Письмо Черненко

Начну с обещанного в прошлый раз документа. Отослал его Константин Иванович 13 августа на самый верх, тезке своему, Константину Устиновичу Черненко, ближайшему соратнику генерального секретаря Леонида Брежнева, члену Политбюро ЦК КПСС (кстати, страстному болельщику «Спартака»). Текст письма, сильно мною урезанный, содержится в бывшем цековском архиве, ныне именуемом РГАНИ (Фонд 4, опись 28, дело 419).

Бесков изложил партийному вельможе еще одну версию случившегося, полную противоречий и нестыковок в сравнении с прежними его выступлениями в печати, на закрытых заседаниях президиума федерации и в опубликованных спустя 12 лет мемуарах.

Объяснив причину созданного по его инициативе тренерского триумвирата, Константин Иванович признался в опрометчивости такого шага:

«Теперь стало совершенно очевидным, что эта мера была ошибочной и даже пагубной. Названные выше коллеги не прониклись так ожидаемой мною общей заинтересованностью и, оставаясь по-прежнему в плену у своих клубных интересов и намерений, в конечном счете сыграли отрицательную роль в подготовке и выступлении сборной СССР.

Более того, Лобановский и Ахалкаци ничего не предприняли, чтобы помочь мне в устранении возникшего с их приходом в сборную антагонизма между игроками из клубов, вылившегося в откровенную драку между собой в раздевалке киевского стадиона после кубкового матча, по существу, за два месяца до начала мирового первенства. Наряду с психологической неподготовленностью игроки названных клубов в предшествующий чемпионату мира период резко снизили спортивную форму, показателем чего могут служить их плохие выступления в европейских кубковых играх и играх внутреннего чемпионата.

Амбициозность Лобановского и Ахалкаци полностью зачеркнула мои надежды на взаимопонимание и нашу общую заинтересованность в надлежащей игре, а их местнические настроения передались игрокам возглавляемых ими клубов, привлеченным в сборную страны.

Реально оценив ситуацию, я поставил перед руководством Спорткомитета СССР (тт. Павловым С.П. и Сычом В.Л.) неоднократно (в апреле с.г.) мотивированно вопрос о целесообразности снова вернуться к тренерскому единоначалию сборной, но эти мои предложения были, увы, отклонены. Отклонены, как я вскоре понял, по сугубо личным соображениям. Так, уже в ходе чемпионата мира в Испании руководитель нашей делегации т. Сыч В.Л. по многим существенным вопросам, касающимся дел и игр сборной, обращался через мою голову непосредственно к Лобановскому, причем все это делалось откровенно и в присутствии игроков команды, поэтому можно себе легко представить, насколько мои указания и мнения стали для игроков необязательными, а мой голос и установки на игры, схожие с теми, которые ранее приносили нам успех, подменялись советами Лобановского (благо в команде большинство его игроков), акцентирующего на пресловутом оборонительном, разрушительном футболе, не снискавшем успеха киевскому «Динамо» в международных встречах на протяжении последних семи лет (мои же методы подготовки и тактику он называл «футболом XIX века»).

Не приведя здесь и малой доли фактов недостойных и мелких интриг в мой адрес, исходящих (и сейчас) от лиц, непосредственно причастных к судьбе нашей сборной по футболу и желающих извлечь личную выгоду из наших неудач, я хочу со свойственными мне оптимизмом и честностью коммуниста, не отвергая свою ответственность и причастность к успехам и неудачам оте-

чественного футбола, сделать утверждение, что у нашего самого массового и любимого народом вида спорта, благодаря созданным в нашей стране материально-техническим условиям, благодаря той заботе и вниманию, какие уделяются партией и правительством для развития футбола, у нас есть все основания и возможности сделать наш футбол достойным престижа нашего великого социалистического государства.

С глубоким уважением, К.Бесков".

Об отношениях с Лобановским и Ахалкаци Бесков говорил часто и разное: от полного взаимопонимания до прямого конфликта, ставшего, по его мнению, главной причиной неудачи в Испании. Вы можете в этом убедиться по предыдущим публикациям.

Драка в Киеве

О конфликте между футболистами двух динамовских команд вскользь упоминали на весенних заседаниях президиума федерации. В письме к Черненко Бесков, не вдаваясь в подробности, назвал вещи своими именами. Ни в грузинской и украинской, ни в центральной прессе о конфликте — ни сном, ни духом. О том, что случилось 29 апреля в Киеве после полуфинального кубкового матча динамовцев Киева и Тбилиси, мне рассказал очевидец, известный тбилисский футболист, из-за травмы просидевший в тот день на скамейке запасных.

