Ну и к чему эта дисквалификация? Разве Абаскаль с Федотовым не раскрасили тур потешной перебранкой? Кому они сделали хуже? Повеселили!
Но вместо государственной награды за примерное для шоу поведение оплачивают через «Госуслуги» штрафы.
Эх, начальники, начальники. Вы как у Конан-Дойля — «где следовало поставить плюс, вывели минус».
Зря!
Я вспоминаю веселые пресс-конференции 1990-х — каждая была занимательнее футбола. Парни из ложи прессы — я, Павел Алешин, Аксель Вартанян — бежали занимать место в первом ряду за пять минут до свистка. Чтоб рассмотреть, расслушать. Как же это все украшало, как веселило!
В Сочи послематчевое представление было частью обязательной программы.
Арсен Найденов, мой южный друг, предлагал забыть о сыгранном матче — ибо есть вещи важнее. Начинал зачитывать собственное сочинение о футбольном судействе.
— Назвал я все это... — Арсен Юльевич поплевывал на указательный палец, отлистывая в задумчивости блокнотные листы.
Все замерли, ожидая — что ж там?
Арсен, чудо-артист, вдруг выкрикивал, выстреливал в зал внезапным фальцетом:
— Назвал я это — «Меморандум»!
Вечером того же дня великолепный Арсен приглашал меня, московского корреспондента, в свое сочинское имение — но вполне мог позвать и каждого с той пресс-конференции. Человек широкой души.
Указывал на выросшие у крыльца киви:
— Волосатые яйца.
Еще красочнее концерты давал Арсен Юльевич в Москве — там и публика другая, и масштаб. Одно удовольствие бушевать.
На старом стадионе «Динамо» Арсен жестикулировал словно монтер Мечников. На бровке, пресс-конференции, под трибунами. Рассыпая бриллианты из слов и междометий.
— Я свой член достану и порублю на пятаки, если ты при свистке останешься! — доносилось из приоткрытой двери в судейскую.
Эх, думал я. Вот Арсен Юльевич, вот красавец — разом делает заявку на два приза. «Агрессивному гостю» и «Гроза авторитетов». Были такие в советском футболе.
Арсен с сердитым пыхтением вырывался из судейской — я едва успевал отскочить перед внезапно распахнувшейся дверью. Скорее всего, по ней били наотмашь замшевой туфлей с крупной металлической пряжкой. Арсен Юльевич предпочитал как раз такие.
Найденов, выхватив глазом в толпе знакомое лицо, продолжал монолог, начатый в судейской:
— Нет, ты видел? Сказали бы нам — «проиграйте!» — мы проиграли бы, без вопросов! Но так-то разве можно делать? С таким судейством надо бороться, об этом надо писать! Сейчас я начинаю новый этап борьбы с коррупцией в футболе...
— Пойдем, Юльевич, — потянул за рукав кто-то из ассистентов. — Автобус ждет...
— У меня четырнадцать помощников! — кивнул на него как на манекен Найденов. — Проку — ноль. Выгнать — жалко. Без куска хлеба останутся, никто не возьмет...
Я растерянно пожал плечами. Не зная, что сказать. Помощник ухмыльнулся, нисколько не удивившись. Видимо, новостью сказанное не явилось.
— Звони! — бросил на прощание Найденов. Сунув мне во влажную ладошку визитку, растворился в сумерках Петровского парка.
Я, помню, подумал: «К чему мне эта визитка?» Тысячу лет знакомы, все телефоны записаны...
Глянул на нее — и оторопел. Не врут ли мне глаза? Подошел к фонарю ближе, рассмотрел. Так и есть — «Арсен Найденов, главный тренер сборной России».
Господи Иисусе.
Мне до сих пор жаль, что после истории с избитым в первый раз судьей Чеботаревым динамовское начальство распорядилось — не пускать корреспондентов к раздевалкам стадиона «Динамо». Эх, какая там была жизнь! Как бурлило!
Это там Николай Толстых мог особо дотошных провести к раздевалку к видеооператору:
— Вот покажи ему, покажи!
Это там коллега Рабинер отважился на лукавство в вопросе великому, недоступному Романцеву — и Олег Иванович, слушавший в ту пору любые вопросы брезгливо, вдруг скорчил гримасу. Каким-то не своим голосом, нависнув над Рабинером, произнес:
— Ах ты, мой у-умненький...
Кто-то из свиты робко подхихикнул. Кажется, селекционер Покровский. Славный историей — рассматривал перед московским матчем с «Наполи» протокол. Протерев очки с диоптриями в минус пятнадцать. Вскрикнул вдруг:
— Марадона прилетел! В основном составе!
