Все интервью
Все интервью

22 апреля 2022, 00:00

«Крикунов — садист. Даже меня переплюнул». Интервью первого тренера Третьяка и Харламова

Первый тренер Третьяка и Харламова Виталий Ерфилов стал героем «Разговора по пятницам»
Юрий Голышак
Обозреватель
Александр Кружков
Обозреватель
Обозреватели «СЭ» поговорили с Виталием Ерфиловым.

Готовясь к юбилейному интервью с Владиславом Третьяком, заинтересовались вдруг: столько писалось, столько говорилось про первого его тренера Виталия Ерфилова! Это ж имя в нашем хоккее — воспитал лучшего вратаря ХХ века, стал первым тренером еще и Харламова. Поднял Мышкина и Крикунова. Отыскал для большого хоккея Лутченко и Юрия Блинова. Потрясающе!

Где он? Давно ли не с нами?

Тут-то и выяснилось: Ерфилов очень даже с нами. Бодр, крепок в свои 83. Приглашает на Тушинскую в кафе и выдерживает долгий разговор. Память феноменальная — готов назвать число, когда впервые увидел кого-то из звездных своих воспитанников!

Мы проговорили много часов — и выдохлись.

Ерфилов в бодрости только прибавил. Провожая нас, слегка сокрушался: «Эх, не всё рассказал, не о всех. Надо бы нам подольше посидеть...»

Виталий Ерфилов. Фото Юрий Голышак, "СЭ"
Виталий Ерфилов.
Юрий Голышак, Фото «СЭ»

Поплавочек

Мы не выдерживаем и переспрашиваем:

— Вам же недавно исполнилось 83?

Быть может, врут календари?

Оказывается, не врут — и наш герой задорно, звонко подтверждает:

— Да-а! 27 марта!

— Ну у вас и форма.

— Так вовремя проспиртовался! — восклицает Ерфилов с таким жаром, что даже официант оглядывается. — Но главное — все время на льду. Вот и сохранился. Как в холодильнике.

— Ковидом переболели?

— Не-а!

— Везучий вы, Виталий Георгиевич.

— А может, и болел. Не знаю! Пошел и привился. 83 года! Уже чего бояться-то?

— На хоккей выбираетесь?

— Очень редко. Прежде-то у нас были пропуска — а сейчас всё отменили. Если приезжаю на хоккей, знакомых лиц почти не вижу. Не с кем поговорить. Да и насмотрелся я этого хоккея!

— Мы представляем.

— Хотя «Динамо» не забывает — недавно Сидоровский вручил орден ветерана. Награда, говорит, нашла героя. Грамоту дали к 75-летию вот такую, в половину стола. ЦСКА тоже помогает. Как-то в ложу пригласили на годовщину Харламова. Вручили конверт. Я краешек приоткрыл — вроде доллары. Дома, думаю, пересчитаю...

— Сколько было?

— 500!

— Неплохо.

— У меня аж глаза на лоб вылезли. От КХЛ прибавка к пенсии — 10 тысяч рублей. Говорят, пожизненно будет. Подспорье! Но я и работал до прошлого года. В школе «Атланта» — тренером вратарей. Да и сейчас занимаюсь индивидуально с мальчиком в Сетуни.

— В 83 встаете на коньки?!

— А что такого? Мне на коньках даже легче, чем так, — я на них с семи лет! Правда, за бортик теперь держусь, когда выхожу.

— С Третьяком, лучшим своим учеником, отношения поддерживаете?

— Встречаемся по юбилеям. У него без меня хватает работы — что я буду лезть? На 70 лет ко мне приезжал, на 75...

— Что дарит Владислав Александрович?

— Вот было мне 80 — перечислил 100 тысяч рублей. Фесюк — столько же. Как поплавочек для меня. Маленький запасик. Еще значок дали — «Первый тренер чемпиона».

— Помните, как увидели Третьяка первый раз?

— Еще бы! Пришел мой товарищ, сейчас уже покойничек, Вячеслав Тазов. Он в ЦСКА работал с мальчишками 1952 года рождения. Говорит: «Появился у меня вратарь. Ты ж в них разбираешься — взгляни! Может, его вообще не стоит брать...»

— Не обманули вас глаза.

— Посмотрел — отвечаю: «Я этого мальчика возьму к себе, если отдашь». — «Да забирай». Потом-то я выяснял: как же так легко уступил?

— Ну и?

— Говорит: «Так он только пришел. Не успел к нему сердцем прирасти». Вот был у меня знакомый — Валерий Покровский. Уникальный человек — вывел в высшую лигу городскую команду «Вымпел». Играли без искусственного льда, скребками вычищали каток, тусклые фонари... Никто к ним ездить не хотел — в этом Жуковском даже гостиницы не было. Год продержались в классе А! Как-то пригласил на товарищеский матч. Дал свою раздевалку — и вдруг пацаны мои начали хихикать.

— Что такое?

— Вот, говорят, посмотрите — и указывают на стену. Там памятка висит: «Распивать спиртные напитки без разрешения тренера категорически запрещено».

— К чему вы это вспомнили?

— А вот к чему! Откуда берутся таланты? Как-то приезжает Покровский ко мне в ЦСКА — и привозит Вову Попова. Знаете такого?

— Лучший друг Харламова в ЦСКА.

— Да. Хотя Валера со всеми хорошо общался. Редко кто не считался его другом. В том «Вымпеле» Попов был самым молодым, но я его сразу приметил: «Отдашь?» — «Забирай». А время спустя та же история, такой же разговор: «Почему отдал?» — «Не успел привыкнуть...»

— Третьяку-то сколько было лет?

— Восемь. У меня команда 1950 года рождения — а Владик 1952-го.

— В какой момент поняли, что это не просто «мальчик» — а выдающийся талант?

— У него был огромный плюс для того времени — рослый! Если тогда вратарь был 180 сантиметров — все, Геракл. А сейчас — ни о чем. Знаете, какой рост у Коноваленко?

— Какой?

— 168! У Харламова — 174. Внезапно пошла волна — нужны здоровяки. Всё из-за Тарасова, который надумал играть с профессионалами, поднял их данные. Рассмотрев этот «прайс-лист», ужаснулся: средний рост — 182! Средний вес — 83!

— Ну и как воплощать?

— Мне, тренеру школы, сказал: «Всех «малышей» убирай!» Он Анисина дважды выгонял. Еще пацаном. Указывал на него: «Этого отчисляй!» Я тихонечко: «Слава, топай-ка домой. Завтра придешь». Надо ж — назавтра Тарасов снова идет, сразу глазами натыкается на Анисина. Сводит брови: «Я что тебе говорил?!» Я опять: «Славик, ступай...» Но Анисину повезло.

— Это как могло повезти в то время?

— Попросил Колю Голомазова, нашего тренера: «Скажи папе, пусть заступится за Анисина». Папа с Тарасовым дружил. Анатолий Владимирович поморщился — но махнул рукой: «Ладно, пусть тренируется». Все!

— Говорили — рост Третьяка бросился в глаза.

— Это первое! Мы и сейчас к рослым относимся лучше, чем к мелким. Хотя еще по институту физкультуры знаю: «малыши» в самом начале выглядят интереснее. Более ловкие, быстрые, координированные. А в 14 лет «большие» начинают их душить. Меня спрашивают: «Кто же попадает в команду?» — «Талантливые!» Вот как Аркаша Рудаков. Помните?

— Конечно. Вроде маленький, корявенький — а как играл в «Спартаке»!

— В то время в 30 лет выгоняли из хоккея — а его в 29 только привезли в «Спартак» из Свердловска. Народ еще смеялся: «Нашли молодого, перспективного...» А я как взглянул — сразу стало все ясно. По одному моменту.

— Что за момент?

— Заезжает в угол — и через клюшки всех защитников так накидывает шайбу своему, что падает прямо на крюк. Тому и движение делать не надо, хоп — гол!

— Умер Рудаков рано.

— Да, была какая-то история. Аркашка не сказать что и выпивал сильно. Просто от природы здоровья не было. Да и большой спорт долгой жизни не способствует. Вы знаете, что 90 процентов хоккеистов ЦСКА того времени мучились язвой желудка? Хотя кормили отлично, врачи за ними смотрели круглые сутки.

— В чем же дело?

— Нагрузки! Многие ушли в раннем возрасте — из всех команд, где серьезно занимались физподготовкой. Сами ребята говорили: «На играх мы отдыхаем!»

— У кого была самая тяжелая язва?

— У Фирсова. Просто извелся. Еще в игровые годы. А сейчас доказано: язва — это бактерия. Выпустили лекарство, все уже легко убирается.

Виталий Ерфилов и Владислав Третьяк. Фото из архива Виталия Ерфилова
Виталий Ерфилов и Владислав Третьяк.
из архива Виталия Ерфилова

Третьяк

— Давайте о Третьяке.

— Вот взял его к себе на тренировку. Пришел без формы. Говорю: «Вставай в «рамку». Сам тебе побросаю». Зачем кому-то доверять? Убить могли! Что меня поразило — восьмилетний Владик изо всех сил пытался не пустить шайбу в ворота. Без щитков бросался, метался! Бесстрашный! Что ж, дали ему форму. Прилегающую маску на лицо.

— Это ужас, что терпели те вратари.

— Потом ЦСКА съездил в Финляндию, там вратарям подарили железные маски. «Сетки» такие. Одну дали Антону Рагулину. А я был вхож в раздевалку команды мастеров!

— Неужели позаимствовали?

