Все интервью
Владимир Алешин: "Смотрел, как сплавляют "Торпедо", - и плакал"
РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ
Он идет по Большой Пироговской. Мы смотрим через плечо Алешина – где-то там, за лесами Новодевичьего монастыря, Лужники. Тридцать лет его жизни.
Ждем – обернется? Нет?
Не оборачивается. Кадр пропадает. Впрочем, фотоаппарат не при нас, потому не жалко. Просто отмечаем для себя – не оборачивается. Идет в плетеной шляпе, помахивая портфельчиком.
Этот человек когда-то был фигурой в нашем футболе. Хозяин Лужников и футбольной команды "Торпедо" говорил негромко – но все слышали.
Пенсионная жизнь сделала его чуть моложе. Алешин загоревший и подтянутый. Что-то в прежние времена загара мы на Владимире Владимировиче не замечали.
Интонации – грустные. Душа просит настоящего дела. Но вместо дела приходится играть в гольф.
КРЕДИТ
– Как живете, Владимир Владимирович? Чем занимаетесь?
– Живу – это главное! Живу, чтобы жить!
– Прекрасно формулируете. Вы оставили Лужники весной 2011-го?
– Нет. Я еще успел поработать советником у Александра Пронина, назначенного генеральным директором ОАО "Лужники". Через несколько месяцев он сообщил, что в моих услугах не нуждается. Я написал заявление.
– Как провели вечер после этого?
– Было очень тяжело. 30 лет отдал Лужникам, столько прошел… Вы не представляете, как сложно было выжить в 90-е! Спортивные сооружения оказались никому нужны. Государство не финансировало, не собиралось обеспечивать загрузку.
Мне помогло оценить ситуацию то, что был членом комитета УЕФА по стадионам и безопасности. Отслеживал, что в Европе происходит с развитием спортивных объектов, какое внимание им уделяет УЕФА. Как работает с правительственными структурами. Главный тезис – создание комфортных условий для болельщиков. А в России не было ни одного стадиона, который соответствовал бы этим требованиям. ЦСКА в 1992-м играл домашние матчи Лиги чемпионов в Берлине.
– Чего конкретно не хватало тогда Лужникам?
– Козырька. Индивидуальных сидений. Для журналистов не было ничего вообще. Для инвалидов – тем более. Вот и надо было напрячься.
– Это вы придумали – устроить рынок в Лужниках?
– Да я испытал шок, когда пригласили в мэрию и сказали: "Хотим, чтобы был рынок".
– Вы были против такой идеи?
– Категорически! Только это не "идея", а распоряжение. Вся Москва была в торговцах, особенно центр. Ельцин как раз издал указ о "свободной торговле". Продавали все на свете – с овощных ящиков, газет. А к вечеру собирались громадные кучи мусора. Вот в мэрии и рассудили – надо очистить улицы. Решили перевести эти толпы в Лужники.
– Спорить было бесполезно?
– Абсолютно. Вышло постановление правительства Москвы. Мы с нуля, не зная ничего, начали рынок организовывать. Пригласил группу толковых ребят из МГУ. Они предложили проект: площадь у памятника Ленину расчертить на квадратики, эти места продавать. Так в Лужники потекли деньги.
– Оказалось – золотая жила.
– По нашему пути скоро пошли все! "Локомотив", ЦСКА, "Динамо"… Приезжаю по линии УЕФА инспектировать стадионы в бывшие союзные республики – на каждом рынок. За счет этого выживали. Но мы-то ставили задачу не заработать, а привести Лужники к европейским стандартам. В 1999-м провели финал Кубка УЕФА, получили статус пятизвездного стадиона. Тут же поставили новую цель – финал Лиги чемпионов!
– Смело.
– В Москву прилетели Блаттер с Юханссоном. Провели их по арене, Лужков говорит: "Хотим устроить серьезное строительство – но с учетом, что Москве дадут большие соревнования. Финал Лиги чемпионов, например…" Сроки были жесткие. Те не поверили, что это возможно!
– "Жесткие" – это какие?
– Два с половиной года. Закипела работа. Я думал, все пойдет за счет города. Но тогда в Лужниках прошло акционирование – мы выкупили у города 51 процент акций. Причем не было никаких "чековых", "залоговых" аукционов. Расплачивались "живыми" деньгами. Меня избрали генеральным директором ОАО "Лужники".
Время начинать стройку, вызывает Лужков: "Раз у вас 51 процент акций, то на 51 процент и участвуйте своими средствами в реконструкции" – "У нас таких денег нет, не потянем!" – "Бери кредит…"
– Как мило.
– Кредит мы взяли. Реконструкцию провели. Приехала инспекция – поразилась: "В самом деле, соответствуете…" И Москве дали финал Лиги чемпионов!
– Сколько этот матч принес городу?
– Ни копейки! Наша страна умеет удивлять проектами и работой. Но не умеет зарабатывать. Ни на одном мероприятии на моей памяти Москва не заработала. Начиная с Олимпиады-80. Сегодня я студентов учу как раз этому – зарабатывать!
– Где преподаете?
– В МГУ.
– Вы же доктор экономических наук.
– Когда-то защищал там же, в МГУ, докторскую на основе той модели, которую мы выстроили в Лужниках. Но так как я не ученый, а хозяйственный руководитель, мне устроили вторую защиту. В Петербурге. Там 17 профессоров меня слушали. Ни одного черного шара.
– Наша экономика полна парадоксов.
– Вот вам один: мы же в рыночной экономике, правильно? А всем хочется работать в бюджетной сфере! Только там гарантирована стабильная зарплата, не обязательно напрягаться 24 часа в сутки. Правда, надо быть услужливым. А если ты предприниматель, нужно крутиться с утра до вечера, думать: как заработать? Так мы и делали в Лужниках. Поэтому входили в тройку лучших стадионов Европы. Вместе с "Эмирейтс" и "Альянц Ареной".
УХОД
– С кредитом разобрались?
– Город опасался – не погасим. Но мы четко выработали стратегию – часть средств отправляем на погашение кредита. После финала Лиги чемпионов приглашают меня в мэрию, спрашивают: "Что с кредитом?" А я отвечаю: "Мы рассчитались". Видели б вы это удивление!
– Тяжело было выплачивать?
– Нагрузка колоссальная! Если б не этот кредит с процентами, уже сейчас Лужники были бы другими. Чуть застопорились мы. Но у меня была программа подготовки к чемпионату мира-2018. Ни копейки не взяли бы из бюджета. Но эта программа не была принята.
