«Хотел бы стать первым российским главным тренером в НХЛ». Юбилейное интервью Гончара
Одному из двух самых выдающихся — наряду с Сергеем Зубовым — российских защитников в истории НХЛ Сергею Гончару сегодня пятьдесят, и не отметить такую дату хорошим большим интервью было бы по отношению к моему старому собеседнику и товарищу несправедливо. Тем более что сейчас он — один из считаных российских тренеров в НХЛ: после многих лет работы в «Питтсбург Пингвинз» с прошлого сезона трудится в «Ванкувер Кэнакс», одной из главных сенсаций этого сезона.
— Думаешь, надо? — засомневался скромный Гончар.
— Обязательно!
Так же обязательно, как 24 года назад, когда я оказался на матче «Вашингтон» — «Монреаль» в самом начале января 2000 года, сразу после миллениума. Хоть и аккредитовался, но находился в тот момент в отпуске, собирался просто посмотреть хоккей — а увидел хет-трик выступавшего тогда в столице США Гончара. Как не зайти в раздевалку и не поговорить после такого события — ведь за всю 35-летнюю историю российских энхаэловцев защитники забивали по три шайбы за матч лишь трижды? Тогда это был второй случай после Владимира Малахова, а позже три забьет еще Никита Задоров, сейчас играющий у Гончара в «Кэнакс».
Прекрасно помню, как без ноутбука (в отпуске же!) писал это интервью на бумаге от руки, как не работал гостиничный факс, как диктовал текст стенографистке... Как закончил этот процесс часу в пятом утра и только в этот момент задумался: «Это я так отдыхаю?!» Но ведь иначе и быть не могло, потому что быть на матче, где наш хоккеист (тем более защитник) и к тому же мой товарищ делает хет-трик, и не поговорить с ним, было немыслимо. И остается.
С Салливаном остались друзьями
Теперь я позвонил Сергею за десять дней до юбилея и обнаружил его в Далласе, где живет его семья.
— Только что вернулся из Ванкувера, — объяснил он.
— У тебя там такой же график, как в штабе «Питтсбурга» — две недели в команде, две — дома?
— Примерно да.
— Насколько легко в «Ванкувере» пошли для тебя на такой график? Одно дело — почти родной «Питтсбург», где ты однажды выиграл Кубок Стэнли как игрок, дважды — как тренер, а суперзвезда клуба Евгений Малкин два года жил у тебя дома, и другое — канадская команда, где ты никогда прежде не играл и не работал.
— Никаких сложностей не было. Во-первых, я работал в «Питтсбурге» вместе с Риком Токкетом (нынешний главный тренер «Ванкувера» вместе с Гончаром помогали там Майку Салливану. — Прим. И.Р.), мы выигрывали Кубок Стэнли, и взгляды на хоккей у нас примерно одинаковые, думаем в одном направлении. Только поэтому я и оказался в «Ванкувере» — если бы не разделял видения игры с главным тренером, то в моем пребывании там не было бы никакого смысла, продуктивной работы не получилось бы.
Во-вторых, руководство клуба то же, что было у нас тогда в «Питтсбурге» (президент по хоккейным операциям Джим Рутерфорд, генеральный менеджер Патрик Альвин. — Прим. И.Р.). Они с Токкетом пригласили меня в команду и все прекрасно понимали.
— В «Питтсбурге» ты работал с защитниками и с большинством. Обязанности в «Ванкувере» чем-то отличаются?
— Нет, все то же самое.
— Как ты уходил из «Питтсбурга», как воспринял это известие, учитывая, что Салливан остался?
— Нас не уволили — просто закончился контракт, и его не продлили. Мы тогда проиграли в плей-офф в «пузыре». У Майка уже был новый контракт, с ним подписали перед Кубком, а с нами переговоры только начались. Но после неудачи, видимо, в клубе решили немножко поменять вектор — в детали мы не вдавались.
— С Салливаном как-то попрощались? Какие у вас теперь отношения?
— Конечно. У нас до сих пор отличные отношения, мы созваниваемся и встречаемся, когда наши клубы пересекаются. Инициатива там исходила не от него, так что все нормально.
— Многие считают, что Салливан в «Питтсбурге» несколько пересидел. Как относишься к такому мнению? И что вообще происходит с «Пингвинз» в последние пару лет?
— Мне некорректно говорить про Майка, и я не буду объективен — все-таки мы долго работали вместе, общаемся и остаемся друзьями. Точно знаю, что он работает, старается и хочет выигрывать так же, как раньше. Но, наверное, я всегда буду его защищать, и спрашивать тут нужно не меня.
Если же посмотреть со стороны на общую картину, то думаю, что Женя, Сид, Крис Летанг играют на своем уровне. А вот «группа поддержки», ребята из других звеньев не всегда помогают им должным образом. Мне кажется, тут все зависит не столько от главного тренера, сколько от коллектива и подбора игроков вокруг лидеров. Эту статистику нужно проверить, но, по-моему, в прошлом сезоне у всех игроков третьего-четвертого звена голов было меньше, чем у одного Кросби. Мне бросилось это в глаза.
Что не получилось у Кузьменко в «Ванкувере»
— Как воспринимал период без работы, насколько был уверен, что скоро найдешь новую? Рассматривал ли варианты только в НХЛ — или, может, главным тренером в КХЛ?
— Предложения были всегда. Просто в моей ситуации на первом плане находится семья — мы изначально решили не перевозить детей из Далласа, они учатся тут и комфортно себя чувствуют. Команды называть не буду, но звали и в НХЛ, и в КХЛ.
— Во время пандемии ты говорил мне, что именно из-за учебы детей рост твоей тренерской карьеры поставлен на паузу. С тех пор ничего не изменилось?
— Нет. Пока дети не вырастут, никуда полностью переезжать не хочу. Все упирается в это. Старшая дочка, которой 21, уже заканчивает колледж прямо рядом с домом. Младшей — 15.
— Почему решил бросить якорь именно в Далласе? Ты играл во многих городах НХЛ — что привлекло в Техасе?
— Я туда пришел уже в конце карьеры. Подписал контракт со «Старз» уже в 39 и понимал, что он, скорее всего, будет последним. Всем здесь очень понравилось — и сам город, и друзьями обзавелись быстро. Вот и решили, что останемся здесь.
— Есть ли у тебя амбиции стать первым российским главным тренером в НХЛ?
— Буду работать в этом направлении. Понимаю, что для этого надо еще опыта поднабраться. Изнутри вижу, как это все тяжело, насколько хоккей тут каждый год развивается и прогрессирует, до какой степени тренер должен быть готов к различным ситуациям — как на льду, так и вне его. Все контролировать, наблюдать, проводить очень большой объем работы. Это должно быть на очень высоком уровне.
— Насколько, по-твоему, хоккей в НХЛ изменился по сравнению с теми временами, когда играл ты сам?
— Он стал гораздо быстрее — и в плане катания, и в принятии решений. Но при этом игра стала зрелищнее — скорости не превратили ее в «бей-беги». Средний технический уровень игроков очень возрос. Каждый может обыграть, три с половиной звена в каждой команде могут что-то создать, чисто оборонительных троек теперь практически нет. В мое время как игрока разделение хоккеистов на атакующих и оборонительных было гораздо четче. Теперь же почти все, кто играет в атаке, умеют обороняться, и те, у кого акцент сделан на оборону, способны забить.
— Каждый год растет средняя результативность в лиге.
— Техника и скорость у ребят повышаются, благодаря этому создается больше моментов и играть в обороне становится тяжелее.
