Кубок Содружества, который мы потеряли. Воспоминания Юрия Голышака
Кто-то и не вспомнит, каким был Кубок Содружества. Поколение выросло, для которых все это – древняя история. А мне жаль, что все закончилось. Должно быть, не вернется никогда.
Вспоминаю до сих пор, как засиживался в гостинице "Космос" до ночи. Знакомился с легендами. Теми, чьи портреты печатал еженедельник "Футбол" на первой полосе – а за "Футболом" этим надо было вставать когда-то в 6 утра. Я-то вставал, я помню.
Какая б ни приехала в Москву команда – стоило изучить состав.
Неожиданности ждали на каждом шагу. И я изучал – отыскивая в команде "Копетдаг", например, Валерия Брошина.
Я глазам не верил, стучал в его шестьсот какой-то номер – дверь открывал тот самый Валера. Чемпион из чемпионов, парень трагической судьбы. Сейчас думаю – не последним ли стало для Брошина то интервью? В Ашхабаде поиграл недолго, закончил. Корреспонденты про Валеру больше не вспоминали.
На душе у Брошина было скверно.
– Сидел я в московской квартире, оторванный от футбола.
– В окно смотрел?
– Вот-вот. С детьми еще выходил гулять. Тренировался для себя. Но какие это тренировки, бред… Потом какой-то коммерсант меня отыскал, привез в Ашхабад. Мне диковато поначалу было, тренер какой-то странный. Как все грузинские тренеры. Команду загнал. Мы не играли, а бегали за мячом. Ни отдать, ни принять. Смешно!
Рассказывал Валера про то, как съездил в ЮАР на смотрины. Понравился, вернулся в Москву за вещами. Где и передумал – не хватало еще на краю света играть. Найдем что-нибудь поближе. Вот и нашел – Ашхабад.
– А сумка с формой так в ЮАР и осталась лежать…
Вспоминал Брошин обо всем на свете. Лишь про Садырина говорить отказался – "не порти настроение. Ни слова не хочу про этого человека".
Я настаивал – снова выводя к Садырину.
– Вот ты настроение испортил, а мне завтра играть, между прочим, – стал еще печальнее Брошин.
Я до сих пор удивляюсь. У кого-то, оказывается, время обиды не сгладило, лишь обострило – те настоялись, забродили…
Я закрываю глаза – и помню тесный номерок гостиницы "Космос". Серую московскую зиму за окном. Грустного Валеру Брошина – смотревшего в пол. Так и не поднявшего глаза ни разу, кажется. Будто вчера было.
А Валеры лет десять, как нет.
***
Я вспоминаю, каким событием для Москвы был финал "Содружества" – съезжалась в "Олимпийский" столичная богема. "Спартак" против киевского "Динамо"! Вот это афиша!
Я садился к полю поближе, ряд на третий. Поворачивался к соседу справа – Бог ты мой, да это ж Олег Табаков.
– И вы здесь, Олег Павлович?
– Ну как такое пропустить…
Я не удивлялся – сам не понимал, как "такое" можно пропустить.
Днем раньше засиделись до глубокой ночи с Давидом Кипиани. Сидели в холле – но говорить нам не давали. Прекрасный Давид нарасхват – всякий подходил с расспросами.
Вот кто-то поддатый:
– Где ж твои усы, Дато?
– Выпали, – с тихим раздражением отвечал Кипиани. – От старости.
Приминал в пепельнице сотую за вечер сигарету, поворачивался ко мне:
– Нет, здесь нам поговорить не дадут. Пойдем в номер…
Пошли – и рассказывал мой герой до глубокой ночи. Про футбол, про развод, который в Грузии не простили даже такому игроку.
– Мне больно об этом говорить – но я расскажу… Потом, наверное, напишите – Кипиани каждые десять лет меняет жен.
Разошлись в три часа ночи. А годы спустя расскажет мне Юрий Рост, чудесный писатель и фотохудожник, как приехал к Давиду в Тбилиси. Хотел сделать кадр – Кипиани один-одинешенек на тбилисском стадионе имени Ленина. В центре поля.
Казалось, уговорил – Кипиани, ссутулившись, сделал шаг к центру поля, на котором столько прожито. Еще шаг, еще.
До центра не дотянул. Резко развернувшись, пошел назад:
– Не могу!
Но карточка осталась – тень от нависающих трибун, травинка к травинке, спина Давида. Называлась – "Кипиани уходит".
***
На "Содружестве" было весело.
Каждый проход до ресторана и обратно через гостиничный холл киевской делегации – будто спектакль. Усталые, всему Советскому Союзу знакомые лица.