Задел-то мы сделать успели – построили на Хамовническом валу жилой дом. Там двухуровневая гаражная система на 300 машин. Это не считая квартир. За счет их продажи на территории Лужников выстроили пять зданий, планировали сдавать под офисы. Прикинули: стоимость аренды порядка 3 тысяч евро за квадратный метр в год. Значит, пять домов давали нам 10 миллионов евро.
– Закрытие рынка стало для вас ударом?
– А мы к этому были готовы. Пирамиду перевернули – к 2010 году рынок приносил нам лишь 15 процентов дохода. Уже не зависели!
– Никогда не хотелось сделать Лужники чисто футбольным стадионом?
– Наоборот! Всегда был уверен – ядро легкой атлетики необходимо сохранить. Потому что олимпийский стадион должен соответствовать олимпийской хартии. Посмотрите на "Стад де Франс". Все то же самое! На нем еще и в регби играют. Блитчеры – раздвижные телескопические трибуны – выдвигаются на легкоатлетические дорожки, и становится чисто футбольный стадион. Затем убираются обратно. У меня была идея – построить "трансформер". Это обошлось бы подороже, зато могли бы проводить любые зрелищные мероприятия!
Я уже провел переговоры с китайцами – собирались сделать покрытие над БСА из солнечных панелей. Сразу бы ушли от проблем с электричеством и теплом. Не то, что у города не брали бы электроэнергию – мы бы продавать ему начали! Да много было задумок… Но со мной на эту тему говорить не стали. А "свержение" мое началось с заявления субъекта, никакого отношения к Лужникам не имевшего…
– Заявления куда?
– В правоохранительные органы. Написал, будто в Лужниках уходят от налогов, занимаются мошенничеством, используют нелицензионное компьютерное оборудование.
– Были грехи?
– Да ну, вы же умные ребята… Если захотеть найти, то найдешь! Такое хозяйство! Но я все-таки прошел советское время, старая школа, строго было. Поэтому в Лужниках закон не нарушали. Налоги платили. Требования, которые выставлял город и правительство, учитывали.
– Мы читали, ваши личные акции оценивались приблизительно в 700 миллионов долларов.
– Там история сложная… Вообще-то по балансу стоимость одной акции – 10 тысяч рублей. Акционеров – около трехсот человек. Мы продали по 5 тысяч.
– Так сколько отступных вы получили?
– В районе восьми миллионов долларов.
– Зачем согласились работать консультантом после продажи?
– Не консультантом, "советником". В мэрии предложили. Я подумал – предстоят большие спортивные события. Может, пригодится мой опыт!
– Сидели не в своем старом кабинете?
– Что вы! Сразу отправили куда-то на задворки. Психологически тяжело было все это пережить. Знаете, почему я еще остался? Разбиралось уголовное дело. Если я здесь – буду в курсе происходящего. Мало ли что…
ТУКМАНОВ
– Вы научились получать удовольствие от пенсионной жизни?
– Еще бы! Наслаждаюсь свободой. Путешествиями. Нет той нагрузки. Знали б вы, какой пресс был на этой должности! У нас, советских людей, особая степень ответственности. Я же пришел в декабре 1982-го после трагедии с "Харлемом". На все, происходившее в Лужниках, с того момента в микроскоп смотрели.
Твоя судьба директора зависела от электромонтера. Не подтянул какой-то проводок – звук не пошел. Во время футбольных матчей я не за игрой следил. Главное, чтобы не было безобразий. На трибунах нынче поспокойнее, нет милицейского беспредела. А раньше…
– Что?
– Вспоминаю матч "Спартак" – ЦСКА в Лужниках. Болельщиков прогоняли через кордон омоновцев. Те хватали без разбора, нарушал, не нарушал – плевать. На их языке это называется – "профилактическая мера". Затаскивали в ПАЗики, лупили дубинками. Я попытался вмешаться, так омоновец замахнулся: "Сейчас и ты получишь!"
– Не признал вас?
– Разумеется. Нашел я старшего, кричу: "Вы что ж творите?!" Тот смотрит мимо меня: "Не лезь".
– Когда покинули Лужники, телефон на следующий день замолчал?
– Это вы в точку. Круг резко…
– Сузился?
– Не "сузился". Его не стало! Хотя на протяжении стольких лет я был всем нужен.
– Во многих людях разочаровались?
– Нет. Время такое – каждый за себя. В той ситуации была еще одна особенность. Я не почувствовал поддержки коллектива. Когда меня убирали, устроили собрание. В зале сидели мои коллеги, сотрудники, акционеры. Никто не встал.
– Просто взяли под козырек?
– Да. Понимаю, люди в возрасте. Если выгонят вслед за мной – работу найти тяжело.
– К самому себе вопросов не возникло?
– Есть у меня черта характера – близко не подпускаю. Не любитель панибратских отношений, со всеми дистанция. Еще штрих: когда в Лужники пришел вещевой рынок, многие наши сотрудники втянулись в это дело. Деньги-то шальные. Сдавали площади под склады, химичили. Кто-то сам приторговывал.
– Без вашего ведома?
– Конечно! Разве уследишь? А бороться надо. Издал приказ: если выполняете план по основной деятельности, физкультурно-оздоровительной, получаете хорошую премию.
– Это могло остановить?
– Остановить – нет. Чуть-чуть вразумить. Стимул не только торговлей заниматься.
– Сегодня у вас бизнес есть?
– Никакого. Я же говорю – прекрасная вольная жизнь. Могу просыпаться в час дня.
– До вечера проваляться с книжкой на диване?
– Мне 72. Диван в моем возрасте – самое страшное. Надо двигаться. Я вот гольф полюбил. Раньше на первом месте был футбол. Я же в прошлом профессионально играл – за ашхабадский "Строитель", торпедовский дубль. А в Лужниках создал клуб правительства Москвы. Два раза в неделю собирались.
– Ага, в семь утра. Многие проклинали этот футбол – но вынуждены были тащиться из подмосковных имений.
– Бывало и в семь, что поделаешь. У нас же система: если первое лицо города чем-то увлекается – значит, и ты участвуешь. А завязал с футболом вот по какой причине. В команду правительства приглашал Семина, Игнатьева, Колоскова. Начал приходить и господин Тукманов. В какой-то момент я сказал: "Где Тукманов – там меня нет". Человек сыграл ужасную роль в судьбе и моей, и "Торпедо".
– Расскажите-ка.
– В РФС плохи были его дела, Мутко убрал. Меня попросили – сжалься, возьми к себе. Так Тукманов стал президентом "Торпедо". Думал, с его опытом клубу будет полегче. Зарплату положил ему не очень высокую.
– Народ любит цифры.
– Тысяч 40 рублей. С оговоркой: "Приведешь спонсоров – получишь неплохой процент".
– 40 тысяч рублей у президента клуба?!
