НХЛ. Статьи

28 мая 2021, 18:00

Защитник «Сан-Хосе», которого в начале этого сезона НХЛ не знал почти никто. Киношная история Николая Кныжова

Игорь Рабинер
Обозреватель
Защитник второй пары «Акул», вторую половину сезона отыгравший в паре со знаменитым шведом Эриком Карлссоном, два часа рассказывал о своей фантастической судьбе обозревателю «СЭ».

За пару дней до конца этого регулярного чемпионата НХЛ все игроки «Сан-Хосе Шаркс» проходили индивидуальные собеседования с тренерским штабом. Когда настала очередь 23-летнего защитника Николая Кныжова, он услышал от главного тренера «Акул», бывшего тафгая Боба Бугнера: «Если бы в прошлом сезоне я сказал тебе, что ты будешь играть против Маккиннона, мы бы оба посмеялись. Но ты заслужил это!»

Всего два года назад он был игроком клуба ВХЛ «СКА-Нева» и уехал за океан, проведя в основном СКА лишь три матча. Еще в январе этого года, когда укороченный сезон НХЛ только начинался, его фамилия говорила о чем-то только хоккейным знатокам самого глубинного бурения. Попадание Кныжова в состав «Акул» после тренировочного лагеря стало большим сюрпризом, и никто тогда не мог представить, что этот габаритный, под 190 сантиметров, парень из Кемерова отыграет все 56 матчей регулярки с достойным средним игровым временем — 16.44. Кстати, все до единой встречи провели еще только два наших хоккеиста и тоже защитники — Михаил Сергачев и Иван Проворов.

Еще удивительнее, что больше половины чемпионата новичок из Калифорнии отыграл в паре со звездным Эриком Карлссоном, часто против ведущих звеньев соперников — как в случае с упомянутым Бугнером лидером «Колорадо» Маккинноном. Да и десять очков для защитника-«домоседа», тем более дебютанта, — более чем добротный показатель.

Кайфуешь от того, что происходит в твоей жизни сейчас? — спросил я Колю в начале разговора.

Он еще дослушать не успел и расплылся в улыбке:

— Да, конечно! Понятно, что я более-менее привык к НХЛ, отыграл весь сезон. Но до сих пор каждый день просыпаюсь и думаю, что мог бы сейчас быть в Кемерове, а нахожусь в Калифорнии, в Сан-Хосе, где солнце и тепло круглый год. И понимаю, что играть в НХЛ — очень большое счастье.

Раньше были PSP, маленькие портативные приставки. Я играл на такой в NHL-07 и часто выбирал «Сан-Хосе». Еще тогда мне запомнилось и понравилось, что игроки домашней команды там выезжают на матчи через пасть акулы. А теперь делаю это сам! Да еще и в паре с Эриком Карлссоном, в которого играл, когда был подростком. Сезон был сжатый, очень много матчей, и не было времени посмотреть на все это со стороны. Когда ты в команде, у тебя постоянные игры и тренировки, то не замечаешь вокруг себя ничего особенного. С тобой выходят на лед такие же живые люди. Летом, в межсезонье, хоккея не будет, тогда и начну скучать, а заодно осознавать всю эту крутизну.

Точно формулирует Николай. Когда тебе шлет поздравительную эсэмэску с первым голом в НХЛ обладатель «Морис Ришар Трофи» Остон Мэттьюс, с которым ты все лето вместе катался, — это и правда круто.

Но еще круче — поразить главного тренера, приехав в тренинг-кемп с восемью килограммами, нет, не лишнего веса, а накачанной за время ковидной паузы мышечной массы. И хоть он не видел тебя в составе, ты своей работой заставил его дать тебе шанс.

Еще круче — когда тебя не ставят в АХЛ кучу игр подряд, при том что команда проигрывает, и приехавшие на Рождество родители вынуждены улететь, не увидев ни одного твоего матча. Но ты не бросаешь весла, а продолжаешь пахать и уже в конце сезона дебютируешь в НХЛ.

Еще круче — быть выставленным тренером на драфт отказов в клубе канадской юниорской лиги, а через пару лет выйти против этого же тренера в молодежной суперсерии Канада — Россия и победить его.

Еще круче — мечтать об НХЛ с 12 лет, когда ты оказался на матче этой лиги в Чикаго, и в 23 осуществить мечту. Вернее, только начать осуществлять, потому что на реализацию следующей потребуется никак не меньше 15 лет.

