22 октября 2013, 15:30

Пломбир от Яшина

Ефим ШАИНСКИЙ
Специальный корреспондент в Германии

СВОЯ КОЛОНКА

Ефим ШАИНСКИЙ

Сегодня – день рождения Льва Яшина. Великому вратарю исполнилось бы 84 года. Самое время вспомнить историю, которая когда-то со мной приключилась.

Появился на свет я в Киеве. Болел, понятно, за киевское "Динамо". Но однажды любимой команде победы не желал.

14 апреля 1965 года я сбежал с урока химии, и ноги сами привели меня, подростка, во Дворец спорта – там шел волейбольный чемпионат СССР. Только расположился на деревянной скамье, как кто-то сел рядом. Хотите верьте, хотите нет, но локоть к локтю со мной оказался Лев Яшин. За год с небольшим до этого ему вручили "Золотой мяч". И все пацаны, занимавшие места в "воротах" между двумя булыжниками или школьными портфелями, называли себя только Яшиными.

Задатки журналиста проснулись во мне именно в тот момент. Дрожащим голосом я спросил о чем-то, и великий вратарь тут же приветливо ответил. А потом почти без паузы спросил уже сам:

– Тебя как зовут?

– Фима.

– Дядя Лева, – подал огромную ладонь сосед.

Воодушевленный успехом, я тут же снова задал вопрос, затем еще, еще... За разговором не заметил, как волейболисты закончили матч. Мы с Яшиным (представляете – "мы"!) вышли в вестибюль, где на моего нового друга, а заодно и на меня пялились, казалось, все. Еще подумал: жаль, с химии сбежал только я, и никто из одноклассников не увидит, как прохаживаюсь с самим Яшиным!

Мой отец был фотокорреспондентом журнала "Старт", редакционная лаборатория занимала одну из комнат Дворца спорта. И я потащил дядю Леву туда. Постучался. Дверь отворилась, папина голова слегка высунулась из красноватой мглы. Увидев меня с таким провожатым, отец вдруг часто заморгал и воскликнул: "Чего стоите? Заходите!" Он рванулся было зажечь свет, но вовремя остановил руку. И слава богу – иначе засветил бы листы фотобумаги. Лишь после того, как хорошенько вымочил их в закрепителе, нажал на выключатель.

Отец, готовившийся к своей фотовыставке, стал показывать гостю снимки. "Надо же, Жаботинский – рыбак! А Латынина на бревне, конечно, королева... Да, Миша Таль – большой куряка", – комментировал гость.

Папа подарил Яшину снимок, на котором тот готовился отразить удар выбежавшего с ним один на один Лобановского. Яшин улыбнулся: "Большущее спасибо. Помню момент – Лобановский промазал".

Потом он что-то расспрашивал о реактивах, разлитых в огромные ванны. И вдруг с очень серьезным лицом повернулся ко мне:

– Запомни, Ефим, если хочешь чего-то добиться, надо пролить столько пота, сколько жидкости в этих ваннах. Даже больше.

Яшин пожал папе руку и глянул в мою сторону: "Погуляем?" Вы представляете?!

Мы вышли на весенний Крещатик и не спеша двинулись в сторону тогдашней площади Калинина. Народ Яшина узнавал, но никто к нему за автографом не подбегал – не было принято.

Тети в белых халатах, натянутых поверх шерстяных кофт, уже торговали мороженым. "Будешь?" – спросил дядя Лева. Я кивнул, и через несколько секунд в руках у него оказались две пачки пломбира. На аллее под оживавшими каштанами стояли скамейки, и мы на одну из них уселись. Пломбир в вафельных пластинах был очень вкусным.

– В Москве мороженое еще лучше, – стараясь быть гостеприимным, заметил я.

– В Киеве тоже отличное, – откликнулся дядя Лева.

Сейчас вспоминаю: за все время нашего общения Яшин не выкурил ни сигареты. А ведь был заядлым курильщиком. Может, в очередной раз бросал? Или не хотел показывать подростку пример?

Я проводил Яшина до гостиницы "Москва" (сейчас – "Украина"), где накануне матча с киевлянами остановились московские динамовцы. Дядя Лева снова, уже как старому другу, на прощание протянул мне большую ладонь и очень серьезно, с многозначительными паузами, произнес: "Ванны пота – это очень важно. Наверное, вообще самое главное. Запомни, Ефим".

На следующий день на стадионе я не знал, за кого болеть. Был согласен на нулевую ничью. Она и была до 73-й минуты, когда Сабо забил единственный в матче гол.

Ту игру я смотрел с трибуны прямо у тоннеля, что вел в раздевалки. Когда после матча расстроенные москвичи, опустив головы, шли мимо меня, я, махая руками, как матрос проходящему мимо судну, заорал: "Дядя Лева!"

Великий вратарь и мой друг, бросив взгляд куда-то вверх, приветственно поднял обе руки. Я был уверен: он меня заметил! Даже несмотря на то, что "Яшин! Яшин!" скандировали на трибуне все. Ведь только я обращался к нему "Дядя Лева".