В первом выпуске — интервью двукратного чемпиона России Эдуарда Кудерметова, отца теннисисток Вероники и Полины Кудерметовых.
Двукратный чемпион России в составе «Ак Барса» и магнитогорского «Металлурга» Эдуард Кудерметов завершил игровую карьеру в 2008 году, но остался в большом спорте. Обычно бывшие хоккеисты становятся тренерами, менеджерами, скаутами — выбор широкий. Кудерметов посвятил себя воспитанию дочерей, которые занимались теннисом: тренировал Веронику и Полину, занимался логистикой, сопровождал на турнирах. В большом интервью «СЭ» мы вспомнили с Эдуардом главные события карьеры хоккеиста и поговорили об увлечении теннисом и успехах дочерей.
— Как часто вы сейчас бываете на хоккее?
— Последний раз был на финальной игре ЦСКА и «Ак Барса». До этого ходили в декабре прошлого года. «Ак Барс» играл с «Сочи», и мои дочки проводили символическое вбрасывание перед матчем.
— В одном интервью вы рассказывали, что как-то пошли на матч ЦСКА и во время просмотра не могли разглядеть шайбу — настолько все быстро.
— Это было давно. В ЦСКА работал Алмаз Гарифуллин. Он пригласил на матч. Я застал старые времена, когда играли Корешковы, Осипов, Гольц, Гомоляко. Какой был красивый хоккей! Не такой быстрый, но комбинационный. Если розыгрыш «5 на 4», то это самый настоящий розыгрыш. Если выход «3 в 2», то это 50-60 процентов успеха. А сейчас все бегают назад, вперед. Хоккей сильно поменялся. Комбинационной игры практически нет. Все упрощают игру, чтобы избежать ошибки. При малейшем сомнении будут вбрасывать шайбу в зону или бросать по воротам.
— В какой момент хоккей стал меняться?
— 2010-2011 годы. А возможно, и раньше. В «Металлурге», где я играл, хоккей кардинально изменился, когда пришел Дэйв Кинг. При Валерии Белоусове были комбинации и красота. После него пришел Марек Сикора с похожими взглядами. Кинг — канадец. Он кардинально изменил хоккей. Раньше в большинстве все звенья выходили по порядку — до третьего. Четвертому просто времени не хватало. Кинг ввел спецбригады большинства и меньшинства. В схематичном хоккее стало меньше голов. Раньше пять заброшенных шайб за игру — это минимум. А сейчас часто видишь матчи с минимальным счетом. В мое время разница между командами была серьезнее. Одни значительно сильнее, другие — слабее. Например, «Трактор». Это сейчас в Челябинске сильная команда, а раньше, когда она еще называлась «Мечел», мы понимали, что они — аутсайдер таблицы, и смело играли от атаки. Сейчас «Амур» на равных играет с ЦСКА, «Адмирал» — с московским «Динамо», цементируя в первую очередь оборону.
— Кинг — ваш первый тренер, который создал спецбригады?
— На моем опыте — да. Возможно, в других командах тренеры сделали это раньше. Я работал с Крикуновым, Моисеевым. Все звенья в большинстве играли подряд. Только при Кинге нас начали делить на спецбригады. Это канадская система. Смотрите, в НХЛ часто уезжают ребята, которые в России не работали с североамериканскими тренерами. Не говорю сейчас о Малкине, Овечкине, Кучерове. Это большие мастера, которые умеют забивать и делать результат. А ребята попроще часто сталкиваются с трудностями, потому что не могут адаптироваться к тактике и требованиям. Звезда КХЛ может уехать в НХЛ и выполнять совсем другую работу. Вспомните Алексея Морозова. В России он был одним из лучших, а в «Питтсбурге» получил другую роль, хотя по мастерству не уступал многим игрокам.
— Сейчас еще и смены длятся по 20-30 секунд, если продолжать говорить об отличиях современного хоккея.