Три года хоккея на открытой коробке и рыдания на кемеровском вокзале

Когда Коле было восемь, губернатор Кемеровской области Аман Тулеев продал под торговый центр единственный крытый каток в городе. Столица Кузбасса, в отличие от расположенного неподалеку Новокузнецка, и до этого-то никогда не дружила с шайбой, а что теперь было делать детям, мечтавшим заниматься хоккеем?

— Ледовую арену полностью разобрали и на ее месте построили большой торговый центр — он до сих пор там стоит, — рассказывает Кныжов. — Правда, открыли комплекс для хоккея с мячом, даже чемпионат мира там проводили. Некоторые ребята туда перешли, но я ни разу даже не пробовал играть в бенди. Мне этот вид спорта совсем неинтересен. Вроде бы общего много — коньки, лед. Но — не мое. Сейчас, знаю, новую хоккейную арену построили, но я ее еще не видел. Клуба, который соревновался бы в первенстве России, в Кемерове по-прежнему нет, мальчишки просто занимаются без особых перспектив.

Сам Кныжов после закрытия старого катка три года катался... на открытом воздухе. Его первого тренера Владимира Коблова позвали из Барнаула в Кемерово тренировать мальчишек ровно за год до того, как продали арену. Когда ее не стало, он согласился остаться и возглавил дворовую команду, в которую перешел Коля.

— Владимир Николаевич был святым человеком. Если бы не он, мы бы все закончили играть в хоккей, еще когда нам было по восемь лет. То, что играли в турнирах с Новокузнецком, Барнаулом, — это только он пробил, нас туда пускать не хотели. Как и на «Золотую шайбу». К сожалению, в 2010-м Коблова не стало. А в Кемерове, как папа рассказывает, все по-прежнему, ничего не поменялось. Он, хоть и живет в Питере, держит руку на пульсе.

— В Кемерове же зимой морозы страшные. Как же вы играли на улице?

— Помню игры на коробке, как будто все это было вчера. Приходили с ребятами часа за два до начала тренировки, чтобы залить каток. Стояли и держали шланг, он тянулся от нашего дома. После заливки все вместе шли в раздевалку, надевали амуницию и выходили на лед.

Тренировки обычно проходили час-полтора. Часто после половины мы убегали греться в раздевалку. Пили горячий чай и бежали обратно. Когда шел сильный снегопад, многие родители помогали чистить снег, чтобы дети могли спокойно заниматься на одной половине площадки. Мы начинали играть, а папы и мамы бежали очищать другую половину. Потом менялись. Все были заодно и работали очень слаженно. Это прекрасные воспоминания, и я ни на что их не променяю! И, как бы хорошо и тепло мне ни было в Калифорнии или каким бы близким ни стал Питер, родной Кемерово — навсегда в моем сердце.

Когда спрашиваю Кныжова о важнейших решениях в жизни, он сразу вспоминает разговор с родителями, когда ему исполнилось 11 лет.

— Папа с мамой спросили, хочу ли дальше продолжать играть в хоккей или займемся чем-то другим. Я был еще маленький, но уже понимал, что он мне очень нравится и хочу заниматься всерьез. В итоге отец договорился, чтобы меня и еще нескольких ребят просмотрели в Омске, в школе «Авангарда». Новокузнецк намного ближе, часах в двух на машине, но, наверное, у такого выбора имелись причины. Это было одно из главных решений, потому что там были все условия для роста. Можно сказать, в Омске и началась моя карьера.

Коля красочно вспоминает свои эмоции в момент отъезда из Кемерова в Омск, куда с ним поехал дедушка по отцовской линии, в честь которого его и назвали.

— Родители стояли со мной на перроне, дед Коля уже пошел занимать место в плацкартном вагоне. Денег тогда у нас было немного, на купейные билеты не хватило. Я остался прощаться с папой и мамой возле поезда. Ревел без остановки! Мы стояли в обнимку до самого отправления. Наверное, это был самый трудный день в моей жизни. Плакал не оттого, что уезжаю с дедом, — мне всегда с ним было очень хорошо и весело. А потому что все вот так, серьезно, в первый раз. Потому что меня ждет чужой город, незнакомый коллектив. В 11 лет — страшновато! Ну и волнение родителей передавалось.

