«Харламов стоял у автобуса и махал команде, уезжающей на Кубок Канады. Партнеры видели его в последний раз». 40 лет со дня смерти великого игрока
В день 40-летия со дня гибели в автомобильной катастрофе Валерия Харламова «СЭ» публикует отрывок о тех страшных днях из книги нашего обозревателя Игоря Рабинера «Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников».
Как Харламова отцепили из сборной перед Кубком Канады-81
Харламов из первой тройки продержался в сборной дольше всех. Но и его не взяли ни на ЧМ-81 в Швецию, ни на Кубок Канады — первый подобный турнир с участием всех сильнейших игроков мира.
«Тихонов его боялся и не любил, — говорит Татьяна Борисовна, родная сестра великого хоккеиста. — Валера был на тот момент очень большим авторитетом в команде. Бориса с Володей он отцепил, брат оставался последним. Из Италии с Кубка европейских чемпионов, а до того, если не ошибаюсь, из Швеции с турнира «Северная звезда» он приехал со званием лучшего игрока, а его не взяли на Кубок Канады. Тихонов мотивировал это тем, что он не готов. Это было смешно».
Спишем эмоциональный окрас слов сестры на родственные чувства. В конце концов, 33-летний Харламов, к тому же измученный болями в голеностопах (следствие первой аварии) по игре уже не был обязательной частью сборной — что она и доказала, выиграв тот Кубок Канады и уничтожив в финале хозяев — 8:1.
Другое дело — те же канадцы позже брали на Олимпиады с участием всех сильнейших 37-летнего Уэйна Гретцки в Нагано-98 и особенно 36-летнего Марио Лемье (где он и завоевал первое в карьере олимпийское золото), находившихся уже далеко не на пике и завершавших карьеры. Это говорит о том, что великого мастера даже на сходе можно вписать в большую команду. Ясно, что в лимитированной роли, — и лишенный фанаберии и переоценки собственных возможностей Харламов, несомненно, ее бы принял.
Победитель Кубка Канады-81 Алексей Касатонов говорит:
«Честно, не думал, что его не возьмут на Кубок Канады. Когда Валерия Борисовича куда-то не брали — это не могло не удивить. Даже в 33 года. Даже несмотря на то, что на чемпионате мира-81 в Швеции его уже не было.
Но к новому сезону, который должен был стать последним в его карьере игрока (об этом сам Валера говорил), он готовился серьезно, не пропустил ни одной тренировки на сборах, был в хорошей форме. На Кубке европейских чемпионов в Италии, как всегда, нами выигранном, его признали лучшим игроком. Для турнира тоже ведь престижно, когда приз лучшему дают такой мировой звезде, как Харламов. Это и на статус самого турнира в будущем работает.
Помню, был выходной, заезд в Новогорск, а на следующий день вылет в Канаду. Приезжаю на базу, все уже ходят в экипировке. И тут вижу, что Валера в цивильном идет. С вещами. «Борисыч, ты куда?» — «Все, я закончил». Имелось в виду — не с хоккеем, а с Кубком Канады. Больше нам с Харламовым увидеться было уже не суждено».
«На собрании сказали, что будем выигрывать Кубок Канады за Харламова»
Спрашиваю Татьяну Борисовну, стала ли для брата сокрушительным ударом весть, что он не едет на Кубок Канады.
«Да. Он был полностью уверен, что едет. Тот турнир для него был очень важен. Валера как раз институт заканчивал, начинал диплом писать — а после сезона собирался повесить коньки на гвоздь. Когда его не взяли, и он приехал домой, сказал: «Ладно. Буду институт заканчивать, тренером становиться».
Обе ночи, которые ему оставалось жить, брат не спал. Он еще по характеру такой был — свои беды, переживания, чтобы не огорчать близких, не станет на них перекидывать. Все будет держать в себе. У нас и папа был такой же. Мама все выплеснет, отстреляется, а папа промолчит, в себе утаит. А Валерка уж очень заботился, чтобы родители не волновались лишний раз.