— Расскажи о волшебном преображении «Ванкувера». Еще в прошлом году команда не вышла в плей-офф, хоть и отлично провела концовку регулярки, а в этом она весь сезон была одним из лидеров Западной конференции. Что Токкет и его штаб такого сделали?
— Поменяли организацию игры, ее систему, усилили внимание к деталям. На первом плане — командные взаимодействия. Основной вратарь (Тэтчер Демко. — Прим. И.Р.) здоров и проводит отличный сезон. Это, думаю, главные факторы.
— Что происходило в «Кэнакс» с Андреем Кузьменко? Блестящий дебютный сезон с 39 голами и 74 очками, но в этом — резкий спад, много матчей в запасе и обмен в «Калгари».
— В этом сезоне мы начали обращать больше внимания на игру команды по системе, в частности, в зоне обороны. А Андрей — более творческий, сориентированный на атакующие действия и голы хоккеист. А тут ему приходилось дополнительно фокусироваться на оборонительных компонентах, что не всегда давалось ему легко.
У некоторых людей, которые всю жизнь привыкли играть по системе, адаптация происходит очень быстро. Кузьменко сделать это было сложнее, поскольку он уже сформировавшийся игрок и привык действовать по-другому. Надо отдать ему должное, он молодец, старался и делал все для того, чтобы выполнять игровые задания. Отрабатывал по полной — и претензий в этом плане к нему не было. Но, возможно, совмещать строгое выполнение задания и яркую игру впереди вместе с высокой результативностью ему было сложно.
Думаю, у него в НХЛ все будет нормально. В конце концов он все совместит, привыкнет делать и одно, и другое. Надеюсь, в «Калгари» у Андрея все сложится хорошо. Но тут ему пришлось пережить такой адаптационный момент, перестройку, и на этом фоне упала результативность.
— Твой друг и многолетний одноклубник по «Динамо» и «Вашингтону» Андрей Николишин в одном из хоккейных шоу, как раз ссылаясь на тебя, сказал, что Кузьменко хотел перестроиться под требования Токкета, но просто не смог.
— Не стал бы говорить прямо так категорично, что не смог. Просто, когда человеку не 18-20 лет, а 28, и у него уже сформировались определенные навыки, эти изменения занимают чуть больше времени. А в целом Николишин сказал правильно — Кузьменко старался. И я хочу, чтобы он впитал эти требования и они со временем стали для него нормой. Это поможет ему в карьере, ведь хоккей — игра командная. Если он совместит их со своими отличными индивидуальными качествами, то сможет провести долгую и успешную карьеру в НХЛ.
— Когда в прошлом сезоне Токкет только пришел в «Ванкувер», то сначала перевел Кузьменко из первого в третье звено — но тот продолжил забивать и вскоре отвоевал место среди сильнейших. Тогда еще таких жестких требований по системе и игре в обороне не было?
— Нет, свою систему Рик начал внедрять сразу. Но много информации в одно время игрокам не дашь, все нужно делать постепенно, дозированно. Звенья менялись, пробовались разные сочетания. Шел нормальный рабочий процесс, связанный с приходом нового тренера.
— Ты, как русскоязычный человек, общался с Кузьменко больше, чем другие тренеры?
— Конечно. По всем вопросам, связанным с организацией игры, да и вообще созванивались много.
— Сейчас общаетесь?
— Когда «Ванкувер» к нам приезжал, на арене пообщались немного. Но график игр плотный, времени созваниваться особо нет.
— Не находишь сходства ситуаций Кузьменко в двух разных командах, где вы работали — «Ванкувере» и олимпийской сборной России в Пекине? Там тоже требования Алексея Жамнова и вашего штаба не совпали со стилем игры форварда, и он, оставшись в резерве, предпочел вернуться в Санкт-Петербург.
— Олимпиада — краткосрочный турнир, и надо было перестроиться быстро, что не всегда получается: ментально по ходу сезона это сделать непросто. Мне кажется, в «Ванкувере» Андрей был больше к этому готов и хотел. В клубе он проводил больший объем работы в плане игры в обороне, чем в сборной.
— Тем не менее выбор игроков у олимпийской сборной был намного меньше, чем в «Кэнакс». Сам теперь не считаешь, что Кузьменко был нужен сборной в Пекине, потому что она была слишком механистичной? Нешаблонных действий, чтобы выиграть финал у финнов, ей, полагаю, и не хватило.
— Сейчас это можно только предполагать. Может, игра команды и не смотрелась слишком ярко, но, с другой стороны, она дала результат — выход в финал, чего не удалось сделать ни канадцам, ни американцам, ни шведам. Это говорит о том, что многое было сделано правильно.
— А не жаль, что в резерве тогда оставили еще одного будущего яркого энхаэловца Кирилла Марченко, который уже два сезона подряд забивает за «Коламбус» более двадцати голов?
— По-моему, он перед сборами переболел ковидом и просто не успел набрать форму. А Олимпиада — это не 82 игры регулярного чемпионата, готовым нужно быть здесь и сейчас. К сожалению, тогда не сложилось.
— Сейчас много шума вокруг Ивана Федотова и наконец-то его случившегося приезда в «Филадельфию». Каким человеком он показался тебе на той Олимпиаде? А то о нем говорят как о дерзком парне, характер которого и мог повлиять на все, что с ним потом случилось.
— Не скажу, что я много контактировал в Пекине с вратарями, у меня были другие зоны ответственности. Но он произвел на меня впечатление нормального парня, трудолюбивого и сфокусированного человека, который профессионально подходит к делу, чтобы всегда быть готовым к любой ситуации на льду. Рад, что после всех перипетий он оказался здесь и уже играет. Молодец, и дай бог, чтобы все у него получилось.
— Ты же должен был входить в штаб сборной, еще когда НХЛ не отказалась ехать в Пекин из-за очередной вспышки коронавируса. Павел Бучневич рассказывал, что вы с Ильей Ковальчуком и Жамновым были в Сент-Луисе, разговаривали со всей их русской тройкой: Владимиром Тарасенко и Иваном Барбашевым. Видели их на Олимпиаде полным звеном?
— Изначально такое желание у нас было, потому что они играли вместе здорово. Но мы понимали, что это будет зависеть от многих факторов. А потом тема, к сожалению, отпала как таковая.
— Сейчас уже можешь рассказать, какие звенья планировались, кто был бы основным вратарем?
— Сказать, что у нас к ноябрю полностью был готов состав и разбивка по звеньям, нельзя. Так не бывает. Это же сезон, хоккей — травмоопасный вид спорта. Какие-то наметки, конечно, были. Но многое выясняется на первых тренировках, а потом меняется в играх группового турнира, от смены к смене. Поэтому говорить сейчас о несбывшихся планах не вижу смысла. Тогда мы просто хотели поговорить с ребятами, выслушать их, рассказать, как видим игру сборной сами.
Задоров хорошо адаптировался в «Ванкувере»
— Мне кажется, что Токкет с большой симпатией относится к Илье Михееву. Был период, когда тот больше тридцати матчей подряд не забивал, но ни разу не выпал из состава. Это как раз потому, что Илья хорошо играет по тренерской системе?
— Нельзя забывать, что в прошлом сезоне у Михеева была непростая операция. Главный тренер сам играл и понимает, как непросто после такого снова заиграть на прежнем уровне. Илья — молодец, много работал, восстановился. Но после таких травм спады неизбежны, сезон ровным получиться не может. Тем не менее он всегда делает все для команды, и в штабе это видят и ценят.
— Проводишь ли ты как бывший защитник персональную работу с Никитой Задоровым?