Ближе к концу нервы у игроков расшалились. Разгоряченные парни оскорбляли друг друга, на удар отвечали ударом. Создалась взрывоопасная ситуация, с которой арбитр не справился. В подтрибунном помещении, возникший на поле конфликт перерос в грандиозную драку с участием футболистов (включая запасных) и других членов команд. Бились в кровь, примерно как в скандальном матче «Сатурна» с ЦСКА. Утихомирил бойцов вызванный милицейский наряд. Игроков заперли в раздевалках, и генерал милиции был полон решимости предать драчунов суду. Спас их Валерий Лобановский, имевший в Киеве большое влияние и поддержку во властных структурах. Он объяснил генералу причину конфликта молодостью, горячностью ребят, эмоциональным взрывом.

Между грузинскими и украинскими футболистами ни до, ни после ничего подобного не случалось. Наоборот, еще с тридцатых годов взаимоотношения между многими поколениями двух динамовских команд были дружескими, а когда того требовала турнирная ситуация, они с пониманием относились к проблемам друзей-соперников. Чем было вызвано такое ожесточение в кубковой игре, сказать сложно. Со временем все встало на свои места, но к чемпионату мира обиды еще не зарубцевались, и это сказалось на игре сборной.

И еще. Обратите внимание на дату написания письма — 13 августа. А вопрос о тренере сборной решился дней через десять. Так не была ли это попытка Константина Ивановича, заручившись поддержкой столь могущественного партийного деятеля, остаться у руля сборной? Мысль такая возникает. Не исключаю — безосновательная.

Уроки чемпионата

Так условно назовем затеянную «Советским спортом» дискуссию, на которой обсуждался широкий круг вопросов. Один из главных — наспех и опрометчиво созданное тренерское

троевластие, поддержанное высшим футбольным и спортивным руководством.

Первым высказался Виктор Понедельник. Он не мог взять в толк, как можно было людей, совершенно разных по характеру и футбольным убеждениям, «привести к единому знаменателю». Споры, порой ожесточенные, происходили в присутствии футболистов. Потому, как считал Виктор Владимирович, «и разбилась сборная на группы. Недовольные, естественно, бежали к своему наставнику по клубу — излить ему душу. Хотели того или нет уважаемые руководители сборной, но дружного, способного на большие дела коллектива в такой обстановке быть не могло».

Борис Федосов, спортивный обозреватель «Известий», не так давно возглавлявший футбольную федерацию страны, судя по заметке в своей газете (от 3 августа), знал больше остальных. В подробности не вдавался, но гнетущую атмосферу в команде передал: «Установки на игры определялись тренерским советом сборной, впервые состоящим из пяти человек. Однако в ходе обсуждения тактических планов на игры между тренерами возникали серьезные разногласия, приводившие подчас не к спокойным и разумным решениям, а к несдержанности и размолвкам между самими тренерами на виду у всей команды.

Капризы отдельных тренеров сборной страны проявились не вдруг. На них не раз обращали внимание и футбольная общественность, и журналисты. Многие просьбы тренеров в ходе проведения товарищеских игр и подготовки к чемпионату мира выдвигались перед Спорткомитетом СССР чуть ли не в ультимативной форме. И тренеров ублажали".

В том же духе высказалось немало тренеров- советских и иностранных.

Почему раньше молчали?

А разве о несовместимости тренеров, исповедовавших разные, порой диаметрально противоположные взгляды на футбол, включая тренировочный процесс, не было известно людям, восторженно воспринявшим создание триумвирата? Отчего же так долго молчали, а заговорили, когда очевидное стало явным? Пытались ответить на этот вопрос в ходе дискуссии Теймураз Мамаладзе (8 августа) и Юрий Ваньят (24-го).

Мамаладзе: «Разве психологическая несовместимость таких больших и значительных личностей, как К.Бесков, В.Лобановский, Н.Ахалкаци, не была очевидна в момент, когда было принято такое решение? Разве не показалось оно спорным многим из нас? Так почему же мы не задали этого вопроса в печати или по телевидению?

К сожалению, приходится говорить о гипотезах, предположениях, а не о точном знании... Слухи о психологической несовместимости, различиях в футбольных убеждениях, концепциях, взглядах, идеях трех очень уважаемых тренеров сборной, которые породили разногласия в подходе к способам и методам подготовки сборной, распространились в начале 1982 года. Эту «легенду» развеять не удалось, потому что руководители сборной держали на крепком запоре территорию ее жизни".

