«Андреева и Шнайдер доказали: в теннисе нет пути, который работает для всех». Интервью Селиваненко
Алексей Селиваненко — один из самых опытных и авторитетных европейских теннисных функционеров, который восемь лет был членом совета директоров ITF и по-прежнему входит в Глобальный комитет Зала мировой теннисной славы в Ньюпорте. Вице-президент ФТР, он в своей работе выходит далеко за рамки внутрироссийской теннисной повестки, и накануне старта Открытого чемпионата США мы в беседе с ним затронули много международных тем, касающихся этого вида спорта. А начали с недавних событий в Париже, на которых пара Мирра Андреева — Диана Шнайдер завоевала единственные российские медали на Олимпийских играх.
Диана и Мирра стали одной командой
— Недавно завершилась Олимпиада в Париже. Видел вас на трибуне во время финала с участием Мирры Андреевой и Дианы Шнайдер. Были там весь турнир?
— Именно теннисный — да.
— Для многих стало сюрпризом, что девушки, которым на двоих 37 лет и они никогда прежде не играли вместе, дошли до финала, выиграли там сет и были максимально близки к золоту.
— Формирование пары — это достаточно сложный процесс, в который вовлечено большое количество людей. Главную роль в их объединении сыграли Шамиль Тарпищев с двумя Игорями — Андреевым и Куницыным. Всеми вопросами комплектования занимались они. Вариантов было много, но с учетом того опыта, который есть у Шамиля Анвяровича в подобных вопросах — как составить пары, чтобы они были командой, — это уникальное чутье в очередной раз и сработало.
Тут интересно вспомнить: если бы не было отказов и на Олимпиаду поехали все, кто попадал туда по рейтингу, Диана вообще не имела бы шансов на поездку в Париж. Но это как раз тот случай, когда все, что ни делается, к лучшему. Шнайдер попала туда потому, что многие решили выстроить свой турнирный график иначе. Еще были варианты, кого с кем поставить. В итоге Диана и Мирра нашли друг друга, и на корте чувствовалось, что они — одна команда, такая была атмосфера и взаимная поддержка. В отличие, кстати, от обыгранных ими в четвертьфинале чешек — вроде бы сыгранных, выигравших вместе большое количество «Больших шлемов».
— Барбора Крейчикова с Катержиной Синяковой и «Шлемы» щелкали, и первой парой мира долго были, но расстались в конце прошлого года. Камбэк случился только ради Олимпиады.
— Было видно, что сейчас между ними не совсем комфортные, сложные взаимоотношения. Они не выглядели командой по сравнению с Дианой и Миррой. Хотя на самом деле первый матч на Олимпиаде наши девочки могли и проиграть — дело дошло до чемпионского тай-брейка. Но победили — и дальше три матча прошли на одном дыхании, снесли соперниц, почти не дав им шансов. И в финале были близки к победе, не хватило чуть-чуть. На мой взгляд, понемножку сказалась целая группа факторов.
— Неопытность?
— Допустим, проиграли гейм в начале второго сета, ведя 40:0, — расстроились, чуть зажались. Где-то мяч не туда перевалился. А с другой стороны, в лице Эррани на корте был человек, выигравший множество турниров именно в паре. Надо отдать должное Саре и Жасмин Паолини, что они смогли вернуться в игру и за счет своего опыта и настроя ее выиграть. Они — достойные победители.
— Кто вел за собой нашу пару — более старшая Шнайдер?
— Мне кажется, они дополняли друг друга. Было видно, что Диана очень здорово играла у сетки, на перехвате, Мирра держала заднюю линию. Понятно, что Диана чуть постарше, но, мне кажется, там не было ведущего и ведомого — они были командой. В любой паре бывают моменты, когда у одного чуть-чуть проседает внимание, уходит еще что-то. И тут главное, чтобы второй игрок в этот момент его поддержал, помог, взял игру на себя. У них это точно было. Насколько понимаю, они намерены продолжать и хотят какие-то турниры играть вместе.
— На US Open?
— Нет. На большие турниры теннисисты заявляются заранее и держат слово. Так что на Открытом чемпионате США Андреева и Шнайдер будут следовать прежним договоренностям, но уже один из турниров азиатской серии они собираются играть вместе. Это может быть хорошая пара всерьез и надолго.