— Да, общаемся и обсуждаем игровые детали. Подбираю видео. Хотя чуть больше, на ежедневной основе, с ним общается Адам (Фут, ассистент главного тренера, экс-защитник и обладатель Кубка Стэнли в составе «Колорадо». — Прим. И.Р.).
— Верно ли наблюдение, что Задоров не столь сосредоточен на силовых приемах, как в его первые сезоны в НХЛ, когда он бил рекорды по этому показателю?
— Я бы так не сказал. Никита проводит достаточное количество силовых приемов, нельзя говорить о том, что он стал другим защитником и перестал хитовать. Или что ему дают задание этого не делать. Он действует по игровой ситуации, выполняет задание — но по сути своей не меняется, и мы его не меняем. Просто в лиге сейчас в принципе стало меньше хитов, форварды стали более скоростными и менее габаритными. Главное, чтобы все было вовремя.
— Можно сказать, что адаптация Задорова к «Ванкуверу» после обмена из «Калгари» прошла гладко?
— Это надо спрашивать у него самого, но в принципе — да. Никита понимает наши игровые требования и в основном их выполняет. Когда он привыкал, были какие-то ошибки, но они у всех случаются. Нельзя 82 матча сыграть на одном и том же уровне, тем более когда пришел в новую команду. Мне нравится, что он старается, переживает и делает все, чтобы играть лучше.
— Знаешь, что ты и он — два из трех российских защитника в НХЛ, которые делали в лиге хет-трики?
— Если честно, не знал.
— Не с твоей ли подачи сразу два российских тренера — Илья Воробьев и Анвар Гатиятулин — в этом сезоне приезжали в «Ванкувер» на стажировку?
— Гатиятулин только недавно улетел. Он общался с Токкетом, был в тренерской, смотрел все-все-все — в общем, был погружен в рабочий процесс. Анвару я помогал и с приездом, и с организационными моментами. А Илье, насколько слышал, помогал агент. Я в тот момент был в Далласе и его не видел.
— В молодости вы были близкими друзьями с Виктором Козловым. Остались ли отношения такими же, следишь и переживаешь ли за его «Салават Юлаев»?
— Конечно. Летом встречаемся. Он приезжал, про хоккей много разговаривали и не только жизнь, но и схемы на льду обсуждали. Уже не просто как друзья, но и как тренеры. В теннис играем, на ужины ходим... Все как было!
У Никишина есть все для отличной карьеры в НХЛ
— Великий Лэрри Робинсон в свое время назвал тебя лучшим российским защитником в истории НХЛ. А на твой взгляд — кто лучший?
— Не знал об этом комплименте! У Сергея Зубова мне всегда нравилась способность контролировать игру, ее темп, и он выиграл два Кубка Стэнли с разными командами, в каждой из которых играл большую роль. Дарюс Каспарайтис играл в тело так, что равных ему в этом не было. Володя Малахов — человек, который мог и забить, и в обороне жестко сыграть. Достойные сезоны были в «Монреале» у Андрея Маркова, когда его не мучили травмы. Про ребят старшего поколения не совсем корректно говорить, они уже попозже приехали. Из более молодых хорошие сезоны проводил Михаил Сергачев, которого тоже включу в этот список. Желаю ему скорейшего выздоровления.
У каждого было что-то свое, что выделяло его из общего ряда. Поэтому вопрос очень сложный. Дело не в том, что не хочу кого-то обидеть. Просто у каждого были свои сильные стороны, которые больше проявлялись в разных сезонах. Поэтому дать однозначный ответ на этот вопрос затрудняюсь.
— Есть ли у тебя объяснение, почему единственный индивидуальный приз в НХЛ, который никогда не завоевывали россияне — это как раз «Норрис Трофи», приз лучшему защитнику?
— Ох, хороший вопрос. Надеюсь, еще выиграем! Пока не везло, обстоятельства складывались не так. В последнее время «Норрис» чаще получают те, кто набирает больше очков, а сейчас таких среди россиян нет. Раньше, наоборот, акцент больше делался на баланс, на умение играть в обороне — но тогда как раз было больше атакующих защитников... Думаю, однажды это обязательно произойдет.
— Были ли сезоны, когда, по твоему мнению, «Норриса» заслуживал ты? Тогда ведь из года в год этот приз выигрывал Никлас Лидстрем. Как Лео Месси — «Золотой мяч».
— Неправильно самого себя оценивать и хвалить. Может, играл бы я в лучшем хоккейном возрасте не за «Вашингтон», который тогда находился не на первых ролях, — и шансов на это было бы больше. Но такие оценки должны давать люди со стороны, а точно не сам игрок.
— Как тебе дебютант НХЛ этого сезона — Павел Минтюков из «Анахайма»?
— Мне нравятся молодые ребята — и он, и Егор Замула в «Филадельфии». Вижу, что у них есть потенциал. Но надо постоянно и много работать над собой, развиваться, не забывать про оборону. Только так возможен прогресс. Может, кому-то из них и суждено выиграть «Норрис», но для этого нужно ставить перед собой цели не просто попасть в состав или играть хорошо, а поднимать планку задач.
— Александра Никишина из СКА, задрафтованного «Каролиной», многие в России называют сильнейшим хоккеистом мира не из НХЛ. Он играл на Олимпиаде в Пекине. Что скажешь о нем, и какие у тебя ожидания от его будущего приезда?
— Соглашусь с тем, что у него очень большой потенциал! Мобильный для его размеров, хорошо катается, физические данные отличные. Все в его руках. Понятно, что в НХЛ несколько другой хоккей, и надеюсь, что он к нему быстро адаптируется. Может, неправильно так говорить, но он настолько хорош, что в КХЛ в каких-то играх ему уже слишком легко. Желаю ему, чтобы он заранее подготовился к приезду, подучил язык, чтобы сразу понимать, что вокруг него происходит. Тогда и адаптация получится более простой. Это важный момент.
— Никишин — продукт российского хоккея, но в целом считается, что молодым атакующим защитникам лучше развиваться в Северной Америке. Почему так получается?
— Потому что тут им больше доверяют. Так сложилось исторически. У нас защитников атакующего плана не очень приветствуют, тренеры изначально более консервативны. Поэтому ребята, которые уезжают в Северную Америку, имеют больше свободы играть в свойственном им стиле. Поэтому и развиваются они быстрее.
— Ты и сам через все это прошел — в юношеских сборных любил подключаться к атакам, а в «Динамо» Петр Воробьев и Зинэтула Билялетдинов наложили на это запрет — им надо было, чтобы ты пахал сзади и дрался.
— Такова была философия всей команды — играть больше от обороны. Понятно, что ты, если хочешь играть, подстраиваешься под требования тренеров. Но потом, когда поехал в Северную Америку и сначала попал в фарм-клуб, подключаться мне не запрещали и дали больше свободы. В «Вашингтоне», когда я туда попал, мне это помогло.
— А помогло ли в целом по карьере, что в «Динамо» к тебе предъявлялись сугубо оборонительные требования?
— Конечно. В плане обороны — очень помогло. Не могу сказать, что там все было плохо. Наоборот, благодарен «Динамо» за те два года. И физически там окреп, очень много внимания этому уделялось, и в обороне стал играть лучше. Просто там была своя философия, в Северной Америке — другая, нельзя их сравнивать. Но и то, и другое сделало меня лучше.
— Александр Овечкин назвал Билялетдинова самым важным для своего развития тренером в профессиональной карьере. С учетом совместной работы с «коучем Биллом» можешь предположить, что именно ценного он дал Ови?
