«Я лежал на полу автобуса, прикрываясь от булыжников мешком. Виктор Тихонов — неподалеку...» Истории про сменщика Третьяка
«Саша» на визитке
Александру Владимировичу Тыжных, знаменитому вратарю 80-х, бессменному дублеру Третьяка по ЦСКА, в конце мая исполнилось 65 лет — и я, услышав, сразу припомнил нашу встречу. Все это было очень забавно.
Встретились мы в Новосибирске. Узнал я Тыжных сразу — годы сделали его, может, чуть полнее. Да и то не факт. Никаких тяжелых изменений. Излучал Тыжных добродушие — как когда-то на скамейке ЦСКА. Хорошего человека чувствуешь сразу.
Агент Тыжных привез в «Сибирь» какого-то канадского тафгая. Длиннющего и худого, словно царь Петр.
Нельзя было терять ни минуты. Наезжал в Россию из своей Америки Тыжных редко. Ни одного интервью я не встречал.
А уж при советской власти — какие там интервью? Звездами в том ЦСКА считались совсем другие люди!
Я представил, сколько тайн хранится в этой душе, — и мне стало дурно от одной мысли, что расспросит бывалого вратаря кто-то другой.
Но как? Сегодня хоккей. Я назавтра улетаю. Александр Владимирович, возможно, тоже — если качества тафгая окажутся для «Сибири» жидковатыми.
— Александр Владимирович, — ухватил я Тыжных за рукав. — Мы просто обязаны с вами поговорить.
— Интервью? — воскликнул Тыжных. — Да без проблем!
Сунул мне визитку, на которой я успел разглядеть слово «Саша».
Я отметил про себя легкий акцент.
— Приходи ко мне в номер сегодня после обеда. Поговорим.
Конечно же, я пришел. Наскоро набросав вопросы в разлинованной тетрадке.
Рыжий, бородатый
Выяснилось, что вопросы были лишними — можно было составить ровно один. Разговор тек сам собой. Сверяться с тетрадкой не приходилось.
Экономная «Сибирь» поселила агента и клиента в один номер. Рыжий тафгай подремывал после перелета.
Мы сели за столик — и чем ярче были воспоминания, тем звонче ноту брал Тыжных. Канзасский акцент куда-то испарился.
Тафгай ерзал на кровати, реагируя вздохами самых печальных оттенков. Ворочался. Закрывал голову подушкой. Наконец, приподняв голову, отчетливо прошептал проклятия. Предполагаю — по нашему адресу. Тыжных не обратил внимания.
Кто б мог подумать, что этого рыжего, бородатого «Сибирь» тем же вечером выпустит на лед. Отыграет он в полном соответствии с качеством дневного сна. Вскоре будет отправлен восвояси.
«Жмет руки мне и Фетисову»
26 мая Александру Владимировичу Тыжных исполнилось 65. Быть может, на его визитке до сих пор выведено — «Саша». Лично я не удивлюсь, заново вспоминая его рассказы про великий ЦСКА 80-х. Кто-то и в 65 — молод.
— Между прочим, меня признавали лучшим вратарем мира, — произносил вдруг Тыжных.
Я на всякий случай отодвигался подальше.
— Среди молодежи, — чуть тише добавлял он, — и я двигался в обратном направлении.
— В молодежную сборную к Виталию Давыдову два года ездил. В нашей команде были Фетисов, Стариков... Помню, в Квебеке с канадцами играли. Весь мир уже на руках Уэйна Гретцки носил. Канада от него с ума сходила. Мы присмотрелись — вроде руки неплохие. Катание на уровне. А что во дворцах творилось! Как фамилию объявят: «Гретцки!» — овация!
— Ну и чем дело закончилось?
— Все думали, нас шайб на пять разорвут. Выходим на лед. Славка Фетисов как бог отыграл. Ну и я кураж поймал. Выигрываем! В нашей делегации Анатолий Тарасов был. После матча молча заходит в раздевалку. Жмет руки мне и Фетисову. Вот эта медаль из Квебека для меня — самая дорогая.
— Хотя много их, этих медалей?
— Полно.
«Александр, ты мне нужен на весла!»
— Успели с Тарасовым пообщаться. Это счастье! — подбодрил я задумавшегося Александра Владимировича.
— О да! — встрепенулся он. — 84-й год. Третьяк с хоккеем закончил, я остаюсь первым вратарем в ЦСКА. Перед новым сезоном еду в Гурзуф. Долго ждал своего шанса — теперь-то будет новая жизнь! Там вдруг встречаю Тарасова.