Тему продолжил Ваньят: «С чувством горечи я прочитываю справедливое обвинение читателей в адрес друзей-коллег: «Почему вы молчали раньше?» Не объяснишь же, что у многих тренеров сборных, сторонящихся критики, появился тезис: «Нам мешают спокойно готовиться. Нервируют. А это может сказаться на выступлении команды...»

Футболисты много знали, но...

Футболисты, находившиеся в этой обстановке, знали много, но, к сожалению, мало что о создавшейся ситуации рассказали.

Ринат Дасаев, человек доброжелательный, отзывался о тренерах, товарищах по команде и партнерах по сборной уважительно, следовал принципу — и о живых надо говорить хорошо или ничего. В замечательной книге, написанной в содружестве с прекрасным журналистом, ныне моим коллегой по «СЭ» Александром Львовым, интересующему нас вопросу посвятил несколько строк: «До отъезда в Испанию эта тема не обсуждалась. Вопрос о том, нужны ли были дополнительные помощники Константину Ивановичу или нет, возник уже при возвращении домой.

Сам же Константин Иванович заявлял, что приглашение Лобановского и Ахалкаци — его идея и что очень рассчитывает на их помощь и поддержку.

Но, скорее всего, «Старший» (в данном случае «главный». — Прим. А.В.) ее так и не получил. Но для того чтобы это понять, надо было оказаться на мировом чемпионате, где проверялись не только футболисты".

Дасаев в Испании стал очевидцем сложных взаимоотношений между тренерами. Однако предпочел ограничиться приведенными здесь строками.

Через два года после мирового первенства, в 1984-м, Олег Блохин в книге «Право на гол» слегка эту тему затронул: «На чемпионате мира тренеры нашей сборной, на мой взгляд, растерялись. Ведь не только в игре с поляками, но и в матче с бельгийцами мы выглядели не лучшим образом, а тренеры почти не управляли командой». Причину объяснил: «В игру вмешивался один из руководителей делегации... Откровенно говоря, мне это вмешательство не очень понравилось. Как не может понравиться вмешательство некомпетентного человека, да еще высказанное безапелляционным тоном». Но тренеры, по словам Олега, «угрюмо молчали». Вы, конечно же, поняли, Блохин имел в виду Валентина Сыча.

Через два года в книге «Экзаменует футбол» Блохин добавил конкретики: «Трения в «триумвирате» стали заметны даже невооруженным глазом. Нет, внешне они продолжали сотрудничать друг с другом, но черная кошка уже, по-видимому, пробежала между ними. Все чаще отмалчивался Нодар Ахалкаци и лишь со своими, тбилисскими динамовцами, он оживал и что-то долго и быстро говорил им по-грузински, а те только мрачновато покачивали в знак согласия головами. Лобановский, и без того не слишком щедрый на улыбку, был безмерно чем-то озабочен, чувствовалось, что его что-то волнует, не дает покоя...

Дальнейшие события подтвердили, что процесс расслоения в отношениях тренеров сборной начался еще до чемпионата, а по мере того как усложнялись задачи команды, взаимоотношений становилось все меньше и меньше".

На взгляд Юрия Гаврилова, на момент встречи с Шотландией «Бесков в сборной уже мало что решал... После поражения в первом матче от Бразилии Бескова отодвинули от тренировочного процесса. Отвечал за все отныне Лобановский» («Спорт-Экспресс» от 24 августа 2007 года).

СССР — Польша

Кульминация, апогей, матч, результат которого стал критерием оценки игры нашей сборной на чемпионате мира. Говорили о нем едва ли не все участники дискуссии. Я дам вам возможность выслушать свидетелей, то есть сторонних наблюдателей (небольшую часть), «прокурора» и обвиняемых.

«Советский спорт» проводил дискуссию на началах демократических, позволил выступить не только специалистам, но и простым советским гражданам, своим читателям. «Футбол-Хоккей» предпочел людей с ученой степенью. Впечатлениями о матче с поляками поделились двое. В № 31 еженедельника слово предоставили кандидату психологических наук, преподавателю МГУ Александру Шмелеву. Научную часть его выступления опускаю, а об игре с Польшей сказал он следующее: «Матч с польскими футболистами перечеркнул все надежды, смазал все впечатление: в исполнении нашей команды игра умерла. Умерла, уступив место разрушительному напору защитников, беспомощности и безалаберности нападающих, безвольно слонявшихся в поисках какого-нибудь рикошета. Вся эта «антиигровая деятельность» вступала в явное противоречие с турнирной задачей команды — выигрывать и забивать... И складывалось впечатление, что наша команда заранее смирилась с неразрешимостью для себя этой задачи...