— За Сашу говорить не готов, за себя — могу. Наверное, главное у него — это подход к делу, доскональность, профессионализм. По деталям — это игра в обороне, наверное, в случае с нападающими — действия на пятаке. Это тоже очень важно. И то, что Билялетдинов так долго проработал в КХЛ и даже в прошлом сезоне его «Ак Барс» дошел до финала Кубка Гагарина, говорит о том, что он умеет адаптироваться к изменениям в хоккее, идти в ногу со временем.
— Если бы ты уехал за океан раньше, то мог бы добиться еще большего?
— Готовых рецептов нет. Где гарантии, что я бы попал к тренеру, который мне бы доверял? Не у всех же, кто уезжает, результаты лучше. Поэтому ни в коем случае не думаю, что мой опыт был в чем-то плохим. И благодарен всем тренерам, которые со мной работали. И родной школе «Трактора», которая меня выпустила, в первую очередь первому тренеру Виктору Перегудову. И первой команде в Челябинске, Валерию Белоусову и его помощникам. Все мне что-то дали.
Челябинское детство: батарея, упавшая в метре
— В «Тракторе» после школы ты провел один полный сезон. Почему в НХЛ было и есть так много выходцев из Челябинска?
— Там всегда была хорошая школа. Плюсом, когда я рос, было несколько сильных школ в городе — «Трактор», «Сигнал» и другие. Все в городе играли в хоккей, зима длинная, много катков под открытым небом. Ты мог играть внутри Челябинска в несколько кругов и иметь море игровой практики. Это отличается от многих других городов, где одна команда и надо долго ждать, чтобы куда-то поехать и с кем-то сыграть. Так что количество площадок и команд — наверное, главное.
Плюс нам повезло, что Челябинск расположен в регионе, где много команд, с которыми ты можешь ездить и соревноваться, когда становишься постарше. Уфа, Свердловск, Пермь, Магнитогорск... Мы постоянно это делали и таким образом развивались. Плюс тренеры. В Челябинске всегда было много игроков, они заканчивали карьеру и многие переходили на тренерскую работу. Не было такого, что приличного тренера днем с огнем не сыщешь. Наш Виктор Михайлович (Перегудов. — Прим. И.Р.) с душой ко всему и ко всем подходил. Мы разносторонне развивались, в моем случае это были, помимо хоккея, бассейн, гимнастика, футбол и баскетбол. Тренеры и родители старались развивать нас во всех направлениях.
— Сейчас вот и во взрослом хоккее сразу три полуфиналиста Кубка Гагарина из четырех — с Урала! А двух из них даже тренируют двоюродные братья Заварухины.
— Отличная история. Здорово и то, что три клуба из одного региона — в полуфинале. Это говорит, что на Урале многое делают для развития хоккея. И детского, потому что много ребят в НХЛ оттуда, и взрослого, поскольку есть серьезное финансирование. Меня как уральца это радует.
— Давно в последний раз был в Челябинске?
— Перед Олимпиадой летал на пару дней к папе с мамой перед сборами. Они у меня по-прежнему там.
— Твое челябинское детство и юность пришлись на конец 80-х — начало 90-х. Тогда это был жесткий город? Были ли подростковые группировки, как в Казани, которые все увидели в сериале «Слово пацана»?
— Были. Они по всей стране были в тот момент. В городе были разные истории. Сериал я не смотрел, но о чем речь — понимаю. Когда ты с утра до вечера играешь в хоккей, все это проходит мимо тебя. Я еще и жил рядом с катком, на котором тренировался, и после тренировок оставался дополнительно позаниматься. Плюс у нас еще и под открытым небом была дворовая коробка, и все свободное от тренировок в школе «Трактора» время проводил там. Получается, что весь криминал шел как-то параллельно со мной, и мы не пересекались. Я был занят только хоккеем.
— Вообще ни одного инцидента?
— Нет. Мы были сами по себе, они — сами.
— Мой коллега Юрий Голышак как-то ссылался на твой рассказ о том, что однажды в детстве возле тебя упала батарея, которую сбросили с балкона. Что это было?
— Шел на тренировку, играл с какой-то ледышкой, а люди в квартире ремонт делали — и скинули. Только потом вниз посмотрели. Наверное, везде такое могло быть. Грохнулась прямо рядом со мной, в метре, наверное. По идее и пришибить могла, ха-ха.
— Это сейчас ты смеешься, а тогда заикаться от такого не начал?
— Нет. Я о своем думал, повторяю, играл с ледышкой. Клюшка, рюкзак за плечами. Что-то упало. Сначала было даже интересно. Я прошел еще шага три-четыре, и тут до меня дошло, что это батарея и она могла упасть на меня. Но, когда ты ребенок, все воспринимаешь по-другому.
— После этого фраза из скетча «Наша Russia» «Челябинские мужики настолько суровы...» обретает новые краски.
— Наверное, да. Когда взрослый, понимаешь больше. И страшно становится сейчас, а не тогда. В то время я играл в хоккей и жил в каком-то своем мире. Не видел того, о чем говорили и говорят сейчас. Поднимаешься рано утром, идешь в школу, оттуда — бегом на тренировку, потом остаешься, чтобы поиграть, повозиться, затем во двор шайбу гонять. Домой, перекусил, сделал уроки и лег спать. Времени на другие вещи не оставалось.
— Когда ты уже играл в НХЛ и во время локаута приехал играть в Тольятти за «Ладу», не было какого-то неприятного общения с преступным миром там или в Челябинске? Не пытались поставить на деньги, как некоторых других хоккеистов? В том же Тольятти в то время были лютые разборки.
— Нет, у меня, слава Богу, как-то все обошлось. Мы с Витей Козловым приезжали туда не только когда я играл, он же оттуда родом. Был у него в гостях, и никогда не возникало никаких проблем.
— Евгений Кузнецов все время рассказывает страшилки про свой челябинский район ЧТЗ.
— Я там и жил, прямо рядом с катком. Действительно, какие-то вещи там происходили, но, наверное, попозже. Я же оттуда уехал в 1992 году — сначала в Москву, а затем в НХЛ. До того все это уже начиналось, но еще не на таком уровне.
— Как думаешь, если бы ты стал таким же «вторым папой» для Кузнецова, как в свое время для Евгения Малкина, о чем говорил и он сам, и его отец, то Женя избежал бы многих ошибок в карьере?
— Как такое можно утверждать? Могу сказать одно: чем мог бы — тем помог.
— И Кузнецов, и Валерий Ничушкин в этом году прошли через программу помощи игрокам НХЛ. Что творится с челябинскими пацанами?
— Не знаю. Тяжелое детство, наверное.
— Ты же не только для Малкина в «Питтсбурге», но и для Ничушкина в «Далласе» был дядькой-наставником.
— В Далласе все как раз быстро произошло. Валера тогда только пришел, первый год в НХЛ. Потом раз — и меня обменяли в «Монреаль». Но тот отрезок, который провели вместе, помогал чем мог — как и Стас Туголуков, который в «Старз» работает тренером по развитию. А в команде Валера остался единственным русскоязычным.
— Малкин жил у тебя дома два года. Ничушкин — тоже?
— Нет, у него здесь мама практически постоянно была. Они сами снимали квартиру. У него был хороший старт карьеры — он играл в звене с Бенном и Сегином — неплохо получалось.
— Ничушкин тогда и сейчас — два разных игрока. Как вышло, что он себя полностью перепрограммировал?