– Совершенно верно.
– Дублер зарабатывает больше. Как-то неправильно политически.
– Может, и неправильно… Но было вот так.
– Тукманов подписался на эти условия?
– А ему некуда было идти. Оказавшись здесь, начал подпольную работу по уводу "Торпедо". Шла команда не слишком хорошо. Тут Euro-2008, я думал – после первого круга Тукманов проведет селекцию. Каких-то ребят купим, кого-то в аренду возьмем. А он уехал на чемпионат Европы, месяц колесил по Австрии и Швейцарии! Меня это возмутило!
– Логично.
– Потом Тукманов вернулся – и началась та самая подпольная работа. Пришел он в "Торпедо" с единственной целью – увести команду. Под прикрытием завода Лихачева. В итоге отдал-то я клуб ЗИЛу! Пишут про какие-то миллионы… Да ничего подобного!
– За сколько отдали?
– За рубль – всю основу с дублерами вместе. Никаких долгов. Совсем не в том состоянии, в котором брал когда-то.
– Это мы помним.
– Ну, как я брал? Расскажите мне!
– ЗИЛ не мог содержать.
– Так.
– К вам явилась команда в полном составе: "Умираем с голоду, возьмите нас".
– Надо ж, знаете. Так все и было. Но!
– Что "но"?
– Я взял ее с долгами!
– Приличными?
– Весьма. Зарплату там месяцами не видели. Плюс клуб каких-то кредитов, займов набрал. Почему и появилось название – "Торпедо-Лужники". Чтобы уйти от части обязательств. Займы выплачивать не пришлось, а с футболистами рассчитались. При этом я не взял стадион на Восточной! Вообще ни на один актив ЗИЛа не замахнулся! Просто помог команде, за которую когда-то болел.
– Что ж вы стадион не взяли?
– Вот даже мысли не мелькнуло. Лужники-то надо было загружать – а еще одну головную боль на себя вешать? Годы спустя, когда ЗИЛ встал на ноги, приехал к Валерию Носову, директору завода. Предложил объединить два "Торпедо", расходы – пополам. Спрашивает: "Как назовем команду?" – "Торпедо". Как же еще?"
– А он?
– "Нет! "Торпедо-ЗИЛ"! Говорю: "Володя, и так всем известно, что "Торпедо" – заводская команда. Зачем еще акцентировать на этом внимание?" Носов уперся: "Торпедо-ЗИЛ, и точка!" Не договорились. Вел я переговоры по "Торпедо" с Потаниным, Прохоровым…
– С ними почему не срослось?
– Потанин сразу открестился: "Пока в России нет нормального закона о спорте, в футбольные проекты не инвестирую". А Прохоров выдвинул абсолютно неприемлемые условия. Мало того, что я за рубль команду отдаю, так еще на депозит должен положить сумму, эквивалентную зарплате основного состава практически за год!
МАМУТ
– Тукманов уводил "Торпедо" бескорыстно, как думаете?
– Где ж "бескорыстно" – если "Торпедо" теперь его?! Уверен, все было спланировано изначально.
– Содержать клуб собирался на 40 тысяч рублей?
– Были люди, которые ему гарантировали – сам Тукманов будет управлять, а они дадут деньги. Вот такая задумка.
– А вас – в сторонку.
– Действовал он подло – через Лужкова, других людей. Хотя много лет мы дружили. Выходит, общался с человеком, которого совершенно не знал.
– Последний разговор с Тукмановым?
– Да я руки ему не подаю. И не подам никогда. Сам Тукманов знает, я ему сказал.
– Хоть на прощание пообщались?
– Нет. Не желал с ним разговаривать. А сейчас тем более не хочу. Хоть беда у нас общая.
– Это что ж за беда?
– Я понимал: в футбол пришли корпорации с такими деньгами, что конкурировать уже будет сложно. Но и я, и Тукманов, и остальные, имевшие отношение к "Торпедо", – все хотели быть хозяином! Владельцем! А надо было этих людей объединить вокруг "Торпедо". Вот моя главная оплошность. Мамут – торпедовский болельщик. У Тукманова, как потом выяснилось, был какой-то спонсор, энергетикой занимался…
– Есть еще в футбольном мире человек, которому руки не подадите?
– Один есть. Имя не назову. Из мира спорта, даже не футбола. Это мое, внутреннее.
– Что ж он натворил?
– Не сказал бы, что "инициатором был", но меня не поддержал в той ситуации.
– Виталий Леонтьевич?
– Не угадали. Дальше не пробуйте, не скажу.
– Год назад общались мы с Александром Вайнштейном…
– Саша-то? Славный парень, честный!
– Разделяем ваши чувства. Так вспомнили в том разговоре историю несостоявшейся сделки по продаже "Торпедо" в 2003 году. Столько интересного узнали.
– Ну-ну?
– Вместо банковских гарантий предлагал вам Мамут какие-то расписки.
– Не "расписки"! Слово!
– Честное купеческое?
– Вот именно. Все, что говорят о той сделке, не соответствует действительности. Мы-то были готовы! У меня документы сохранились – у команды появилось бы шесть владельцев. По 15 процентов акций у каждого.
– Мамут, Керимов, Абрамович…
– Абрамовича не было. Десять процентов они отдавали мне. Юридическая принадлежность где-то на Кипре.
– Какой-то офшор?
– Наверное. В эти детали не лез.
– Побоялись, что вас "кинут"?
– Конечно. А кто они такие вообще?! Вот кто? Бизнес уже стал цивилизованным. Дайте хоть что-то!
– Как полагаете, почему не дали?
– У меня ощущение, что это был спектакль. Все сделали так, чтобы я отказал. Видимо, уже тогда вели переговоры по приобретению "Челси". Нужен был отвлекающий маневр – вроде как хотели "Торпедо", но Алешин не дал. Поэтому воплотили идею в Англии.
– Интересно.
– Это моя версия. Саша-то Вайнштейн появился в конце. Поначалу переговоры шли через Германа Ткаченко. Цифру помню четко – 30 миллионов долларов. Я был готов на все: хотите платить по частям? Нет проблем. И вдруг понеслось: "Алешин требовал деньги сразу, чуть ли не в чемодане"…
– Если слухам верить – вы в этой истории смотрелись довольно нелепо.
– А я вам рассказал правду. Предлагают 30 миллионов. Отвечаю: "Пожалуйста!" Можно разбить на пять траншей. Но главное – чтобы был хоть какой-то документ. Не я же один владел "Торпедо", надо показать коллегам: вот, мы сделку заключили, будут такие-то переводы.