— Вижу — лежит. Спрашиваю: «Тонь, твоя?» — «Моя. Да ну ее! Ни хрена в ней не вижу, рябит...» — «Заберу для молодого?» — «Да пожалуйста». Вот так у Владика появилась первая хорошая маска. С черным подбородочком.

— Вратарь Толстиков уверял, что у Антона Рагулина была в то время самая красивая маска в Советском Союзе.

— Это другая — прилегающая! Знаю, о какой говорит. Их делали в СССР, из стекловолокна. Красивая, но не спасала вообще.

— Пароход отличный — только воды боится.

— Тоненькая-тоненькая прокладочка! Если попадало всерьез — просто рассекало лицо. Помню, моему вратарю Володе Кузнецову в игре со «Спартаком» засадили прямой наводкой. Маска отлетела, всё в крови. Упал. Я от бортика кричу: «Маску-то разбили!»

— А он?

— Сразу все прошло! Вскакивает, хватает ее — и радуется: «Не-е, цела». Покупал-то за свои деньги — в клубе ничего не давали!

— Кто-то из хоккеистов вспоминал, как впервые нос сломал. Сидел на лавке, снял маску. Тренер заметил: «Надень немедленно! Вдруг шайба прилетит!» Не успел договорить — тут же прилетает.

— Шайба — она ведь непредсказуемая. Но если кого полюбит — это все. Был смешной случай с Лысенковым.

— Корреспондентом?

— Защитником «Спартака»! Масок еще не было — так в каждой игре ему шайба попадала в лицо. Тут неожиданно выдали маски. Думаю: «Слава богу! А то парень не знает, куда деваться!» Лысенков сел за бортом, один-единственный раз за матч снял маску — и шайба ему в физиономию...

— Третьяку на вашей памяти сильно прилетело?

— Не припомню, чтобы у него была серьезная травма. Хотя...

— Что?

— Вратарских коньков не было — так я что придумал? Через забор от ЦСКА — авиационный институт Илюшина. Там куча знакомых. Попросил — они вырубили лезвия, прицепили на уголки из алюминия. Я сам и точил их для Третьяка. Но сталь дали — чтобы им пусто было!

— Вялую?

— Наоборот — никакой камень не брал! Станок у меня был в раздевалке, два камня для заточки. Большой и маленький. Точил здоровенным дня четыре — а Владик ходил и канючил: «Ну когда мне их отдадут?» — «Да подожди, нельзя еще!» Коньки приклепали на простые хоккейные ботинки. Передок я подготовил, а пятку никак не могу. Там дуга покруче. А этот все выпрашивает. Ну и уговорил, гад.

— Что дальше?

— Тренировались на искусственном катке — Третьяк резко повернулся, коньки и воткнулись. Потому что были плохо заточены. Упал, ударился головой — сотрясение! А самое удивительное, очень скоро я ему достал настоящие вратарские коньки.

— За границей?

— Кто-то обронил — на Электрозаводской напротив метро есть магазин «Спорттовары». Там видели чешские вратарские коньки «Блеск»!

— Немыслимо?

— Немыслимо! Я бегом туда. Хожу, ищу — нет. Спрашиваю продавщицу: «Были такие?» — «Да вон они!» — и достает из-под прилавка. Мы их, говорит, уценили.

— Почему?

— «А никто не спрашивает. Ну и поставили пять рублей вместо десяти». Коньки шикарные! Оставалось у них три пары — все забрал, отдал Владику. Он здоровый, уже в пацанах 42-й размер был. Третьяку всю жизнь везет!

— Да, коньки «Блеск» — это серьезная удача.

— Даже не в коньках дело — вот было у меня в команде два вратаря. Один, Зажоркин, ни с того ни с сего заявляет: «Не желаю больше в воротах стоять!»

— А что желает?

— Защитником быть. Я смеюсь: «Да куда тебе, метр с кепкой». — «А меня уже в «Динамо» берут». — «Скатертью дорога». Второму вратарю, Корнаухову, в игре с «Динамо» от красной так бросили, что увезли в Боткинскую. 17 швов наложили на затылок. Все, говорит, в ворота отныне ни ногой. Начал играть в нападении. А кто остается? Владик!

— Попади Третьяк не к вам, а к обычному тренеру — ничего бы не было?

— Да он везучий! С самого детства! Что ко мне в ЦСКА попал — это ему повезло. Два вратаря в моей команде вдруг отказались играть — остался один Третьяк. Это разве не везение? Я вынужден был его выпускать на лед!

— В основном составе ЦСКА тоже везло?

— Там были Толстиков и Толмачев, который постоянно нарушал режим и Тарасова к тому моменту уже достал. А Толстикова Третьяк просто переиграл. Коля поздновато пришел в хоккей, лет в 16. Много потерял в начальной подготовке. Столько не нагонишь. Ну и с вниманием у него творилось что-то странное.

— То есть?

— Идет атака, шайба в углу. Он следит! Пас идет — следит! И...

— И?!

— Неожиданно выключается — и пропускает! Устал следить!

— Потеря концентрации?

— Да. Я это заметил. Понял: Третьяк его обыграет. Так что Владик уже в 17 получил игровую практику — а мог бы год просидеть. Еще кстати оказалось, что он выше всех вратарей того времени по росту. Они же начали на колени садиться.

— И что?

— Если маленький присел — весь верх открыт! Владику на удивительные вещи роста хватало. Март, первенство Москвы. Лед уже с наплывами. Кто-то издали щелкнул, Владик выкатился. Сел и сидит. А шайба попадает в наплыв — подскакивает и летит верхом! Над ним!

— Успел подняться?

— Выпрямился как пружина — и головой отбил! Самой макушкой шлема. Вот это уже было что-то уникальное.

— В ЦСКА пришел Третьяк — и Толмачева отчислили сразу?

— Моментально. А когда играть закончил, даже отсидел.

— Вот это подробность.

— Он стал директором магазина «Свет» неподалеку от моего дома. Поэтому и знаю. Толкнул налево какие-то люстры — заложили. Года два в тюрьме провел. А Тарасов из ЦСКА выгонял его трижды!

— За пьянство?

— Да. Но перед важнейшим матчем со «Спартаком» брал назад. Говорил ребятам: «Приведите. Пусть покается!» Толмачев каялся. Уверял, что больше не будет. Отыграет со «Спартаком», вытащит матч — и по новой. На тренировках неделю не появляется.

Папа

— Кто-то говорил — уже в первой команде ЦСКА Третьяк катался слабенько.

— Чепуха! Вот когда ко мне попал — действительно не умел. Я говорю именно про вратарское катание. Но тогда этого вообще никто не знал!

— Даже вы?

— Я — знал.

— Откуда?

— Я наблюдательный. Смотрел игры, тренировки. Начал учить Третьяка двигаться приставным шагом. Как в гимнастике. Потом учил отталкиваться пяткой. В основном-то хоккеисты отталкиваются носком!

— Сколько тонкостей.

— Со временем понял: для вратаря не всегда хорошо только пяткой отталкиваться. Но уж научил, куда деваться. А в 1972-м в Суперсерии увидел, что Владик больше всех похож на вратаря. Драйден с Эспозито не были похожи — ни по движению, ни по стойке!

— У Канады были слабые вратари?!

— Конечно!

— Вы нас поражаете.

— Канадцы чем брали-то? Количеством! Естественный отбор. В Москве в то время 10-12 школ, включая заводские вроде АЗЛК. На весь город от силы полсотни вратарей. А в Канаде — тысячи! За ними смотрели, лучших тянули наверх. Но все необученные. Никто ими не занимался.

— Третьяк и Драйден — небо и земля?

— Да! Во всем! Чем еще Владик удивлял? В те годы принято было отбивать скользящую шайбу в шпагате, с разворотом конька. А он клал не конек — щиток! Даже странно, что до него так никто не делал.

— Вы научили?

— Сам пришел! Я-то кричал: «Ты что? Так не играют!» — «А мне удобно». Ну, давай — раз удобно. Потом начал анализировать — а Владик-то прав. Щиток больше закрывает.

— Верите, что 25 апреля тому самому Владику — 70?

— А что не верить-то? Я без надрыва думаю про эти даты...

— Третьяк из культурной семьи. Редкость для хоккеиста той поры.

— Да! Мать преподавала в школе, сама играла в хоккей с мячом. Отец — парторг военного аэродрома на Ходынке. Где самолеты вылетали из-под земли. Строгий такой, настоящий полковник.

— Общались?

— Чаще — с матерью. Отец хоккей не признавал. Сказал: «Это не профессия». А потом мне от ЦСКА дали квартиру на улице Куусинена — в том же красном доме, где жил Третьяк. Отправился с его родителями знакомиться. В свое время Тарасов придумал «родительский комитет». А я такой же хотел внедрить у себя в команде.

— Зачем?

— Мы играли на улице, а раздевалка одна на всех. В гимнастическом зале. Команды приходят, уходят... Не уследишь!

— Родители должны были следить?

— Да. Вот пригласили меня к Третьякам в гости — я возьми да скажи: создается такой комитет. Ревнивый папа воскликнул: «Ни за что!»

— Почему?

— «Там очень много мужиков!» Выгнал меня на улицу. Так и сказал: «Иди отсюда. Ты на что мою жену подбиваешь?»

— Вы хотели, чтобы мама Третьяка участвовала?

— Ага. Но папа приревновал. А летом заставил двух сыновей рыть колодец на даче в Дмитрове. Пришел ко мне понурый Владик: «Отец не пускает по воскресеньям тренироваться — надо копать».