— При этом они обе перед Олимпиадой выиграли последние одиночные турниры и прилетели в Париж в последний момент. Это не могло их вымотать, из-за чего Мирра в одиночке вылетела вообще в первом раунде, а Диана — во втором?
— Не думаю. С другой стороны, они приехали с очень сильным эмоциональным зарядом. Если бы они в Париже в одиночке выиграли или прошли далеко, то можно было бы сказать, что это произошло в том числе благодаря этим положительным эмоциям. Проиграли — и кто-то напирает на переполнение этими эмоциями. Одни и те же факторы в оценках можно использовать и в плюс, и в минус, обосновывая любой результат.
— Вас удивляет, как выстрелила в последнее время Шнайдер, которая выиграла в этом году три турнира WTA?
— Знаю Диану очень давно, с юниоров. Видел ее путь через университетский теннис, через большое количество челленджеров, турниров начального и среднего уровня. А Мирра сразу получала уайлд-карты в большие турниры. Это говорит о том, что в теннисе нет одного пути, который был бы работающим для всех. Можно получить кучу уайлд-карт подряд, все проиграть и потерять уверенность — такие примеры были. Мирра этими шансами воспользовалась. А можно не иметь таких возможностей, поехать учиться и потом идти поступательно, преодолевая ступеньку за ступенькой.
— Вы знаете аналоги пути, который прошла Шнайдер?
— Американка Даниэль Коллинз. Она тоже прошла через университетский теннис. И таких примеров немало.
— В первой десятке из наших девушек сейчас нет никого, во второй — Касаткина, Калинская, Самсонова и Шнайдер, в третьей — Андреева и Павлюченкова, в четвертой — Александрова и Потапова, в пятой — Кудерметова и только что сменившая российское на армянское гражданство Аванесян. Десять человек в топ-50. Есть ли объяснение тому, что в последние годы появилась россыпь талантливых российских теннисисток?
— У каждой из них — своя история, свой путь. Любой большой спортсмен — уникальный человек. А то количество игроков, которое в России оказалось на достаточно высоком уровне, мне кажется, говорит о том, что на определенном этапе теннис как вид спорта в стране вышел на ту орбиту, которая притягивает к себе людей и дает им возможность раскрыться. Есть примеры, есть желание, есть свой путь становления и привлечения ресурсов, который находит каждый. Кто-то, как Мирра Андреева, сразу начинает играть ярко, кому-то нужна гораздо более длинная дорога.
— Можно ли обобщить, что все они пошли в теннис в то время, когда блистала Мария Шарапова, которая стала для них идолом?
— Когда видишь такой пример — это играет большую роль. Многие сначала хотели быть Анной Курниковой, потом — Шараповой. При этом для кого-то примером могли быть и другие теннисистки, будь то Жюстин Энен, Серена Уильямс или кто-то еще. Каждому нравится свое, кто-то вообще выделяет не чемпионов, а тех, кто был на вторых-третьих ролях. Я в принципе не сторонник каких-либо обобщений.
— От кого из россиянок, помимо уже заблиставших Андреевой и Шнайдер, ждете самого мощного прорыва в ближайшее время?
— От любой. Просто есть те, кто на слуху. Если говорить о тех, кто лидировал еще по юниорам, то это Мирра и Алина Корнеева. Но это совершенно не значит, что через год мы не будем восхищаться человеком, о котором сегодня говорят гораздо меньше, и пример Шнайдер — тому доказательство. Об успешности карьеры можно говорить только в ее конечной точке.
Медведев понимает ценность Олимпиад
— Стало ли для вас неожиданностью такое количество отказов наших теннисистов и теннисисток от Олимпиады? Я в марте разговаривал и с Андреем Рублевым, и с Кареном Хачановым, и с Дарьей Касаткиной, и с Анной Калинской — никто из них нежелания ехать в Париж тогда не проявил.
— Если говорить в общем, на Олимпиаду едут те, кто, во-первых, любит ее как событие, во-вторых, хочет войти в историю и завоевать медали (у кого их еще нет), в-третьих, кто находится в такой форме, которая в моменте позволяет на них рассчитывать.
— Ваши слова: «У кого их еще нет» сразу объясняет мне одну из возможных причин отказа Рублева и Анастасии Павлюченковой, чемпионов Токио в миксте.
