплее». Пахать одинаково сложно везде — что в зале, что на льду, просто тут чуть-чуть теплее. Спасибо, мамуля и Елена Анатольевна, спасибо вам (смеется).
— Ваша мама ведь была первым тренером Евгении Медведевой?
Артемий: — Мама была тренером Женечки, когда она каталась еще в ЦСКА, перед Этери Тутберидзе. Мы росли вместе, учились в одном университете. Мы, правда, постарше Жени, но я помню ее еще маленькой. Она всегда была очень фактурной и отличалась с самого детства. Я помню Женины длинные ноги, черную юбочку, она, маленькая, отрывалась ото льда на метр, как Джулия Себастьян (чемпионка Европы из Венгрии, которая тренировалась у Гургена Варданян, брата Асмик Нориковны. — Прим. «СЭ»). Но тогда на нее никто не обращал внимания — ребенок еще, ну прыгает и прыгает. Весь мир сходил с ума по Джулии. Мы тогда тоже еще подкатывались, но больше танцевали — Женя была в нашей компании фигуристкой, а мы — танцорами. Тренировки проходили в РГУФКСМиТ (Российский государственный университет физической культуры, спорта, молодежи и туризма. — Прим. «СЭ»).
Я еще верю, что где-нибудь откроется лед и бах — и появляется Женя. Она не закончила официально? Будем ждать тогда. Женя? Женя, прошу, выходи! Давай как в старые добрые. Представляете, как будет круто? Она просто сама какая-то особенная девочка, очень мудрая. Она всегда такой была.
— Сейчас вы как-то связаны с фигурным катанием?
Артемий: — Мы работаем с фигуристами над выбором музыкального сопровождения, костюмами, общими идейными линиями. Мы читаем им классическую хореографию, разные стили танцев, фьюжн, бальные танцы — латину и европейские программы. Это все их развивает.
Марина: — Нас приглашают поработать и с танцорами, и с парниками, и с одиночниками. Основной запрос — растанцевать, потому что все именно катают программу, хотят увидеть целостность, что происходит какое-то действо. Спортсмен выполняет не элемент за элементом, а мы видим танец. Мы работаем и на сборах, и в обычное время. Мы приезжаем и даем мастер-классы, чтобы внедрить понимание. Только педагоги, которые знают, насколько это важно, и понимают, что спортсмена надо развивать всесторонне, догадываются, что надо приглашать специалистов разных уровней и направлений.
Артемий: — Вы замечали развитие тенденций в фигурном катании? Когда-то скольжение было на первом месте, потом пошли сложные технические элементы, потом все это оценивалось в совокупности, судейские критерии поменялись. Дальше мы столкнулись с тем, что элементы и обороты в них взяли верх. Посмотрите, как еще несколько лет назад, когда девочки начали прыгать четверные, от их количества зависело место. В данный момент, прошу обратить внимание, на Олимпиаде произошел возврат к ценности второй оценки. У всех возник вопрос: почему Александра Трусова, которая прыгает пять четверных, может проиграть Камиле Валиевой, у которых их меньше? Все приходят к тому, что вторая оценка стала иметь большую ценность. Для борьбы за эту вторую оценку мы и пришли к фигуристам.
Тяжело смотреть на слезы девочки, которая прыгнула пять четверных, но не выиграла
— Чем, на ваш взгляд, Анна Щербакова выиграла у Саши Трусовой на Олимпиаде?
Марина: — Самое первое — мы можем взять распечатку и посмотреть, чем она выиграла. Фигурное катание — это не только прыжки. Это и скольжение, и вращения, и артистическая составляющая, начиная от эмоциональной презентации на льду. Думать, что ты выйдешь и сделаешь десять четверных, а все остальное завалишь и выиграешь, — это утопия. Фигурное катание не про это. Иначе давайте все вставать в ряд и только прыгать. Ты должен быть лучшим и в короткой, и в произвольной программах не только в прыжках, а от первого такта и до поклона. Не надо забывать, что спорт — это быстрее, выше, сильнее, но тут вкупе срабатывает много деталей.