— Думаю, со временем он стал опытнее. Прибавил в игре перед воротами, откуда сейчас много забивает в «Колорадо». Где-то, может, исключил ненужную обводку, с которой по молодости перегибал, стал чуть больше играть через партнеров, правильнее использовать свои габариты.
Если обобщать — он прогрессирует. Просто у кого-то это занимает чуть меньше времени, у кого-то — чуть больше, а кто-то вообще на это неспособен. У Валеры был не самый простой период, но он прошел через все, сформировал игру, выиграл кубок и здорово играет.
— У него какая-то киношная судьба.
— Да. Когда ты молодой и максималист и что-то не получается — начинаешь нервничать, стараешься еще больше — и, соответственно, больше расстраиваешься. И загоняешь себя в яму, из которой потом очень тяжело выбраться. Это с Валерой, думаю, и произошло. Он парень, который всегда старается и хочет результата. Долгое время не мог выйти на уровень, какого хотел, но в конце концов это получилось. И слава Богу.
— Ты с ним, с Малкиным на связи?
— С Женей — да. А с Валерой давно уже не общались.
Игра в карты с Малкиным
— Ты не всплакнул чуток, когда прочитал, что о тебе сказал отец Малкина? «Очень хорошо, что сын встретил Сергея Гончара на своем пути. Я перед ним преклоняюсь. Это очень хороший человек, таких мало».
— Всплакнуть не всплакнул, но приятно было, конечно. До приезда Жени в Питтсбург я знал его немножко и понимал, как ему тяжело. Отъезд был непростой, давление такое... Хотелось как-то помочь.
— Малкин жил у тебя дома два года. Но семье же не очень удобно, когда чужой взрослый парень столько времени у вас находится!
— Как раз это было самое простое — никакого напряга! Женя вписался к нам очень хорошо. В карты играли, на рыбалку ходили, с детьми он играл. Первый год, когда он еще не привык к жесткому календарю НХЛ и нагрузки для него были очень большие, он вообще очень быстро засыпал.
— Он тоже мне говорил, что вы все время рубились в карты и нарды. Кто кого обыгрывал? И насколько Малкин азартный?
— Заводной и азартный, проигрывать ни во что не любит. И хорошо, кстати, играет — и в то, и в другое. Часто побеждал.
— Кто чаще — ты или он?
— Мой папа всех обыгрывал, когда приезжал в гости. А так — Женька.
— Ты же переводил переговоры Малкина с агентом Джей-Пи Бэрри, то есть косвенно участвовал в его побеге из Хельсинки? Как это было?
— Так сказать нельзя, они без меня все это сделали. Информация о том, что я переводил переговоры, неточная — мы разговаривали с Женей, когда он собирался подписывать новый контракт (с магнитогорским «Металлургом». — Прим. И.Р.). Я говорил ему: «Ты подумай, у тебя ситуация непростая». А переводить я помогал уже в Питтсбурге, когда он туда приехал.
— То есть ты не знал, как все это будет происходить?
— Нет. Тогда мы еще не были так близки.
— Папа Малкина также говорил, что если бы не ты, далеко не факт, что Евгений остался в НХЛ, и сын ему не раз об этом говорил. Что он имел в виду? Какие сложности адаптации у Джино были?
— На льду-то мы все видели, что все было хорошо. Но у Жени дома остались все друзья и товарищи. Переезд на другой континент, родителей рядом нет... У всех так бывает, что первый год люди сильно скучают — а потом уже кто-то больше, кто-то меньше. Думаю, его эмоциональное состояние больше было связано с этим, а не с хоккеем.
— А у тебя самого был в начале карьеры момент, когда хотел вернуться в Россию?
— Нет. Все равно я понимал, что НХЛ — лучшая лига мира и я хочу тут играть. Но все равно тосковал. Мне кажется, каждый через это проходит. Не то чтобы я хотел уехать, но скучал по родным, по каким-то домашним традициям.
— Малкину осталось совсем чуть-чуть до исторического достижения — 500 голов в регулярных чемпионатах НХЛ. Можно ли было предположить в начале его карьеры, что он добьется такого успеха именно как снайпер?
— Думаю, да. Люди не всегда оценивали, как он может забивать, поскольку он по натуре своей больше плеймейкер. Но в одном из наших совместных сезонов в «Пингвинз» он 47 забил, уже после моего перехода в «Оттаву» — 50. В нем это снайперское было и есть.
Малкин и Кросби делали друг друга лучше
— Помогало или мешало ему то, что он так долго, уже 18 сезонов, играет в одной команде с Сидни Кросби?
— Думаю, что помогало и они делали друг друга лучше. С одной стороны, между ними присутствовал соревновательный момент, и это их подталкивало вперед. С другой, если у одного не идет или травма, другой мог взять игру на себя, и отсутствие второго сказывалось не так сильно. Благодаря этому их совместная игра шла на пользу и им обоим, и команде. Благодаря этому и результат такой пришел — три Кубка Стэнли.
Они понимали, что вдвоем это сделать легче, в одиночку кубок не выиграть, поэтому нашли общий язык. У них была одна совместная цель, и они к ней вместе двигались.
— К тому же, как рассказывал мне Малкин, они друзья.
— Да. Как-то нашли общий язык, и отношения у них очень хорошие, в гости друг к другу ходят.
— В чем сходство и различия в их характерах?
— Сходство в том, что ребята трудолюбивые, любят хоккей и живут им. И в том, что оба они — люди довольно приватные, предпочитают быть в своем кругу. Что касается хоккея, то Сид чуть больше внимания уделяет игре в обороне.
— Как думаешь, мог бы Малкин играть в меньшинстве? Когда мы с ним пять лет назад разговаривали, он переживал по этому поводу.
— Думаю, мог бы. В принципе он хорошо читает игру, умеет правильно расположиться. Наверное, проблема была в том, что он не так часто выигрывал вбрасывания — а ему, как центральному нападающему, приходилось это делать постоянно. В свое время ему, возможно, надо было усилить этот компонент, и тогда ему дали бы такой шанс. У Сида со вбрасываниями было все в порядке.
Во-вторых, Женька такой игрок, что всегда хочет соперника перехитрить, пойти на какой-то риск. А в меньшинстве многие тренеры предпочитают простую надежность. У Малкина же характер такой — а вдруг перехвачу? Сид менее склонен рисковать, и в этом тоже разница. Но главное все же — вбрасывания. С них все началось, а потом закрепилось и дальше пошло.
— В «Металлурге» в ранние годы он еще играл в меньшинстве.
— Играть в меньшинстве в России и в НХЛ — разные вещи. Но все же мне кажется, что все началось со вбрасываний. Когда у тебя на точке — 30 с чем-то процентов, и ты при четыре на пять проигрываешь вбрасывание в своей зоне, то велика вероятность, что обороняться придется больше.
— По первому сезону Кросби и Малкина в НХЛ уже было понятно, в каких игроков они вырастут?
— Понятно и по тому, и по другому. По крайней мере, мне. Я думал — главное, чтобы у ребят не было травм, потому что это фактор большей частью неконтролируемый, от тебя не зависящий. Только это, наверное, и могло их остановить — но, к счастью, не остановило, хотя ломались оба неоднократно и довольно серьезно.
— Какого хоккеиста считаешь номером один из всех, с кем играл?
— Выбор сложный, поскольку, помимо наших ребят, в «Вашингтоне» играл с Яромиром Ягром, Петером Бондрой, Адамом Оутсом, в «Бостоне» — с Джо Торнтоном, в «Питтсбурге» — с Лемье и Кросби... Все-таки назову Сида. Потому что он очень силен во всех компонентах игры. Очень хорош на вбрасываниях, в игре в обороне, в позиционных действиях, в атаке, много забивает, отдает, отлично играет в большинстве, ему доверяют находиться на льду в решающих эпизодах на последних минутах. Полный комплект!