— Андрей достаточно откровенно все объяснил — он очень много играл, при этом последние несколько месяцев никак не мог долечиться, его постоянно что-то беспокоило. Не стал бы заниматься какими-то конспирологическими теориями. Каждый из них объяснил свое решение. Поехали те, кто был готов, кто очень хотел играть — такие как Диана. Если бы туда поехали более высокорейтинговые на тот момент игроки, которые сделали бы это через силу, — у Шнайдер не было бы шанса сделать то, что она сделала. Поэтому отношусь к большому количеству отказов спокойно. Получилось как получилось — и в какой-то мере к лучшему.
— И все же чей отказ стал для вас наибольшим сюрпризом?
— Вопрос — на горизонте какого времени? Если до начала года — то все. Вам в конце марта они говорили то же самое. А если в горизонте последней недели-двух — то у каждого были объективные основания. В теннис играют живые люди. У каждого — своя форма и конкретная ситуация. Совершенно не вижу смысла выискивать в этом какие-либо скрытые смыслы.
— Можете объяснить, почему МОК не пригласил на Игры Веронику Кудерметову, которая после ряда отказов проходила по рейтингу? Было ли у вас (или, например, у Тарпищева) с ней или с ее представителями какое-то общение на эту тему?
— По Олимпиаде МОК взаимодействовал со спортсменами напрямую, так что тут ничего прокомментировать не могу. Вся цепочка, которая существовала раньше и включала в себя национальный Олимпийский комитет и национальную федерацию тенниса, в данном случае не присутствовала.
— Даниил Медведев приехал на Олимпиаду второй раз — он наверняка четко понимал, что его ждет, и был готов к этому уровню организации Игр.
— Да, и ему эта атмосфера нравится, он понимает ценность Олимпиад. К сожалению, на этот раз Даниил не смог достичь тех целей, которых хотел добиться, — но на Игры он приезжает совершенно осознанно и изо всех сил хочет себя проявить. В этом не может быть никаких сомнений.
— Когда мы разговаривали с ним в марте, он говорил, что поражение в четвертьфинале Игр в Токио воспринял гораздо более болезненно, чем на обычных турнирах АТР. Сейчас, по вашим наблюдениям, было так же?
— Да. И это абсолютно естественно для любого спортсмена, ведь на Олимпиаде ты играешь один раз в четыре года. Даже на турнире «Большого шлема» проиграл — а через несколько месяцев тебя ждет следующий. Пример Новака Джоковича показывает, до какой степени этот шанс люди хотят использовать. Я видел его поражения в Лондоне и в Рио — в Бразилии даже был в аэропорту, когда он улетал после поражения. Он был очень опечален — и это мягко сказано. А теперь все наблюдали его эмоции и слышали его слова после золота.
— Возвращаясь к Медведеву — он вылетел в Париже в первом же круге пары и микста. Создалось впечатление, что это — вообще не его.
— На Олимпиадах в парах часто играют не только традиционные парные специалисты, но и те, кто делает это только на них. Понятно, что Даниил выходит в парном разряде очень редко. Когда ты делаешь это каждую неделю, у тебя по-другому выстроено все — и техника, и геометрия твоего передвижения по корту, сыгранность с партнером. Микст они проиграли сильным итальянцам, включая Сару Эррани, одного из лучших парных игроков в мире, которая выиграла здесь карьерный «Золотой шлем». Спортсмены, не играющие в паре регулярно, действуют там скорее по канонам одиночки. Когда такие все четверо или хотя бы трое из четверых — у одиночника есть шанс на победу. Если же два одиночных специалиста выходят против спортсменов, привыкших играть в паре, — это гораздо тяжелее.
— У Медведева после финала Открытого чемпионата Австралии этот сезон вообще не задается. Недавно в Цинциннати был и эмоциональный срыв, который произошел при всех. Что с ним, по-вашему, происходит?
— Знаю, что Даниил объективно оценивает себя и говорит об этом в своих откровенных интервью. А заниматься советами со стороны, на мой взгляд, некорректно. Этот вопрос требует профессиональных, тренерских оценок.
Перед финалом Олимпиады ждали легкой победы Алькараса
— В чем состоит разница между теннисным турниром Олимпиады и регулярными соревнованиями АТР и WTA?