24-го он поговорил по телефону с мамой, находившейся в Испании, и уехал на сбор. Вдруг утром 25-го неожиданно приезжает. И говорит: «Меня отцепили. Сказали, что я физически не готов». Проводил команду и вернулся. Партнеры потом рассказывали, что он стоял у автобуса и махал им. Тогда они видели его в последний раз.
Когда Валерка приехал, папа был на работе, мама — в Бильбао. Вскоре подъехал Жора Хитаров, наш друг с Тишинского рынка. Он увидел, в каком состоянии Валера находится, и не хотел его отпускать. Договорились, что 27-го вместе пойдем пообедаем. В ресторане гостиницы «Советская» уже был заказан стол, Жора с другими ребятами сидели его ждали. Не дождались. Тем утром он и разбился.
Накануне, 26-го, он пришел ко мне на работу, в здание Аэровокзала. Был очень подавлен. Но купил мне сумку, она до сих пор у меня хранится. И, как сейчас помню, она стоила 27 рублей. Пошли с ним пообедать. Вдруг Валерка говорит: «Тань, а как мама отнесется, если я приеду домой с детьми, и мы останемся?»
— Без Ирины?!
— Да. Не хочу говорить на эту тему более подробно. А сказал он так: «Я детей завтра заберу. Мы приедем к тебе под предлогом, что едем маму встречать. И больше я туда не вернусь». Я ответила: «Ради бога. Места на всех хватит». Договорились, что 27-го он заедет за мной и мы поедем в Кубинку забирать из лагеря моего сына. А 28-го — за мамой.
Никаких скверных предчувствий у меня не было. А у мамы было видение, она мне потом рассказывала: «Еду на электричке из Бильбао в Париж. И видится мне девочка, ангелочек, вокруг меня вращается и наговаривает: «Ты не волнуйся, все будет хорошо. Ты домой едешь»». Потом сопоставила по времени — примерно в этот момент все и случилось. И этот ангелочек ее успокаивал.
Ирина водить не умела. Но это случилось 27 августа, а сборная улетела в Канаду 25-го. И эти два дня он был в состоянии, как модно теперь говорить, депрессии. Когда они уезжали с дачи, видимо, и сказал: «Хочешь? Ну ладно, веди». Ему было все равно. В обычном состоянии он никогда бы на это не согласился».
Ужасную весть рано утром Татьяне Борисовне сообщила жена Бориса Михайлова.
«Слышу ее голос, говорю: «Слушай, какая ты у меня ранняя девчонка оказалась, я и не знала». Она: «Не до смеха». И сообщила. Сказала, что выезжает на опознание. Я не могла поверить, сказала: «Тань, посмотри внимательнее. Может, это не он?!»
Я тут же собралась, пулей вылетела к Михайловым. Как назло, ни автобусов, ни троллейбусов — вообще ничего! Еле такси нашла. Еду, рыдаю. Шофер меня спрашивает, в чем дело. Отвечаю: «Мне сказали, что у меня брат погиб». Приезжаю к Михайловым — Таня вместе с другом семьи Мишей Тумановым и еще одним нашим другом из Солнечногорска уже уехали опознавать. Борис, работавший в Ленинграде с СКА, тут же вместе с Петровым выехали в Москву. Дома был только Андрюшка, старший сын. Потом они меня домой отвезли. Тут же и папа наш как раз пришел с работы...
Валерка лежал — как спал. Единственное, седина у него на висках сразу выступила. То есть за те мгновения он успел понять, что происходит. Погиб сразу, жена еще жива была. Минут десять».
Рука Харламова была протянута к рулю. Видимо, в последнюю секунду он пытался выправить машину из того рокового заноса.