— Долго так продолжалось?

— Год!

— Договориться невозможно?

— С полковником-то? Нереально! Но в 13 лет Владику дали в ЦСКА стипендию. Называлось — «на питание». 40 рублей. Приличные деньги для пацана. Моя зарплата — 100!

— Отец смягчился?

— Да. Владик приезжает: «Папа сказал — раз получаю деньги, обязан ходить на все тренировки».

— Бегать он не любил, сам нам рассказывал. А штангу?

— Вот вам история: атлетизмом мы занимались в комнатушке, которая граничила с залом штанги. Где тренировался Юрий Власов.

— Ого. Видели его?

— А как же? И Власова, и Иваницкого... У них был телефон в зале — а у меня нет. Я сделал себе ключ и вечерами ходил звонить оттуда. Но Власов с нами не общался. Мы поздороваемся — он суховато кивнет в ответ. Хотя мужик умнейший, что и говорить. На тяжей тех лет абсолютно не похож!

— Очки?

— Очки — ерунда. Не было жира вообще! Те-то весили по 200 килограммов. Власов — это не Жаботинский. Жилистый такой. Когда Жаботинский надул его на Олимпиаде в Токио, Власов был поражен в самое сердце. Тот-то усмехался: «Да какая разница? Ты — СССР, я тоже...» Э-э, нет! Тут личное!

— Так что за история про Третьяка?

— Как-то занимаемся атлетизмом, даю Владику гриф 20 килограммов. Работа в полуприседе. Говорю: «Сколько сможешь — столько и делай». Забыл про него. Потом поворачиваюсь: Владик все приседает и приседает! Бледный, пот рекой!

— Вот это гвардеец.

— Я перепугался: «Стой, стой!» Хотя руки ему старался не нагружать. Это остальным говорил: «Сейчас у нас дискотека!» Хватали диски по 20 кило — начинали плясать.

— У Тарасова подсмотрели?

— Совершенно верно.

— Что еще у него подглядели — и давали своим?

— Поточный метод. Жесткий командный голос!

— Что такое «поточный метод»?

— На дальние борта Анатолий Владимирович ставил две пятерки — одна пошла в атаку, другая навстречу. Сначала Тарасов уверял: «Это я изобрел». Позже пришлось добавить — «в хоккее». Потому что выяснилось: немцы в гимнастике придумали такой фокус на сто лет раньше.

Садист

— Вот попал Третьяк в ЦСКА. Не боялись, что Тарасов прибьет его нагрузками?

— Тарасов с этой штукой уже раз прокололся. Я надеялся — сделал выводы.

— С кем прокололся?

— Младший брат Полупанова, Владимир, вратарь. Взяли его из «Динамо», тренировался у меня целый сезон. Затем снова ушел в «Динамо» — потому что тарасовская предсезонка его убила. Парень не приспособлен к этим нагрузкам, Чернышев ничего такого не давал! У него был игровой метод подготовки. Привозит команду в Ригу, пятница, вечер. Говорит: «Следующая тренировка в понедельник. Отдыхайте, ребята».

— Тарасов в Кудепсте гонял своих совсем иначе?

— Да вы что! Не успели вылезти из самолета, сразу же — на солнцепек, камни в руки! Блины с собой возили. Свинцовые пояса. Вот Полупанов и надорвался. Вообще-то, Тарасов — умнейший человек. То, что после него было, — извращение.

— ???

— Следующие тренеры превзошли тарасовские выдумки!

— Вы про Тихонова?

— А про кого же? Хотя там был не только Тихонов...

— Еще Моисеев?

— Моисеев — садист. Как и Роберт Черенков. Но Тихонов — это что-то! А потом — Крикунов. Мой воспитанничек. Переплюнул меня в садизме!

— Вас?!

— Я тоже был садист. У кого учился-то? У Тарасова! Хоть я-то получил высшее образование, физиологию знал, лечебную физкультуру...

— У Тарасова не было высшего образования?

— Да откуда?

— Это для нас новость.

— Я чего только не придумывал. Вот «Олимпию» из Кирово-Чепецка тренировал. Горка — метров 25. Хоккеисты оттуда спрыгивают в яму с блином в руках. Потом со свинцовым поясом бегут наверх. Отжимаются. И это еще не самый садизм!

— Что же — самый?

— Уложиться в определенные минуты! Запланировал пять смен. Две выполнили, говорю: «Хватит. Что-то вы бледненькие...» А помогал мне отец, он работал на кафедре хоккея. Пощупал у одного пульс, у другого — и мне тихонечко: «Виталий, загнать — дело нехитрое! Подготовить трудно».

— Самое адское упражнение Тарасова?

— Танцы с блинами. Он и здоровенному Рагулину давал 20 килограммов — и молодому столько же. Для ветеранов были хитрые блины — с виду такой же, но на пять кило легче. Едва молодой к нему прикасался, тут же крик: «Ку-у-да? Берем 20!» Много ребят ломалось.

— Сколько ж надо было приплясывать с этим блином?

— Секунд тридцать. Вот попробуйте!

— Уж увольте. Сердце посадить?

— Да, сердечко не выдерживает. О чем мы в 60-е еще не догадывались. Я впервые с этим столкнулся позже — был у нас в юниорской сборной Сережа Кузнецов. Прыгучий, быстрый! Поехали в Эшеры на сбор, гимнастический зал и две лестницы на второй этаж. Каждый сажал партнера на спину — и туда. Потом спускаешься. Кузнечику достался Касатонов!

— Тот же здоровый.

— Не то слово! Могучий! Кузнечик его легко ухватил — и наверх! Главным тренером был Фирсов. Он поразился: «А еще можешь?» — «Могу!» — «Давай!» Второй раз пробежал. «А еще?» Парню-то приятно удивить такого человека, как Фирсов! Но после этого Кузнечик закончил.

— Что случилось?

— Вот тогда я понял, что такое «посадить сердце». Из очень способного мальчика превратился в средненького игрочка. Пропала выносливость, стал задыхаться. Не мог уже ни бегать, ни прыгать.

— Третьяк рассказывал про дополнительные занятия для вратарей в том ЦСКА. Прыгать на одной ноге от борта до борта вдоль синей линии, не касаясь ее. Добавил: «Сегодня половина вратарей на это не способны. Тем более при полной амуниции, да еще после полуторачасовой тренировки».

— Этого я не видел. Но вообще к основному вратарю Тарасов относился бережно. Больше не можешь? Заставлять не станет! Там ведь были ребята с хитрецой. Локтев, Альметов, Рагулин на Тарасова смотрели внимательно. Подходит — работа кипит! Отворачивается — хоп на паузу.

— Иначе надорвешься?

— Естественно. Почему и брал здоровых — вроде Моисеева, Мишакова, Ионова.

— Моисеев разве такой здоровый был?

— Да вы не представляете. Жилистый! Руку так сожмет — все хрустит. Еще ему нравилось тихонечко сзади подойти и палец под ребра сунуть.

— О господи.

— Особенно Мышкин этого боялся. Когда Моисеев подкрадывался — убегал сразу.

— На вас Тарасов срывался?

— Как-то иду по дворцу — навстречу Тарасов: «Вы почему Третьяка не рекомендуете в команду мастеров?!» — «У вас свои глаза есть. Нужен — возьмете. Что я вас буду доставать?» — «Н-да?» Я же Тарасова знаю — что бы ты ни делал, все будет немножко не так.

— А пример?

— На тренерском совете школы докладывает: «Прихожу на искусственный каток, приоткрываю занавесочку. Смотрю. У пацанов 25 шайб на площадке! Ну какие им шайбы? Они еще кататься не умеют!» Хорошо, начинаем работать исключительно над катанием. Следующий тренерский совет. Ждем, что Тарасов скажет. И начинается: «Прихожу, приоткрываю занавесочку. А там бегают и бегают! Кого готовим? Конькобежцев?!»

— Так что ж вы Третьяка не рекомендовали?

— Потому что наш тренер Голомазов прокололся — на одном из советов произнес: «Подрастает у меня игрочок — лучше Харламова!»

— Это кто же?

— Назвал фамилию — Анисин. Все, после этого Тарасов начал Анисина гнобить!

— Почему?

— Вот вы можете объяснить мне — почему? Я понять не мог! Анисин небольшого росточка — но настырный, забивной! Хоть парень сложный.

— Анатолий Кострюков назвал «стерва». Где-то в Загребе они пересеклись.

— Кострюкову я верю. Злобным он не был. А у Анисина, кстати, прозвище было Каблук. Из-за роста ботинки покупал на огромном каблуке.

— Еще какие прозвища помнятся?

— Игорь Капустин, младший брат Сергея, — Пузо. Все время с лишними килограммами. Крикунов — Крестьянин. Хозяйственный, прижимистый. У меня в Кирово-Чепецке начинал. Я долго ломал голову: почему этот физически мощный парень так плохо катается? Повнимательнее присмотрелся — и осенило!

— Так почему?

— Слишком короткий толчок! Отсюда семенящий бег. Я заставил Володю посильнее выносить бедро после толчка — и все, покатился. Вырос в хорошего защитника. За сборную играл на Кубке Канады.

Виталий Ерфилов учит юного вратаря второй команды мальчиков ЦСКА Володю Кузнецова. Фото Григорий Ивановский
Виталий Ерфилов учит юного вратаря второй команды мальчиков ЦСКА Володю Кузнецова.
Григорий Ивановский

Мышкин

— Лучшая вратарская реакция тех времен?