Отец Кныжова в юности сам играл в хоккей, дорос в Ярославле до молодежной команды, но на этом закончил. Позже переехал в Кемерово, где всю жизнь прожила его будущая жена. Мама Николая закончила переводческий факультет местного университета, защищала диплом на английском и вообще отлично знала язык, что здорово поможет сыну. Работала она бухгалтером, и, когда Коле исполнилось восемь, родители открыли свою компанию и с тех пор работают вместе. Оттого и не могли сорваться в Омск с сыном. Дедушка находился там с ним постоянно, а папа с мамой приезжали по очереди.

Когда еще через год настанет время переезда в Санкт-Петербург, родители все-таки решатся на переезд. Закроют дело в Кемерове, все начнут с нуля в Питере и купят квартиру в ипотеку. Буквально на днях Кныжов-младший закрыл остававшуюся часть долга.

— Для нас это был очень важный и трогательный момент, — говорит он. — Мы общаемся каждый день, они просыпаются в четыре-пять утра, смотрят все наши игры. Я им очень благодарен, большая часть моего успеха стала возможна только благодаря им. Компания в Кемерове развивалась успешно, и они ее закрыли и ради меня пошли на то, чтобы рискнуть и все начать заново. До сих пор работают. Горжусь ими!

— Омск какую-то зарубку на сердце оставил? За «Авангард» в победном Кубке Гагарина сейчас болел?

— Хорошие воспоминания, часть детства. Но провел там всего год, так что не считаю этот город родным и за омские команды не болею. А за КХЛ редко удается следить — много времени уходит на тренировки и игры. Разве что в раздевалке «Шаркс» на телевизоре настроили «КХЛ-ТВ», и я смог посмотреть последние две минуты, когда «Авангард» выстоял втроем против пятерых и взял Кубок. Но эти две минуты — все, что удалось увидеть из финальной серии.

— Я не ослышался? В раздевалке «Сан-Хосе Шаркс» было настроено «КХЛ-ТВ»?!

— Да, представляешь! Видимо, других игр не было в тот день. Ребята подключили через какой-то веб-сайт. Даже не знаю, кстати, кто именно — вышел из душа, а там уже показывали финал Кубка Гагарина. И всем было интересно.

С Омском Кныжова ничего не связывает, а в Кемерове по-прежнему живут тетя, бабушка по материнской линии и дедушка по отцовской. Тот самый дед Коля, что ездил с ним в Омск. Летом Николай-внук очень хочет добраться не только до Питера, но и до родного города, увидеть и обнять родных после прорывного для себя года.

Кубок Стэнли в чикагской раздевалке и уроки катания от первого тренера Мэттьюса

Вторым из главнейших решений в жизни Кныжов называет отъезд в Америку в 15 лет.

— Пусть даже в хоккее многое в первый приезд не получилось, но это был грандиозный опыт, — говорит Николай. — Я жил один, сам принимал все решения и понял, зачем мне вообще все это нужно. И вынес только положительные моменты из своих первых неудач.

С тех пор как Кныжова на Турнире Николая Пучкова запеленговали питерские скауты и позвали в школу СКА, он регулярно ездил на турниры в Северную Америку. И первую такую поездку, в 12 лет в Чикаго, запомнил навсегда.

— Мы тогда и на игру НХЛ попали в United Center, и даже в раздевалку «Блэкхокс»! А «Чикаго» тогда был действующим обладателем Кубка Стэнли. На трибунах — фантастика. В тот момент, когда вживую увидел одну из лучших команд лиги, и начал мечтать заиграть в НХЛ.

— Кейна, Тэйвза, других звезд «Чикаго» в раздевалке видели?

— Они играли, но нас туда привели, когда там никого не было. Видел свитера. И даже Кубок Стэнли стоял, но его нельзя было трогать. Конечно, на логотип команды в раздевалке нельзя было вставать — во всех клубах соблюдают это суеверие. То, что мы увидели тогда кубок, тоже считаю очень важным и памятным опытом для себя — сразу захотелось стать частью такой раздевалки.

На следующий год Кныжов с «Серебряными львами» — детской командой из системы СКА — поехал уже в Канаду, в Ванкувер. Главный тренер «львов» Валерий Афанасьев лично знал Бориса Дороженко, тренера по катанию родом из Украины, и отправил всю команду к нему в летний лагерь.

— Это же первый тренер Остона Мэттьюса!