— Теннис в программе Олимпиады — это совершенно другое соревнование по сравнению с обычными турнирами. С другой стороны, Париж — это «Ролан Гаррос», одно из главных мест мирового тенниса. С точки зрения раздевалок, другой инфраструктуры там все было налажено — точно так же, как в 2012 году в Лондоне, поскольку там был задействован Уимблдон. Но при этом надо понимать, что организация совсем иная — она что 12 лет назад, что сейчас осуществлялась оргкомитетом Игр, а не теми, кто проводит турниры «Большого шлема». Не думаю, что надо это сравнивать.
Принцип МОК в том, что все виды спорта на Олимпиаде должны быть организованы по одинаковым стандартам. Да, они не такие, как на Уимблдоне или «Ролан Гаррос». Но они и не могут быть такими — совсем другой масштаб. Зона игроков, зона отдыха с точки зрения насыщения выглядела совсем не так, как на турнирах «Большого шлема». Но такова специфика Олимпиады.
— Можете привести пример?
— Меню на «Ролан Гаррос» и на Олимпиаде в Париже совершенно различны. Но не хочу, чтобы эти фразы были истолкованы как иллюстрация того, что спортсменов в Париже кормили непонятно чем. Олимпиада — огромное мероприятие, при проведении которого ты не можешь ожидать того же, что при проведении специализированного турнира по этому виду спорта. Однако все, кто выступает на Играх, привыкли к этому — и те же Рафаэль Надаль и Карлос Алькарас прекрасно себя чувствовали в Олимпийской деревне. Просто есть теннисисты, которые получают от этого удовольствие, а есть те, для кого это... не совсем их. Так было, есть и будет всегда.
— Кто первые, а кто вторые?
— Все, кто добрался до последних кругов, получали удовольствие. Кто нет — достаточно рано закончили свои выступления. Тот же Джокович не случайно столько лет шел к этой победе и участвовал в Олимпиадах пять раз. И выиграл тогда, когда уже мало кто верил, что это может произойти, — видя, как играет Алькарас в последние месяцы.
— Что вообще творилось вокруг этого финала и победы Джоковича? Если она у болельщиков по всему миру вызвала такие мощнейшие эмоции — представляю, что творилось внутри.
— Ожидания у всех были такие, что Карлос выиграет достаточно легко. При каждой подаче Новака большинство людей думало, что теперь-то он не сможет вытянуть. Но, на мой взгляд, Новак просто ментально переиграл Карлоса. Он больше хотел выиграть — и он выиграл. Джокович сам сказал, что положил на эту победу все, что у него было. Это один из тех матчей, которые должны войти в учебники по спортивной психологии, по ментальной подготовке.
— Вспоминаю финал Сиднея-2000 между Евгением Кафельниковым и немцем Томми Хаасом — он был пятисетовым. Теперь финалы Олимпиад — до двух выигранных сетов. Правильно ли это, по-вашему?
— Тут две стороны медали. С одной стороны, победа на Олимпиаде входит в так называемый карьерный «Шлем», который в Париже и «закрыл» Джокович. С этой стороны проводить финальный матч до трех выигранных сетов — логично, ведь пятисетовики — это битва титанов, и тем выше ценность победы в них. С другой — весь мир движется по пути ускорения любых процессов. В том же теннисе постоянно идут дискуссии о том, как бы что укоротить, а не удлинить. Тенденции того, как люди смотрят и потребляют спорт, не только теннис, — именно об этом.
— Даже применительно к футболу такие темы поднимаются.
— То есть, если рассматривать проблему с точки зрения традиционных любителей тенниса, конечно, финал Олимпиады в пять сетов был бы логичен. Вопрос упирается в то, как много людей готовы смотреть это зрелище на протяжении четырех-пяти часов. Я-то готов, но сколько из 18 тысяч зрителей на центральном корте Парижа — такие же, а для скольких сложно высидеть больше двух — двух с половиной?
— А можете себе представить, что в какой-то момент и на «Больших шлемах» все сократится до трех сетов? Или это невозможно в принципе?
— Вопрос, о каком горизонте времени мы говорим. Меняется все, и в каждый период времени есть свой формат. Возьмем театр. Когда-то в условном Малом театре классические постановки шли четыре-пять часов, и это считалось нормой. Некоторые современные режиссеры сократили спектакли до часа-полутора. Сейчас снова пошла обратная тенденция — «Война и мир» в Театре Вахтангова идет больше четырех часов.