Все вздрогнули.
— Да вот же, написано — «инкогнито»...
Кто-то выхватил лист, зачитал вслух дрожащим голосом, водя пальцем по криво заполненным строчкам:
— Коррадини... Ди Наполи... Мауро... Дзола... Инкогнито! Инкогнито? ***, Инкокьятти! Инкокьятти, Иваныч, мать твою!
Это там, под трибунами «Динамо», все мы могли подслушать, как справляются доверенные лица Олега Ивановича о каком-то футболисте, взятым на просмотр — и Романцев бросает на ходу:
— Пирожок с ничем.
Отзыв разлетался по редакциям — и все уж повторяли эхом: «Пирожок с ничем». У 1990-х свои мемы.
Эх! Какая же была веселая жизнь — когда все было можно! Спасибо Федотову, спасибо Абаскалю — напомнили. Да и сам Федотов пропитан был атмосферой тех подтрибунных помещений — я ж помню его, довольно цепкого парня, игравшего под вторым номером в «Уралмаше». Помните, Владимир Валентинович, тренера Шперлинга? Вратаря Любельского, умершего от рака лет в тридцать с небольшим? Братьев Цыгановых, королей Свердловска 1990-х, для которых невозможно было мало?
Это Цыгановы организовали самое громкое в 1990-х наказание футболиста за «неправильный» переход.
— Били Веретенникова в Волгограде, — рассказывал мне тренер Шперлинг.
— Но за «Уралмаш»?
— За «Уралмаш», да. Я как раз оттуда только ушел. Мне после свердловские рассказывали: в конце сезона был банкет, выпили. Веретенников при Цыганове сказал, что останется в «Уралмаше». А потом уехал в «Ротор». Ему и отомстили. Я, кстати, еще в Свердловске был, когда второго из Цыгановых, Гришу, убили. Сидел на кухне, в него выстрелили через окно. А Константин жив. Говорят, где-то за границей.
Был в Болгарии — уточню от себя. Но недавно вернулся в Москву. Может, оформит Fan ID, придет на матч ЦСКА поболеть за старого знакомого. А Владимир Валентинович узнает в толпе знакомый взгляд — и с легкой опаской распахнет объятия...
Какими же прекрасными, раскрепощенными были те тренеры! Какими же они были артистами!
— У меня из тренеров высшей лиги самая маленькая зарплата! — информировал внезапно Валерий Нененко, вытащивший «Факел» в высшую лигу.
Даже сообщал, какая — кажется, 12 тысяч долларов в месяц. Помню, я охнул и обхватил голову руками.
Кто сегодня так выступит? Разве что Григорян. Абаскалю и Федотову точно отбили охоту к неформальному общению в присутственных местах.
В хоккее нравы попроще — оштрафованный Андрей Разин, мой и ваш любимец, записывает видео. В котором информирует: раз меня оштрафовали на 500 тысяч рублей — теперь буду общаться сухо. Вербальных подвигов не ждите.
Но все ж натура берет свое. Тут же Андрей, дорогой наш человек, записывает еще одно видео. И еще. Еще. В котором за каждым словом — под... под... Подколка — назовем это так.
— Меня хорошо видно? — уточняет Разин. — В экран влезаю? А то ведь влезают не все...
Каждому хоккейному человеку ясно, о ком идет речь. Штрафующий Разина глава судейского корпуса Алексей Анисимов набрал вес во всех смыслах.
«Таким уж создал меня Господь...» — слышу за каждым словом Разина.
Так к чему меняться? Ломать себя?
Нынешние тренеры десять раз подумают, прежде чем бросаться в потасовку — и я рад, что такие остались. Мысленно аплодирую что Абаскалю, что Федотову. Вы — мои герои!
Тренеры вчерашнего дня долго не размышляли — били сильно и точно. Даже те, на кого не подумаешь.
Помню, рассказывал мне Александр Тарханов:
— Никогда не потерплю, чтоб на меня наезжали, пугали... Я никогда не боюсь. Характер такой — я могу и подраться, если что.
— Ого! — обрадовался я. - Случалось?
— Как-то с женой шли после концерта по району, в котором когда-то долго жил. Поймал такси, и вдруг кто-то жену оттолкнул от машины. Я сразу налетел на этого парня. Оказалось, в этой компании четыре человека...
— Вам досталось?
— Им. Старые приятели шли мимо, увидели — тому парню отбили все, что можно, и бросили в такси.
— Да-а, дела... — выдохнул я.