— Да, и я помню Остона еще пацаном по тому лагерю. Он был там на голову выше всех и упражнения Дороженко выполнял с особым удовольствием. Покатались тогда пять недель, вернулись в Россию. В 15 лет теперь уже родители отправили меня к нему в лагерь в Аризону — на такой же срок. На последнюю тренировку пришел тренер «Финикс Файрбердс» (клуб U-16. — Прим. И.Р.), подошел к Борису и спросил его, не хочу ли я остаться и поиграть за них в следующем сезоне.

Кныжову это сразу передали — и он тут же с удовольствием согласился, даже не зная, что надо делать дальше, как оформлять визу. Просто позвонил родителям и сообщил радостную, как он считал, весть. Те его пыл резко охладили: «Ты совсем сумасшедший? Быстро возвращайся домой».

— С Дороженко по-прежнему общаешься?

— Да, постоянно писал ему в течение сезона. И этим летом, когда поеду в Аризону, обязательно буду с ним кататься. Он живет там, а летние лагеря проводит по всей Америке.

— Многие, в том числе Бугнер, отмечают твое катание при больших габаритах. Что для него дал именно Дороженко?

— Научил толкаться от бедра. И продолжает учить как на льду, так и вне его. Это очень талантливый человек, потому что может одинаково хорошо работать и со взрослыми ребятами, и с маленькими. Своей работой Борис опровергает то, что взрослым поздно менять катание. Алекс Гальченюк катался с ним прошлым летом, и сразу стало видно, как он прибавил, совсем по-другому начал выглядеть.

Все упражнения Дороженко снимает на видео и тут же тебе показывает. Такое впечатление, что он видит тебя насквозь. Не успеваешь остановиться, а он моментально подъезжает и указывает на ошибки. Результат появляется не за один день, но за две-три недели ты уже сам замечаешь прогресс.

...А домой тогда Коле все-таки пришлось лететь. Ту поездку в Аризону ему ведь родители оплачивали: перелет, пребывание в самом лагере, жизнь в американской семье... Но тогда уже бизнес у Кныжовых-старших пошел в гору, курс рубля еще не упал, и они могли себе это позволить. А Коля, вернувшись, две недели их обрабатывал — так хотел в Штаты. И преуспел.

— Я для себя решение уже принял, мне даже было не важно, что придется там ходить в школу, привыкать к новой действительности. Поездки в Омск и Питер, где меня ждали незнакомые города и коллективы, подготовили меня к трудностям, закалили. Я уже стал самостоятельным. И очень любил хоккей, поэтому интереса во мне было намного больше, чем страха. С родителями сперва обсудили эту тему по телефону, потом лично, когда приехал домой. Они сначала наотрез отказывались, но наверняка много говорили между собой и пытались найти верное решение. Им было вдвойне трудно согласиться на мой отъезд, потому что я у них один.

Это сейчас Кныжов блестяще говорит по-английски и без малейшего акцента переводит на пресс-конференции Мельничуку, когда тот дебютировал в стартовом составе «Шаркс». Вначале все было иначе.

— Я хорошо учился в российской школе, по английскому языку получал пятерки — еще бы, с такой мамой, которая и здесь спокойно разговаривает с носителями. Был уверен, что приеду в Америку и все тоже будет легко. При переписке на английском никаких проблем не испытывал.

Первым делом после приезда меня запихнули в школьный класс. Никого там не знал, потому что парень из той семьи, где я жил, почему-то ходил в другую школу. Учитель начал давать задание, я перевел первую половину первого предложения и дальше уже ничего не понимал. Все дети открыли книги, начали что-то писать, а я даже задание не понял!

Это в России в классе человек по 20. У меня в аризонском было около 40, и я один сидел за первой партой в полной растерянности. Тихонько подозвал учителя и попросил помочь. Он подошел, начал еще раз объяснять — я все равно ничего не понял. Учитель тоже хорош — мог бы войти в положение и помедленнее объяснить, а он отмахнулся и сказал: «Do your best» («Делай как сможешь». — Прим. И.Р.). В итоге, чтобы не выделяться, тоже открыл книгу и просто начал переписывать первый попавшийся параграф в тетрадь.

Что Кныжов умеет блестяще — это словесно нарисовать картинку, которая переносит тебя или на кемеровскую ледовую коробку, где на страшном морозе стоят дети со шлангом и заливают каток; или на вокзал Кемерова, где он, 11-летний, рыдает в объятиях родителей, уезжая в Омск; или вот теперь в школьный класс Аризоны...