— Пожалуй, у Коноваленко.

— Лучше, чем у Третьяка?

— Думаю, да. Что было у Владика? Бойцовский характер! Старание. Техника. Сильный патриотизм. Волевой мальчишка. Когда я с Мышкиным поработал, в какой-то газете сказал — мол, у Володи растяжка, гибкость получше, чем у Третьяка. Корреспондент обрадовался: «А почему?»

— Почему?

— Потому что я был научен горьким опытом — с Володей-то занимался через восемь лет после Владика. Работе над техникой уделял больше внимания. А корреспондент возьми да напиши: «У Мышкина техника выше, чем у Третьяка!»

— Обиделся Владислав Александрович?

— Обиделся! Встречает: «Что ж вы написали?» Я не стал оправдываться. Ответил: «Действительно так считаю — у Мышкина техника выше! Зато у тебя характер, воля железная...»

— Позже Третьяк оттаял?

— Вроде бы. Понял — я не хотел его обидеть.

— Мышкина для хоккея тоже открыли вы?

— Да, впервые увидел его в Кирово-Чепецке. Володе было лет 15. Основным вратарем «Олимпии» считался Толя Собачкин. Можете вообразить реакцию болельщиков, когда диктор объявлял: «Вместо Собачкина ворота защищает Мышкин...»

— Третьяк сказал нам: «Сегодня Мышкин не пробился бы». Допускаете?

— Вполне. За столько лет все изменилось — и хоккей, и вратарская техника. Теперь в НХЛ голкипера ростом меньше 185 сантиметров даже не драфтуют! Вообще не рассматривают! Ставка на двухметровых парней.

— У Мышкина какой рост?

— 176. А у Третьяка — 185. Вот он бы и сейчас играл! Вы, кстати, в курсе, почему Мышкин ушел из ЦСКА, где при Быкове и Захаркине отвечал за подготовку вратарей?

— Нет.

— Закусился с Захаркиным. Тот вдруг начал учить вратарей, как надо играть, Мышкин осадил: «Ну что ты лезешь не в свое дело? Занимайся полевыми». Захаркин обиделся — и Володю уволили. Натерпелся в том ЦСКА и Саша Фомичев, мой ученик.

— С ним-то уже в динамовской школе пересеклись?

— Да, там я работал с середины 80-х. Фомичев — классный парень, отличный вратарь. Когда в ЦСКА попал, Захаркин тоже полез к нему с какими-то советами. Сашка отмахнулся: «Да мне все это Ерфилов десять лет назад рассказывал». Ну и сразу место в составе потерял.

— Так вот Коноваленко. Сколько вспоминали его сверстники — с режимом, мягко говоря, было не в порядке. Но это же все притупляет, включая реакцию! Как он оставался классным вратарем?

— В то время все пили — за редким-редким исключением! Непьющего еще найти надо было!

— Так давайте поищем.

— Разве что Пучков и Третьяк. Да Лутченко не особенно прикладывался. Остальные крепко поддавали.

Лейк-Плэсид

— У каждого есть тяжелая черта характера. Какая у Третьяка?

— Эгоизм.

— В чем выражалось?

— Не давал никому играть! Кто сидел за ним — пропали как вратари.

— Это нормально.

— С его точки зрения — да. Говорил: «Я хочу играть все матчи, мне нужна практика». Надо так надо. Хотя черные полосы у него тоже были.

— Ну-ка напомните.

— Про первую мало кто знает — это финал молодежного чемпионата СССР в Новосибирске. Вели 3:0 после первого периода у «Трактора». Во втором сразу же забили четвертую. И расслабились. Сгорели 4:5. Владик не выручил. Заняли шестое место, что для ЦСКА — катастрофа!

— Еще черные полосы?

— А вы не помните, как пропустил восемь от чехов на «Известиях»? Тихонов психолога привлек в команду — тот поработал с Третьяком.

— Есть у вас объяснение, почему после психолога провалился?

— А я знаю почему.

— Пусть узнают все.

— Внушал: «Чего тебе бояться-то? Расслабься, ты лучший вратарь мира...» А у Владика многое держалось на страхе. Он как двигатель. Страх подвести команду, страх навалить. Настраивался! Особенно страшно было в 1972-м — вот и сыграл как бог. Просто тигр лютый.

— А психолог?

— Внушил, что Третьяку нечего бояться, — тот и поверил. Вышел расслабленный. Ну и напускал!

— В Лейк-Плэсиде психологов не было.

— Пропустил две — и Тихонов посчитал, что это много. Заменил на Мышкина. А все почему? У Тихонова страхов было еще больше, чем у Третьяка! Леня Рейзер написал книжку со странным названием — что-то вроде «Синдром Тихонова». Там прямо сказано: основная двигающая черта Виктора Васильевича — страх за себя! Боялся проиграть!

— Вот как?

— Поэтому и держал хоккеистов месяцами на сборах. Следил за каждым. Его ж не приняли в ЦСКА!

— Кто?

— Харламов, Петров, Гусев... У Виктора Васильевича к тому моменту ни авторитета, ни побед. Создал звено — Жлуктов, Балдерис и Капустин. Стравил их со стариками. Стали соревноваться — и про Тихонова на время забыли.

— Ловко. Он говорил нам про Лейк-Плэсид, что американские студенты явно были под допингом.

— Мне тоже так показалось!

— Слишком энергичные?

— Ну да. Накануне Олимпиады проиграли нашей сборной 3:10. А здесь вдруг уперлись. Впрочем, канадцы и американцы еще лучше нас умели цепляться за результат. Если уж повели — будут бросаться под шайбу.

— Вы с таким сталкивались, чтобы соперник был под препаратами?

— Тогда на это как-то не обращали внимания. В 1980-м работал со мной в юниорской сборной врач Юрий Шхвацабая. Его брат — легендарный кардиолог, лечил все наше ЦК. В Чехословакии перед финалом чемпионата Европы говорю: «Дай что-нибудь вратарю!» Хе-хе!

— Лекарство для обострения реакции?

— Ага. На всякий случай. Все-таки финал! Но полевым мы ничего не давали.

— Счет?

— Обыграли чехов — 3:2. Допинг-контроля никакого.

— Кто стоял в воротах?

— Виталик Самойлов из Риги. Самое интересное началось потом. Мы выиграли, прозвучала сирена. Так Самойлов клюшку с перчатками засандалил под самый потолок дворца! Рухнул на колени, начал целовать лед!

— Прекрасно.

— Вот такая была эйфория! Все это снимали телекамеры. Мы уезжаем, прямо в аэропорту меня перехватывают: «Вас к телефону!» Посол наш. Жестко: «Что за представление?» — «Да парень из Прибалтики». — «А-а, из Прибалтики... Тогда понятно». Кладет трубку.

— Закончил с хоккеем лучший вратарь ХХ века странно и нелепо. Пришел к Тихонову: «Я готов остаться — если позволите жить дома». Тот отказал. А что Третьяку ответили бы вы?

— Я бы разрешил. Но Тихонов понимал одну вещь: цепная реакция пойдет сразу! Помню, в Кирово-Чепецке подходит ко мне опытный хоккеист: «Я взрослый, женатый. Мне кровь из носу надо исполнять супружеский долг». Ну, иди, отвечаю. Исполняй.

— Что за рассказ без капли эротики.

— Через три дня собирается вся команда — и задает мне вопрос: «А у нас что, не стоит?» Цепная реакция! У Тихонова было бы то же самое. Позволил бы Третьяку — назавтра пришли бы остальные: «И мы так хотим».

1961 год. Валерий Харламов. Фото из архива Виталия Ерфилова
1961 год. Валерий Харламов.
из архива Виталия Ерфилова

Харламов

— О том, что вы еще и первый тренер Харламова, знают немногие.

— Два года с Валеркой отработал — пока не выяснилось, что он липач. Играл в детской команде ЦСКА 1949 года — а сам-то 1948-го.

— Как вскрылось, что приврал с возрастом?

— Отец пришел — сказал! «Виталик, я не могу — подведет же команду». Харламов был одним из лидеров, а их всегда проверяют. Папа Боря и говорит: «Его разлипатят — а с ЦСКА очки снимут».

— Как он оказался в вашей команде?

— Пришел и записался. Жил неподалеку, на Соколе. Валера в детстве переболел менингитом — ему вообще запретили заниматься спортом! Так он справку не принес и родителям ничего не сказал. Узнали позже. А в команде 1948 года лидером уже не был. Сезона три-четыре — на подхвате. Там выделялись Смолин, Богомолов — здоровяки-нападающие!

— Все прорезалось потом?

— Харламов удивлял решениями. Как-то играли на Кубок Москвы со «Спартаком». Выскочил на красную — перед ним два защитника. Огромные лбы. Валерка начал оглядываться, медленно покатился к борту. Всем ясно — забздел!

— Как формулируете.

— Защитники его поджимают, теснят. Ну, думаю, сейчас шайбу потеряет. А Харламов вдруг взрывается, на скорости пролетает между двумя и забивает! Оба проспали!

— Какой был хоккеист.

— С канадцами в Суперсерии этот трюк повторил! Делал вещи, которых от него никто не ожидал. Финал молодежных команд, главный конкурент ЦСКА — «Сибирь». Вратарь у них — бугай! ЦСКА ведет 1:0, моментов уйма. Всё берет! Тут Харламов убирает шайбу за ворота, потом резко оттуда выдергивает — и гол! Вратарь стоит — понять ничего не может. Не забивают из-за ворот! Никогда!