— Да-да. Смотрю сейчас матчи — все быстро: вбрасывание, только взяли шайбу, уже сменились. Раньше мы играли по минуте, иногда больше. Сейчас хоккей быстротечный. Когда игрок дольше находится на льду, шансов забить больше, правильно? Смотрю потом статистику: один игрок провел 10 минут, а другой, молодой и перспективный, — только две. Что можно показать за две минуты? Можно и до шайбы не дотронуться за это время. Понимаю этих ребят. Всегда присутствует злость и обида, когда играешь мало. Когда молодым игрокам СКА, «Ак Барса» или других топ-клубов предлагают поехать в «Сочи», «Адмирал» или «Амур», даже мысли отказаться не возникнет. Там они получат возможность заиграть в КХЛ.
— Какие команды сейчас вам приятно смотреть?
— Мне нравится «Ак Барс». Читаю много хорошего про «Северсталь». Все хвалят нижегородское «Торпедо». Какое-то время «Торпедо» шло на первом месте в таблице. Ларионов — действительно профессор. Он поиграл и в советский хоккей, и в североамериканский. Человек с большим опытом. У него отлично играет молодежь. Смотрю повторы голов и вижу, какие красивые комбинации разыгрывает «Торпедо». Хоккей — игровой вид спорта, но вопрос в том, кто и зачем на него ходит. Стою на арене и слышу разговор. «Ты видел, какой пас вчера отдал игрок?» — «А ты видел, как они дрались?» Каждому свое. Силовой борьбы сейчас стало намного больше.
— Подозреваю, ответ на следующий вопрос очевиден. Чего в вашей жизни больше: хоккея или тенниса?
— Конечно, тенниса. 99,9 процента тенниса и 0,1 — хоккея. Я же постоянно на соревнованиях. Смотрю хоккей только по телефону. За границей не показывают наши матчи. Тренировки, разница во времени — слежу только за результатами и смотрю моменты. Раньше следил внимательнее, потому что играли многие знакомые ребята. А сейчас уже и знакомых нет — все молодые.
— Как обе ваши дочери увлеклись большим теннисом?
— Соседи пригласили старшую дочь на тренировку. А она у нас непоседа — не сидела на месте. Отдали в теннис и параллельно на танцы и в художественную школу. Тогда семья жила в Казани. Потом, когда я вернулся в Магнитогорск, дочь ходила на теннис в местный манеж. Платила за разовые занятия и играла. Вместе играли и младенцы, и бабушки, и дедушки. Тренер — Нина Михайловна Сергеева. Когда Вероника выиграла первый турнир, в федерации тенниса попросили указать первого тренера. Позвонил Нине Михайловне, уточнил. Внесли ее фамилию как одного из первых ее тренеров. Когда переехал в Москву после окончания контракта с «Металлургом», дочка донимала меня: хотела, чтобы мы скорее пошли играть в теннис. А я все тянул время. Месяца через два только пошел к руководству клуба. Узнал, как записать дочь на теннис. Продолжила играть. А младшая всегда с нами ходила на тренировки — конечно, ей тоже хотелось играть. Так и стали заниматься вместе.
— Профессиональные спортсмены нередко оберегают детей от большого спорта. Вам пришлось метаться и думать, отдавать ли дочерей в профессиональный спорт?
— Конечно. Изначально не хотел, чтобы они стали профессиональными спортсменами. Пусть танцуют, рисуют, поют, играют, но для себя. Объяснял, что такое спортивная жизнь, какие трудности она несет. Но они уперлись: «Нет — и точка». Когда Вероника начала участвовать в турнирах, Полина была еще совсем маленькой. Жена одна в Москве не справлялась, пока я играл в Магнитогорске. Подошел к тренеру — Федору Канарейкину, объяснил ситуацию. А меня звал «Спартак». Пришлось переехать, чтобы помочь дочери с тренировками. В теннисе все индивидуально, не так, как в хоккее. Везде возили сами, все делали сами.
— Финансово тяжело содержать теннисистку?