Одна история внезапно перетекла в другую. Тоже четкую.
— Я помню, мы раз с Романцевым дрались! — сообщил Тарханов.
— Друг с другом?
— Друг за друга. Я в хоккей играл, а Олег Иваныч — нет. Но с нами все время ездил. Я на первенство города играл за какой-то завод, даже денежки приплачивали. Как-то играем, прохладненько, градусов тридцать мороза. Романцев в унтах, шубе на трибуне. Выигрываем 8:2, я бегу один на один, а наперерез мчится защитник. Я проскочить-то успел, а он мне ка-а-к засадил по руке! Клюшкой!
— Сильно?
— Пробил руку. Дырка была такая, что смотреть страшно. Рука опустилась, я круг даю — потом голову поднимаю: смотрю, Романцев нарезает с трибуны. Добегает до этого парня, меня обидевшего, и бьет ему наотмашь... Тот — брык, и на лед. Тут уж команда на команду биться начали, пока не растащили. Я на морозе про боль забыл, а потом в раздевалке снимаю хоккейный свитер — а под ним вся тельняшка в крови. Романцев меня в охапку, такси подогнал и в больницу. До сих пор вспоминаю.
Я до сих пор вспоминаю, как ходил на игры московского «Динамо» с «Авангардом». Где подтрибунное продолжение не уступало по накалу хоккею. Всем памятный Раймо Сумманен вызывал на бой сначала Харийса Витолиньша, потом сосредоточился на Знарке. Не знаю, как уж там происходило, но явился на пресс-конференцию Сумманен в пиджаке с полуоторванным рукавом. Хотя в габаритах Знарка превосходил значительно. Но, видимо, у Олега Валерьевича какая-то скрытая мощь.
Не так просто рослый Витолиньш говорит про давние времена:
— Если я едва мог поднять штангу 130 килограммов, то Знарок легко выжимал 140...
Это Олег Валерьевич Знарок на чемпионате мира-2014 показывал через стекло шведу Рикарду Гренборгу — как-то ли удушит, то ли перережет ему горло. При полном стадионе. Швед был в восторге от такой наглядности.
Два великих хоккейных тренера Виктор Тихонов и Борис Кулагин сошлись в реальной рукопашной. Причем Кулагин в ту пору руководил сборной СССР, а Виктор Васильевич был на пути к этой должности.
Когда-то мы об этом слышали, а подробности недавно раскрыл знаменитый тренер Виталий Ерфилов, помогавший Кулагину в «Крыльях»:
— Запомнилась поездка в Ригу. Дважды обыграли местное «Динамо», для которого это был первый сезон после возвращения в «вышку». Возглавлял команду Тихонов. Захожу в судейскую подписывать протокол, вдруг залетает Виктор Васильевич с перекошенным лицом — и на Наума Резникова, главного арбитра: «Я тебя здесь кормил-поил, а ты меня «плавишь?!» Тот невозмутимо: «Я просто показал, как тебя будут дальше в высшей лиге судить. Привыкай».
— Что Тихонов?
— Выскочив из судейской, увидел Кулагина — и уже на него попер, тренера сборной! Матом! «Толстая рожа, да я тебя...» Я обалдел. Даже не знаю, от чего больше — от оскорблений Тихонова или выдержки Кулагина. Ни слова не произнес, ни один мускул на лице не дрогнул!
— Ну и ну!
— Там же, в Риге, произошла еще одна удивительная история. Утром в день матча приехали во дворец. «Динамо» заканчивало раскатку, мы следом должны выйти на лед. Смотрю — Балдерис выходит один на один с вратарем, бросает, попадает в шлем. Тихонов в крик: «Сволочь! Я тебе дам — вратарей убивать!» Хватает клюшку, замахивается. Хельмут перелезает через борт, бегом в раздевалку. Виктор Васильевич за ним.
— Догнал?
— Догнал! Врезал клюшкой.
— По версии самого Балдериса — пощечину дал.
— В раздевалке-то? Возможно. Там я не был.
Тренировавший «Барыс» Андрей Назаров во Владивостоке принялся вдруг показывать всем известный жест — согнутую в локте руку — VIP-ложе. После выяснилось — персонально Вячеславу Фетисову. Мол, используется административный ресурс. «Адмирал» выиграл 3:2. Фетисов был в тот день на арене, все видел и правильно понял.
Предложил через газеты Назарову «выйти, поговорить». Добавив: «Он просто сумасшедший. Человек ощущает, что не может побороть некий синдром. Может, ему кажется, что он недостаточно успешен. Особенно на моем фоне...»