— Не забивают.

— У вратаря шок! Первое же вбрасывание, снова Харламов подхватил — и покатился туда же. Вратарь уже за шайбой следил, Валерка держал ее прямо перед ним. Подманил, убрал под себя — и в ближний! Все, вратарь бросил играть — победили 12:1.

— Когда выяснилось, что Харламов не того возраста, могли отчислить?

— С 1948 годом уже работал Тазов. Говорю: «Славик, возьми мальчика! Поможет тебе!» — «А давай...» Так и сохранили для хоккея. Видел я в Валерке что-то нестандартное.

— Но в первой команде ЦСКА разглядели его не сразу.

— Так там был Сашка Смолин! Считалось — самый перспективный юниор советского хоккея. Альметов в Лужниках ему свою майку торжественно передал.

— Тот заканчивал?

— Его заканчивали. За грубейшее нарушение спортивного режима. Пил!

— Самый яркий случай?

— Да все время пил. У Тарасова просто лопнуло терпение. А тут появились молодые, которыми можно заменить. В том числе Витя Полупанов. Тоже, правда, вскоре начал пить. Из ЦСКА выгнали. Зато потом женился, завязал — до сих пор живет и прекрасно себя чувствует... Полупанова хотели в «Динамо» взять на работу, тренировать в школе. Внезапно выясняется — один человек против.

— Что за человек?

— Его родной брат — Владимир!

— Не может быть.

— Честное пионерское.

— Почему?

— Говорит: «Выпивает!» Хотя в тот момент Виктор уже практически завязал. Было еще такое, знаете, колебание. И брат пошел к руководству, доложил.

— Смолин-то куда в итоге делся?

— Закончил! Котировался он до 17 лет — пока имел преимущество в скорости. А попал в команду мастеров — там начали бить. Самым натуральным образом. Ну и перестал лезть на пятак.

— А у Тарасова это не проходило?

— Тарасов даже Веню Александрова обвинял в трусости! Говорил: «Ты не идешь в борьбу!» Тот удивленно: «А зачем лезть, если я и так обыгрываю?» — «Нет, ты должен!»

— Вот это диалог.

— Тарасов же планировал с канадцами играть — надо, чтобы каждый был готов к силовой борьбе. А Веня покажет одно, сыграет иначе — и все в дураках. К чему драться-то? Обратите внимание — ни один выдающийся нападающий не любил кулаками махать. Для этого были Моисеев, Мишаков. Вот они дрались. Показывали, какие у них характеры.

Поцелуй

— Вы как-то добавили новый штрих к истории про отъезд Харламова в Чебаркуль. Сказали — «сняли с трапа».

— ЦСКА отправлялся на товарищеские матчи в Японию. В последний момент кого-то из молодых нужно было отцепить. Тарасов выбрал Смолина, а Харламову чуть ли не в аэропорту сказали: «Ты не летишь». Позже в Чебаркуль сослали. Пришел ко мне папа Боря: «Что делать?» — «Пусть терпит и играет!» Я был на сто процентов уверен — Тарасову в этот момент Харламов не подходит. Гусева-то за пьянку туда откомандировали, а Валера просто не годился в основу. Тарасов его прозвал «конек-горбунок». А Харламов возьми да забей за вторую лигу под 70 шайб — на него стали ходить! Так и вернули в ЦСКА.

— Когда Харламов вас особенно насмешил?

— Расскажу две истории. В 1969-м я ушел из армейской школы. Поехал во вторую лигу, тренировал «Олимпию» из Кирово-Чепецка. Затем Кулагин позвал в «Крылья» помощником. И вот принимаем ЦСКА. Предматчевая разминка, хоккеисты катятся по кругу. Кулагин в задумчивости сидит у борта. Я рядом. Харламов проезжает мимо, окликает: «Борис Павлович!» — «Что, Валера?» — «Как настроение?» — «Хорошее...» — «Сейчас испортим!»

— Мило.

— В другой раз столкнулись после матча в дверях армейского дворца. Харламов внезапно спросил: «Виталий Георгиевич, могу задать философский вопрос?» — «Валяй...» — «Как считаете, поцелуй — это потребность или необходимость?» У меня ступор. Поразмышлял и ответил: «Пожалуй, необходимость». А Валерка с усмешкой: «Тогда поцелуйте меня в жопу!»

— Однако!

— Я остолбенел, глаза выпучил. Харламов примирительно: «Что, обиделись?» — «Да нет...» И он с торжеством: «Ну, тогда еще разок поцелуйте!»

— Ай да Харламов, ай да юморист.

— Просто у нас были очень близкие отношения. Я же прекрасно знал его родителей, неоднократно бывал у них в гостях. Помню, они еще на Соколе жили, а нам с Тазовым после работы захотелось выпить. Купили бутылочку. Говорит: «Может, к Боре Харламову?» — «Давай». Звонит из автомата. Папа Боря отвечает: «Приходите. Только Бегония с радикулитом свалилась, придется самим закуску готовить».

— А вы?

— Пришли, на кухне быстренько что-то порезали, сели, разлили. Валерки дома не было.

— С ним тоже выпивали?

— Ни разу. Это с другим учеником случай был. У меня в команде 1949 года играла шикарная тройка: Ноздрин — Поляков — Блинов. В воскресенье еду мимо дома Лени Полякова. Дай-ка, думаю, заскочу, погляжу, что да как. Звоню в дверь — открывает отец. Уже тепленький: «О, заходи! Садись с нами». На столе бутылка водки, закуска. Вдвоем поддают.

— Сколько было Лёне?

— Лет 16. Я в крик: «Вы что?! Парень — хоккеист, должен соблюдать режим!» Батя пожимает плечами: «Сегодня ж выходной».

— Это аргумент.

— Так и не раскрылся Леня, сгубил отцовский подход. Хотя в 1965-м, после того как мы выиграли юношеское первенство Союза, Тарасов всю тройку взял в команду мастеров... А про Харламова еще историю вспомнил.

— Говорите же скорее. Пока не выветрилась.

— Однажды пришли к нему Мальцев и Васильев. Все трое почему-то были вне сборной, а она как раз в тот вечер играла в Лужниках. Сидят, выпивают, смотрят хоккей. Вдруг Мальцев поднимается, начинает одеваться: «Ребята, я ненадолго». Те думают — наверное, в магазин.

— Логично.

— Ну и продолжают хоккей смотреть. Сашки нет и нет. В какой-то момент камера показывает зрителей, и среди них — Мальцев! Как ни в чем не бывало сидит на трибуне. Харламов с Васильевым переглядываются: «Вот сука...»

— В Кирово-Чепецке вы тренировали братьев Мальцева — Анатолия и Сергея. До Александра ни тот ни другой недотягивали?

— Сашин талант между его братьями Боженька разделил пополам. У Сереги голова как Дом Советов, но по площадке еле ползал. А у Толика великолепная скорость, но тонкости, понимания игры не хватало. До смешного. Разгоняется, в его сторону идет передача, шайба пролетает между ног, а он ее даже не видит, бежит дальше. Зато Саша на льду умел все. Гений!

Виталий Ерфилов. Фото из архива Виталия Ерфилова
Виталий Ерфилов.
из архива Виталия Ерфилова

Лутченко

— Вот про кого у вас наверняка нет прикольных историй — так это про Лутченко.

— (После паузы.) А есть! Ребята получают форму — вдруг подходит наш парень: «У меня клюшки нет!» — «Как нет? Тут стояла!» — «Кто-то взял». Ладно, идем на тренировку. Смотрю — клюшка-то у Лутченко!

— Силен.

— Подзываю: «Будешь теперь ездить с формой, забирай с собой». Потом вижу — сидит во дворце, не уходит. «Ты что? Иди-иди, жулик!» — «Виталий Георгиевич, у меня форму отнимут завтра же. Не в чем будет играть».

— Кто отнимет?

— Если не в электричке, то в родном Раменском уж точно отожмут. Но вообще историй про Лутченко немного, это правда. Скромный, добросовестный, старательный. Режимщик. У младших харч не отбирал. Ему тоже повезло.

— В чем?

— Когда к Тарасову в команду мастеров попал, там было восемь защитников — колом не вышибешь! Так бы и сидел, если бы не череда совпадений. Кузькина на год дисквалифицировали, Гусев запил, Подкопаев понял, что не тянет, в «Крылья» ушел. И Лутченко воспользовался шансом, заиграл.

— Кузькина-то за что?

— За драку с таксистами у аэровокзала. Одному из них то ли Витька, то ли его друг Мишаков разбил голову монтировкой. Обоих забрали в милицию, пропесочили в федерации, газетах, вывели из состава ЦСКА и сборной. Лишь к концу сезона амнистировали.

— Вы сказали: «Гусев запил». Как же он при таких слабостях много лет был на ведущих ролях в ЦСКА и сборной?

— Защитник-то изумительный. Здорово читал игру, жесткий, неуступчивый. Колошматил всех подряд! У него еще взгляд такой...

— Какой?

— Мутный. А лицо белое-белое. Глазами встретишься — сразу мороз по коже. Все соперники Гусева боялись. Я случай вспомнил. Когда «Олимпию» принял, поехал в Ростов на первенство Вооруженных сил. Хотел для своей командочки кого-то присмотреть. С ЦСКА там был Кулагин. Говорит: «Давай с Гусевым тебя поселю, он один живет».

— Замечательный сосед?