– Вот еще история от Вайнштейна. Приходит после срыва переговоров к вам в Лужники. Идет футбол, вы один в правительственной ложе за накрытым столом. Говорит вам: "Ты понимаешь, что потерял шестьдесят миллионов?" – "Почему шестьдесят?" – "От тридцати отказался, еще тридцать на "Торпедо" потратишь…" Прав оказался в прогнозах?
– Нет. Потратил я больше тридцати.
– Неужели?
– Давайте посчитаем. Держал "Торпедо" тринадцать лет. Возьмем по минимуму – 10 миллионов долларов на сезон. Уже 130! А тратил-то не десять каждый год, побольше! Ставка постоянно росла. Вкладывал и вкладывал. Да дело не в деньгах…
– А в чем же?
– Если б для меня были в приоритете деньги, был бы сегодня в другом финансовом измерении. Ко мне в Лужники приезжали люди, подгоняли машины: "Забирай. Только дай, дай место!"
– Что хотели?
– Эксклюзив на рынке. Чтобы одна компания продавала в Лужниках сигареты, например. Да много там было направлений.
– Прямо ключи от "Мерседеса" клали перед вами?
– От "Мерседеса", "Феррари", еще каких-то спортивных автомобилей. Но я понимал: раз взял – и все.
– Затянет?
– Не в том дело, что затянет. Ты уже повязан! Круг очень специфический, если меня кто-то отблагодарит – известно станет сразу.
– Что вы теряли?
– Эксклюзив – это значит разборки. Есть люди, которые зарабатывают на том же рынке. Одному дал эксклюзив – тех выкидывают. Но кто уйдет просто так?
– Мы представляем, сколько было желающих вас подмять.
– Да я как-то не ощущал… Может, вел себя правильно? К тому же все понимали, что к Лужникам привлечено внимание города, федеральных органов. Если что-то вспыхнет – большая сила выступит на нашей стороне.
ПУЛ
– Любого владельца клуба "разводят" на покупку странных футболистов. Вас тоже?
– Было. Я всегда считал: главная фигура в команде – тренер. Всё вокруг него! Но тренеры вместе с газетами часто, как вы говорите, "разводят" собственников…
– Какого-то смешного француза вам привезли.
– Ага, Дюво. А что сделаешь? Тренер говорит, что ему надо! Похожая история – Кантонистов.
– Вы же футбольный человек. Могли бы и сами разглядеть.
– Сразу не увидишь! Нужно было кем-то заменить Семшова. Является тренер: "Без Кантонистова жизни не будет". Тренеру-то доверяешь! Покупаешь футболиста – а он никакой.
– Вы Виталия Шевченко выгнали. Ошибка?
– Кто вам сказал, что я выгнал Шевченко? Не выгонял!
– Сам ушел?
– Да. У него что-то наклевывалось в Боливии, где дочка живет. А получилось вот как – было собрание команды. С игрой не клеилось, я хотел помочь Шевченко, часть отрицательных эмоций перевести на себя. Чтобы не подставлять тренера. Говорил-то простые вещи – не надо ноги убирать, отрабатывайте. Ему это не понравилось. Вскочил и хлопнул дверью. Молча.
– Психанул?
– Ну да. Никак не ожидал, что Шевченко так отреагирует!
– Может, спектакль был?
– Не исключено! Я жалел, что он уходит. При Шевченко у "Торпедо" был самый лучший результат! Сначала я не понимал – но он как воспитатель очень сильный. Семшова выгонял с тренировки. Лебеденко тоже. Так тот с мамой приходил, плакал – возьмите обратно.
Ассистентом у Шевченко был Петраков. Здорово у них шло. Валерка чувствовал дистанцию, умел выстраивать отношения. Чтобы набрался опыта самостоятельной работы, отдали его в "Томь". Внезапно происходит эта история с Шевченко, мы остаемся без тренера.
– Нужно звонить Петракову.
– Ему и набираю: "Валера, надо помочь". Тот отвечает: "Давайте встретимся в кабинете Калюжного. Как скажет, так и сделаю". Калюжный помогал "Торпедо", был замминистра иностранных дел. Он Петракова в Томск и рекомендовал.
– Встретились?
– Да. В этом самом кабинете Петраков объявил – у него обязательства перед администрацией Томска, поэтому предложение наше не принимает.
– Зато как при Петренко заиграла команда!
– Если объективно – всю базу заложил Шевченко. Какое-то время держались на его багаже. В спокойной обстановке Петренко справлялся, а вот в критической посыпались ошибки. Не хватило опыта – он же до этого лишь дубль тренировал.
– Возвращать "Торпедо" в премьер-лигу вы доверили Ярцеву.
– Он меня сильно разочаровал. Думал, мужик с амбициями, захочет доказать, что после неудачи в сборной рано списали. Это и подкупило. Хотя у Тукманова были другие кандидатуры. Но я же понимал, за счет чего тогда будем набирать очки. Решил – уж лучше Ярцев. Однако ни эмоций, ни одержимости в нем не увидел. Наверное, трагическая гибель сына подломила.
– А может, в ФНЛ и нужен был тренер, способный обеспечить результат не только с помощью макета и секундомера?
– Это не моя тема. Не раз повторял: "При мне в такие игры "Торпедо" играть не будет! Ни-ког-да!" Мы и с судьями не работали. Помню, в 2006-м, когда боролись за выживание, подходили люди, предлагали помощь. Мол, дайте денег на судей, все уладим. Я отвечал: "Нет!" Не хотел идти против своих принципов. Честное имя дороже.
– Сегодня поступили бы так же?
– Сто процентов! Разок замажешься – и нет твоих принципов. Придется по этим правилам и в дальнейшем играть. Начинается замкнутый круг. К сожалению, в российском футболе слишком много грязи. Без нее почему-то не может. Больно вспоминать, как нас убивали в 2004-м. Когда стартовал второй круг, "Торпедо" шло на первом месте. А дальше в пяти матчах подряд арбитры допускали ошибки в пользу наших соперников! Глава КФА Левников публично принес нам извинения. И что? Потерянных очков-то не вернешь. А знаете, как "Торпедо" вылетело?
– Как?
– Восемь клубов из середины таблицы сговорились между собой. Создали пул. Три очка каждый брал дома, три отдавал на выезде. Уже запас. Оставалось набрать не так много, чтобы уцелеть.
– Вы знали про пул?
– Тогда – нет. Барахтаемся, барахтаемся… Видим – ничего не получается! Да еще ниже нас оказалась другая команда. У которой был влиятельный болельщик.
– Вы о "Динамо"?
– Да. Была проведена серьезная работа. В итоге "Динамо" уцелело, а мы утонули. Когда это случилось, я собрал футболистов: "Ребята, в этом вылете есть и моя ошибка, и ваша. Давайте договоримся, все останется – контракты, зарплаты. Вместе будем выбираться назад!" Но первым дернулся из команды Зырянов.