Так что это гораздо более широкий вопрос, чем может изначально показаться. Но «Большие шлемы» — те бастионы тенниса, которые будут хранить традиции дольше всего. В то же время эти разговоры давно идут. Теннис силен традициями. Вопрос в том, что должно меняться, чтобы он рос с точки зрения аудитории. Все виды спорта соревнуются за зрителя.
— Насколько, по-вашему, правильно проводить параллельно Олимпиаде турнир в Вашингтоне, который оттянул от Парижа большое число сильных теннисистов? Не стоило ли создавать для Игр искусственную конкуренцию?
— Это сложный элемент теннисной политики, который является постоянной темой обсуждения на уровне тура и ITF. То, что вы видели, — компромисс, который на сегодняшний момент был найден. С моей стороны будет некорректно углубляться в то, какие аргументы предъявлялись с каждой стороны и какие варианты существовали. Календарь — это самое сложное в теннисе. Это то, чем все и всегда недовольны. Каждый турнир убежден, что у него — не лучшее место в году.
— А насколько важным с точки зрения отказа части теннисистов от Парижа было то, что снова нужно было возвращаться на грунт — уже после травяного сезона?
— Да, это один из факторов, и о нем говорила Арина Соболенко. Но Олимпиада как событие, происходящее раз в четыре года, ни при каких раскладах не может идеально укладываться в стандартный турнирный календарь. Нет смысла дискутировать о том, на что нельзя повлиять и изменить.
Национальность игрока в теннисе ничего не решает
— Ваше мнение о допинг-скандале с Янником Синнером и отсутствии дисквалификации после двух положительных тестов?
— Мне кажется, что все обсуждения после прочтения заголовков или коротких новостей бессмысленны. Я привык говорить на профессиональном языке. Восемь лет был в совете директоров Международной федерации тенниса и представляю себе, как там функционируют все механизмы, в том числе ITIA (организация, отвечающая за защиту честности профессионального тенниса в мире. — Прим. И.Р.).
Можно говорить что угодно, но стабильность мирового тенниса основывается на уважении и четком следовании правилам при принятии любых решений. Поэтому не считаю правильным обсуждать что-то, зная только контуры происшедшего и не зная деталей. Не вижу смысла в сравнении одного дела спортсмена X с другим спортсмена Y, поскольку без погружения в нюансы это не более чем сотрясение воздуха и бросание фраз ради громких заголовков.
— Теннисисты тоже по-разному относятся к случившемуся — топы молчат, но, например, Ник Кирьос заявил, что Синнер должен был быть дисквалифицирован на два года.
— Опять же, это рассуждения уважаемых и профессиональных людей, но не погруженных в суть конкретного дела. ITIA была создана всеми руководящими структурами мирового тенниса именно как независимый орган, призванный заниматься подобными вопросами — допингом, коррупцией, другими нарушениями. К тому же это первичное решение, которое еще могут обжаловать: в деле же есть разные стороны.
— Если бы в текущих обстоятельствах аналогичная история произошла с российским теннисистом, отношение к нему было бы таким же лояльным, как к Синнеру, или совсем другим?
— Национальность игрока тут никакого значения и отношения к делу не имеет. По-моему, теннис за последние годы это много раз убедительно доказывал.
— А уровень и коммерческая привлекательность этого игрока? Синнер — золотой фонд мирового тенниса на настоящий момент, и его потеря на два года сильно ударила бы по игре как продукту.
— Опять же, это все на уровне предположений и спекуляций. Маша Шарапова была не менее важным для мирового тенниса человеком. Но в ее отношении приняли совсем другое решение (по факту употребления мельдония Шарапова в 2016 году была дисквалифицирована на два года, впоследствии срок наказания был сокращен до 15 месяцев. — Прим. И.Р.). Повторю: теннис чуть ли не единственный вид спорта, который в последние годы сумел сохранить стабильность и последовательность решений, его можно рассматривать как образец построения системы. Она не дает возможности для перекосов ни в каких сложных ситуациях.
Теннисный мир каким был, таким и остается. Он в принципе силен своей экосистемой и четкостью принятия решений. То, что со стороны может показаться сложным и запутанным, на самом деле дает существующую стабильность. Все исходит не из личностей и наций, а из правил.
Племянник Кафельникова — один из лидеров по своему возрасту в Европе
— Вы давно задействованы в работе Зале мировой теннисной славы в американском Ньюпорте. Расскажите, чем там занимаетесь.