Артемий: — Мы работали в Эстонии у известной в прошлом фигуристки Анны Леванди. Ко мне приходит спортсмен на урок, я ему говорю: «Включи свою музыку». Включает, я спрашиваю, о чем программа, кого изображает, какие эмоции показывает. Ответ: «Я не знаю». Ты сидишь как творец и за фигуриста придумываешь. В этом случае я люблю задавать человеку наводящие вопросы, тогда у постановки появляется идея и жизнь. Мы всегда говорим, что сначала был танец, а потом танец на льду.
Тяжело смотреть на слезы девочки, которая прыгнула пять четверных, но не выиграла. Они обе хороши. Я вообще считаю, что быть на пьедестале — это победа в любом случае. Это не стоит таких слез. Никакой квад не стоит того, что мы видели.
— Если поговорить немного о Камиле Валиевой и ее произвольной программе последних лет «Болеро», то какое у вас мнение на этот счет?
Артемий: — Я не знаю, кто может рассуждать, что там что-то не в акценты. Все было безукоризненно — я лично смотрел: это было музыкально, красиво, чисто, это было «Болеро». А то, что были какие-то несовпадения... Давайте не забывать, что та же Майя Плисецкая тоже переделывала «Лебединое озеро» на свой лад, внесла свои изменения в классический балет. И здесь могут быть какие-то фьюжн-элементы, может появиться андеграунд в классической позиции рук, и это круто. Тот, кто ставил эту программу, — хореограф высокого класса.
Марина: — Есть объективные вещи, а есть субъективные. Объективные — это когда спортсмен бежит стометровку и прибегает первым. А субъективные — это, например, эксперт, который сядет и скажет, что вот кто-то неправильно колено подавал, торс был тут или там. Фигурное катание — это тоже про субъективизм, как и танцы. Я творец, я так вижу — так видел хореограф-постановщик. Он может встать и доказать свою точку зрения. Но его оппонент тоже может так сделать и тоже будет прав.
— Но тогда нельзя объективно оценить ту или иную постановку.
Марина: — Для этого сидит несколько судей, а не один или два. Мы всегда получаем что-то нечто среднее между тем, что может быть предвзятым отношением в плане «очень круто» и «очень плохо». Если взять интервью у судей, один может сказать, что все мимо, а другой — что это было мощно и круто.
Артемий: — Надо не забывать, что, когда ты ввязался в вид спорта, где суммируется и технический, и субъективный аспект, — это в какой-то степени рулетка. Попал — не попал, поэтому некоторые хореографы долго думают, как это сделать. Есть лидеры мнений, от которых надо отталкиваться. Если экспериментировать, то осторожно.
— Почему на льду некоторые произведения не «звучат»?
Артемий: — Очень часто я подбираю музыку, исходя из темперамента фигуриста, чтобы он максимально выигрышно смотрелся на льду. Важно соблюдать правило музыкального сопровождения и компонентов музыкальных инструментов — я раньше думал, что всегда можно поставить какой-нибудь рок, альтернативную музыку или инди, но не все играет на льду. Я когда-то это услышал от Елены Анатольевны Чайковской, когда она еще работала там, где и моя мама. Я в детстве наблюдал за ними и много про это слышал. А потом, когда я сам решил прокатиться на льду под определенную музыку, снял на видео, понял, что музыка меня не двигала, странно звучала. Какие-то эфемерные критерии, но действительно есть музыка, которая катит, поддерживает скольжение. А есть та, которая тормозит.
Это можно понять только методом проб, но беспроигрышный вариант — это классическая музыка. Она в 90 процентах случаях катается, а когда хочешь использовать что-то отходящее от классики, надо пробовать. Думаю, что у классической музыки сила в инструментах, но еще и, возможно, потому что композиторы были высокодуховными людьми. Белый лед и скользящий конек — тоже что-то возвышенное. Здесь и есть какой-то мэтч, совпадение между мирами.
«Треш» в постановке может выиграть у классики
— В фигурном катании еще же нужно правильно нарезать музыку. В этом сезоне, например, многие спорили о смешении «Метели» и «Времени вперед» в программе у чемпионов мира Анастасии Мишиной/Александра Галлямова.
Артемий: — В этих вопросах я доверяю профессиональному звукорежиссеру. Раньше я сводил разную музыку, и при работе с гениальными хореографами я много понабрался мастерства в этом плане. Умение сочетать музыку приходит с опытом. Должна голова правильно работать. Мы же доверяем лечить зубы стоматологам, так давайте и музыку резать доверять профессионалам.