Но из любой ситуации есть выход. Если ты этого очень хочешь, конечно.

— Прошло время, я потихоньку знакомился с ребятами в школе. Одноклассники хотели мне помочь, очень хорошо меня приняла семья, в которой я жил, помогала с уроками. До сих пор с ней общаемся. Естественно, первое время оценки были ужасные, но ничего страшного.

В раздевалке было еще сложнее. Ребята орали что-то друг другу, а я не мог разобрать ни слова. Но стоило выйти на лед, как все сразу сдружились, потому что хоккей объединял нас, на каком бы языке мы ни говорили. После первой тренировки все стало идеально, но английский я все равно усиленно учил. У меня ушел примерно год на то, чтобы перестать мыслить по-русски и переводить на родной язык каждое слово. Нужно было начать думать на английском, чтобы не терять времени ни в школе, ни на льду.

Кризис: провал в Канаде, обман в Америке, мучения в Питере

В 16 лет Кныжов выбирал между поступлением в колледж, с сопутствующей ему спокойной игрой в американских юниорских лигах, и CHL — канадскими юниорскими лигами, где и игр намного больше, и подготовка куда жестче, то есть если откуда в НХЛ и попадать — так из них. Но, если поедешь туда — путь в американские вузы закрыт. Впрочем, плохие оценки в школе из-за слабого английского едва ли могли ему помочь попасть в серьезный университет после окончания колледжа.

Сложив все эти соображения воедино, он выбрал Канаду, Западную хоккейную лигу. Но в команде «Реджайна Пэтс» случился провал. После 19 матчей его выставили на драфт отказов, откуда никто не подобрал.

— Теперь уверен, что ни физически, ни психологически не был готов к такому уровню. В U-16 против меня играли не так жестко. Привык выходить с ребятами своего возраста, а тут могли быть парни на три-четыре года старше. Совсем другой хоккей! При этом смотрел на себя со стороны и считал, что могу и должен заиграть в этой лиге. Но потом выходил на матчи, и все время чего-то не хватало. Нервничал, боялся ошибиться, не играл просто, постоянно пытался усложнить. Потому что хотел быть защитником, забивающим голы и раздающим голевые передачи.

— Карлссоном, короче.

— Да. Все ребята в детстве выбирают кумиров, людей, на которых хотят стать похожими. Но, если посмотреть на всех игроков НХЛ, то легко убедишься, что таких, как Карлссон, — единицы, а я — другой. Но до меня это дошло чуть позже.

— Когда?

— В молодежке. Когда я был единственным, кто сыграл в суперсерии против канадцев все шесть матчей, хотя многих защитников меняли. Было грустно, что не набрал ни одного очка, зато закончил серию с лучшим «плюс-минусом» в команде. Тогда и понял, что могу играть на равных, а где-то и лучше сильных ребят из канадских юниорских лиг. Но для этого мне не обязательно забивать голы и отдавать голевые передачи.

Коле хорошо запомнился тот момент, когда его вежливо попросили на выход из CHL.

— Было 10 января, очередной выезд. Ко мне подходит главный тренер «Реджайны» Джон Паддок и прямо говорит, что меня выставляют на драфт отказов. Как сейчас понимаю, тренер тогда не соврал, сказав, что я хороший игрок, наверняка буду в порядке в 19-20 лет, но сейчас у них нет для меня места. И лучше пусть меня подберет другая команда, чем буду просиживать время на лавке.

Но дальше было только хуже. В канадских юниорках его никто не подобрал. Бывший агент Кныжова пристроил его в команду «Спрингфилд Блюз» второй по значимости американской юниорской лиги — NAHL. Но даже там его особо не ждали, и после двух не самых удачных первых игр следующие шесть подряд он провел на трибуне. Лишь позже он поймет, что тренер пытался пристроить ребят в колледжи — это прямая задача организации. Но ему-то из-за выступлений в Канаде они не светили.

По новой на драфт в CHL его не поставили. Он решил остаться в США, в той самой NAHL, там стать лучшим защитником, а дальше пойти шаг за шагом. Ему тогда исполнилось 18, он пахал все лето. Приехал в тот же «Спрингфилд», где все-таки довел прошлый сезон до конца, полный надежд, хорошо сыграл пару предсезонных матчей. С предыдущего года осталось всего пять человек, и Кныжов верил, что теперь-то на него будут делать ставку.