На последних минутах матча я думал о том, что если наши все же забьют какой-то случайный гол и выскочат в полуфинал, то крики «ура, победа!» заглушат ропот недовольства игрой, затемнят ту ясность, которая возникла наконец в понимании несоответствия игры и результата. А сейчас уже всем должно быть понятно, что без настоящей игры большого результата не бывает".

В № 37 «Футбол-Хоккей» завершил обмен мнениями, передав в заключение слово инженеру, лауреату премии Совета министров СССР Александру Вайнштейну. Послушаем лауреата: «Гол Оганесяна — и больше ничего», — это заголовок одной из испанских газет после матча СССР и Бельгии. «В общем ничего» — можно было бы озаглавить отчет о встрече СССР и Польши. Не отсутствие страстей даже удручало в этом матче. Наши потеряли в этом матче больше, чем может себе позволить профессионал: они потеряли собственное достоинство, гордость в игре. Однако, пригасив эмоции, признаем: по-другому они сыграть были не готовы. Ведь достоинство — производное от внутренней раскованности, от уверенности в себе".

В обоих выступлениях, довольно эмоциональных, доля истины есть. И немалая.

А главным виноватым за ничью с Польшей объявили лучшего советского бомбардира, блестящего форварда киевского «Динамо». Подробно и правдоподобно объяснил причину повышенной нервной возбужденности в этом матче

ЧМ-1982: Блохин больше разговаривал, чем играл. В полуфинал вышла команда Дзюбы

Блохин

Много пришлось ему выслушать упреков, в большинстве своем несправедливых. Ругали его не столько за игру, сколько за поведение на поле. Да, в Испании был не тот Блохин, ужасный и беспощадный, агрессивный, забивной... Не набрал, как и многие его партнеры, оптимальную форму, сиротливо чувствовал себя без коллеги, единомышленника Леонида Буряка, с кем плодотворно сотрудничал в «Динамо» и в сборной... Олег старался, делал что мог. Когда не получалось, злился на себя и на товарищей. Об этом рассказал в своей книге «Право на гол»: « пять человек у нас действовали сзади, пять — впереди. Бесков советовал мне играть «на острие».

— А кто же будет разыгрывать? — спросил я у Константина Ивановича.

— Ты отдай мяч Гаврилову, он знает, что с ним делать.

Бесков верил в Гаврилова до последнего. Мне рассказывали запасные игроки, что уже во время матча, когда чуть ли не каждый пас Юры Гаврилова шел в ноги к полякам и все видели, что его нужно заменить, Бесков на такое предложение резко бросил: «Что вы мне будете менять Гаврилова, когда он у меня выполняет работу на двести процентов». Но потом эту замену все-таки произвел...

Умом-то я тогда понимал, что нужно собраться, взять себя в руки. Но я много энергии тратил вхолостую, и у меня просто сил не хватило. Произошел психический срыв. Не мог я молчать, когда наш форвард, потеряв мяч, оставался стоять на месте, вместо того чтобы бежать на помощь своей обороне. В этот момент я и кричал ему: «Давай, беги!» Не мог я молчать, когда полузащитник, вместо того чтобы отдать пас мне под удар, отдавал его... полякам и тут же застывал как вкопанный... Я понимал, почему он это сделал, — устал.

По своему опыту знаю: нет лучшего способа преодолеть усталость, чем, потеряв мяч, быстро бежать назад. Одним словом, через не могу заставить себя двигаться. И тогда обязательно придет второе дыхание. А если у игрока одна пауза сменяется другой, то усталость и апатия берут верх. И я подбегал к полузащитнику, кричал ему: «Давай, беги назад! Возвращайся!»

Колосков

В речи начальника Управления футбола СССР Вячеслава Колоскова, завершившей дискуссию на страницах «Советского спорта» (от 18 сентября), было уделено внимание и игре с поляками. Небольшой из нее отрывок: «Понимая решающее значение этой встречи, тренеры сборной попытались повысить боеспособность команды. Увы, повысить дух команды, вызвать повышенное чувство ответственности у игроков им так и не удалось. Более того, при определении состава команды и тактики игры были допущены явные ошибки, в результате чего, играя с пятью защитниками, наша сборная прессингу соперника на его половине поля предпочла выжидательную тактику в расчете на удачную контратаку.

Руководство делегации, в частности и я, тренерский состав сборной СССР не смогли управлять ходом встречи, не сумели внести и нужные коррективы в перерыве матча. В итоге игроки команды, вместо того чтобы мобилизоваться, высказывали в основном претензии друг к другу".