— В первое время — только затраты. Никакой самоокупаемости, конечно же. Я привык в хоккее, что билетами, гостиницами, питанием и прочими моментами занимается администратор. В теннисе — все самостоятельно. Логистика, гостиницы, аренда кортов — делаешь все сам. Очень тяжелый труд. Сейчас не уверен, что справился бы с этим. Теннис — очень популярный вид спорта. За границей много людей играет: арендуют корты, ракетки. Корты открывают при отелях, на курортах. Кажется, что весь мир играет в теннис. Играть-то можно, но профессиональными спортсменами становятся единицы. И никто не знает, получится у твоего ребенка или нет.
— Как пришли к тренерству в теннисе?
— Сложно сказать. Я целые дни проводил на корте со старшей дочерью. Тренировал ее, играл сам, преподавал ОФП. Смотрел, изучал, советовался с другими тренерами. Подумал: почему бы и нет? Консультируемся с другими профессионалами. Так и продолжаю тренировать.
— Мы видим, какая сейчас ситуация в российском спорте. С какими проблемами столкнулись ваши дочери?
— 24 февраля 2022 года я был в Астане. Через два-три дня отключили все карточки. Представляете, какая ситуация? От налички все отвыкли. Оплачивать покупки, проезд чем-то нужно, а карточки не работают. Плюс сложности с перелетами из-за отмены многих рейсов. Некоторые страны — такие как Чехия и Польша — запрещают российским теннисистам участвовать в соревнованиях. Могут не пустить в страну и развернуть прямо в аэропорту. В некоторых странах русским могут не продать какие-то вещи. Товарищ попросил кое-что купить во Франции после турнира. Мы подошли в аэропорту в магазин. Нас спрашивают: «Русские? Тогда вам не продадим». Такое было несколько раз. Просили привезти обувь, но нам не продали. Приезжали на соревнования в Стамбул. Там есть огромный торговый центр, где собраны брендовые магазины. Русские стоят в очереди, а с ними турок. Они ему платят, чтобы он купил им то, что нужно. Сам видел такую картину.
— А что касается непосредственно спортивной части?
— По спортивной части все хорошо. Все люди адекватные и хорошо относятся к русским и белорусам, кроме украинцев. Мы приезжаем на соревнования, для нас создают все условия. Люди иногда спрашивают: «Вы откуда?» Потом понимают, что из России, и начинается: «О, Путин, I love you. Russia — good! (англ. Я люблю тебя. Россия — хорошо!)» Общался с итальянцами. Спрашиваю: «Сколько у вас стоит бензин? 2 евро? А у нас 50 центов. Вы литр покупаете, а я — четыре».
— Поясните историю, когда перед стартом квалификации Уимблдона Полина осталась без визы?
— Нам не выдали визу. И в Америку ей не дали визу. Без объяснения причины. Отказ — и все. Мне выдали визу, а ей нет. Мы четыре раза оформлялись: в Казахстане, Италии, Сербии и Венгрии. И нигде не дали. В Англию тоже не одобрили визу, причем не только нам.
— Вы играли за топ-клубы: «Металлург», «Ак Барс», но не попали ни на один чемпионат мира. Почему?
— Меня вызывали на сборы. Я по несколько раз проехал все Евротуры, но не попадал в состав на чемпионат мира. Даже не знаю почему. Один раз помешала операция на колене. Один раз было так, что ждали в сборную игроков из НХЛ. Мне сказали: езжай домой, но будь готов приехать, если что. При Цыгурове я сам не поехал в сборную. Не получилось поехать, когда в «Металлурге» работал Марек Сикора. Мы вышли в финал и проиграли «Авангарду», а во время плей-офф у меня умерла мама. Устал морально и физически. Отказался. Равиль Гусманов поехал один, хотя нас видели вместе — мы играли в одном звене.
— Как хоккеисты из Суперлиги реагировали, когда в сборной до последнего ждали игроков из НХЛ?
— Мы, конечно, это обсуждали все. В нашем чемпионате играли парни не хуже, но в сборной хотели видеть энхаэловцев. А они приезжали и, как правило, ничего не выигрывали. Ковальчук, Радулов, Малкин, Овечкин отдавались, а много игроков приезжали среднего уровня. Но их ждали, потому что они в НХЛ.