— Пока играли, все было нормально. А когда турнир закончился, зашел я вечером в номер и оцепенел. За столом сидели Гусев и Олег Чурашов. Рядом гора пустых бутылок из-под вина. И две початых. Схватил их, вылил в унитаз. Ребят закладывать не стал. Но до сих пор не в силах понять, как вдвоем можно столько выпить.

— Вы и Юрия Блинова подняли.

— Он появился в команде 1949 года — но не сразу! Играл в хоккей и футбол за АЗЛК. А слушок шел — подрастает толковый мальчик. Год был морозный — 27 марта еще работали на открытом льду. Вот тренировка заканчивается, я сижу на бортике, ножками помахиваю. Идет парень с гаревого поля: «А можно к вам записаться?» — «Ты где-то играл?» — «В АЗЛК». — «Фамилия?» — «Блинов». — «Давай!»

— Сколько ему было?

— 12 лет. А Лутченко как появился? Сидел я в тренерской. Заглянул пацан: «Я пришел к вам записываться!» — «Год рождения?» — «1949-й». — «Откуда»? — «Из Раменского». Нашли ему коньки. Посмотрел, как катит. Вроде ничего. Давай, приходи.

— Тоже 12 лет было?

— Около того. Уже многое умел. В Раменском с мужиками играл. Но мечтал о ЦСКА.

— В 1967-м Блинов провел один матч в чемпионате СССР за футбольный ЦСКА, который тренировал Бобров. Хотел оставить его в команде, но Тарасов через министра обороны Гречко продавил вопрос — и Блинов сделал окончательный выбор в пользу хоккея.

— В футбол Юрка действительно играл неплохо. Но не думаю, что до Гречко дошло. Все гораздо проще. Бобров — мужик скромный, сказал что-то вроде: «Давай к нам, ты мне нужен...» А Тарасов четко обрисовал перспективы: «Если в хоккее останешься, выиграешь Олимпиаду, чемпионат мира!» Это и перевесило. В футболе ни то ни другое Блинову не светило, он и сам понимал.

— Корженко тоже у вас тренировался?

— Нет, но в армейской школе. Володю я помню. Крепкий, высокий, техничный. В 20 лет умер. На тренировке выскочил один на один с Тыжных, тот, выбивая шайбу, клюшкой попал в конек. Корженко потерял равновесие, полетел головой в борт. Перелом шейного отдела позвоночника. Похожая история годы спустя случилась в «Динамо».

— Впервые слышим.

— Было, было. 1998-й, тренировка молодежной команды. В воротах — Зудин. На него выкатился 17-летний Дима Варин, очень талантливый парень. Начал финтить, получил клюшкой в конек. Упал, ударился затылком о борт, сломал шейные позвонки. С тех пор прикован к инвалидному креслу. А Корженко умер в госпитале через десять дней. Оторвался тромб.

Локтев

— Мало кто помнит, что в 1970-м вместо Тарасова главным тренером ЦСКА назначили Кулагина. Продержался недолго.

— Полгода. Тарасов не давал ему работать! Делал все, чтобы Кулагина убрали. Ходил к руководству «большого» ЦСКА, нашептывал, какой тот плохой тренер.

— Кулагин об этих походах знал?

— Разумеется. Потому и перебрался в «Крылья». Справедливости ради надо заметить, что армейцы при нем не блистали. Когда вернулся Тарасов, шли на втором месте, отставая от московского «Динамо» на 10 очков. Но все равно выиграли чемпионство! В 1974-м Тарасова опять подвинули, пришел Локтев. Так через три года Анатолий Владимирович уже к его увольнению руку приложил.

— Каким образом?

— По той же схеме. Обвинял в отсутствии требовательности, в том, что распустил команду. Даже в пьянстве! И Локтева сняли — несмотря на то, что привел команду к золотым медалям. Тарасов под себя место расчищал. Не сомневался — снова назначат. Я тогда уже в юниорской работал, играл там парень из армейской молодежки. Как-то говорит: «Знаете, меня в «Крылья» зовут, хотел уйти, но подошел Фирсов. Сказал: «Оставайся. На следующий год мы с Тарасовым принимаем ЦСКА, на тебя рассчитываем...»

— Для Локтева увольнение стало ударом?

— Еще каким! От него так и не оправился. Тарасова не простил, больше не общались. Хотя тренировать ЦСКА Косте было сложно. Слишком мягкий, добрый. В советском хоккее, обладая такими качествами, добиваться успеха мог разве что Чернышев. Но он-то был уже опытный, много лет проработал в «Динамо» и сборной.

— После Локтева ЦСКА возглавил не Тарасов, а Тихонов. Чья идея?

— Колоскова. Вопрос о переводе Виктора Васильевича из рижского «Динамо» в ЦСКА решался на уровне Устинова, министра обороны, и Андропова, руководителя КГБ. Параллельно Тихонову доверили сборную. Колосков видел в нем большой потенциал.

— А в Тарасове что смущало? Возраст?

— Не только. Понятно, оба интриганы. Но Тарасов — откровенный, всегда пер напролом. Тихонов в этом смысле тоньше, хитрее. Дипломатичный, умел договариваться с начальством. Маленький штрих: пока со своим «Динамо» дошел из второй лиги до высшей, раздал в Риге 30 квартир! Плюс 30 автомобилей для хоккеистов пробил!

— Ну и дела.

— Поэтому к Тихонову даже во вторую лигу ехали с удовольствием. Среди тех, кто сменил тогда Москву на Ригу, защитник Миша Бескашнов. Помните такого?

— Нет.

— Ох, убийца! Лупил без разбору, никого не жалел. Ловил на скорости возле борта — и клюшкой в шею! Пока не нарвался на спартаковца Валеру Чекалкина. Тот отомстил за всё и за всех.

— При живописных обстоятельствах?

— Весьма. Бескашнов едет за воротами, Чекалкин навстречу. Ка-а-ак даст клюшкой в челюсть! Мишка в ауте. Сильное сотрясение, выбитые зубы... Когда в раздевалке очухался, первым делом спросил: «Какой номер?!»

Команда «Крылья Советов». Фото из архива Виталия Ерфилова
Команда «Крылья Советов».
из архива Виталия Ерфилова

«Крылья»

— Вы помогали Кулагину в «Крыльях», которые в 1974-м выиграли чемпионат СССР, опередив ЦСКА на 11 очков. Как это вообще возможно?!

— Просто армейцы устали от побед. В том сезоне — ни заряженности, ни куража. А «Крылья» строились на реваншистах. Было много тех, кого Тарасов в свое время выгнал из ЦСКА. Анисин, Лебедев, Бодунов, Шаталов, Тюрин, Глухов. Ребята мастеровитые, хотя и уступали тем, на кого опирался Тарасов. Но тут ведь еще и от настроя многое зависит. Тому же Харламову я говорил: «Когда играешь от ножа, ты — великий. А если не выкладываешься — все, пустое место». Ну и была еще одна причина, позволившая «Крыльям» взлететь настолько высоко.

— Какая же?

— Кулагин параллельно тренировал сборную. Именно от него зависело, кто из арбитров будет выезжать за рубеж и на какие турниры. Поэтому судили «Крылья» очень хорошо.

— Самые памятные матчи того сезона?

— Запомнилась поездка в Ригу. Дважды обыграли местное «Динамо», для которого это был первый сезон после возвращения в «вышку». Возглавлял команду Тихонов. Захожу в судейскую подписывать протокол, вдруг залетает Виктор Васильевич с перекошенным лицом — и на Наума Резникова, главного арбитра: «Я тебя здесь кормил-поил, а ты меня «плавишь»?!» Тот невозмутимо: «Я показал, как тебя будут дальше в высшей лиге судить. Привыкай».

— Что Тихонов?

— Выскочив из судейской, увидел Кулагина — и уже на него попер, тренера сборной! Матом! «Толстая рожа, да я тебя...» Я обалдел. Даже не знаю, от чего больше — от оскорблений Тихонова или выдержки Кулагина. Ни слова не произнес, ни один мускул на лице не дрогнул!

— Ну и ну.

— Там же, в Риге, произошла еще одна удивительная история. Утром в день матча приезжаем во дворец. «Динамо» заканчивает раскатку, мы следом должны выйти на лед. Смотрю — Балдерис выходит один на один с вратарем, бросает, попадает в шлем. Тихонов в крик: «Сволочь! Я тебе дам — вратарей убивать!» Хватает клюшку, замахивается. Хельмут перелезает через борт, бегом в раздевалку. Виктор Васильевич за ним.

— Догнал?

— Догнал! Врезал клюшкой.

— По версии самого Балдериса — пощечину дал.

— В раздевалке-то? Возможно. Там я не был. Остальное видел своими глазами. Думал, будет грандиозный скандал. Балдерис в Латвии считался национальным героем. А Тихонов — чужак, из Москвы. Но ничего, обошлось.

— Что вы получили в «Крыльях» за чемпионство?

— Хрустальную вазу.

— И все?!

— Да. Условия в «Крыльях» были скромные. Оклад — 280 рублей. С премиальными еще столько же набегало. После чемпионства один игрочок, перешедший накануне сезона из Казани, бухтел: «Больше у вас играть не буду! Я за этот год тысяч сорок потерял!»

— Сколько?!

— Вот и я поначалу не поверил. Потом выяснилось — в СК имени Урицкого он был одним из лидеров, числился на трех предприятиях, везде зарплата капала. Плюс премии. И это первая лига! А у нас хоть и высшая, но заработки даже по сравнению с Казанью несопоставимы.

— Что за игрочок?

