«Проникал даже в легендарную расстрельную тюрьму. Выйти оттуда было нельзя». Истории автора главного гола советского футбола
Знаменитый центральный нападающий ростовского СКА и сборной СССР, обладатель Кубка Европы-1960, забивший в финале золотой гол, серебряный призер Кубка Европы-1964, кавалер Рубинового ордена УЕФА умер 5 декабря 2020 года. Виктору Владимировичу было 83.
А незадолго до своего 75-летия он стал героем «Разговора по пятницам». Почти в каждом интервью Понедельника расспрашивали о первом чемпионате Европы и победном голе в югославские ворота. Юрий Голышак и Александр Кружков говорили с легендарным форвардом о другом. О его необычной фамилии. О том, как рыбачил со Львом Яшиным. О встречах с Евгением Евтушенко и Майей Плисецкой. Которая написала в мемуарах: «Я с детства болела за ЦСКА, и для меня было трагедией, когда он встречался с ростовским СКА, потому что там играл мой любимый футболист Виктор Понедельник. Приходилось разрываться».
— Вы наверняка интересовались своими корнями — откуда такая фамилия?
— Мне прабабушка рассказала. Александр II крепостных распустил, в вольную надо было записать какую-то фамилию. Был понедельник. И поддавший писарь всем занес в графу «фамилия»: Понедельник... Из Центральной России тогда старались убежать — кто на Дон, кто в запорожскую Сечь. Пошли по миру десятки Понедельников.
— Войну как пережили?
— Когда фашисты подходили к Ростову, мы были дома, а отец в Москве. На рабфаке. Спас нас дядя. Он был заместителем директора авиационного завода. На своей «эмке» примчался: «Софья, хватай детей — и в машину!» Немцы уже на мотоциклах въезжали в город. Стреляли беспорядочно, кучу народа положили. И вот мы в чем были сели на последний поезд. Ехали в Саратов под брезентом на платформе — а рядом запчасти для самолетов, станки какие-то. С воздуха постоянно ждали беды. Детей водили к паровозу и по очереди отогревали. Остановились под Харьковом. Взрослым сказали — можно сходить купить продукты. А мать словно почувствовала что-то, нас к себе прижала. Никуда, говорит, не пойду.
— Что дальше?
— Вдруг стрельба! Бомбежка! Поезд тихонечко сдвинулся с места — и поехал, никого не дожидаясь. Причем обратно, в сторону Ростова. Оказывается, прорвалась танковая дивизия СС.
— И куда вы направились?
— В Тбилиси. А там! Никакой светомаскировки, кругом музыка, раненые офицеры с девочками гуляют... Это была волшебная жизнь.
— Там и узнали, что такое футбол?
— Поселили в гостинице «Рустави» — совсем близко к стадиону «Динамо». Мы и сами гоняли мяч, и смотрели на настоящих футболистов. Динамовцев же в армию не брали, они играли товарищеские матчи...
— Как-то на сборах вы жили в избушке фельдмаршала Паулюса. Помните?
— Мы готовились к Кубку Европы. А у меня по весне приступы астмы. Так Качалин решил отселить от команды, поближе к озеру. В отдельный двухэтажный домик. Я понятия не имел, что в нем держали плененного Паулюса. А Лева Яшин даже на товарищеский матч очень тяжело настраивался. Уходил в себя, не улыбался. И Качалин говорил: «Вы оба — рыбаки. Давайте вместо зарядки — на озеро...»
— Ходили?
— Утром стук. Лев Иванович на пороге, в руке удочки: «Витя, пошли!» А Леве достаточно было крохотную рыбешку поймать, чтобы расцвести. На весь день отличное настроение. Везде находил место порыбачить. На чилийском чемпионате мира поселили нас в Арике. К океану подойти-то страшно, волны гигантские, — чего там ловить? А Яшин подмигивает: «Не дрейфь». Крючки у него с собой были, редчайшая складная удочка тоже. По берегу много всякого мусора — смотрю, Лева щепку крепит на крючок. Закидывает. И сразу вытаскивает рыбу, да какую-то жуткую — горбатую, с зубищами...
— На кухню отнесли?