— Нет сейчас обиды, что не сыграли на чемпионате мира?
— Я никогда об этом и не думал. Относился спокойно. Значит, не судьба или недостоин.
— Во время карьеры был момент, когда могли уехать играть в Северную Америку?
— Когда я приехал из Киева в Казань, тренер говорил мне: «Езжай, попробуй. В Казань ты всегда вернешься». Нужно было ехать и пробовать попасть на драфт. В Киеве была одна из лучших школ в СССР. Я ездил играть за юниорскую и молодежную сборные. Приезжали скауты, смотрели нас. Мы одного года с Лешей Житником, Сашей Кузьминским, Юрой Гунко. Родители сказали им: «Езжайте, попробуйте свои силы. Вернуться всегда успеете». А у меня родители жили в Казани. Телефонов еще не было — связь только через телеграф за 15 копеек. Особо не посоветуешься, да и не знали родители тогда об НХЛ. Никто не уговаривал. Чтобы попасть на тренинг-кэмп, нужно было купить билеты. Сейчас молодежь активнее: смелее уезжают, все доступнее. А в мои годы все было по-другому. Возможно, если бы родители были рядом, я бы попробовал поехать в Северную Америку. Тренеры тоже особо не настаивали. Им-то зачем отпускать игрока? А Житник в итоге закрепился в НХЛ. Саша Кузьминский играл в «Торонто», потом переехал в Германию. Юру Гунко выбрал на драфте «Сент-Луис», но он тоже потом вернулся. Мы вместе играли в «Ак Барсе».
— В России вы поработали с разными великими тренерами. Хочется вспомнить каждого из них. Чем запомнилось время с Юрием Моисеевым?
— Человек с большой буквы! Он построил татарский хоккей. Приучил нас к работе, дисциплине и взрослой жизни. Было тяжело. Мы ругались, матерились. Проходят годы, и ты переосмысливаешь некоторые моменты. Моисеев — легенда. Главный человек в моей хоккейной жизни, за исключением детских наставников. Расскажу еще историю про него. Каждый день с Моисеевым начинался с «политинформации». Чего только ни было в раздевалке: высказывания философов, умные мысли. Например, «мало хотеть — надо мочь!». Собрания начинались всегда в 9.30 утра. А когда матч заканчивался поздно, Моисеев говорил нам: «Завтра дам поспать подольше. Собрание будет не в 9.30, а в 9.35». Вот человек был!
— Что скажете о Владимире Крикунове?
— С ним было попроще. Особенно после Моисеева, который приучил нас к дисциплине и работе. Самое главное качество Крикунова — человечный и справедливый подход. Никогда никого не накажет просто так. Настоящий русский мужик из сказки. Требовательный, но всегда справедливый.
— Как состоялся ваш переход из «Ак Барса» в «Металлург»?
— Все, как всегда, начинается с денег. В «Ак Барсе» наше звено играло на первых ролях. А руководство клуба всегда хотело пригласить иностранцев или игроков из других клубов. Шабашников, одним словом. Мы, казанские, получали одинаково. Неважно, играешь много или мало — одинаково. Приезжие получали в три-четыре раза больше нас. В Магнитогорске, видимо, узнали эту ситуацию. Предложили другие условия. «Ак Барс» после этого назвал свою сумму и дал неделю на размышление. За неделю контракт повысился раз в пять. «Металлург» все равно дал больше. Но дело не только в деньгах. Ты отдаешь клубу долгие годы, а отношение совсем другое, нежели к приезжим игрокам. Казанским ребятам, образно говоря, платят пять тысяч в месяц, а приезжим — 50 тысяч. Где справедливость? Я бы все равно не остался в «Ак Барсе» — не столько из-за денег, сколько из-за отношения. Мы ведь хорошо играли, показывали результат. Но я не осуждаю ребят, которые приезжали в «Ак Барс» за хорошим заработком. Это наша работа.