До драки не дошло — и ладно. Кто знает, чем бы это все закончилось. Говорил ведь в «Разговоре по пятницам» великий тафгай Крис Саймон: «Я много раз видел, как дрался Назаров. Но не помню, чтоб он хоть раз кого-то победил...»
Как-то приехал на предсезонный турнир в Нижнем Новгороде. Эмоциональных вспышек не ждал. И вдруг на матче «Торпедо» с «Нефтехимиком» полыхнуло — бывший тренер из Нижнего Евгений Попихин (перебравшийся в Нижнекамск) отправился прямо во время матча к тренеру нынешнему — Петерису Скудре. Кто кому дал леща первым — не помню. Кажется, Попихин. Но ответ Скудры был тяжелым, увесистым. Вот вам и бывший вратарь! После ходил под трибунами Попихин, отобрав пластырь и прижимая платочек к губе. Точно как Фокс в кабинете Шарапова.
«Дольче вита, губа разбита» — озаглавил я тот репортаж.
Подошел после матча к Попихину:
— Евгений Николаевич, давайте поговорим?
— Да ну... Зачем?
Попихин взглянул на меня такими глазами, будто я секундант, присланный Скудрой.
— Это не я интересуюсь. Это вся страна спрашивает — что произошло? — произнес я миролюбиво.
— Нет. Не буду говорить.
Скудра тоже говорить отказывался наотрез. Тигром ходил по коридору, опустив голову. Потом махнул рукой — и решил быть милосердным к человеку труда. Ко мне, то есть. Подошел:
— Ну? Что у вас?
— Петерис, все говорят только о вашей драке. Скажите и вы.
— Вот зря об этом говорят! Говорили бы лучше о мужестве наших молодых! Вон их! — указал в сторону раздевалки. — Хорошо, я вам расскажу про все одним предложением. Что захотите — вырежете. После удаления Ильина Попихин побежал ко мне с какими-то претензиями, я стал отвечать. Он подбежал, столкнулись лбами. На его удар я ответил ударом. Вот и все. Он нанес удар — я должен был ответить! На этом все закончилось. Удаление Ильина я посмотрел — полная чушь. Ничего там не было. Увы, у нас в российском хоккее есть такая проблема — когда на предсезонном этапе вот эти липовые мастера считают, что их никто не должен трогать. А мы вышли биться! Вышли играть в свой хоккей. Никакой грубости не было. Была борьба на поле, а некоторым это не нравится на предсезонном этапе. Но это уже их проблемы. Еще раз повторю: на претензии Попихина, который ко мне подбежал, начал толкаться лбами, я ответил. На удар ответил ударом. На этом все закончилось.
— Судя по записи, вы левша... — поощрил я боксерские навыки Скудры.
— Спасибо, всего хорошего...
Кажется, даже не здоровались два знаменитых тренера — Владимир Крикунов и Петр Воробьев. А все потому, что Воробьев когда-то был тренером рижского «Динамо», а Крикунов — капитаном команды. Ну и не сошлись.
Боль в Крикунове жила десятилетиями. Уж стали главным тренерами важных команд, встречались в финалах. А все не затухало.
Однажды я решился и расспросил обо всем.
— В той команде я был капитаном, — неожиданно охотно рассказал Крикунов. — Между прочим, не первый год капитанил. Как-то перевыборы, процедура достаточно формальная. Не предполагающая неожиданностей. Юрзинова, главного тренера, в команде нет, уехал в сборную. Вместо него на делах остался Воробьев Петр Ильич.
— Не переизбрали вас?
— Прихожу на выборы и узнаю, что накануне Воробьев прошелся по молодым: не вздумайте, мол, за Крикунова голосовать. Я, как о том услышал, сразу написал заявление. А на следующий день отправили меня как офицера КГБ границу охранять. В рижский порт.
— Из-за вашего ершистого нрава?
— Да не такой уж он и «ершистый»... Командировали меня, словом, на пост технического наблюдения, туда, где Даугава в море впадает. Напротив — иностранные суда. Самое удобное место — зайдет любой с пляжа, наденет маску, акваланг, и уплывет. «Туда».
— Это тоже Петр Ильич вам, лейтенанту, веселую жизнь организовал?