— Там главный момент — когда съезжаются все команды, за четыре дня ты проводишь четыре важнейшие игры, за которыми наблюдают скауты из CHL, из USHL (высшая юниорская лига США. — Прим. И.Р.) и даже из НХЛ. Подойти к ним на пике формы и отлично их провести — важнее для ребят из NAHL нет ничего. Мы жили ими.

За неделю до этих игр тренер собирает команду в офисе и просит всех оставшихся с прошлого года поочередно зайти к нему в кабинет. Один парень, Люк, пошел передо мной и буквально через минуту вышел с баулом и клюшкой, ни на кого даже не посмотрел и ушел с арены!

Я знал, что хорошо отыграл, ничего страшного не может быть. Сел перед тренером. Он даже не посмотрел мне в глаза, сказал, что мы двигаемся в разных направлениях, пожелал удачи и попрощался. Мы пожали другу другу руки, я вышел на улицу, сел на баул и крепко задумался, что делать дальше.

— Расплакался?

— Нет, мне же уже было 18, взрослый парень. Но помню пустоту на душе, как будто от тебя просто взяли и кусок ножом отрезали. Позвонил тому агенту, он меня успокоил и сказал: ничего страшного, сейчас найдем тебе другую команду. Она, «Остин Брюинз», нашлась в той же лиге.

Но ни одного матча за нее Николай не сыграл, хоть и удивляется опубликованной статистике, что он провел там четыре встречи. Прямо перед первой ему сказали, что он вне состава, потому что не успели оформить трансфер, — но вот-вот должны. Когда этого не случилось и к третьему матчу, россиянин так разозлился, что набрался наглости и позвонил прямо в лигу. Там ему сказали прямо: «На хоккеиста Кныжова никакого трансфера не было и нет».

Он — бегом в офис к тренеру. Тот залепетал что-то невнятное: «Извини, к нам вернулся хоккеист, поэтому мы сейчас не можем взять тебя. Но ты можешь играть в этой лиге, оставайся тренироваться с нами, я найду тебе команду».

Коля уже был сыт обманом по горло и ничего больше не хотел слушать. Как ничего общего больше не хотел иметь со своим прежним агентом, который раз за разом позволял повесить ему и игроку всю эту лапшу на уши.

Кныжов позвонил отцу, описал ему ситуацию — и уже следующим утром вылетел обратно в Питер. «Это был ужасный момент», — вспоминает он. Последний класс американской школы Николай заканчивал в онлайн-режиме через компьютер.

В системе СКА еще работали люди, которые тремя годами ранее застали Кныжова в «Серебряных львах» до отъезда в Аризону. Это помогло вернуться. Отец поговорил с теми тренерами, они согласились его посмотреть. После чего он подписал контракт в МХЛ на 25 тысяч рублей в месяц — да-да, в молодежке СКА были такие цифры.

Но и там поначалу не пошло. Коля неважно провел два первых матча, перенервничал из-за того, что последний год толком не играл, и в России его мало кто помнил. Десять матчей после этого просто переодевался и сидел на скамейке, ни секунды не выходя на лед.

В тот момент у него и появились мысли закончить карьеру хоккеиста. С горя хотел уехать в третью американскую юниорскую лигу, откуда выбраться уж совсем невозможно. Родители силой его остановили: «Так не пойдет. Или ты сейчас проходишь через все сложности и начинаешь играть здесь, в России, или заканчиваешь прямо сейчас».

Разумеется, в тот момент Колю мало заботило то, что его не выбрали на драфте НХЛ. Лучшая хоккейная лига мира, о которой он так мечтал с 12 лет, в это время была от него вообще в другой галактике. Это было всего пять лет назад.

— Даже когда играл в России, в глубине души всегда хотел вернуться в Америку. Но надо было быть реалистом, и для начала хотел попасть в КХЛ или хотя бы в ВХЛ. О драфте НХЛ не думал ни минуты. Понимал, что уже поздно, все шансы в Америке упущены. Хотя мечта об НХЛ никуда не уходила, она всегда была со мной.