Мало было своих тренеров, так еще и посторонние лица посчитали своей обязанностью вносить коррективы в перерыве и в ходе матча. Какие бы должности они ни занимали, не имели никакого права не только вмешиваться в игру, но и находиться в раздевалке. И об этом говорит не кто иной, как начальник Управления футбола. Впрочем, сам Вячеслав Иванович не мог этого делать в присутствии непосредственного начальника по Спорткомитету Валентина Сыча, который фактически наделил себя тренерскими полномочиями и грубо вмешивался в ход встречи. В этом позже признался и сам Колосков, утверждая, что так вел себя Сыч не только на футбольных, но и на хоккейных матчах. Это при Тихонове. Попробовал бы он вякать при играющем тренере Всеволоде Боброве. Всеволод Михайлович и самого Василия Сталина решительно обрывал. Или при Анатолии Тарасове.

В целом анализ подготовки сборной и ее выступления в Испании сделан Колосковым верный, моментами принципиальный и даже самокритичный. В январе 1982-го тренеры сборной совместно с Управлением футбола разработали программу подготовки к чемпионату мира. В ней большое внимание уделялось повышению уровня атлетической и функциональной готовности игроков. Программа не была выполнена. Этим обстоятельством и объяснял Вячеслав Иванович пассивную игру сборной не только в матче с Польшей, но и с Шотландией и Бельгией. Но только не отсутствием волевых качеств, убежден Колосков, в чем необоснованно обвиняли футболистов. Так что Блохину претензий он не предъявил.

Ответственность за отклонение от согласованного плана начальник возложил на тренеров (прежде всего главного), но и своей вины за отсутствие строгого контроля над тренировочным процессом не снимал: «Совершенно справедливо, — писал Колосков, — что, оценивая выступление сборной как неудовлетворительное, Спорткомитет СССР основную часть вины возложил на Управление футбола, не сумевшего реализовать ту программу, что была намечена в начале сезона, и не внесшего решительных корректив в действия тренеров, не отличавшихся единством мысли и идей».

Произнес он ключевую фразу: «Отсутствие высшего футбольного мастерства далеко не всегда удается заменить энтузиазмом или возместить усердием. Сборная же в Испании уступала ведущим командам мирового футбола практически по всем важнейшим компонентам игры: в индивидуальной технике, особенно при выполнении технических приемов на максимальной скорости и в единоборствах на ограниченном пространстве; в количестве и точности ударов по воротам; в точности и направленности передач».

Этим признанием, честным, объективным, Вячеслав Колосков мог ограничиться. Все остальное по большому счету значения уже не имело.

«Последние штрихи внес сыч»

Когда наступила тишина, вдруг грянул выстрел обогащенного знаниями Юрия Роста. В резонансной статье в «Литературной газете» (от 26 января 1983 года), озаглавленной «Игра в футбол», автор писал: «Я не вправе защищать Бескова, как, впрочем, и обвинять. Человек он, по отзывам игроков, жесткий, о реакции на свои слова думает мало. Главное, что он — профессионал высокого класса и футбол, судя по сборным 64-го и 81-го годов и «Спартаку», исповедует интересный, вполне современный.

Этот футбол в Испании у наших игроков мы не увидели, не увидели мы и главного тренера...

Дезинформированные противоречивыми установками игроки нуждались в решительности главного тренера... в конце концов, за команду отвечал он... В том, что Бесков утерял власть над сборной, отчасти он сам и виноват, ибо в какой-то момент, убоявшись большинства киевских и тбилисских динамовцев, предложил Управлению футбола пригласить в сборную Лобановского и Ахалкаци. Потом, правда, спохватился, попросил вернуться к единомыслию, но было поздно...

Валерий Лобановский, последовательно и с успехом на внутренних чемпионатах отстаивающий свою концепцию игры, в работу сборной включился активно, меняя наметившийся рисунок ее игры. В результате мы получили жалковатую картинку, эклектичную и лишенную какой бы то ни было идеи... Последние штрихи внес в нее заместитель председателя Спорткомитета В.Л.Сыч, возглавлявший нашу делегацию на мировом чемпионате. В памятной встрече с Польшей, по существу, он руководил установкой на игру... Видимо, разом хотел решить все проблемы, которые не решил за многие годы руководства нашим футболом".

Автор указал и на лежащие на поверхности болячки советского футбола. Возникнет повод (он обязательно возникнет), тогда и поговорим. Хороша горчица к обеду. Чемпионат мира стал достоянием истории. В следующий раз вернемся наконец к своему чемпионату, родному и любимому.