— В той ситуации я мало что понял, но, когда к начальству вызвали, сказал: с Воробьевым работать не хочу. Мне ведь 32 было, последний год хотел доиграть и завязать. Как к последнему сезону готовился — не рассказать! И надорвался, перебил нерв на спине. Лето сухое, грунт жесткий — неудачно кувырок исполнил. Врачи обещали, что через три недели вернусь. По четыре процедуры в день делал, через не могу тренировался. Может, не понравилось Воробьеву, что я не мог на полную катушку работать? Может, какая-то личная обида на меня была? По части режима — вряд ли: никогда я не числился среди пьяниц, которые могут команду не туда увести. Словом, не здоровались мы потом долго...
Но хоккейную карьеру я все равно продолжил. В порту особой работы не было. А позже мы узнали, что офицеры не имеют права там работать — только солдаты или прапорщики. Начали давить: «Что за дела? Мы офицеры!» Но других-то ставок в порту не было. Начал тренироваться. Сам. Там хоть 300 километров беги в любую сторону — пляж бесконечный. Ребят предупреждал: если проверка какая, дать сигнал. Километров на восемь убегал... А вскоре пришло приглашение из Минска. Там выходил в паре с 18-летним Микульчиком. Коньки его, помню, учил правильно зашнуровывать.
Как-то под трибунами мытищинского дворца схватились тренирующий «Атлант» Федор Канарейкин и главный тренер «Спартака» Милош Ржига. А может, наоборот. В ту пору тренеры ходили по кругу: «Спартак», «Атлант», Магнитогорск, СКА...
Все из-за пустяка — пан Милош, прямо во время матча высвистав на соседней скамейке Канарейкина, приложил пальцы ко рту. Желая показать — посадили на свисток, без помощи арбитров ничего не можете.
Федор Леонидович оценил по-своему, по-пацански — намекает Ржига сами понимаете на что. Назовем это оральными ласками.
Дождался в коридоре, схватил Милоша за грудки. По лицу, правда, не бил. Что-то зло нашептывал, пока не разняли.
Ржига — хоть и косая сажень в плечах — сопротивлялся вяло. После уточнил для интересующихся: «У меня руки слабые».
Все было очень живописно. Опишите Абаскалю, как это делается.
Время спустя пан Милош смущался словно Альхен, вспоминая тот вечер. Отрицал очевидное.
— Нет-нет, драки не было...
— Да бросьте.
— Канарейкин меня просто не понял! Я-то работал в Мытищах, знаю, что у тренеров там очень нервная обстановка. В том матче мы проигрывали, мне не понравилось количество свистков. «Спартак» постоянно играл в меньшинстве. Я повернулся к скамейке «Атланта» и поднес руку к губам — дескать, без свистка выигрывать не можете? Вот теперь представьте этот жест.
— Представили.
— Канарейкин подумал, что я предлагаю ему кое-что другое. Под трибунами налетел на меня сзади, начал толкать. Вокруг стояла брань. Это позже мы объяснились. Его сын играл в моей команде.
— Вам не было страшно в момент, когда Канарейкин на вас летел с кулаками? Федор Леонидович — дядя крепкий.
— Страшно не было — ко мне на помощь сразу кинулся доктор. Мне не понравилось, что кричали помощники Канарейкина.
— Что?
— Что я — «скурвленный чех». Орали: «Что ты делаешь здесь, в России?»
Ну вот и дошли мы до самого вкусного. Кто не видел — я вам завидую. Сейчас вы посмотрите такое! Живо вбейте в YouTube — «Разин — Ждахин». Вот это был концерт, вот это была красота. Матч ТХК — «Ижсталь».
Сорванный галстук Ждахина, подбитый глаз и утраченная рубаха Андрея Разина. Вот интересно: не приравнивается ли рубаха главного тренера к знамени? Не следует ли клуб расформировывать в случае утраты?
Рассказ Ждахина о тех событиях еще ждет своего слушателя — а вот Андрея Разина мы с коллегой Кружковым как-то расспросили.
Выяснилось, что-то мы не разглядели в той записи.
Начали восторженно:
— С дракой в Твери мало что сравнится!
— Драки-то не было, — срезал нас Разин.
— Вы же никого бить не собирались?
— Вот именно! Я не ударил, хотя у меня был захват и занесен кулак. Показывал: могу врезать. Но не буду.
— Потасовку видели все. А что после матча творилось?
— Когда пришел в раздевалку, меня накрыло. Представил, какие будут назавтра фотографии в газетах. Это сейчас я что-то доказал как тренер. А тогда казалось — конец.
— Неужели?
— Больше скажу! Один человек, сильно веривший в меня, после той истории отзвонился своему руководителю: «Все, тренер Разин закончился». Мне было действительно страшно! КХЛ на расстоянии руки контракт уже лежит, я так долго к этому шел. Но одна вспышка, и все...