– Почему?
– "Зенит" предложил такую зарплату, что устоять нереально. Мы для Кости много чего сделали. Говорю: "Костя, останься, помоги" – "Да вы представляете, сколько "Зенит" дает? У вас за всю жизнь столько не заработаю…" На сборах после этого предложения тренировался, а на игры не выходил. То колено, то что-то еще. Хотя парень вообще-то порядочный.
– Когда команда ваша разбегалась, казалось, Будылин и Зырянов – фигуры равноценные.
– Нет-нет, мне с самого начала было понятно. И Зырянову, и Кормильцеву я цену знал. Разумеется, Зырянов круче Будылина! Тот трусоват, ножки убирал… Костя – никогда. Мужик.
– Трагедию с гибелью жены и дочки переживали рядом?
– Узнав о случившемся, отправился к Косте в номер. Жила команда в лужниковской гостинице. Прихожу – он стоит около окна, на подоконнике бутылка водки. Говорю: "Наливай". Выпили, помолчали. Распорядился, чтобы все хлопоты по похоронам на Востряковском взяли на себя. Костю в те дни не трогали.
– Зырянов молодец, не сломался. Как заиграл.
– Слава богу, время спустя встретил интересную девушку. Женился, у них трое детей. Костя – это такой стержень! Малоразговорчивый, пахарь… Я все-таки правильно сделал, что отпустил его в "Зенит". Заработал, лучшим футболистом России стал, на два чемпионата Европы съездил.
БУГАЕВ
– Когда Бугаева продали в "Локомотив", перекрестились?
– Ну что вы! Нам Бугаев был очень нужен, но по финансам тягаться с "Локомотивом" не могли. Я до последнего надеялся, что Лешка одумается, повзрослеет, перестанет нарушать режим. Данные-то сумасшедшие. Быстрый, цепкий, неуступчивый, с шикарным ударом. Не случайно на Euro-2004 был основным защитником сборной.
– Вы встречались с его родителями. Что за люди?
– Разговаривал с отцом. Он воспитывал Лешку.
– А мама?
– Про ее судьбу не знаю. Отец честно сказал, что повлиять на сына не в силах. Время от времени Бугаев пропадал. Отключал телефон, не появлялся на тренировках, несколько дней никто не мог найти. Потом Юрий Мишин, гендиректор "Торпедо", ездил куда-то за ним на машине, в ужасном состоянии привозил в лужниковскую гостиницу. Там доктор выхаживал.
– Шевченко предложил зашить парня, а вы ответили: "Не наш метод…" Почему?
– Сам Бугаев о врачах слышать не хотел. А кодироваться надо добровольно. Когда заставляют, толку все равно не будет.
– Кто-то из торпедовцев поражался, как после очередного загула вы вместо штрафа вручили Бугаеву часы. Решили не кнутом воздействовать, а пряником?
– Это даже не пряник – просто внимание к человеку, которому стремишься помочь. Надеешься, правильно все оценит, возьмется за ум. Но он так ничего и не понял.
– Что за часы?
– Хорошие. Вспомнил, что у Бугаева недавно был день рождения, снял с руки, подарил. От души.
– В курсе, как его жизнь сложилась?
– В 29 лет с футболом закончил. Купил "Газель", занимается грузоперевозками. Вот это его уровень. К сожалению.
– С Евсеевым тоже натерпелись? Он же бороду отрастил в знак протеста. Твердил: "Пока "Торпедо" не отпустит – бриться не стану…"
– Евсеев дважды к нам приходил. Первый раз – в 1998-м, из "Спартака". Арендовали на полгода. Главным тренером был Иванов. Как-то оштрафовал Вадима на сто долларов, причем по делу. Так Евсеев закатил жуткий скандал. Из-за ста долларов, представляете?! Через девять лет он шел к Ярцеву. Когда тот покинул "Торпедо", сменить клуб пожелал и Евсеев. Я уважаю его за бойцовские качества, а вот знаменитое высказывание после победы над Уэльсом не одобряю. Чем тут восторгаться? Невоспитанностью?
– Кто из футболистов обошелся "Торпедо" дороже всех?
– Кормильцев. Киевское "Динамо" выставило за него огромную сумму.
– Кормильцев ее в интервью озвучил – полмиллиона долларов.
– В 2000 году для нас – неподъемная цифра. Пришлось подключать бизнесменов, болеющих за "Торпедо". Если б не они, выкупить у Киева контракт не удалось бы. За Сашу Ширко тоже заплатили немало. С его трансфером связана занятная история. Сначала вице-президент "Спартака" Шикунов закинул удочку. Я к Шевченко: "Нужен Ширко?" – "Конечно!" Вскоре Шикунов привез игрока в Лужники. Стали обсуждать условия сделки. Ширко никак не мог поверить, что "Спартак" от него отказывается. Воскликнул: "Я должен немедленно поговорить с Романцевым!"
– Поговорил?
– Набрал прямо из моего кабинета. Когда услышал, что тот дал добро на переход в "Торпедо", у Саши выступили слезы… Играл у нас неплохо, забивал.
– Что ж не удержали?
– Я предлагал Ширко новый контракт. Обещал серьезный бонус, если за сезон забьет то ли десять, то ли одиннадцать мячей. Саша предпочел уйти в "Шинник". Не договорились и с Димой Вязьмикиным. В "Торпедо" парень раскрылся, стал лучшим бомбардиром чемпионата. Это была его команда. А он в "Уралан" отправился. В деньгах, понятно, выиграл. Но как футболист все растерял. Года через два вернулся в родной Владимир, там и закончил. Остался бы у нас – еще долго бы забивал, радовал болельщиков. Володя Казаков тоже в Элисту отправился. Интересный персонаж. Контракт всегда подписывал только на год.
– Почему?
– Отыграет сезон, получает статус свободного агента – и ждет, где больше предложат зарплату. Игрок-то классный, Шевченко в нем души не чаял.
– Как "Торпедо" упустило Игнашевича?
– Темная история. Из "Крыльев" должен был перейти к нам, подписал предварительный контракт. В последний момент перехватил "Локомотив". Пока был в силе Аксененко, этот клуб обладал неограниченным бюджетом. "Торпедо" такой даже не снился. Могли оказаться в "Торпедо" и братья Березуцкие.
– Это когда же?
– Оба еще принадлежали "Торпедо-ЗИЛ". Пригласил Лешу с Васей на переговоры, озвучил условия. В ответ раздалось: "Деньги – не главное. Хотим играть в "Торпедо-ЗИЛ". Но перед напором Гинера потом не устояли.