— Представляю, во что превратился ваш отпуск.
— Шесть утра, в мою дверь — «тук-тук-тук». В дверях Анатолий Владимирович.
— Что нужно?
— «Александр, ты мне нужен на весла!» Он большой любитель рыбалки был. Чертыхаюсь про себя, напяливаю одежду... Волны пошли — это меня и спасло. Рыбалка свернулась. На следующий день бегу вдоль моря — голос Тарасова: «Саша! Саша!» Оглядываюсь — где? Что? Анатолий Владимирович из моря выходит: «Где же твой мячик?!»
— Какая прелесть.
— Потом с каким-то космонавтом затащил меня в «Артек» выступать. После пионеров чуть отдышался — Тарасов к морю меня повел. На ходу выдумал упражнение. Тут же заставил исполнять: я должен кувырок сделать — а Тарасов в воде сидит и камешки мне швыряет. После кувырка я должен поймать. Народищу вокруг собралось — толпа! Как в цирке! Поймаю — хлопают!
«Только что меня сняли, назначен Тихонов...»
— Вы же помните, как появился в ЦСКА Тихонов?
— Еще бы! Конец сезона, у ЦСКА чемпионский банкет. Собрались с женами в Архангельском, там отличный ресторан. Что-то Константин Локтев, наш главный тренер, запаздывает. Вдруг появляется, наливает себе водки — и сразу, вместо тоста: «Только что меня сняли, назначен Тихонов...» Мы как стояли — так и сели. От Тихонова ни один человек не знал, чего ждать. Полная неизвестность. Но для меня, молодого, что Тихонов, что Локтев... На следующий день уже Виктор Васильевич нас в отпуск проводил. Хотя ЦСКА еще недели две должен был тренироваться.
— Чем после отпуска удивил?
— Тренировки какие-то диковинные. Много прыжков, много бега. Ну, и четыре звена, конечно. Это Тихонов на Риге опробовал. Поразительно было, что все кроссы вместе с нами бегал.
— Не отставал?
— Всегда первым прибегал! Мы еле за Тихоновым поспевали!
— Сколько отработали вместе?
— 11 лет. С ЦСКА я скверно попрощался. Третьяк с хоккеем закончил, я стал первым вратарем — и поехали на предсезонный турнир в Германию. Как обычно, с «Кельном» и «Мангеймом» играть. После первого периода 1:2 проигрываем, прихожу в раздевалку, сидим молча... Играли плохо — но первый гол от конька Бабинова залетел, второй — два в один раскатали. Может, я и не выручил. Но точно не навалил.
— А дальше?
— Тихонов заходит в раздевалку. Каждого отчитывает. До меня дошел: «Что сидишь, спишь? Думаешь, Третьяка нет — ты уже звезда?!» Неприятно было.
— А вы?
— Меня вдруг прорвало. Впервые в жизни высказался в ответ. Никакой грубости — но сам факт: я ответил Тихонову!
— Что сказали-то?
— «Еще сезон не начался, а вы меня уже доканываете!» До этого одиннадцать лет молчал. Все, с этого момента трещина в отношениях. Начали искать нового вратаря. Вскоре привезли в ЦСКА Женю Белошейкина. Да еще в тот год обострилась конкуренция со стороны «Динамо». Бывший наш тренер Юрий Моисеев там хорошую команду сделал. Я под страшным прессом был! Каждый день ловил на себе сравнивающие взгляды: Третьяк? Не Третьяк? Даже ребята, с которыми я прежде дружил, по-другому стали относиться. «Был Третьяк, потом ушел — и появился другой вратарь...» Никогда в жизни не было у меня таких психологических проблем. В том ЦСКА игроки дружили, но тот момент для меня был трудный — а от меня отвернулись. Лидерских качеств, как у Третьяка, у меня не было. Я такой... Не ведомый — но и не лидер. Сам по себе.
— Виктор Васильевич тоже не помог?
— Мог бы успокоить: «Саша, что бы ни случилось — ты первый вратарь». Но руку помощи не протянул. А она мне была необходима.
«Виктор Васильевич, команда бурлит!»
Все игроки того поколения прошли через обиду на Тихонова. Все с годами Виктора Васильевича поняли и простили. Кроме одного — но это тема для другого разговора.