Владислав Третьяк вспоминает:
«Мы жили в гостинице в Виннипеге, и нужно было пройти два километра пешком до дворца. У нас в тот вечер там выставочный матч был. Утро, хорошая погода, 25 градусов тепла. Идем — и вдруг останавливается таксист и говорит: «У вас Харламов разбился». Это мы даже с почти нулевым английским поняли.
Но до конца не верили, пока не пришли в раздевалку, а там по ТВ все показывают и нам соболезнования выражают. Мы вообще не хотели играть тот матч, но это было невозможно. Канадцы проявили участие — надели траурные повязки, объявили минуту молчания... По ТВ круглые сутки показывали, как он им голы забивал. А некоторые ребята (Мальцев, Васильев. — Прим. И.Р.) даже хотели улететь на похороны в Москву. Понятно, что это было нереально. Когда вернулись в Москву после победы в Кубке Канады — сразу из аэропорта поехали на кладбище».
Версия Касатонова с тем, что сказал Третьяк, несколько разнится. Неудивительно — почти 40 лет прошло.
«Входим в ресторан гостиницы на завтрак в день выставочного матча в Виннипеге, — говорит Алексей. — Валерий Иваныч Васильев, наш капитан, неотрывно на экран смотрит. А там — фото Харламова в черной рамке и лучшие моменты его карьеры. «Что случилось?» — «Харлам разбился насмерть».
Все собрались. Состояние — шоковое. Несколько ветеранов предложили лететь в Москву на похороны. Понятно, что руководство не могло с этим согласиться. Это даже технически было невозможно. И из Нью-Йорка или Монреаля-то тогда два рейса в неделю в Москву летали. А мы вообще были в Виннипеге, на краю света. Отовсюду далеко. Билетов нет...
Эмоции у всех были такие, что можно было сойти с ума. Провели собрание. Сказали, что будем играть и выигрывать этот турнир за Харламова. Это объединило команду, еще сильнее ее сплотило. Когда мы прилетели в Москву, то сразу из Шереметьева всей командой поехали на Кунцевское кладбище. К Харламову. Помню, это было вечером. Накрапывал дождик... Папа Харламова, дядя Боря, после гибели сына всегда был рядом с нами. И мы ему всегда, чем можно было, помогали. Для всех нас он стал родным человеком».
Виновен ли Тихонов в гибели Харламова?
Одну тему применительно к гибели Харламова обсуждают до сих пор. Виновен ли — понятно, что косвенно — возглавлявший сборную СССР Виктор Тихонов в гибели легенды? Иными словами, должен ли был тренер брать Валерия Борисовича на турнир?
«Кто-то на эмоциях винил Тихонова в гибели Харламова — мол, взял бы его на турнир, и ничего не случилось, — рассуждает Касатонов. — Не сомневаюсь, что внутри себя Виктор Васильевич переживал. Он же не враг ему был. Но давайте будем честны. Тихонов не взял игрока на Кубок Канады по чисто хоккейным соображениям. Команда выиграла, разгромив хозяев в финале — 8:1. Это был единственный турнир на уровне сборных в истории, когда наша сборная обыграла лучших хоккеистов НХЛ не в одном матче, а в соревновании в целом. А с человеком случилась трагедия. Это жизнь. Какое-то мгновение. Почему тренер должен брать это на себя?
Нина Крутова рассказывала, что Вова, который считал, что это его на Кубок Канады взяли вместо Харламова (он восстановился после травмы быстрее, чем прогнозировали), винил в смерти Валеры себя. Тут просто надо понимать — для всех нас Борисыч был кумиром, и мы гордились, что дружили с ним. А Крутов — еще более чувствительный, чем все остальные. Отсюда и такая реакция. Чрезмерно эмоциональная, граничащая с нервным срывом».