Особенно врезался в память Анатолий Пузач. Грудь вперед, взгляд свысока. Преемник Лобановского!
Кто ж знал, что у Лобановского преемников будет много. Но конспекты Валерия Васильевича не помогут ни одному. Только помешают.
А вот Алексей Михайличенко, один из любимейших моих футболистов. В ту пору то ли третий, то ли четвертый тренер "Динамо". Вот с кем надо разговаривать-то.
Стучу в номер – кто-то внутри затих, сдавленно дышит. Тяжела жизнь звезд. Не отворяет Алексей.
Дозваниваюсь вечером.
– Интервью? Нет, нет и нет. Без разрешения пресс-атташе – никаких интервью.
Бог мой!
Нахожу киевского пресс-атташе – вооруженный разрешением, снова кидаюсь к Михайличенко.
– А у нас еще один пресс-атташе есть. В Киеве.
Но я не так-то прост, как кажусь – отыскиваю по телефону и того.
– Да нет проблем, – отвечает обескураженно. – Пускай говорит…
– Да? – показалось, расстроился Михайличенко. И вот оно, вознаграждение за силу напора. – Ну, давайте. У вас двадцать минут.
Для убедительности подвинул пальчиком рукав – что-то засекая на циферблате. Я думал, разговорится и забудет. Но ровно двадцать минут спустя Михайличенко, сверяясь лишь с мышечной памятью, но не с часами, поднялся.
– Все!
Но вот ведь удивительный человек – за эти двадцать минут рассказал больше, чем иной за два часа. С историями, с неожиданным для обстоятельств юмором. Двадцати минут хватило и на "Сампдорию", и на "Глазго".
***
Киевская делегация оставалась моей любимой годами – кажется всякий год одних легенд в штабе "Динамо" сменяли другие. С ротацией в этом клубе был порядок. Наследники Валерия Васильевича не засиживались – отбывая в творческое никуда со штабом вместе.
К кому-то приходилось приезжать потом с коллегой Кружковым в Киев, чтоб услышать удивительное. Отставленный из главных тренеров "Динамо" Йожеф Сабо глазами призвал поразиться с ним вместе – нелегко работать с великими!
– Пусть на меня Леоненко обижается, но расскажу одну историю. На сборах у нас было по две тяжелейшие тренировки. Как-то вечером захожу к нему в комнату и нахожу двадцать пустых бутылок из-под пива! Двадцать! О каком футболе говорить?
– А Шевченко не пил?
– Только курил. Но я все замечал. Мы каждый день замеряли давление. Шевченко приезжает на базу – 170 на 110. Я-то знаю, что он не пьяница, – что происходит?
– Что?
– Баба у него была – лет на десять старше Андрея. Тоже соки пила из него. Но главное, его дружбу с Леоненко нейтрализовали. Когда вернулся Лобановский и я передавал ему команду, за Шевченко "Бавария" уже давала семь миллионов долларов. Он уже состоялся как футболист. Но Лобановский его еще выдерживал. "Милан" два года за Андреем ходил…
***
Если за Шевченко охотился "Милан", то я охотился за Лобановским. Только-только вернувшимся в Киев. Первый турнир для его "Динамо" в 97-м – "Содружество".
Служил я тогда в газете "Правда" и крошечном футбольном еженедельнике. Кто ж знал, что никаких интервью Валерий Васильевич не дает?
Надо было дозвониться в его гостиничный номер, чтоб все это узнать.
– Валерий Васильевич! – обрадовался я глухому голосу в трубке. – Я такой-то, интервью…
– Я интервью не даю, – угрюмо оборвал меня Лобановский.
Короткие гудки.
Ну уж нет, подумал я. Так легко от меня не отделаться. Кем уезжал Лобановский несколько лет назад? Полковником. Коммунистом. Утро начинающим с газеты "Правда".
Откуда ему знать в Эмиратах, что "Правда" с миллионных тиражей скатилась до 20 тысяч, а партбилету лучшее применение – бумажные журавлики по количеству страниц?
Словом, через полчаса я перезвонил. Говорил другим голосом, совсем чужим – делая значительные паузы между словами. Возражений такой голос не допускает, как научили меня старые правдисты. Международники с сизыми носами.
Оказались правы.
– Валерий Васильевич? Из газеты "Правда" вас тревожат.
Клянусь, даже тишина в трубке стала чуть почтительнее.
– Надо дать интервью.
Я так и сказал – "надо". И не был оборван – совсем наоборот.