Вскоре один из защитников «СКА-Серебряных львов» травмировался, и в одном матче ему дали шанс. Он выбросил из головы весь негатив и всякий раз говорил себе: «Есть только одна смена. Я хорошо катаюсь и понимаю эту игру. И должен в этой смене показать максимум».

Так, смену за сменой, он играл все лучше и увереннее. Пара игр удалась, результаты пошли вверх. Потом его начали выпускать в большинстве. Далее он стал проводить на льду по 20-25 минут...

В итоге за сезон он провел 42 игры. В плей-офф «львы» не вышли, а «СКА-Нева» из ВХЛ вылетела из Кубка Петрова после первого раунда. Тренеры вышки спросили коллег из молодежки, кого им порекомендуют на следующий сезон — те в один голос назвали Кныжова. Ему было 19, и ощущал себя он уже совсем другим хоккеистом, чем прежде. Таким, который может играть на приличном уровне, приносить пользу команде, ну и хорошо зарабатывать, что тоже нелишне.

Николай по-прежнему благодарен людям за ту рекомендацию и вообще за то, что в Питере его вернули к жизни. Помня добро, специально просит упомянуть главного тренера «Серебряных львов» Виталия Ярового: «Даже после, когда меня спускали из вышки в МХЛ на двустороннем контракте, он ко мне очень трепетно относился». Так и говорит — трепетно!

А еще вспоминает хоккейные уроки от тренера «львов» по защитникам Максима Кузнецова — бывшего игрока обороны «Детройт Ред Уингз», выступавшего за команду Скотти Боумэна даже в чемпионском сезоне-2001/02. «Достаточно жесткий человек, но научил меня многому в плане оборонительных действий».

Это уже были уроки настоящего энхаэловца. Они не пройдут даром.

Жесть от Петра Ильича, сюжет для кино на суперсерии, в СКА с Дацюком

В ВХЛ Колю сразу ждало крутое испытание — легендарные сборы Петра Воробьева. Самые тяжелые, как признается хоккеист, за всю его карьеру. Контракт он подписал двусторонний: в вышке одни деньги, а в молодежке... ну, вы помните. Хотя сказать, что в ВХЛ было сильно больше, тоже нельзя: даже во втором сезоне — 50 тысяч. Рублей.

— В «СКА-Неве» поработал под руководством Петра Ильича. Это был грандиозный опыт, и я его никогда не забуду. Те сборы помогли сформировать мой нынешний характер. Подъем — в восемь утра, сначала — в тренажерный зал по группам. Потом наша группа шла на «городок» (упражнение на земле, включающее в себя прыжки через барьеры, кувырки, бег со сменой направлений, отжимания и другие элементы. — Прим. И.Р.), и только потом — лед. Причем какой! Игра «пять на пять», притом в группе всего десять человек. То есть мы играли целый час без смен, и каждого было некем заменить!

— Жесть.

— Это еще не все. Проигравшей команде приходилось прыгать через 100 барьеров. Если проигрываешь в две шайбы — 120. В три — 130. Мало докатать эту часовую игру — тебе нужна победа еще больше, чем в официальных матчах. Потом ели и возвращались на базу. Час спали и шли на следующую тренировку.

— Допустим, твоя команда проиграла. Ты изможден часовой игрой, а потом еще и 130 барьерами. Ног — нет. Как потом выходить на вечернюю?

— Как-то выходили, не могу объяснить. Заставь меня сейчас заново через все это пройти — не уверен, что организм выдержит. За два года я исчерпал лимит сборов, на которых решается твоя судьба, и сейчас летом готовлюсь к сезону индивидуально. Все проходит куда спокойнее.

— Может, и спокойнее, но твой нынешний агент Дэн Мильштейн рассказал мне, что в этом году ты еще до тренинг-кемпа набрал кучу килограммов мышечной массы и главный тренер «Шаркс» Боб Бугнер был поражен. Сколько?

— Восемь. Но на тех сборах в ВХЛ такое было невозможно. Там тренировки больше направлены на кардио. Но ведь у каждого своя цель, свое телосложение. Кому-то надо сделать упор на работу над скоростью, кому-то — добавить физической мощи, а кому-то — просто брать шайбу и бросать до одури. Мне очень нравится, что в НХЛ дают возможность готовиться индивидуально.

Но в тот момент тренировки Воробьева закалили мой молодой характер, я научился работать через не могу, не обращать внимания на боль и усталость. Другого выбора не было, а в хоккей играть хотелось. Если хочешь быть в основе, значит, пройдешь этот ад на сборах. Все наши ребята прошли эту школу жизни.