— Нет, отдали местным. Вот там, в Арике, я понял, что лучшее средство от астмы — смена климата. Нормальных лекарств не было, мне кололи хлористый кальций. Укольчик — и лежишь как идиот. Голова кружится, язык трескается. А тут полегчало безо всяких уколов.
— В 60-е прошелся по вам фельетонист — дескать, Понедельник в Ростове меняет квартиры и машины. И такого еще «Спартак» зовет! Так сколько квартир сменили в Ростове?
— Первую получил после свадьбы. Вторую — когда ребенок родился. Третью мне дал директор завода «Ростсельмаш» в своем доме. Тот считался лучшим в городе. В этой квартире была даже комната для прислуги. Что-то невероятное для Ростова. А родился я в Богатяновском переулке. Неподалеку от самой знаменитой пивной в СССР. Уж эту-то блатную вы слышали: «На Дерибасовской открылася пивная...» Изначально слова были другие — «На Богатяновской...»
— Лихачей в вашем Ростове хватало.
— Не то слово! Порой Виктор Маслов, главный тренер СКА, звонил мне среди ночи: «Что делаешь?» — «Как что? Сплю!» — «А спать не надо. Надо ехать выручать...» Оказывается, Витя Медведев, наш защитник, в КПЗ. Подруга с балкона выпала.
— С какого этажа?
— Четвертого. Все переломала — но выжила. Знал я номер телефона — один звонок, и решался любой вопрос. Только наглеть не стоило. Или был у нас другой защитник — Витя Гетманов, в нем Николай Морозов души не чаял, в сборную взял на чемпионат мира-1966.
— И что?
— Так у Гетманова жена в туалете повесилась. Тоже пришлось вызволять тезку — могли на него списать. Я на таких связях даже в легендарную новочеркасскую тюрьму проникал — навестить одного человека, а это тюрьма была расстрельная, туда лишь зайти можно. Но не выйти. А сколько раз Алик Копаев попадал! Слава богу, он не буйный. Кто-то выпьет и в драку кидается — но не Алик. Его и без меня отпускали.
— С Плисецкой кто вас познакомил?
— Николай Озеров. Потрясли слова Майи Михайловны: «Я болею за ЦСКА, но когда Понедельник играл против любимой команды, разрывалась на части». Услышав это от такой женщины, понял, что не зря связал жизнь с футболом. Сам я стеснялся звонить Плисецкой. Пока был жив ее брат Александр, балетмейстер, больше с ним общался. Обычно набирает: «Майя Михайловна приглашает в Большой. Оставила два билета на лучшие места». Я ведь к балету с детства неравнодушен — спасибо маме, которая привила к нему любовь. Брала меня с собой, когда в Ростов на гастроли приезжала труппа из Москвы и Ленинграда.
— А у Евтушенко на даче в Переделкине вы в футбол играли...
— Было дело. Вместе с Хомичем и Сальниковым. Против переделкинской шпаны. Играли семь на семь — троих местных нам добавили.
— Футболист из Евтушенко толковый?
— Он же за дубль московского «Динамо» несколько матчей провел. Старательный, скорость неплохая. Мы выиграли, и Женя всех пригласил на обед. Соперники поблагодарили, но от обеда отказались, а ребята, которые за нас играли, — пошли. В доме его жена, англичанка Джан, накрывала на стол. Повсюду стояли громадные бутылки в соломенной оплетке. Внутри какие-то кустики плавают. «Что это?» — спрашиваю Женю. «Моя настойка из черноплодной рябины. Вкус божественный, и для здоровья полезно». Разлили. Евтушенко произнес первый тост. Красиво, величаво — как умеет: «Вы не представляете, что сегодня совершили...» Сальников пожал плечами: «Да что особенного?»
— А поэт?
— «Вы положили всю шпану, и теперь я могу последней электричкой приезжать в Переделкино, спокойно идти пешком от станции — меня никто пальцем не тронет!»
— Почему вы всегда в темных очках?
— Мне противопоказан яркий свет. Лет пятнадцать назад левый глаз перестал видеть. В клинике Федорова заменили хрусталик. Его дочка меня и оперировала. С тех пор приходится все время в таких очках ходить. Знали бы вы, сколько их у меня скопилось! Как у Майкла Джексона.