Касатонов — человек, всегда относившийся к Тихонову лояльно. Но и Михайлов, ушедший из ЦСКА после серьезного конфликта с Виктором Васильевичем, в нашем разговоре жестких оценок этой истории избегал:
«Лично знаю людей, которые до сих пор винят его. Но что такое тренер? Это человек, который должен принимать решения. Он выбирает игроков, это его право. Единственное — я не согласен с прозвучавшим в одном из интервью Тихонова утверждением, что Харламов был не в форме. Как же не в форме, когда неделей-двумя ранее он получил приз лучшему игроку Кубка чемпионов? Есть другие нюансы, почему он его не взял. А то, что произошло потом, — это уже стечение обстоятельств».
Но одно дело — оценка профессионалов, которые в любом случае не могли (и правильно делали) не учитывать триумфа сборной на Кубке Канады-81. Родная сестра игрока смотрит на ситуацию с несколько иного ракурса. И может себя в выражениях особо не стеснять. Например, рассказать о том, кто осуждал Тихонова за отказ ветеранам сборной полететь через океан на похороны Харламова.
«Да, Мальцев еще и за это Тихонова страшно не любил, — говорит Татьяна Борисовна. — Сашка сказал: «Я за свой счет туда и обратно». Но ни его, ни других слушать не стали. Кто-то выступил открыто: даже если Валера физически был не готов, вы обязаны были взять его на Кубок как гостя, члена делегации — как угодно. Из уважения к тому, что он сделал.
Тихонов — единственный, кто не сказал ни слова соболезнования моим родителям. А все остальные всегда вели себя по отношению к нашей семье очень внимательно. И не только армейцы, но и тот же Сашка Якушев. Все приходили к нам и проводили много времени с мамой и папой. Простые болельщики установили памятник на месте гибели в виде огромной шайбы. Сейчас его чуть-чуть перенесли и облагородили».
На прощании посол Испании встал перед мамой на колени
Борис Михайлов, к моменту Кубка Канады уже завершивший карьеру игрока и ставший тренером, вспоминает:
«Я был в Ленинграде и проводил тренировку СКА, главным тренером которого незадолго до того стал. Вдруг приходит дежурная по катку армейского дворца, подзывает меня к бортику: «Депеша из Москвы. Разбился Валерий Харламов». Я тут же собрал команду, взял себя в руки, извинился и сказал: «Погиб мой друг. Я уезжаю». И сразу вылетел в Москву...»
Когда Харламов погиб, его мама возвращалась на поезде из Испании. Татьяна Борисовна вспоминает:
«Она поехала туда на полгода со дня смерти ее матери. Сомневалась еще: «Может, не надо?» Валерка отвечал: «Мам, ну езжай, раз у вас принято». У нас отмечается год со дня ухода человека, у них — полгода. Причем Валера с ней разговаривал 24 августа по телефону. Тогда еще у него не было сомнений, что он поедет на Кубок Канады. Она ему говорила: «Я тебе пластинки везу». Ему же ничего не надо было, кроме, как теперь выражаются, виниловых дисков. У них с Сашкой Мальцевым были лучшие коллекции в Москве. А эти пластинки, которые мама тогда привезла, дома лежат, я их так и не слушала. Не могу. Больно.
Домой приехала, спросила папу, почему он не встретил ее на вокзале. Он: «Бегонь, у меня ночная смена была, устал». Она огляделась и вдруг: «Что с моим сыном?!» Это всех шокировало. Зеркала были открыты, ничего о горе не говорило. Только «скорая» у подъезда стояла, но она ее не заметила. А тут что-то почувствовала.
Почему ехала на поезде? А тогда не было прямых рейсов в Испанию. Поездом и удобнее, и дешевле. К тому же у нас во Франции родственники. Приезжаем днем, заедем к ним, проведем время, а вечером — на электричку до Бильбао. Страна Басков ведь как раз у французской границы. От Парижа до Бильбао — как от Москвы до Тулы. Из Парижа шел прямой поезд в Москву, 44 часа. Он и сейчас ходит. Интересно было смотреть в окно, какая разница между Францией, Германией, Бельгией...