Сейчас вот он сравнялся с Гретцки по количеству сезонов с минимум очком за игру, отдал тысячную голевую передачу, вошел в десятку сильнейших по очкам в лиге за всю историю. То есть и атакующий топ-уровень выдает, и в защите на последних минутах играет. Чтобы делать такое постоянно, много лет и на таком уровне — думаю, в мире он один такой. Можно сказать, что какие-то отдельные компоненты у кого-то посильнее. Но чтобы все вместе — только у Кросби.
— С ним поддерживаете отношения?
— Да. Когда видимся — общаемся. Вот недавно играли в Питтсбурге, стояли с ним, разговаривали.
— О чем?
— Обо всем. И про хоккей, и про жизнь. Он про детей спросил. Нормальный разговор людей, которые тепло относятся друг к другу и давно не виделись.
— Чем Кросби как человек поразил тебя за годы совместной игры и работы?
— Первое — своей взрослостью не по годам. Сид всегда понимал, что за ним внимательно наблюдают, что надо быть очень аккуратным со словами, потому что они могут затронуть других людей. Он с юных лет знал, к чему обязывает его статус.
Второе — он очень отзывчивый человек и помнит все детали о других людях. Многие этого не знают, но Кросби многим помогает и ни о чем не забывает. Допустим, на тренировочном катке в какой-то совершенно обычной должности работает человек. Условно, всегда стоит на входе. Если не вышел на работу — Сид спрашивает, что случилось. Если человек заболел — нужна ли какая-то помощь. Помнит всех этих работников по именам, здоровается. Причем это происходит не в разовом режиме, а постоянно. Видно, что он просто по жизни очень внимателен к окружающим.
— У тебя есть какой-то свой пример такого отношения Кросби?
— У меня скорее — Марио Лемье. У папы были проблемы со здоровьем, его лечили в Питтсбурге. Марио где-то играл в гольф, узнал, что такая ситуация, и сам звонил врачам, пытался помочь. Это было в году, когда он только закончил играть и был уже только владельцем клуба.
Дома у Марио Лемье
— Против кого лично тебе было сложнее играть — Уэйна Гретцки или Марио Лемье?
— Для меня — против Марио. А потом — и против Сида, и против Жени... А почему Лемье — праворукий, рослый, клюшка длинная. Тяжело было дотянуться до него. Очень умело шайбу прикрывал, использовал свои размеры.
— В первом твоем сезоне в НХЛ Лемье преподал тебе урок, перехитрив одним взглядом. Как это было?
— Мне дали задание играть против него персонально. Я вовсю старался оправдать доверие и так к нему приклеился, что Марио уже тошно стало. Была ничья, и уже под конец матча шайба оказывается у нас в зоне. Я не свожу взгляда с Лемье и в какой-то момент теряю ее из вида. Марио это замечает, вздыхает и делает разочарованную мину: ай-яй-яй, мол, шайба из зоны вышла. И начинает вроде бы откатываться. Я автоматически делаю два шага вперед, чтобы его опередить и начать атаку, — и в эту же секунду Марио уже у меня за спиной перед нашими воротами получает пас и забивает гол!
Для меня это был жуткий шок. Ведь меня не обыграли, а одурачили с помощью одной лишь мимики! Хорошо хоть тренер Джим Шонфилд подозвал, успокоил, сказал, что Лемье — это Лемье. Иначе уверенность могла бы надолго пропасть.
— Тебя тогда, помню, это поразило.
— Да. Хоккей — такой вид спорта, когда люди все время что-то придумывают и создают. Это было не единственный раз в моей карьере, но, наверное, самый яркий.
— Ты сам такое когда-нибудь использовал?
— Да, пытался. И даже пару раз получилось.
— Когда Лемье стал твоим боссом, а одно время и партнером по «Пингвинз», когда-нибудь вспоминали этот момент?
— Нет, об этом не разговаривали. Хотя и дома у него бывал — раза, наверное, три-четыре. У него приятная семья, встречали тепло. Могу сказать о нем и о его близких только хорошее.
— Что Лемье за руководитель? Чем удивлял?
— Есть известная история о том, что он говорил нам в финале Кубка Стэнли 2009 года, когда мы проигрывали 2-3 в серии «Детройту». С утра в день шестого матча мы проснулись, и каждый получил от него сообщение: «Я верю в команду, в то, что сегодня мы выиграем». Так и получилось. Его смс нас здорово воодушевило, потому что мы проиграли «Ред Уингз» в финале предыдущего плей-офф, тут при 2-2 получили 0:5 в Детройте... Но в итоге взяли кубок, а Малкина признали его самым ценным игроком.
Удивило и то, как Лемье давал работать генеральному менеджеру, главному тренеру. Никогда ничего не навязывал, все делал для команды — хотя и как великий игрок, и как владелец «Питтсбурга» мог все строить под свое видение. Но нанимал профессионалов и доверял им. У Марио всегда была такая философия — делать все необходимое для команды, чтобы потом никто не мог сказать, что у нее чего-то не было и она из-за этого страдала. Он не занимался микроменеджментом.
Владелец «Вашингтона» Леонсис сам отвечал по e-mail болельщикам
— Ты играл в «Вашингтоне» еще до эпохи Овечкина. Расскажи про хоккей и атмосферу на нем в столице США «до нашей эры».
— Я играл на двух аренах — нынешней, в центре города, и старой, за городом. Это были две разные истории. За город болельщикам тяжело было добираться, и это сказывалось как на посещаемости, так и на ажиотаже. Тренировочный каток тоже был далеко, пресса туда не добиралась, и внимания к «Кэпиталз» было мало.
При мне сначала команда переехала в центр, где сразу оказалась на виду, стала более доступна для болельщиков и активнее освещалась журналистами. И народу стало ходить больше. А потом, уже без меня, появился Саша, который, конечно, внес большой вклад в популяризацию хоккея в Вашингтоне. Его фигура наложилась на уже возросшую популярность клуба из-за переезда, и началась многолетняя эпоха аншлагов.
— В последнее время снова пошли разговоры, что будут строить новую арену опять за городом, в Александрии.
— У тебя устаревшая информация. Недели две назад выяснилось, что этого не смогут сделать по существующему контракту. Он составлен таким образом, что «Кэпиталз» не смогут вывезти с нынешней арены до 2047 года.
— И слава Богу. Что за человек владелец «Кэпиталз» Тед Леонсис? Как у тебя складывались отношения с этим колоритным американцем греческого происхождения?
— Не сказал бы, чтобы у нас были прямо какие-то близкие отношения. Мы виделись или на матчах, или на тренировочном катке — только по работе. Но, когда этот человек купил команду, видно было, что она для него много значит.
Он сразу же начал делать для нее все — и с душой. Разбирался со всеми нерешенными вопросами. Взялся за работу с болельщиками, общался с ними напрямую, делал все, чтобы хоккей обрел в Вашингтоне большую популярность.
«Думаю, побить рекорд Гретцки важно для всей России». Эксклюзивное интервью жены Александра Овечкина
— Напрямую — это как?
— Он опубликовал персональную электронную почту и попросил, чтобы болельщики писали лично ему обо всем, чем недовольны и что хотели бы видеть. И сам каждому отвечал. Всегда к их мнению прислушивался и стремился сделать все, чтобы им было удобно находиться во дворце.