— Гена Маслов.

— Покинули вы «Крылья» при странных обстоятельствах...

— 1976-й. Играли в Америке с фарм-клубами. «Крылья» принадлежали заводу ВИЛС, в делегацию включили председателя профкома и начальника первого отдела. Они обиделись на Кулагина — не понравилось, как с ними разговаривал. Один из них настрочил докладную — мол, Кулагин и Ерфилов привезли в страну магнитофонов больше, чем разрешено.

— Это сколько же?

— На самом деле и я, и Борис Павлович купили по три магнитофона. Отнесли в гостиничный номер. А эти дураки, увидев шесть коробок, вообразили черт знает что. Дальше еще интереснее. В Союз возвращались чартером на Ил-62 вместе с ЦСКА и молодежной сборной. На подлете к Москве попали в грозу, рядом с самолетом разрядилась шаровая молния. Если бы в него угодила — конец. А так — прилично тряхануло, погас свет, экипаж запросил экстренную посадку в ближайшем аэропорту.

— Где сели?

— В Ленинграде. Выходим из самолета, Фирсов говорит: «Пойдем, у меня здесь дружок-таможенник работает». Заглядывает в какую-то комнату: «Где Вася?» Получает ответ: «Ин сралинрум». У Фирсова вытягивается лицо: «Где?!» — «Да в туалете...»

— Прекрасный диалог.

— Этот Вася, когда из туалета вышел, меня и Толю без всякой проверки пропустил. Через несколько часов на новом самолете отправились в Москву. Штамп о прохождении таможни у нас уже был, второй раз досматривать не имели права. Проскочили. А начальника первого отдела, накатавшего донос, вызвали к руководству завода: «Ты что написал? Какие магнитофоны? На таможне ничего не зафиксировано».

— А тот?

— «Вы мне не верите?! Тогда зачем в Соединенные Штаты посылали?» У Кулагина были связи в ЦК, тронуть не рискнули. Отыгрались на мне. Сделали невыездным. Вскоре говорят: «А зачем нам тренер, который не может поехать с командой на международный турнир? Пишите заявление».

— Грустная история.

— Год за границу не выпускали. Потом Кулагин помог устроиться в Управление футбола и хоккея. Возглавлял его Колосков. Как-то спросил: «Вы же везли из Америки три магнитофона?» — «Да. Но не на продажу. Один себе, второй дочке в подарок. А третий — приемник в машину...» — «Ясно. Решу вопрос». И открыли выезд. К тому моменту я уже работал с юниорской сборной.

Виталий Ерфилов (третий вверху слева) — помощник Бориса Кулагина (справа) в «Крыльях Советов». Фото из архива Виталия Ерфилова
Виталий Ерфилов (третий вверху слева) — помощник Бориса Кулагина (справа) в «Крыльях Советов».
из архива Виталия Ерфилова

Мастерюги

— Крутые драки в юношеском хоккее видели?

— У меня была сборная 1970 года рождения, у Яна Каменецкого — 1969-го. В его команде Сергей Федоров не проходил в состав! Ян говорит: «Возьми в свою, посмотрим на него» — «Давай». Играем турнир «Дружба» — с поляками, на два года старше. Победили их — и так эти поляки разозлились, что всей командой кинулись драться!

— Ярко смотрелось?

— Да-а! Потом Кострюков меня бранит: «Как же вам не стыдно?! Три минуты мордобоя!» Да не надо, отвечаю. Не более тридцати секунд. Ну и поспорили. Включаем запись, берем секундомер: 31 секунда! А казалось, вечность дрались — команда на команду!

— Кто особенно себя проявил?

— С поляками — не помню. Вот с чехами вышло смешно. Был у нас спартаковский защитник 1958 года рождения, потом в ЦСКА перешел... Как же его... Володя Зубков! За сборную отсидел всю игру в запасе, но едва началась драка — вылетел, начал чехов молотить! А дисквалифицировали тренера сборной Чехословакии — он, дескать, от злости все подстроил. Впаяли ему по коммунистической линии.

— Такого Зубкова забывать нельзя.

— Кулагин работал в «Спартаке» — обвинил его в меркантильности!

— Это еще почему?

— Потому что в ЦСКА Володе сказали: «Сделай так, чтобы тебя из «Спартака» отчислили. А мы заберем». Пришел к начальству, потребовал трехкомнатную квартиру и автомобиль. Кулагин действительно сразу выгнал. Но меркантильным-то Зубков не был — просто хотел перейти в ЦСКА.

— В юниорской сборной у вас играли Крутов и Ларионов, в молодежной — Фетисов, Касатонов и Макаров. Вся великая пятерка. Что помнится?

— 1977-й, Чехословакия, первый чемпионат мира среди молодежных команд. Там приключилась история, о которой тренер-победитель, в принципе, рассказывать не должен. Но я расскажу. Решающий матч с канадцами. До встречи с нашей сборной они за пять игр пропустили всего одну шайбу. А от нас за первый период — шесть! Этому предшествовал скандальный эпизод.

— Так-так.

— Наш нападающий заходит с шайбой в зону, откидывает назад, защитник бросает. В это время канадский вратарь поднимает руки и кричит: «Зона! Зона!» Шайба в воротах, зажигается фонарь, арбитр показывает на центр.

— Кто судил?

— Бригада из Чехословакии. Канадцы спорили-спорили, но ничего не добились. Тогда ведь не было видеопросмотров. Я-то обратил внимание, что шайба действительно вышла из зоны — о чем и сигнализировал голкипер. Он даже из ворот это разглядел. Но судьи не заметили, а я...

— Промолчали?

— Ага. Несправедливость вратаря подкосила. Развалился, кучу шайб напропускал. После второго периода мы вели 6:0. Виталий Давыдов, главный тренер, в эйфории, кинулся поздравлять ребят с золотыми медалями.

— Давыдов был главным, а вы — ассистентом?

— Да. Хотя готовил к турниру команду именно я. Но в последний момент руководители Спорткомитета отодвинули, поставили Виталия Семеновича. Мол, за ним и опыт, и статус. Ладно... Начался третий период. Нам забили одну, вторую, третью, четвертую. 6:4!

— Ничего себе.

— И тут наши мастерюги «поплыли». Особенно защитники — Фетисов, Стариков, Зубков, Ирек Гимаев. Их реально затрясло. Я и не представлял, что такое возможно. Просто отбрыкивались от шайбы, откровенно играли на отбой. А канадцы приободрились, минуты за три до конца забросили пятую. На наше счастье, судья не засчитал.

— Почему?

— Углядел какое-то нарушение. Это и спасло. Дотянули до сирены, золото не упустили. Но если бы счет стал 6:5, думаю, канадцы бы нас дожали.

Кража

— Как вы нашли Ларионова?

— Его посоветовал Саша Власюк, работавший тренером в школе «Химика». Прислал из Воскресенска на просмотр человек восемь. Ларионов среди них, конечно, выделялся. Поляну видел как никто! И я не только о культуре паса.

— Еще о чем?

— Об умении уходить от столкновений. Даже в НХЛ, где отыграл 15 лет, ему ни разу не врезали. Ускользал! У Ларионова глаза и на затылке, и на плечах, и на заднице. Уникум.

— А Макаров?

— Если Ларионов — режимщик, то Сергей иногда себе позволял... Как-то еще по юношам собрались в Ленинграде, наметили в один день два контрольных матча. После первого захожу в комнату к ребятам — пиво пьют! Хотя вечером игра!

— В этой компании был Макаров?

— Да. Я доложил об инциденте тренеру «Трактора», Макарова из команды освободили. Но вступился Коля, старший брат, тоже хоккеист. Тогда в Челябинске он был в фаворе. Сергея вернули, сказали: «Ладно, пусть тренируется». А уж потом в ЦСКА перешел.

— Юный Фетисов каким был?

— В школе ЦСКА с ним в одной команде играл Ваня Авдеев. Профессор! С детства был на виду, ему прочили фантастическое будущее. Великолепное катание, хороший пас, мощный бросок. Много забивал. Болельщики уважительно называли его Иван Иваныч. Мальчишку — по имени-отчеству! С Фетисовым они дошли до молодежной сборной, как раз в 1977-м стали чемпионами мира. Но!

— Что?

— Боженька не дал Авдееву возможности сильно выпивать. С тем же Фетисовым по стопарику хлопнули — Слава ни в одном глазу, а Ванька уже готов. Когда выиграли чемпионат мира, сказал ему: «Ты хоть сразу не надирайся. Дождись награждения, получи медаль».

— Трезвая мысль.

— Не послушался. В раздевалке накатил, через полчаса еле на ногах стоял. Жалко парня. Талантище — но карьера не сложилась. Зато у Фетисова здоровья хватало на все. В НХЛ до сорока играл!

— А про Касатонова что вспоминается?

— Ему повезло — вовремя из Ленинграда уехал. Город-то очень сложный, портовый. Полно финнов, которым втихаря толкали водку, а те привозили шмотки на продажу. Фарца, жулье, соблазны... Вот играл у меня в молодежке Коля Дроздецкий. Чудесный хоккеист, но вечно в истории попадал.

— Это в какие же?

— Сбор в Москве, проводим контрольные матчи. Последний — в армейском дворце. Отыграли, все разъезжаются по домам. Смотрю — Коля сидит. Грустный-грустный. Подхожу: «Что случилось?» — «Пропало портмоне». — «Денег много?» — «Триста долларов. И чеки...» Батюшки! Я в растерянности.

— Надо думать.