СЕМШОВ
– Семшов рассказывал: "По сравнению с другими клубами платили в "Торпедо" скромно. Оклад – 10 тысяч долларов. Премиальные – 3 тысячи. Зато с Алешиным были доверительные отношения, я мог подписывать чистые листы…"
– Это правда. У нас никого не обманывали. Все договоренности выполнялись в срок. За этим я следил строго.
– Семшов был самым высокооплачиваемым игроком "Торпедо"?
– Нет. Получал на уровне Кормильцева, Зырянова, Бородина.
– Юрий Белоус описывал нам, как торговался с вами за Семшова.
– Помню-помню. Приложил меня Юра в том интервью. Мол, воспринимал я "Москву", как бельмо в глазу, но согласился продать Семшова за четыре миллиона долларов. Наплел про визит к Лужкову, который якобы деньги "Торпедо" пообещал, про жест – "поласкай мне ушко"…
– Не было жеста?
– Не было! Да и нет у меня такой привычки на переговорах – прикладывать руку к уху. Дескать, маловато, порази меня. Это фантазии Юры, который при любой возможности старался навредить "Торпедо". Но давайте по порядку. Семшову я сказал: "Ты столько сделал для "Торпедо", что заслужил право выбора. Какой клуб назовешь, туда и перейдешь". То же самое повторил Белоусу: "Захочет Игорь к вам – ради бога, возражать не буду".
– Семшов в "Москву" не рвался?
– Нет. Ушел в "Динамо". Расстались с Игорем тепло, это один из самых порядочных футболистов, которых я встречал. Проблем с ним не было, никогда ни о чем не просил. Разве что отца, детского тренера, предложил взять на работу в ФШМ. Я согласился и не пожалел. Петр Иванович – великолепный специалист.
– Теперь о Лужкове.
– Однажды Юрий Михайлович завел разговор о том, что было бы неплохо переименовать "Торпедо" в "Москву". Особенно горячо поддерживала эту идею его супруга, Елена Николаевна Батурина. Я ответил: "Нет! Клуб с богатейшей историей, люди не простят, если "Торпедо" исчезнет".
– Как отреагировали Лужков и Батурина?
– С пониманием. Когда же в "Торпедо-Металлурге" объявился Белоус, команда быстренько превратилась в "Москву". Внимание мэра переключилось на нее. Он и раньше ничего "Торпедо" не давал, ну а в этой ситуации рассчитывать на какие-то деньги тем более не имело смысла. Мне и в голову не приходило обращаться к Лужкову с подобными просьбами.
– Самые мучительные переговоры за годы в "Торпедо"?
– С Ивановым. У нас был почетным президентом. Когда завод возродил команду, позвали обратно. На ту же должность. Пришел ко мне растерянный Валентин Козьмич: "Что делать?" Я прекрасно понимал, чем грозит его уход. Что по имиджу клуба это будет страшный удар. И все-таки ответил: "Козьмич, последнее слово за вами. Вы – легенда, приму любое ваше решение". Он выбрал "Торпедо-ЗИЛ".
– Там больше приплачивали?
– Не знаю. Денежных вопросов мы не касались. Тогда с новой силой вспыхнули споры, какое "Торпедо" настоящее. ЗИЛ с появлением Иванова получал дополнительный козырь. Все же привыкли: где Козьмич – там "Торпедо".
– Были у вас слезы из-за футбола?
– Конечно. Например, 2008-й, последний матч с подольским "Витязем", когда вылетали из ФНЛ. В тот год мы взяли футболистов по рекомендации агентов. Они-то нас и приговорили. Внаглую сдали игру!
– Вячеслав Даев, главный тренер, тоже замешан?
– Нет-нет. Там агенты рулили, они решали, кому и как играть. Кто порядочно повел себя, так это центральный защитник Денис Тумасян. Бился в одиночку. Но когда сзади проходной двор, нельзя не проиграть. В перерыве Тумасян высказал ребятам все, что о них думает.
– Дошло до мордобоя?
– Была заваруха. А я после матча произнес в раздевалке: "От этого пятна вы никогда не отмоетесь, теперь оно с вами на всю жизнь…"
– Кого подозреваете?
– Человек пять. В основном игроков обороны.
– А вратарь?
– Нет! Илья Мадилов – нормальный парень, торпедовский воспитанник. В нем сомнений нет.
– Так когда вы заплакали?
– Прямо во время матча. Видишь, как сплавляют твою команду – а сделать ничего не можешь… Затем во второй лиге сверстали календарь, выяснилось, что в одну зону попали три "Торпедо" – наше, "Торпедо-ЗИЛ" и "Торпедо-РГ".
– Клоунада какая-то.
– Вот-вот. Я не выдержал, отдал акции Константину Лаптеву, генеральному директору завода.
– Последние слезы в вашей жизни?
– Я и сейчас плакал.
– ???
– В этом интервью затронули моменты, которые будоражили память. Слезы наворачивались на глаза.
– Мы не заметили.
– Жизнь научила не показывать слабость…
ЦОЙ
– Знаем, в августе вы летали в Монако. По футбольным делам?
– Да. Я же 17 лет входил в комитет УЕФА по безопасности и стадионам. Теперь, как почетного члена, зовут на различные мероприятия. Был на жеребьевке, а вот приглашением на финал Лиги чемпионов и Лиги Европы ни разу не воспользовался.
– Почему?
– Не люблю суету, толкотню. В таких поездках себе не принадлежишь. Пока тебя куда-то отведут, посадят… А я хочу просто посмотреть футбол. Если в УЕФА обо мне не забывают, то в России все по-другому. Как-то позвонил Сергею Родионову, попросил билет на матч "Спартака".
– Отказал?
– Сухо: "Ничем не могу помочь". В другой раз набрал Саше Алаеву, генеральному секретарю РФС. Едва заикнулся о пропуске на матч Кубка конфедераций, услышал те же слова.
– Коллега, столкнувшийся с вами на рейсе в Монако, поразился, когда вы из кармана спиннер достали.
– Что такого? Внуки подарили. Игрушка-то старая, американцы придумали давным-давно. Сейчас неожиданно обрела популярность. Полезная штуковина. Разрабатывает пальцы, суставы, да и нервы успокаивает.
– Сколько у вас внуков?
– Трое. Дане – 19, Даше – 17, Кириллу – 13. Младший, как и его отец, фанат рыбалки.
– А вы?
– Равнодушен. Сидеть с удочкой на берегу, часами ожидая поклевки… Что может быть скучнее? Одну-единственную рыбалку вспоминаю с удовольствием. Много лет назад отдыхал с Ниной, женой, на Валдае. Домик на две семьи. Соседом оказался Анатолий Тяжлов, первый губернатор Московской области. Знакомство получилось живописным.