— С кем-то из того «Вашингтона», помимо Николишина, у тебя сохранилась связь?
— Да, созваниваемся. И с Петей Бондрой, который работает в «Кэпиталз», и с Димой Христичем, и с моим партнером по паре в «Кэпиталз» Джоном Рики. В прошлом году в Вашингтоне была встреча с болельщиками, посвященная 25-летию выхода в финал Кубка-1998, там мы все встретились, пообщались, хорошо время провели. С детьми вышли на лед и покатались. Юбилей Кубка Стэнли-2009 с «Питтсбургом» тоже праздновали, собирались. Всегда с удовольствием приезжаю на такие встречи.
— Когда вы вышли в тот финал Кубка Стэнли, в котором проиграли 0-4 «Детройту» Скотти Боумэна, это уже была новая арена?
— Да, но мы на нее только переехали, поэтому такого сумасшествия, как позже, там еще не было. Вашингтон еще и город специфический, там все очень сильно зависит от действующей президентской администрации, в которой очень большое количество людей. В мое время в «Вашингтоне» было так: когда у власти президент из штата, где нет хоккея, люди из администрации меньше ходят на хоккей, и атмосфера немножко другая, даже если они приходят — им это не так интересно. Каждые четыре года это менялось.
Клинтон в джинсах и самый «хоккейный» президент Обама
— А кто за последнее время был самым «хоккейным» президентом США?
— Знаю, что когда им стал Барак Обама, до того работавший в Иллинойсе, в Чикаго, столица это сразу почувствовала. Там все совпало — и президентство, и работа с болельщиками, и успешные выступления Овечкина. Обама был у власти с 2008-го по 2017-й, и как раз в то время хоккей в Вашингтоне стал особенно популярен.
— Тебе не обидно, что ты, игравший в «Кэпиталз» девять лет, не застал там Ови?
— Мне грех жаловаться — зато я в «Питтсбурге» поиграл и с Лемье, и с Кросби, и с Малкиным, Кубок выиграл. Там не получилось — тут получилось.
— Жив и здоров ли твой друг, который когда-то был охранником Белого дома?
— Да. Но работает уже не там — с тех пор ушел в частный бизнес.
— Как вы с ним познакомились?
— Через ребят в «Кэпиталз», которые за форму отвечали. Они говорят: «Ты что по вечерам делаешь?» — «Телевизор смотрю». — «Есть вариант, что можно съездить на базу к охранникам Белого дома, где они тренируются. Машину поводить, пострелять«. Съездил, поводил — так и познакомились.
— И даже постреляли?
— У них там стоят тренажерные стрельбища с разными видами оружия — винтовками, автоматами, пистолетами. Чуть-чуть побаловались.
— Расскажи, как благодаря ему вы однажды в Белом доме столкнулись с Биллом Клинтоном, который был в джинсах.
— Это было на Рождество. Мой друг организовал для меня экскурсию в Белый дом, на которую я взял своих родителей и родственников Николишина — самому Андрею пришлось остаться дома с детьми. Ходим, глазеем по сторонам — и вдруг из какой-то двери выходит Билл Клинтон, без всяких охранников, в джинсах. У него были гости, и он, видимо, решил немного от них отдохнуть. Подходит к нам и говорит: «Привет, как дела? Как вам Белый дом?» И только я хотел ответить, как рядом с президентом появилась пара дяденек раза в полтора-два больше не то что меня, а ребят гораздо крупнее. Так что беседа не продолжилась, но эпизод запомнился.
— Моника Левински где-нибудь рядом не мелькнула?
— Нет, кроме огромных охранников — никого!
— Тебе же потом Клинтон через начальника пресс-службы передал фотографию с дарственной надписью?
— Не фотографию, а поздравление с рождением ребенка. Оно у меня дома на стенке висит.
— Кого еще из американских президентов видели?
— И Обаму, и Трампа, когда уже работал тренером в «Питтсбурге», и мы два года подряд выигрывали Кубок Стэнли. В тот год как раз была смена президентов, так что мы успели побывать у обоих. А Обаму застал еще как игрок после победы в Кубке-2009.
— Кто-то из них сказал что-то такое, что ярче всего осталось в памяти?
— Обама. Не то чтобы какая-то конкретная фраза запомнилась — а то, что он знал хоккей. Что-то сказал про Марио — как ходил в Чикаго на игры «Блэкхокс» с «Питтсбургом», помнит, как он играет. Видно было, что он в теме.
— А с российскими президентами — Борисом Ельциным и Владимиром Путиным — когда-то встречался?
— Путин в первый год своего президентства заходил к нам в раздевалку во время чемпионата мира 2000 года в Санкт-Петербурге. К сожалению, мы на том турнире сыграли не очень удачно (11-е место. — Прим. И.Р.).
Кубок Стэнли на пляже и серебряная клюшка с тысячного матча
— Какие твои главные воспоминания о выигрыше Кубка Стэнли в 2009 году?
— Сначала — как радость, взрыв эмоций на льду сменились опустошением в раздевалке. Сил вообще не осталось! Сидишь — и уже настолько измотан физически и морально, что уже рад, что все это закончилось. Но потом эти силы снова появляются, когда в раздевалку заходят семья и близкие. Как-то волнами все шло.
Потом — парад в Питтсбурге. Триста тысяч человек у тебя на глазах плачут, радуются, кричат, снова плачут. И тогда в твою голову еще сильнее впечатывается, что на самом деле произошло. Эти эмоции остаются с тобой.
— Домой кубок забирал?
— В Москву его привозил, уже когда был тренером. Там снимали (с Малкиным. — Прим. И.Р.) какой-то клуб, сделали так, чтобы все друзья и знакомые пришли и увидели трофей. А в 2009-м отвез его к себе домой в Майами — у нас младшая дочка была совсем маленькая, поэтому в Россию не полетели. Организовали все по-семейному, по-домашнему.
Отовсюду приехали друзья. Взяли кубок на пляж, шампанского из него там попили немножко. А потом уже небольшой группой, человек 20-30, пошли в ресторан. Без сумасшествий.
— Помнишь ли ты, что было в твоей жизни 26 октября 2010 года?
— Нет.
— Ты сыграл за «Оттаву» против «Финикса» свой тысячный матч в НХЛ, тебе подарили специальную клюшку и картину, семья на лед вышла.
— Да, у меня в офисе и то, и другое есть — такие вещи памятные! Картину мне подарила команда. Клюшка — серебряная, жена заказала под нее красивую подставку, и она подсвечивается, как будто клюшка на льду стоит.
— Шайб памятных у тебя много осталось?
— Нет. Есть первая шайба в НХЛ и вообще в разных клубах, в которые я приходил. Например, первая шайба за «Монреаль». Когда набрал тысячное очко за карьеру... У меня нет такого, чтобы я собирал шайбы с каждого события. Только самые памятные.
— Был ли какой-то клуб из шести в НХЛ («Вашингтон, «Бостон», «Питтсбург», «Оттава», «Даллас», «Монреаль». — Прим. И.Р.), о приходе в который ты пожалел?
— Нет. Где-то что-то можно было сделать по-другому, но сказать, что какой-то клуб был полностью ошибкой и провалом, не могу.
— А что можно было сделать по-другому?
— Быстрее адаптироваться. У меня этот процесс, чтобы раскачаться и освоиться, всегда занимал время. Потом все становилось нормально, но хотелось бы, чтобы это происходило пораньше.
— Ты слишком интеллигентно себя вел? Территорию свою не очерчивал?