— Тут дежурный милиционер навстречу. Мы к нему, объясняем ситуацию. А он: «Я все видел!» И называет номер хоккеиста, который перед матчем положил портмоне на бортик.

— Кто?

— Витя Тюменев. Из раздевалки стащил и передал товарищу. Позже выяснилось — накануне Дроздецкий обыграл в карты чуть ли не всю команду, включая Тюменева. Тот расплатился, ну а потом вытащил у Коли портмоне. Ребята смеялись — вор у вора дубинку украл.

— Дроздецкий мухлевал?

— Не знаю. Но в карты чесал всех! Ас! Кто-то ему даже сказал: «Коля, у тебя золотые руки! На фига с хоккеем связался? Картами гораздо больше заработаешь». В те годы в Ленинграде промышляла бригада картежников — то ли глухие, то ли слабослышащие. Играли в подпольных катранах. Входил в эту бригаду и Дроздецкий. Говорю же — сложный город, многих загубил...

— В западных магазинах ваши хоккеисты подворовывали?

— Да, тогда этим часто занимались. У меня в Финляндии было два случая. Захожу в отель, в лобби сидит Андрей Старовойтов, руководитель делегации. На столе валидол. Я с улыбкой: «Что, Андрей Васильевич, валидольчик начали пить?» Он мрачно: «Сейчас назову фамилии — и ты начнешь». Я сразу все понял. Только уточнил: «Кто?» — «Сам увидишь. Через полчаса привезут из полиции». Привезли.

— Кого?

— Двое из московского «Динамо» и один воскресенский, из «Химика».

— На чем погорели?

— На зонтиках. Воскресенский динамовцев и подбил. Сказал: «Здесь в магазине можно что угодно стащить. Я уже пробовал — никто не заметил. Пойдем покажу». Те, дураки, согласились. На выходе из торгового центра всю троицу приняли.

— А второй случай?

— Это уже с юниорской сборной 1960 года рождения. Мы только-только приехали, суточные игрокам еще не выдавали. А врач Шхвацабая обнаружил в раздевалке новую шапочку, с этикеткой. Лежала между Крутовым и другим хоккеистом, не хочу фамилию называть. Защитничек из Челябинска.

— Так.

— Доктор поднял кипиш: «Украли! Уверен, это Крутов!» А мне помогал Петя Дубровин, он тоже из Челябинска. Сразу: «За своих ручаюсь». Я не стал пороть горячку, собрал команду: «Признавайтесь, кто шапочку в магазине стянул. Обещаю — никому не скажу». Встает тот самый защитник: «Я...» Все бы ничего, но Шхвацабая заложил меня руководителю делегации. По фамилии Чернышев.

— Аркадий Иванович?

— Да. А он же чекист. Ну и понеслось: «Ты скрыл от меня факт воровства...» То, се. Я умолял не поднимать шума. Говорил: «Вы и парня подведете, и меня. Я же ему обещал!» Чернышев ни в какую. После возвращения в Москву написал «телегу», хоккеиста дисквалифицировали. Эта история сломала ему карьеру.

— Вот вы сказали про Харламова: «Липач». В юниорских сборных с возрастом тоже химичили?

— Обычно это практиковали на турнире «Золотая шайба». Приезжает из какой-нибудь деревни команда, привозит свидетельства о рождении — а там номера идут строго по порядку, друг за другом! Хотя любому понятно — так не бывает. В юниорских и молодежных сборных я с переписанными не сталкивался, честно. Но знаю, что в нашем хоккее такие ребята есть.

Овечкин

— Вы были в московском «Динамо», когда президентом клуба стал Стеблин. За что вас невзлюбил?

— Началось с того, что отправил на месяц в Швейцарию тренировать местных вратарей. На прощание сообщил: «Мы заключили контракт, ты получишь три тысячи баксов. Две отдашь мне». Но швейцарцы расплатились хитро.

— Это как?

— Мне — тысячу долларов. А вместо оставшейся суммы — видеокамера. Роскошь по тем временам. В Москве сразу сдал в бухгалтерию. Но Стеблин выкрутился. Записал камеру на команду мастеров и потом забрал. Для него такие трюки в порядке вещей. Я как-то сказал, что в «Динамо» он придумал свою валюту. Которой со всеми рассчитывался. Стеблину мои слова донесли.

— Что за валюта?

— Ха! «Фунт стеблингов»! Равен двум динамовским «спасибо». Стеблин — о-о-очень сложный человек. Хоккей ему до фонаря. Свои делишки проворачивал.

— Самые яркие хоккеисты, с которыми поработали в «Динамо»?

— Например, Каспарайтис. Играл у меня в молодежной команде. Крепкий, жилистый, бесстрашный. Хлебом не корми — дай кого-нибудь к борту припечатать. Любил это дело. Помню, одному засадил, другому. Я отозвал Дарюса в сторонку: «Раз ты бьешь, то и тебя будут, понимаешь? К этому готов?»

— Что ответил?

— Абсолютно невозмутимо: «Готов!» Я махнул рукой: «Тогда бей». Он и в НХЛ навел шороху. Однажды даже Гретцки по борту размазал.

— На ваших глазах сам Каспарайтис под силовые приемы попадал?

— Нет. Хотя отомстить пытались многие. Бил-то очень больно. Правда, не клюшкой — телом. Так что все в рамках правил. В той же команде был Бульин. Ух, здоровый бугай! Но посчитали бесперспективным, не взяли ни в основу, ни в «Динамо-2».

— Кто забраковал?

— Юра Очнев. У него всегда был своеобразный взгляд на игроков. Бульин, оставшись без команды, задурил. Он пензенский, я позвонил его тренеру: «Забирайте парня. В Москве или сопьется, или что-то натворит». А в «Дизелисте» так заиграл, что через пару сезонов «Динамо» вернуло Бульина. Но уже не бесплатно. Между прочим, приличные деньги отдали! Я Очневу сказал: «На месте руководства всю эту сумму вычел бы из твоего контракта...» А Баутин, олимпийский чемпион?

— С ним что?

— Да то же самое. Мальцев выгнал из динамовской молодежки. Баутин поехал в Саратов, расцвел — позвали обратно. Но пришлось платить компенсацию.

— Мальцеву-то чем не угодил?

— После матча нарушил режим со своим дружком Журовым. Попались. Мальцев церемониться не стал, убрал обоих. Хотя я говорил: «Саня, достаточно отчислить одного — второй сразу завяжет» — «Это почему?» — «Не с кем будет пить». Еще за Серегу Мартынюка обидно.

— Мы о таком и не слышали.

— О-о, какой был талант! В чемпионате Москвы среди команд 1971 года рождения выделялись двое. В «Динамо» — Мартынюк, в ЦСКА — Паша Буре. По семь шайб за игру заколачивали! Но в динамовской команде мастеров Сережа не задержался.

— Почему?

— После тренировки кто-то из ветеранов сказал: «Эй, молодой, собери шайбы». Мартынюк его послал: «Я пришел сюда не шайбы собирать, а играть!» Ему ввалили. Оскорбился, уехал в Рыбинск, оттуда в Тольятти. На режим плюнул. Доходило до того, что в «Ладе», как мне рассказывали, приносил на тренировку чайник. А в нем пиво плещется!

— Овечкина по динамовской школе помните?

— Конечно. Физически всегда был готов отменно, носился как лось. Потом и голы пошли. Манерой игры напоминал Алексея Ткачука, тоже динамовского воспитанника. Тот брал шайбу, бежал по краю, входил в зону, щелкал — и забивал. Овечкин такой же. Каждый второй бросок — гол!

— Могли тогда представить, что растет суперзвезда мирового хоккея?

— Суперзвезду из него в Америке сделали. Увидели, что парень много забивает, — и вся команда стала на него играть. Так и раскрутили. Обычная история для НХЛ. Что еще с детства отличало Овечкина — хорошее воспитание. Родители — в прошлом спортсмены, следили за ним внимательно. Характер у них такой, что на хер не пошлешь. Когда в 20 лет подписал контракт с «Вашингтоном», мама полетела с Сашей в Штаты. Чтобы под присмотром был. Это важно. Когда в карьере молодого игрока начинается взлет, всегда кто-то должен быть рядом.

— Вы говорили в интервью, что тренировали вратаря Медведева. Где?

— В динамовской школе. В «Спартак» перешел лет в 14. Из-за тренера — Славы Долгушина, который начал Андрея поддушивать.

— На тему лишнего веса?

— Нет. Тогда у Медведева такой проблемы не было. Держал себя. Это потом стал толстым, ленивым, капризным. Еще и семья лепту внесла. Все, включая деда, любили выпить. Ну и сынуля начал прикладываться. Когда во второй раз с молодежной сборной выиграл чемпионат мира, вернулся в Москву — и пропал на неделю, никто не мог найти. В клубе паника, дозвонились до матери. Отвечает: «Да что вы к мальчику привязались? Дайте хотя бы чуть-чуть отдохнуть после тяжелого турнира!» Я, как услышал, сразу Третьяка вспомнил.

— А что Третьяк?

— В 18 лет с юношеской сборной стал чемпионом Европы. Так уже на следующий день примчался с баулом в Сокольники — играть против «Спартака» в первенстве Москвы. Ему говорят: «Сегодня без тебя справимся, а завтра к 10 утра обязательно приезжай, за 1952 год сыграешь». Приехал — и помог команде, выиграли 3:2. Вся разница. Вот поэтому Третьяк — великий, а Медведев в 22 с хоккеем закончил.