В случае смешения разных треков, как у ребят, нужно быть очень осторожным. На мой взгляд, у них получилось, это было оригинально.
— Иногда программа бывает поставлена прекрасно, а спортсмен ее не выкатывает, а иногда — не очень качественно, но зато фигурист отыгрывает ее по максимуму. Иногда даже часто второе называют трешем, когда это что-то непривычное, новое, нестандартное.
Артемий: — Вообще, новое всегда очень плохо приживается. Если у кого-то была классика, у другого — этот самый треш, поэтому классика — хорошо, то это неверный путь. Здесь надо оценивать выражение и вообще состоятельность всей программы вместе с музыкой. Можно ее выразить классно, движения могут подходить, а могут нет. Для меня есть три компонента — музыкальность, presentation и работа телом. Если два из этих трех компонентов классика проигрывает, то логично, что так называемый треш выиграет по сумме. С профессиональной точки зрения программа была выражена лучше. Есть такой момент внутри артистической оценки, много нюансов — их может понять профессионал.
Приведу пример — предпоследняя Олимпиада Евгения Плющенко, когда он стал вторым. Он не сдавался до последнего, закаленность его характера просто зашкаливает. Я часто сужу соревнования, и человеческий фактор все равно есть — предпочтение я отдам человеку, который не сдается. Я всегда говорю: «Вы никогда не знаете, как откатает ваш соперник. Мы бьемся до конца, вгрызаемся до конца». В танцах у нас последний вид — это джайв. Было столько случаев, когда этот танец решил судьбу всего турнира.
Есть еще и такая притча. Был человек, он искал золото — пил, копал, а через несколько лет устал, замахнулся и бросил свой инструмент, ушел. Пришел кто-то другой, стукнул и получил все богатство. Чтобы не было потом жаль, всегда говорю ученикам биться до конца, а потом будет как будет. Примером тому может быть много разных фигуристов, в том числе моя любимая Ирина Слуцкая, которая на Олимпиаде билась. Ничуть не отнимает ее величества в фигурном катании то, что она была второй и третьей. На тот момент это была трагедия, я даже рыдал, когда она стала третьей. Но сейчас я понимаю, что Слуцкая остается Слуцкой, ее имя выбито на граните.
Я вообще за то, чтобы взрослые были с 21 года
— Сейчас есть предложение повысить возрастной ценз в фигурном катании до 17 лет. Как относитесь к этому?
Артемий: — Я за повышение возраста и не согласен с мнением многих тренеров, что спорт — это очень короткая дистанция. Есть много примеров, когда она длинная. А почему она должна быть короткой? Я вообще за то, чтобы взрослые были с 21 года. В 18 заканчиваются тинейджеры, 21 — еще молодежь. А с точки зрения программ и выражения эмоций есть и в 25 фигуристы, которые не могут показать всего. Вот Каролина Костнер — пример взрослого фигурного катания, а она ведь и после тридцати каталась. И смотреть, как она скользит, делает дуги, — это просто мурашки идут. А когда еще с музыкой и с правильно хореографически поставленными руками — просто маслом по сердцу.
— Какие программы запомнились в фигурном катании?
Артемий: — Программы Ирины Слуцкой на Олимпиаде в 2006 году, последние олимпийские прокаты. Эта музыка — прямо сейчас включите, у меня уже мурашки идут. Жанна Громова, тренер Ирины, и сама Слуцкая приезжали к нам на лед несколько раз, мы знакомы. Когда я увидел ее золотой конек на льду, потрогал его, когда был еще маленький, то это вообще что-то! Очень люблю наших маленьких девочек, но у меня не возникнет таких чувств, когда ко мне подъедет Валиева и покажет свой конек. Преклоняюсь перед ней как спортсменкой, но, когда это была Слуцкая — это на всю жизнь. Вот Лиза Туктамышева — это одна из тех для меня, кто будет похожа на Ирину, это правда так. Вот, смотрите, теперь на левой руке мурашки (смеется). Лиза, вперед! Пусть увеличивают возраст, Лиза катается, это будет легенда фигурного катания. Легенда меряется не скоростью получения медалей, а послужным списком.