– Я готов! – с жаром поддержал идею Лобановский. – Приезжайте ко мне на тренировку…
Тем же вечером Валерий Васильевич оглядел меня с легким смятением. Видно, в 80-е корреспонденты "Правды" выглядели внушительнее, чем я – в треснутых очках.
Говорили часа полтора. Лобановский не только тренировку переложил на ассистентов, но и отогнал другую легенду – Владимира Перетурина. Обдав холодом:
– Что вы со своим микрофоном? Не видите – я занят!
Ассистенты не решались закончить тренировку. Ответственным за свисток был только Лобановский – но он увлекся рассказом. Отвлечь нельзя. Футболисты Косовский и Шматоваленко сверкали в мою сторону злыми очами.
Две недели спустя в Киеве то интервью "Правде" вызвало переполох – местным-то корреспондентам Лобановский отвечал, как мне при первом заходе. Если собирал, то скопом всех. Историями не баловал.
***
Киевское "Динамо", случалось, квартировало ото всех вдалеке – а в "Космосе" собиралась публика попроще.
Что положительно сказывалось на общем веселье. Холл этого отеля помнит многое – например, драку армянского футбольного клуба "Пюник" против азербайджанцев из "Нефтчи". Отводили душу футболисты, щуплые тренеры, плечистые массажисты…
Кстати, судил их матч на турнире Юрий Баскаков. Чуть позже рассказывал нам в "Разговоре по пятницам":
– Единственный матч армян с азербайджанцами на постсоветском пространстве судил я, это вы правильно вспомнили. "Пюник" и "Нефтчи" попали в четвертьфинале на "Содружестве". На следующий год история повторилась, но армяне отказались играть.
– К вам претензий не было? – переспросил чувственный корреспондент Кружков.
– Мимо судейской проходил кто-то из армянских футболистов – крикнул ассистенту Енютину матерное. Всё! А перед игрой нас колотило как никогда. После матча "Пюник" с "Нефтчи" приехали в гостиницу "Космос" – и устроили побоище в холле. Дрались футболисты, тренеры, массажисты, физиотерапевты. Все! ОМОН приезжал!
***
В каждом БАТЭ на этом турнире был прекраснейший, колоритный герой. Даже если БАТЭ назывался "Шираком", к примеру.
Кстати – о БАТЭ! Приехал, помню, с этой командой Юрий Пудышев. Самый веселый, самый озорной футболист Советского Союза. Вот к кому пробиться было сложнее, чем Лобановскому. Московские приятели рвали Юрия Алексеевича на части. Не помню, каким обманом втерся в доверие я – но был немедленно послан в магазин напротив. Без гостинца Пудышев корреспондентов не принимал.
Под гостинец пошли истории. Одна другой прекраснее. Вот одна:
– 79-й год. Выдали мне в Минске "копейку". Они еще хорошие были, итальянцы помогали их лепить. Свои движки ставили. Учусь ездить – отправились с приятелем на Минское море, есть у нас такой водоем. Проселочная дорога, катим себе. Он за рулем, я рядом. Вдруг Эдик Малофеев из кусов вылазит – в трусах величины необъятной. Жене пальцем указывает: "Наши отдыхают – солидно! Молодцы, на природу выехали!" До моря метров двадцать, не больше. Говорю товарищу: "Шур, дай проеду, осталось-то". Надо ж учиться, правильно? Вокруг ни души.
– Так что?
– Вдруг парень дорогу перебегает – я с перепугу газ с тормозом перепутал. Как дал! А дорога – бугристая. Смотрю – летим. Деревья замелькали. Почти до самого пляжа долетали, я по приземлении лоб о стекло разбил. Машину тоже. Посидели чуть-чуть в кустах, отдышались – пошли мужиков звать. Те глаза вытаращили: "Ребята, мать вашу, как залетели-то сюда?" Завели как-то, крыло выгнули, потихонечку обратно чешем. Снова Малофеева проезжаем – у того челюсть отпала. А дальше еще интереснее.
– Куда уж интереснее.
– Починили мой автомобиль, стал по новой учиться. В Минске как раз метро рыли, котлованы. А как выпьешь – сразу тянет девчонок подсадить, на скорости…
– Вас тоже?
– А как же! Так я однажды и поступил. Второй час ночи, город пустой. Девки балдеют. Чувствую – опять парю над пропастью. Одну пролетаю, во вторую почти сваливаюсь. С "копейкой" вместе.
– В будущее метро?
– Вот-вот. На выход все, говорю. Машину там и оставил, только передние колеса болтаются над ямой. В котловане третья смена работала – у мужиков глаза повылазили: что за аппарат?
***
Ну и как не любить мне было Кубок Содружества?