— Свою территорию не очерчивал, чужую не отбирал. Наверное, стоило как-то быстрее контакт устанавливать.
— В каком клубе тебя больше всего любили болельщики?
— Там, где играл дольше всего — в «Вашингтоне» и «Питтсбурге». Может, чуть больше в «Кэпиталз».
— Когда через несколько месяцев после ухода из «Вашингтона» ты транзитом через «Бостон» оказался в «Питтсбурге», на тебя болельщики обеих команд не окрысились? Или тогда еще такого острого противостояния между «Кэпиталз» и «Пингвинз» не было?
— Нет, оно на моей памяти было всегда. Но и в Питтсбурге, и в Вашингтоне тогда полностью менялись команды. «Питтсбург» пережил банкротство, клуб купил Марио, вернулся в хоккей, в «Вашингтон» как раз из «Питтсбурга» перешел Ягр... А потом в обоих клубах потихоньку началось строительство чемпионских команд с новыми молодыми звездами.
Все несколько раз переворачивалось, и на этом фоне мой переход в «Пингвинз» не вызвал какой-то очень уж острой реакции. Хотя, когда я приезжал с «Питтсбургом» в Вашингтон, первое время, когда я касался шайбы, местные болельщики издавали характерный звук...
— Тебя же «Питтсбург» подписал как свободного агента?
— Да. Тогда был большой локаут, «Вашингтон» тоже затеял перестройку и разменял всех ветеранов. Ягра отдали, Роберт Ланг ушел. Команда шла на омоложение, и коснулось это в том числе меня.
— А «Питтсбург» взял тебя как раз с расчетом, что ты станешь дядькой-наставником для Малкина?
— Нет, это было просто хоккейное подписание, и все совпало. Да, мы с Женей нашли общий язык, сошлись. Но это все уже случилось позже.
— Сейчас понятно, что ты сделал правильный выбор. А кто тебя тогда еще хотел?
— Три-четыре команды. Но не назову их. Зачем?
Овечкин — феномен природы, генетики, здоровья
— Ты долгое время занимал второе место после Алексея Ковалева по количеству игр в НХЛ среди российских хоккеистов — 1301. Но вас обоих обогнал Овечкин, который скоро полторы тысячи разменяет. Как ему это удалось?
— Феномен. Природа, генетика, здоровье. Когда-то я в «Питтсбурге» играл с Бруксом Орпиком, режимным парнем, который все лето тренировался, готовился к сезону, со штангой приседал. Потом он перешел в «Вашингтон» и рассказывает: приезжает Саша после отпуска из Москвы, где отдыхал, хорошо проводил время. Ставит в два раза больший вес, спокойно его поднимает и дальше идет. И думаешь: «Что я все лето делал?» Мы вспоминали этот момент и смеялись. Великая вещь — генетика! Она у Сашки сильная, и физически, конечно, он Богом одарен.
— Как думаешь, обгонит он по голам Гретцки?
— Думаю, да.
— Ты играл с ним на двух Олимпиадах. Почему в Турине в 20 лет он был лучшим в сборной, а в Ванкувере на пике карьеры, после «Харт Трофи», у него ничего не получилось?
— Помню, что он и там, и там старался, отдавался, делал для команды все. Но бывают моменты, когда не забиваешь. Когда приезжаешь на Олимпиаду, к таким, как он, самое пристальное внимание со стороны соперников. Против него выходят лучшие защитники НХЛ, лучшие форварды, умеющие играть в обороне.
Что тогда было, лучше спрашивать у него самого, одного фактора навскидку не скажу. Может, чуть времени не хватило. В том же Ванкувере нам хотя бы на один-два выставочных матча сыграть побольше, лучше почувствовать друг друга. Олимпиада была очень скоротечная. И для нас быстро закончилась.
— У тебя есть один Кубок Стэнли как у игрока и два как у тренера. Есть серебро и бронза Олимпиады, но нет золота ни на ней, ни на чемпионатах мира. Обидно или уже давно отпустил ситуацию?
— Отпустил — ее уже не исправишь. Когда были чемпионаты мира, мы в основном играли в плей-офф и далеко проходили. Что тут сделаешь? Хочешь выиграть Кубок Стэнли — надо играть. Пару раз приезжал на мировые первенства, но тогда чуть-чуть до золота не хватало.
А поражения на Олимпиадах переживал сильно. В Нагано в полуфинале Паша Буре пять голов финнам забил — это, наверное, было самое невероятное индивидуальное выступление в матче, в котором я участвовал. Еще хет-трик Жени Малкина «Каролине» в полуфинале Кубка Стэнли-2009. Но тогда-то мы в итоге выиграли, а на Олимпиаде финал чехам проиграли. И тогда было больно, и после проигрыша американцам в полуфинале в Солт-Лейк-Сити, и в Турине Финляндии, и в Ванкувере Канаде. Когда больнее — не скажешь. Любой такой проигрыш воспринимал остро.
— Недавно Овечкин сказал мне, что при подготовке к следующему сезону будет учитывать неудачную первую половину нынешнего. Сейчас-то он в большом порядке, но раскачка оказалась намного дольше обычной.
— Формула простая: чем старше становишься — тем больше тренируешься, больше следишь за питанием, за режимом. Секрета тут нет. Надо еще усерднее работать, чтобы держать уровень.
— Какие специфические вещи ты в 40 лет, готовясь к сезону, делал по-другому, чем в 25 и 30?
— Отпуск короче, потому что если два месяца полежишь на пляже, в 40 лет потом будет тяжело — четыре месяца придется в форму приходить. Сезон заканчивался — я уже через две недели начинал тренироваться. Понятно, что не в полную, постепенно, подстраиваясь под свой организм, но тем не менее. Плюс делаешь восстановительные процедуры, растяжек чуть побольше, плавание обязательно, чтобы полегче переносить нагрузки.
— Надо очень любить хоккей, чтобы играть в НХЛ за 40, как ты.
— Это точно.
— Почему ты не хотел уйти раньше?
— Сначала вроде ничего не выиграл. Потом взял Кубок, задумался — мысли об уходе пару раз возникали. И понял, что буду играть, пока есть здоровье. Что я буду делать — сидеть дома? И что? Я — человек, который всю жизнь что-то делал, куда-то двигался, к чему-то стремился. Взять и по доброй воле отказаться от всего этого, когда в жизни на это потрачено все? Окончание карьеры непросто дается каждому игроку, и мне тоже было нелегко. Даже после сорока. А в 30-35 было бы еще сложнее.
— Ты еще в молодости много читал, приучил к этому Виктора Козлова. Малкина тоже?
— Да, Женька почитывает. Правда, не бумажные книги, а электронные. Да и сам я скорее перешел на аудиокниги. Еду за рулем или тренируюсь в тренажерном зале — и слушаю.
— А что тебе из литературы в последнее время большего всего запало?
— «Источник» Айн Рэнд. Ремарка перечитывал, «Жизнь взаймы».
— Кем представляешь себя через десять лет?
— Может быть, хорошим дедушкой, ха-ха. А остальное — как жизнь сложится. Буду в хоккее или нет? На какой должности? Этого загадывать не буду. Но дома помогать близким хотелось бы точно.
— Если будет внук, захочешь сделать его хоккеистом?
— Буду помогать ему в том, что он выберет. Я же понимаю, насколько хоккей — тяжелый вид спорта, так как через все это прошел. Его надо очень сильно любить и очень сильно хотеть играть, чтобы куда-то в нем продвинуться. Если ему этого захочется — помогу всем, чем смогу. Но заставлять — ни в коем случае.