Все простил и Александр Тыжных. Я чувствовал, но зачем-то спросил:
— Обида жива?
— Да нет, что вы! В 94-м уже стал агентом, сижу на драфте в Квебеке — как раз тогда Василий Тихонов приехал работать в «Сан-Хосе». Подходит ко мне, улыбается — тебя, дескать, отец ищет... Мне стало неловко как-то. Не по-доброму я с ЦСКА попрощался.
— Увиделись?
— Под конец драфта Виктор Васильевич меня заметил. Подбежал! Я не преувеличиваю!
— Вот это да.
— Так тепло обнялись! Это был важный для меня момент. Хоть не забуду, насколько болезненно расставался с ЦСКА. Как оказался не нужен команде.
— Последний день в ЦСКА?
— Собрание. Виктор Васильевич прямо сказал: «Ты не нужен, ищи себе команду...»
— Не были готовы к такому повороту?
— Ты этого боишься — хоть понимаешь необходимость расставания. Я тогда пытался убедить Тихонова из ЦСКА меня не убирать, готов был помогать работать с молодежью. Но и там оказался не нужен. Начал вести переговоры с «Эдмонтоном» — и тут звонок от Михалева из Уфы. Год отыграл там, пока из армии увольнялся. Чуть-чуть до майора не дослужился.
— Я б на вашем месте запил.
— Я запойным никогда не был. Мог себе позволить погудеть день. От души. Кстати, очень часто попадался Виктору Васильевичу. Это меня тоже губило. Пил не больше других — но заметнее. Самая памятная история — играли накануне 8 Марта со «Спартаком». Проиграли, и Тихонов не по домам нас распустил, а повез в Архангельское.
— А дальше?
— Вся команда в отместку Виктору Васильевичу отправилась в ресторан. Жены туда же приехали. Тихонова на базе не было, за старшего Моисеев. Сразу отзванивается главному: «Виктор Васильевич, команда бурлит!» К нам парламентером Кузькина прямо в ресторан присылают. Тот увещевает: «Ребята, заканчивайте, Тихонов завтра всех по домам отпускает». — «Подожди, Григорьич! Дай допьем, догуляем». К ночи ближе на базу явились, расселись по машинам — и домой. Все в ЦСКА тот случай помнят. Отвели душу.
— Тихонов простил?
— А куда деваться? Команда на тренировку не выйдет — что будешь делать?
Челябинские булыжники
— Мне Цыгуров рассказывал — как-то в Челябинске автобус ЦСКА камнями забросали. Помните?
— Еще бы! Как с «Трактором» играть, Тихонов нас, челябинских, на два дня раньше туда отправляет. Меня, Макарова, Старикова, Быкова, Бабинова... А в той игре как вышло? Забили мы шайбу. Цыгуров судью подзывает — доказывает, доказывает... Отменил гол. Теперь уж Виктор Васильевич судью тянет. Дебаты. Засчитает! Это было что-то!
— В ваших воротах Третьяк стоял?
— Да, Владик. Болельщики завелись: «Позорники! Позорники!» После матча автобус ЦСКА трогается — и полетели булыжники. Ни одного целого стекла не осталось!
— Рядом пролетало?
— Все рядом ложилось. Я-то на пол рухнул, мешком прикрылся. Виктор Васильевич лежал неподалеку. Он же тоже никуда из автобуса не денется. Было очень страшно. Хорошо, камнями дело закончилось, в автобус к нам толпа эта не рванула. Могла.
Самая странная травма
Конечно же, я помнил про самую странную травму в истории советского хоккея — Владислав Третьяк в Горьком, выходя из автобуса, то ли сломал ногу, то ли подвернул.
Первым стал Тыжных.
— Это был перелом! — восклицал Тыжных в ответ на мою памятливость. — Два-три месяца без хоккея. Играл я — и здорово играл! Не хуже Третьяка. Чувствовал в себе невиданную уверенность. А потом — конец сезона, Третьяк возвращается в ЦСКА и сборную. Мне было обидно. Я чувствовал себя сильнее Третьяка, сильнее всех — почему в сборную едет Владик и Мышкин? Я чувствовал себя как тогда, после молодежного чемпионата мира, — сильнее всех вратарей планеты!
— В ворота ЦСКА снова встал Третьяк?