Мы захватили с собой лабрадора. Через пару дней к Тяжлову приехали дочь и зять, тоже с лабрадором. Два кобеля, тот покрупнее. Ох, как сцепились! Вечер, темень, кинулись с губернатором растаскивать. Впотьмах не разобрались, смотрю – я его пса за ошейник держу, он – моего.
А в этих краях Ельцин обожал рыбачить. Озеро для него готовили, запустили золотого карпа. Пока президента не было, Тяжлову предложили половить. Тот позвал за компанию. Вот там клев был сумасшедший! Как в "Бриллиантовой руке"!
– Точно никто на крючок не подсаживал?
– Ручаюсь. Вытаскиваешь карпа, чешуя отливает золотом на солнце – красота! Тяжлов в раж вошел, тащил и тащил…
– Первым мужем вашей дочери Ольги стал Влад Сташевский. Одобряли выбор?
– Да. Парень хороший. Добрый, порядочный, со стержнем. Оля никогда не была поклонницей Сташевского. Это Нине его песни нравились. А я же вырос в одном дворе с Юрой Айзеншписом, проводили в Лужниках концерты группы "Кино". Позже он Влада продюсировал. На юбилей жены снял я кораблик, который курсировал по Москва-реке, пригласил Влада. Там с Олей и познакомились.
Прошло довольно много времени. Как-то вечером звонок в дверь. На пороге Сташевский с букетом: "Прошу руки вашей дочери!" У меня отвисла челюсть. Первая мысль: "Оля-то знает?!"
– Картина.
– Ладно, говорю, заходи. Нина провела в гостиную, чайник поставила. А я к дочке в комнату. "Влад явился. Руки твоей просит. Ты как?" – "Конечно, согласна…" Шесть лет спустя подала на развод. Сейчас у нее все нормально, муж – успешный бизнесмен.
– Так почему брак со Сташевским распался?
– Слишком уж они разные. Творческие люди вообще устроены иначе, у них совершенно другой ритм. Гастроли, концерты, съемки. Хотя было интересно. Жили мы тогда все вместе на даче в Ватутинках. Писательский городок, через дорогу – домик Пугачевой. Периодически заглядывала к нам, гостей приводила – Киркорова, Николаева, Юдашкина…
– Уютно вам было в звездной компании?
– Вполне. Люди приятные. Культурные, уравновешенные, без закидонов. Пили мы "заряженную" водку. Алла Борисовна приносила с собой.
– Кто "заряжал"? Экстрасенс?
– Что-то вроде того. Человек, которому она доверяет. Но разницы я не почувствовал. Водка как водка… Я-то с Аллой Борисовной познакомился в середине 80-х. В Лужниках выступала с программой "Миллион алых роз". Когда исполняла песню памяти Высоцкого, просила публику зажечь огоньки. На первом концерте кто-то запалил газету. Упала на девушку, прическа полыхнула.
Вызвали меня в горком: "Передайте Пугачевой – никакого огня. Иначе пожарные тут же включают свет, концерт заканчивается". Вечером подошел к Алле. Та вспылила. Отказывалась начинать концерт.
В зале биток, шум-гам. Бегу к Пугачевой: "Ладно, пожарных возьму на себя". Наступает песня о Высоцком, обращается к зрителям, все зажигают огоньки. А я пожарным: "Только не врубайте свет! Под мою ответственность!"
– В горкоме снова пропесочили?
– Обошлось. Попало мне за концерт Цоя во Дворце спорта. У нас была классическая схема: артисты на сцене, зрители – в партере. Но в угаре народ вскочил на стулья, начал отплясывать. Две с половиной тысячи сидений поломали!
Перед следующим концертом заглянул к Цою: "Попросите публику не ломать стулья". Виктор кивнул. А на сцене то ли забыл, то ли специально умолчал. Опять всё покрушили. Тут сама жизнь подсказала выход: раз нельзя договориться, надо стулья убрать. Партер превратился в танцпол. Все довольны.
– Как Айзеншпис убедил вас зажечь олимпийский факел на концерте Цоя?
– Убеждать не требовалось. Нужно было заплатить – за определенную кубатуру газа. Это 1990 год, тогда я уже сам принимал решения, договорился напрямую с Мосгазом. Если б через горком действовал, вряд ли получил бы добро. Когда загорелся факел, народ был в восторге. Честно, не думали с Айзеншписом, что Цой соберет аншлаг на Большой арене.
– Вам-то его песни нравились?
– Ну, конечно! Как и Гребенщикова, Кинчева, которые регулярно в Лужниках выступали. Классная музыка, мощный текст, глубокое, протестное содержание. Эти ребята, на мой взгляд, стали родоначальниками перестройки. К ним было такое доверие, что могли управлять многотысячной толпой. Вспоминаю концерт "Алисы" в УСЗ "Дружба". Посмотрел в переполненный зал и подумал – если Кинчев крикнет: "А теперь в Москва-реку!", прыгнут все…
Повезло музыкантам того поколения, что я был директором в Лужниках. Нарвались бы на кондового ретрограда, извел бы запретами. А я, наоборот, искал что-то новое, не боялся экспериментировать.
ГОЛУБЯТНЯ
– Еще чьи концерты помнятся?
– Жванецкого. 1983-й, Малая арена. Любил он читать нелитованный текст. Вроде все согласовано с цензурой, а в конце извлекает из потертого портфеля листочки: "Я кое-что новенькое написал…" Наутро в горкоме переполох. Вызывают меня: "Повлияйте на артиста. Нельзя исполнять произведения, которые не прошли проверку Главлита".
Подхожу к Жванецкому за кулисами, объясняю ситуацию. Молчит. "Что делать-то будем, Михал Михалыч?" Вскидывает брови: "Как что? Читать!" – "Я же пострадаю…"
– А он?
– Усмехается: "Да не волнуйся. Не пострадаешь". Начинается концерт. Сижу, как на иголках. Рядом завотделом пропаганды.
– Ну и?
– Не прочитал! У меня от сердца отлегло.
– Олимпийский Мишка хранился в запасниках Лужников, когда в 1982-м вас назначили директором?
– Нет. Начнем с того, что Мишка улетал при мне. Я ведь в Лужниках с 1977 года, занимался подготовкой и организацией Олимпиады. Мишка – гигантский, в проход не пролезал. Перед церемонией закрытия сдували, потом гелием подкачивали. Дальше другая напасть. На БСА еще стояли четыре осветительные мачты, плюс факел горел. Был риск, что Мишка либо за мачты зацепится, либо потоком ветра снесет в сторону огня, и взорвется.