— Сам Зал славы — это часть североамериканской спортивной концепции, которая пользуется большим уважением в командных видах спорта — вы знаете про аналогичные Залы в НХЛ, НБА, НФЛ и других больших лигах. В теннисе этот почетный ритуал тоже создан давно (в 1954 году. — Прим. И.Р.), очень престижен, для попадания туда существуют достаточно строгие правила и процедуры. Чтобы звучало корректно, уточню — я уже около десяти лет вхожу в Глобальную группу Зала теннисной славы. Это рабочий орган, задача которого — расширение и популяризация концепции Зала на других континентах.
— Российских теннисистов в Зале славы пока двое — Марат Сафин включен туда в 2016 году, Евгений Кафельников — в 2019-м. Кто еще из наших в обозримом будущем может туда попасть?
— Знаю, как работает эта процедура, и уверен, что рано или поздно туда войдут многие. Есть специальная комиссия выборщиков, куда входят и знаменитые в прошлом теннисисты, и ряд журналистов. Какой-то процент от общего выбора составляет и голосование болельщиков.
— В Зале хоккейной славы в Торонто — 18 выборщиков, среди которых уже достаточно давно Игорь Ларионов. Вы, как я понимаю, непосредственно в выборе новых членов не участвуете?
— Нет. А состав выборщиков в теннисе более широк, чем в хоккее. Я был в Ньюпорте, когда в Зал славы вводили Кафельникова. Это то место, которое хотя бы один раз стоит посетить каждому любителю тенниса. Туда не так просто добраться, это достаточно далеко, но оно того стоит. Посмотреть музей, саму церемонию, которая проходит на открытом воздухе и доступна для любого болельщика, — очень интересно и впечатляюще. Иногда лауреаты произносят очень эффектные речи. Найдите, например, в интернете речь Марата Сафина, Штеффи Граф, Андре Агасси — получите удовольствие.
— В хоккее нужно, чтобы прошло три года с момента завершения карьеры игрока именно в НХЛ, чтобы он мог претендовать на попадание в Зал славы. А в теннисе?
— Пять. В ближайшие годы подойдет время Роджера Федерера, Марии Шараповой. Либо недавно закончили, либо заканчивают играть самые большие имена последнего поколения. Была дискуссия, не надо ли сократить срок ожидания, но Зал славы, как и вообще все устройство мирового тенниса, — очень традиционалистская структура.
— Кафельников недавно отмечал 50-летие. Было ли какое-то празднование его юбилея в федерации тенниса России?
— Женя очень скромный человек, и юбилей он встретил на турнире со своим племянником. Никаких громких празднований не было и потом. Кафельников настолько скромен, что избегает таких публичных торжеств.
— Кафельников, также один из вице-президентов ФТР, рассказывал мне в феврале, что сейчас в федерации сосредоточен на юношеских турнирах. Можете рассказать поподробнее о его круге обязанностей?
— Он занимается с группой юниоров, которую опекает, отслеживает их выступления и наблюдает за ростом, помогает с тренировочным процессом. Жене эта работа нравится — и, на мой взгляд, это то, что приносит ему удовольствие.
— Можете рассказать о его 14-летнем племяннике, тоже Евгении Кафельникове? Какие у него, по-вашему, перспективы?
— Он один из лидеров по своему возрасту среди всех сверстников в Европе. На самом деле так получилось, что есть целая группа юных игроков с известными в теннисном мире фамилиями — также сыновья Игоря Куницына и Андрея Ольховского.
— В свое время вы входили в оргкомитет Кубка Кремля. Возможно ли возрождение этого турнира в той или иной форме, учитывая, конечно, реалии текущего момента?
— Говорить о нем как об официальном турнире, входящем в международный календарь, сейчас не имеет смысла. Что касается юношеских соревнований, то в России проводится достаточное количество внутренних турниров, которые закрывают все потребности теннисистов до определенного возраста. Люди, которые раньше занимались проведением больших турниров в стране, сейчас сосредоточены на проведении соревнований юниорского уровня, и их профессионализм позволяет организовывать их должным образом.
— Возможно ли проведение в России какого-то выставочного турнира с участием ведущих теннисистов страны? В хоккее вот летом сыграли российские звезды НХЛ и КХЛ.
— Международный теннисный календарь насыщен настолько, что внедрение любого турнира в него очень проблематично. Единственное время, когда спортсмены не проводят соревнования, — буквально несколько недель в декабре. Но это время требуется им на восстановление и подготовку к новому сезону.