«Школа жизни» привела к тому, что в том сезоне еще год назад никому не известный Кныжов попал в молодежку к Валерию Брагину. Из вышки там было только два защитника. Для пробы их взяли на сборы перед Турниром четырех наций в Чехии, после успешных тренировок — на сам турнир.

А потом Николай попал и на суперсерию с канадскими сверстниками. Для него она стала даже более ярким событием, чем МЧМ в том же году.

Потому что во втором матче Россия обыграла Канаду — 5:3, по ходу игры уступая — 1:3. И в этом мини-Баффало наша молодежка играла как раз против команды Западной хоккейной лиги, в которой не получилось у Кныжова.

И тренировал сборную WHL — Джон Паддок, тот самый главный тренер «Реджайны», который расстался с ним, пообещав, однако, что в 19-20 лет Коля превратится в хорошего хоккеиста. Ему и было в тот момент 19.

— Я играл в первой пятерке, на той стороне площадке было много игроков из «Реджайны», да и другие ребята меня помнили. После игры Паддок пожал руку и сказал, что очень рад за меня.

Ну просто для кино сюжет, правда? После того турнира Николай укрепился в мысли, что ничем не уступает топ-защитникам из юниорских лиг и сможет рано или поздно играть в НХЛ. «Я поверил в себя по максимуму», — формулирует он.

На МЧМ в том сезоне наша сборная вылетела в четвертьфинале от американцев, но самооценки Кныжова, уверенно закрепившегося в основе, это не поколебало. И о том, что он не задрафтован, россиянин уже забыл. Докажу — возьмут!

На второй сезон в ВХЛ его подняли уже и в первую команду СКА. «СКА-Нева» была на выезде в Казахстане, в Усть-Каменогорске, и в два часа ночи после игры стук в дверь: «Быстро собирай вещи, через полтора часа самолет. Летишь на игру СКА!»

У армейцев сломалось несколько защитников, и перед игрой с рижским «Динамо» понадобилось подкрепление. Из аэропорта Коля успел позвонить уже жившим в Питере родителям, предупредить о приезде. В середине дня из аэропорта Пулково его забрали на микроавтобусе и повезли прямиком в «Юбилейный», где СКА из-за шоу в «Ледовом» проводил тот матч.

— Приехал за два с половиной часа до игры, поел в «Теремке» — и на лед, с корабля на бал. Знаком был только с Васей Подколзиным. Сам Дацюк в составе! Все очень дружелюбные, говорили просто получать удовольствие от игры и не забивать голову лишним волнением.

Но меня так трясло! В одной из смен выходим из зоны, я выезжаю из-за ворот, у меня шайба. Паша раскатился на левый фланг, был в четырех метрах от меня. Нужен элементарный пас, а у меня руки трясутся. Шайба в итоге попала ему в конек, но Дацюк — мастер. Обработал коньком и поехал дальше. После матча его спросили про молодых игроков, и он сказал, что у меня большое будущее. Такая поддержка тоже здорово помогает.

И это при том, что в первой же смене Кныжова, в которой он играл с олимпийским чемпионом Динаром Хафизуллиным, СКА пропустил! Николай самокритично говорит о своей вине — мол, не успел закрыть игрока соперников перед воротами.

Приехал на скамейку, сел рядом с Подколзиным, и тот видит — на Коле лица нет. Тут же подбодрил: мол, и в его первом матче из-за него пропустили, да еще и СКА проиграл из-за этого гола. И ничего — играет. От таких слов партнера Кныжову тут же полегчало.

Во второй части публикации:
— Отъезд в НХЛ на минимальный контракт новичка вместо соглашения со СКА.
— Путь от восьмого защитника в клубе АХЛ до лучшей хоккейной лиги мира менее чем за сезон.
— Волшебный эффект тренировочного лагеря вместе с Остоном Мэттьюсом и Коннором Макдэвидом.
— Игра в одной команде с легендарным Патриком Марло и его рекорд всех времен по числу матчей в НХЛ.
— Каково играть все смены против Нэйтана Маккиннона, когда еще год назад ты не знал, что такое НХЛ.
— Как работается с тренером Евгением Набоковым и одноклубником Александром Барабановым.
— В чем заключается необычная мечта новичка НХЛ.