Будущее спортсмена после карьеры никого не волнует. Читаю сейчас комментарии Винер или Родниной по поводу участия в Олимпиаде без гимна. Представьте, человек с детства идет к мечте. Он тренируется и готовится к Олимпиаде, а ему говорят: «Как же ты поедешь без гимна?» А что делать спортсмену? Он же ничего больше не умеет. Ладно бы сказали: «Раз пропустил Олимпиаду без гимна, мы тогда приглашаем на работу в федерацию». Тогда еще можно подумать. Ради чего спортсмены тренируются с детства? После карьеры остаются только регалии и награды. А тут получается, что ни регалий, ни наград нет. Только травмы. Какой смысл? Наоборот, надо поддерживать наших спортсменов. Попадут они на пьедестал, будет играть олимпийский гимн, но все будут знать, что они представляют нашу страну. Чем для нас хуже, тем мы лучше выступим. Все знают, что мы — россияне. Народ уже настолько устал от этого, что на турнире в Австралии сам видел, как иностранцы доставали российские флаги и кричали: «Россия, вперед!» Они понимают, что мы — нормальные люди.
— В «Металлурге» вас тренировал Валерий Белоусов. Его тренировки после Моисеева вы называли курортными. Все так легко?
— Действительно! Началась предсезонка. Первое время я не понимал, когда мы начнем тренироваться. Мне говорят: «Ты что? Мы так пашем!» Поначалу в «Металлурге» у меня не шла игра. Не мог привыкнуть к процессу. 11 лет мне с кнутом объясняли, что делать: туда беги, сюда не смотри, так не делай. А в Магнитогорске — более профессиональный подход. Каждый сам понимает, что нужно. Хочешь дополнительно на лед — иди. Тренажерный зал — соседняя дверь. Полгода я не мог привыкнуть, а потом начал сам бегать кроссы, заниматься в тренажерке дополнительно. У Белоусова еще и зарядок не было. А я привык к зарядкам с Моисеевым. Как только я приехал в Магнитогорск, мы полетели на втягивающие сборы в Испанию. Жили в одном отеле с «Ак Барсом», который тоже приехал на втягивающие сборы. Я просыпаюсь. Смотрю: «Ак Барс» уже бегает. Моисеев меня спрашивает: «А вы когда бегать будете?» А мы играем в футбол, на скакалках прыгаем, купаемся, кушаем хорошо. Такой подход, как в «Металлурге», расслабляет. Со временем понял, как надо работать, и привык.
— Такие тренировки — часть доверительного подхода Белоусова?
— В «Металлурге» собрались очень хорошие игроки. Вы же помните, что многие перешли из Челябинска и Устинки (Усть-Каменогорска. — Прим. М.С.). Возьмите братьев Корешковых. Потрясающие нападающие! Белоусов чувствовал их, понимал, какие тренировки им нужны. А отдай тех же Корешковых к Моисееву или Крикунову. Я не знаю, заиграли бы они под таким давлением и с такими тренировками. В «Металлурге» они играли на мастерстве. Каждому хоккеисту нужен индивидуальный подход. Помню, как в 17 лет меня взяли на предсезонку киевского «Сокола». Весил я 69 кг. Тренер Богданов дает мне штангу на присед в 140 кг. Она же почти в три раза тяжелее меня! Или для бицепсов упражнения, когда я даже поднять не мог штангу. От меня хотели, чтобы я делал все так, как взрослые мужики. Но у нас разные параметры. В тот же тест Купера я укладывался, а они нет. Сейчас все по-другому. К тренировкам подходят индивидуально и с умом.
— Слышал историю, как Белоусов на сборах заставлял Сергея Гомоляко ездить на велосипеде вместо кроссов.