В тот раз машинисту сообщили, что в поезде едет мама Харламова, и сказали, чтобы отключил радио. У нее сердце было слабое, и она не должна была узнать о гибели сына где-то еще, кроме дома. Хотя в Бресте уже был санитарный самолет. Если бы вдруг она что-то услышала и ей стало бы плохо, ее бы сразу на этот рейс — и в Москву.
Потом она рассказывала: пограничник проверяет документы, смотрит на паспорт и произносит: «Похож». Благо мама не знала хорошо русского языка, и тогда ее это не насторожило. Она сказал: «Ну, конечно, сынок, похожа, это же я».
Мы сделали все, что могли, чтобы она ничего не узнала. Единственное — она удивилась, почему папа не пришел встречать ее на вокзал, как делал всегда. А у него уже сил не было. Я ей объясняю: у него была ночная смена, он дома нас ждет, готовит все...»
На прощании во Дворце спорта ЦСКА посол Испании в СССР встал перед мамой Харламова на колени. Татьяна Борисовна этот факт подтверждает, но говорит: «Очереди были от метро «Динамо» и «Аэропорт», с двух сторон. Но я это плохо помню. Все было в тумане».
Вся сборная прямо из аэропорта Шереметьево, прилетев после триумфального Кубка Канады, поехала на Кунцевское кладбище.
«Но и там, насколько знаю, Тихонов ни слова не произнес, — говорит Татьяна Борисовна. — Я тогда с командой не поехала, потому что была дома с мамой. Ее вначале даже парализовало. Когда она только узнала — перешла на испанский язык. Буквально ни слова по-русски! Просила дать возможность поговорить с Испанией, с родней. Она приехала 28 августа, и только 31-го, в день похорон, начала русский вспоминать».
Побывали у Харламова на кладбище и канадцы. Об этом мне рассказал Фрэнк Маховлич:
«Это было в 99-м году, когда я приезжал в Москву на дружеский матч. В тех самых «Лужниках», где когда-то мы бились в 72-м, теперь играли не только мы сами, но и наши сыновья — мой, Жиля Жильбера, Ги Лефлера. В том числе и сын Харламова. А мой сын забил в той игре победную шайбу. Мы снова обыграли русских! Нас тренировали Бобби Халл и Иван Курнуайе».
В фильме «Легенда № 17» гибели Харламова нет. Хотя, казалось бы, такой сюжет — прямо для кино. Но это на наш, обывательский взгляд. Драматурги мыслят иначе. Вот как мне объяснил задумку создателей фильма один из его авторов сценария Михаил Местецкий:
«Были две группы сценаристов, включая голливудскую, которые переписывали первоначальный вариант. Нас взяли, что называется, про запас. Первое, за что продюсеры зацепились и почему вообще начали с нами разговаривать — мы предложили им идею, которая была по-своему революционной. Мы предложили не заканчивать фильм смертью Харламова.
Сюжет, когда герой в конце погибает, причем нелепо, на закате карьеры, — это сюжет падения. О том, как герой взлетел — а затем разбился. Идея показать финал выходом на пик показалась нам гораздо более человечной. Да, увидев гибель героя в момент, когда его не взяли на Кубок Канады, зритель уходил бы из зала зареванный. И... подавленный.
А кино должно будить чувства. И после этого фильма из зала люди выходят заплаканными. Но это другие слезы. Это не слезы безнадежности и трагизма, а слезы любви — к этому человеку, к его команде, к их силе воли. И мы предложили добиваться как раз их, этих слез, а не убить героя и зрителя вместе с ним. Это было решение, которое очень понравилось продюсеру Леониду Верещагину.
Еще была идея показать титром в конце, что Харламов погиб. Но потом от всего этого отказались. Причем от титра о смерти Харламова — уже на монтаже. То, что его не сделали, я увидел уже на премьере. И абсолютно согласен с этим решением».