— Я играл 40 процентов матчей. Но когда подходила моя очередь, а матч важный — как со «Спартаком», — вставал Третьяк. С самим Владиком отношения были нормальные. На выезде в одном номере жили. Интереснейшая личность! В Канаде идем по магазинам — со всех сторон: «Владислав!» Годы спустя я в Галифаксе открыл хоккейную школу — и Третьяк ко мне приезжал. Прекрасно общались. Но близких отношений никогда не было. Владик рано женился. Мы после матча в ресторан — он домой. А в 21 год я сам женился, тоже компаний стал сторониться.
«Не пора ли подумать о партии, капитан Тыжных?»
Я поражался этой истории — человек, оказавшийся ненужным ЦСКА, вдруг всплывает в «Эдмонтоне»! Одной из сильнейших команд мира! Как это?!
Ну и расспросил. Тыжных усмехался воспоминаниям:
— В «Эдмонтон» меня пригласил Гленн Сведер, будущий генеральный менеджер «Нью-Йорк Рейнджерс». 15 сентября сел я в самолет, ночь во Франкфурте, оттуда в Калгари, из Калгари в Эдмонтон. Прилетел, не зная ничего вообще. Никто меня не встречал, на бумажке название гостиницы. Кое-как добрался.
— А дальше?
— Наутро встаю, иду на каток пешком. Ушили на меня старенькую форму Билла Рэдфорда, тогдашнего вратаря «Эдмонтона». Коньки отыскали только на три размера больше. Выхожу на лед — и одному Богу известно, как ужасно себя чувствовал. Набежала толпа репортеров, на меня направлена сотня фотокамер. Что-то показал — это уже было достижение. На третьи сутки появилась и нормальная форма, и коньки.
— Команда была будь здоров.
— Одна из лучших в НХЛ! Марк Мессье, Кевин Лоу, Гленн Андерссон, Пол Коффи...Через три дня предложили контракт, который сразу же подписал. Без всякого агента. Даже понятия не имел, какая там сумма. Положили передо мной бумагу, говорят: хочешь — подписывай, не хочешь — езжай в Москву.
— Сколько получили?
— 50 тысяч канадских долларов в год. По тем временам не самые плохие деньги. Минус налоги. В каждой провинции они свои, в Монреале половину суммы отбирают. Помните, там Олимпиада была? Себя не оправдала, большие деньги потеряли — вот с людей и взимали. Я сразу вспомнил взносы в ЦСКА.
— Партийные?
— Комсомольские. В партию только собирался вступать, генералы меня склоняли: «Не пора ли подумать о партии, капитан Тыжных?» Я был близок к тому, чтобы отдаться. А потом — три самых сложных месяца. Пока семья не приехала. Половину зарплаты на телефон тратил, счет пришел — шок! Три тысячи долларов! Мечтал хоть с кем-то по-русски поговорить. Ты по-английски ни черта не знаешь, вокруг ни одного русского. Жизнь заставила научиться машину водить.
— В Союзе не умели?
— Купил тестю «шестерку», сам ее стороной обходил. Боялся. За океаном купил «Крайслер», за год с ним намучился и взял другую машину. Но первое, что купил, — видеокамеру. Сегодня смотрю старые кассеты с этим самым «Крайслером»...
— В ЦСКА-то вообще один телефон был на всю команду.
— Два!
— Тогда еще ничего.
— В Архангельском два аппарата стояло, один на первом этаже, другой — на третьем. Всей командой в холле сидели. «Кто последний?» — «Я...» Вся жизнь так и прошла: один говорит — остальные ждут. Жены приходили на матчи. Посмотрят на нас, а после игры они домой, а мы в автобус — привет, Архангельское. Все проблемы с Тихоновым и клубом только из-за этого и были. Не из-за денег. Деньги мы вообще не замечали. Как-то болела жена, болела дочка, говорю: «Виктор Васильевич, можно домой съездить? Хоть молока куплю!» Очень трудно было у Тихонова отпрашиваться. Болезненно относился. Вот для него команда всегда была важнее, чем семья. Я считаю, это неправильно. Семья — вот это самое ценное. Ценность — твои дети.
Видный агент
Александр Владимирович стал видным агентом, в какой-то момент — одним из главных. Человек невероятного обаяния.
Перечитываю тот наш разговор, вспоминаю интонации — и думаю: ч-черт, сколько ж еще не спросил, сколько тайн осталось, сколько недоговоренностей...
Приезжайте почаще, Александр Владимирович. С тафгаями и налегке. Москва вас помнит, в Москве вам рады.
А 65 — это ерунда. Самый расцвет.