— Почему бы и нет? В Киеве на предсезонке предлагалось на выбор: 50 км на велосипеде, 12 км бегом или час плавания — от борта до борта. Все сначала выбрали плавание, думая, что час в бассейне легче. Обманчивое ощущение. Плавали так, что в воде потели. На велосипеде, если не укладываешься вовремя, — а тесты проводились в субботу, — в воскресенье, когда у всех выходной, приходишь и снова выбираешь: велосипед, кросс или плавание. В итоге все бегали кроссы, когда прошли эксперименты.
— Как нашли общий язык с Белоусовым?
— Когда я только пришел из «Ак Барса» в «Металлург», первое время с Белоусовым были холодные отношения. Валерий Константинович много не говорил. Я никогда не слышал, чтобы он кричал. Иногда даже забывал его голос. Не знал, как найти к нему подход и выстроить общение. Но потом мы сработались. Он создал тройку: я, Христич и Карпов. Мы хорошо играли, я много забивал. С Белоусовым выстроились хорошие отношения. После сезона нам дали несколько дней отдохнуть, потом пригласили на собрание. В «Металлурге» предложили продлить подписать контракт еще на год. Я и не думал, что Белоусов уйдет из клуба. Только в отпуске узнал, что будет работать чех — Сикора. Я очень удивился.
— Белоусов не звал вас в «Авангард»?
— Нет, но мы с ним остались в хороших отношениях. Всегда на разминке или тренировке подъезжал к скамейке, здоровался с ним. Сохранили душевные отношения. Белоусов — приятный благородный мужик.
— В «Металлурге» вы застали совсем юного Евгения Малкина. Понимали, что из него вырастет топ-хоккеист?
— Конечно. Женя — человек с харизмой, индивидуал. Мог сделать что-то вопреки чему-то. Ничего не боялся. Брал инициативу на себя в юном возрасте. Хорошо держал шайбу, смело шел в борьбу, играл на команду. Есть же индивидуалы, а Женя — не из таких. Если твоя позиция выгоднее на полпроцента, то Малкин отдаст тебе пас. Совершенно не жадный игрок.
— Пятый матч финала-2007 в Казани против «Ак Барса» — самый памятный в вашей карьере?
— Много памятных моментов. Самый-самый — игра с «Авангардом» в плей-офф, когда Яромир Ягр сравнял за 30 секунд до конца, а потом забил победный гол. Этот матч гораздо памятнее. Первое чемпионство я выиграл с «Ак Барсом» — первая победа все равно самая запоминающаяся.
— Но все-таки обыграть «Ак Барс» в решающем матче в Казани — это маленький подвиг, согласны?
— Согласен. Мне было приятно от того, что на игре присутствовали родители, родственники, друзья, товарищи. После матча вывел отца на лед, надел кепку. Это был закат моей карьеры. Очень важная победа для меня.
— Вы застали последний сезон Суперлиги. Как глазами хоккеистов выглядел переход к КХЛ?
— А что изменилось? Я играл в переходные моменты. Как только ни называлась лига: РХЛ, МХЛ, Суперлига. Все так и осталось. Те же команды, те же дворцы, те же зрители. Это сейчас многое поменялось. Строят новые дворцы, устраивают шоу перед матчем.
— Как закончили игровую карьеру?
— Из-за неудачной операции. Контракт у меня еще был подписан на два года с ХК МВД. Потом произошла реорганизация — все попали в «Динамо». С главным тренером Олегом Знарком мы еще вместе играли. Мне сделали неудачную операцию. Нога совершенно не держала нагрузки. Я приехал на сборы в Лиепае. До этого тренировался в зале, закачивал ноги, но не бегал. На сборах пробежался немного, оделся на лед, а нога совершенно не держит. Врачи посмотрели и сказали, что пора заканчивать. Доехал до Риги, купил билет до Москвы и сразу из Шереметьево поехал не домой, а в город Королев — на соревнования дочери. Сказал: «Дочь, я закончил. Передаю тебе эстафетную палочку». Так и начал ездить по соревнованиям и работать с дочками.
— Могли остаться в хоккее после завершения карьеры?
— Возможно, но об этом не задумывался. Может быть, для этого стоило вернуться в Казань, но я остался в Москве и отдал себя работе с детьми.