Революций в устройстве мирового тенниса можно не ждать
— Назрел ли, по-вашему, вопрос введения аналога футбольного ВАР во всех турнирах АТР и WTA, учитывая технологическое развитие и возросшие скорости?
— Много лет участвую во всех разговорах и собраниях — и знаю, что это та тема, которая постоянно обсуждается. Все в этом направлении и идет. Со следующего года, начиная с турниров уровня 250, это и будет сделано. Но здесь есть другая сторона. Это не самая дешевая технология. И если на «Больших шлемах» или «Мастерсах» использование видео не представляет никакой проблемы с точки зрения бюджетирования, то на небольших взрослых и юниорских турнирах при ее нынешней стоимости это пока сделать невозможно. Когда эта аппаратура будет стоить настолько дешево, что ее можно будет использовать на маленьких соревнованиях, — это произойдет.
Есть и другие нюансы — например, что делать с судьями, которые в этом случае окажутся без работы. В АТР разрабатывают программу, куда можно будет после расширения действия видео применять действующие судейские кадры. Людей, которые много лет отдали этому делу, неправильно выбрасывать из тенниса и не думать об их дальнейшей судьбе. Теннис в принципе — вид спорта, где ценят своих людей. А кто-то и до сих пор считает, что судейская ошибка — неотъемлемая часть игры.
— Сколько раз я в том же футболе это слышал!
— Правда, такая аргументация почти всегда приводится теми, в чью пользу эта ошибка совершена.
— Вы активно участвуете в обсуждениях тенденций развития и реформирования мирового тенниса. Расскажите об этом.
— Самой горячей темой на протяжении последней пары лет было обсуждение двух концепций развития профессионального тура на высшем уровне. Они шли вокруг возможного создания так называемого премиального тура — ярко выраженном выделении небольшой группы турниров из общего ряда. Одна концепция, эволюционная, принадлежала АТР, другая — федерации тенниса Австралии и ее главе Крейгу Тайли. Последняя, революционная, как раз и предусматривала создание премиального тура с жестким разделением первых ста игроков, которые в этом туре участвуют, и остальных. Такая модель принята, например, в гольфе. Эволюционный в итоге перевесил. Революций в устройстве мирового тенниса на данный момент не будет.
Если говорить о профессиональном теннисе глобально, то сегодня происходит второй этап его развития. Первый начался с 1968 года, когда был проведен первый турнир открытой эры, по декабрь 1989 года, когда закончила свое существование АТР в предыдущем виде и образовался АТР-тур. Сейчас мы приближаемся к завершению второго этапа и началу третьего.
— В чем он будет отличаться от второго?
— В объединении мужского и женского туров с точки зрения продажи медийных активов и координации календаря. В частности, речь идет об объединении «тысячников». Но вопросов пока больше, чем ответов, поскольку в ряде случаев это маловероятно с точки зрения стадионов. В том же Монако провести два турнира за месяц физически невозможно — и расшириться там некуда.
Теннису часто приводят в пример «Формулу-1», но сравнивать их, на мой взгляд, некорректно. Теннис прекрасен тем, что ты можешь играть в гораздо большем количестве мест, расширять географию. В той же «Формуле» невозможно провести турнир, условно, в Базеле, а в теннисе там есть замечательное соревнование, и оттуда вышел Роджер Федерер. «Формула» технически исключительно сложная вещь, которую невозможно сделать в небольших местах. А теннис прекрасен в том числе турнирами в Базеле, Китцбюэле, Чарльстоне.
— Мне пришла в голову футбольная аналогия. То, что предлагает АТР, — это как реформы УЕФА, иначе выстроенная Лига чемпионов. А то, что предлагают австралийцы, — как Суперлига, которую продвигали «Реал» с «Барселоной», но отвергла подавляющая часть европейских топов.
— В принципе так и есть. Пришлось бы, например, выкинуть Вену и Доху. Австралийская концепция предполагала оставить «Большой шлем» плюс еще девять турниров. Сто соревнований, у каждого из которых своя история, традиции и прелесть, оставались бы за бортом или резко меняли статус. Это было сочтено неприемлемым, и все изменения, цель которых — сделать теннис более привлекательным видом спорта для широкой аудитории, будут происходить постепенно и аккуратно.