– Вот была бы сцена.
– Да уж, на весь мир… Долго-долго искали точку, позволяющую рассчитать правильное направление. Чтобы Мишка летел вертикально вверх, к лапам привязали гирлянды воздушных шаров. Полет отслеживали милиционеры. Приземлился Мишка на Воробьевых горах, где и подобрали, отвезли в музей ГУВД. По-моему, до сих пор там хранится.
– Мы альтернативную версию слышали. Мишку отправили в подвал Олимпийского комитета, где через несколько лет сожрали крысы.
– Чушь какая-то. Не верьте! Мы, кстати, восстановили олимпийский факел, возле него бронзового Мишку усадили. Идея такая: вот он летал-летал по свету, лучше места не нашел и снова в Лужниках приземлился. Рядом с факелом.
Я все время хотел какую-то культурную составляющую внести. Памятники поставил – Яшину, Старостину, Стрельцову. Святые для спорта люди! А на набережной часовню построили. Будто одна дорога – от олимпийской славы к Богу, к церкви. Путь, который проходят наши спортсмены.
– Кажется, вы картины писали.
– Я и сейчас пишу. В кабинете, в задней комнате, стоял мольберт. В напряженные дни это был лучший отдых. С помощью кисти и красок переносил на холст какие-то эмоции. Недавно боевого петуха изобразил. У меня же дома большая коллекция петухов – из глины, металла, стекла, керамики. Кто-то прознал, что собираю, вот и начали дарить.
– Кто особенно петухом удивил?
– Лужков. Ехали в Подмосковье, вдоль дороги народ торгует чем может. Юрий Михайлович разглядел огромного керамического петуха. Тормознул машину. Лично вышел, повертел в руках. Купил и преподнес. Стоит на почетном месте.
– Кому дарили свои картины?
– Например, Ги Лалиберте, владельцу "Дю Солей". Первое в России выступление цирка состоялось как раз в Лужниках. Это была моя "фишка" – все новое, лучшее должно обязательно у нас проходить. С Ги в кабинете провели переговоры, потом решил картину вручить.
– Что на ней?
– Натюрморт. Родня не одобрила: "Лучше бы сохранил. Замечательная работа". А мне не жалко. Еще с Ги сосну посадили.
– Где?
– На Престижной аллее, возле монумента, посвященного олимпийскому движению. Установили в 2001-м, Самаранч лично приезжал на открытие. Теперь, говорят, в асфальт закатали. Ни сосны, ни монумента.
– Куда дели голубей, павлинов?
– Вы и об этом знаете? Да, возле здания дирекции были два птичьих домика. Жили павлины, голуби, куры, петухи… Поломали всё. Птиц раздали кому-то.
– Не вам?
– Нет! Я из Лужников ничего не взял. А голубятню на даче выстроил. В дворах моего детства многие гоняли сизарей да турманов, так и прикипел.
– Сколько у вас птиц?
– Около сорока. Если Бесков обожал почтовых голубей, то я – декоративных. Ростовские, николаевские, крестовые монахи… Летят высоко-высоко. Правда, ястребы и соколы на них постоянно охотятся. Ничего сделать нельзя. Голубь взмывает в небеса. Когда устает, начинает снижаться. Тут-то его и атакуют. Спастись удается немногим.
– Сколько стоит элитный голубь?
– Бывает, и по десять тысяч долларов, и по двадцать. Но у меня запросы поскромнее. Главное, в проверенных местах брать. Ни в коем случае не на Птичьем рынке!
– Почему?
– Могут подсунуть больную птицу. Запустишь в голубятню, заразит, все погибнут. Я обжегся на этом. Пришлось дезинфекцию проводить, закупать новых голубей.
– Узнают они человека?
– По-разному. Одни ведут себя отчужденно, независимо. Но если голубка тебе доверяет, садится на руку, то и голубь пристроится рядышком, будет корм клевать.
– С женой на эту тему конфликты случаются?
– Смотрели "Любовь и голуби"? Вот и у нас с Ниной так же.
– Валерия Николаевна Бескова нам рассказывала, как допытывалась у Константина Ивановича: "Что такого в твоих голубях?" Как бы сформулировали вы?
– Поднимаешь голову, смотришь, как они летят – на душе теплеет. Становишься чуточку добрее.
– Не считая Бескова, был в мире спорта человек, с которым могли поговорить о голубях?
– Пожалуй, нет. Константин Иванович разбирался, держал голубятню на Рогожской заставе. Иногда вместе на Птичий рынок ходили. С каким же почтением там относились к Бескову! Не только как к легендарному футболисту и тренеру, но и как к голубеводу. Делали скидку, дарили красивых, дорогущих птиц.
– Видели голубятню Бескова?
– Не довелось. Зато был у него в гостях на даче в Подрезково. Поразился – домик маленький, участок запущенный. Вместе с Валерией Николаевной и Володей Федотовым приехал Аль-Халиди, владелец "Асмарала". Он здорово помог Константину Ивановичу после тяжелейшей операции. Врачи не распознали аппендицит, начался перитонит, сепсис. Еле выкарабкался.
У нас тогда еще тема для разговора нашлась. Владимир Борисович Алякринский, мой первый тренер, в конце 30-х играл с Бесковым за "Металлург". Человек потрясающий, интеллигентный. Репрессировали, шесть лет отсидел, но тюрьма не сломала. Работал с мальчишками в команде "Серп и Молот". Помимо футбола учил нас уму-разуму, к жизни готовил. Даже не знаю, есть ли сейчас такие тренеры.
– Вы обронили, что играли за дубль "Торпедо". Был шанс пробиться в основу?
– Ни малейшего. Я попал в команду, когда состав был выдающийся. Иванов, Стрельцов, Воронин, Шустиков, Валя Денисов…
– Это же Денисова прозвали русский Пеле?
– Точно! Какой футболист, какая голова! Сильнее Воронина!
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Валера работоспособный, с хорошим пасом. Но по интеллекту выше Денисова не было никого.
– Не стал суперзвездой из-за выпивки?
– Да, закладывал. А моим конкурентом на левом краю был Олег Сергеев. Фантастический игрок – с ударом, скоростью, техничный! Но тоже хулиган.
– В плане режима?
– Ну да. Там вся команда хулиганила.
– Кроме Козьмича.
– Да бросьте. Выпивали все. В "Торпедо" не заиграешь, если будешь воздерживаться. Матчи той команды до сих пор перед глазами. С киевским "Динамо", "Спартаком", "Интером". Играли, как Боги! Это был волшебный, интеллектуальный футбол. Сегодня ведущие клубы Европы такой не показывают!
