Вячеслав Фетисов: почему мы проиграли Америке в Солт-Лейк-Сити

С Фетисовым мы встретились 23 февраля в отеле рядом с Красной площадью. Минутами ранее он возлагал цветы к Вечному огню, после нашей встречи отправился на концерт в Кремлевском дворце, посвященный празднику. Ой как непросто вклиниться в насыщенный график легендарного капитана сборной СССР, члена "Тройного золотого клуба", впоследствии министра спорта России, а ныне первого заместителя председателя комитета Госдумы по физкультуре, спорту, туризму и делам молодежи. И заодно – ведущего авторской программы "Фетисов" на телеканале "Звезда".

Но если уж это удалось, Вячеслав Александрович не разочарует. Ему есть что вспомнить, и лишь один раз, когда разговор коснулся взаимоотношений Сергея Федорова и Павла Буре, он сказал: об этом, мол, расскажу как-нибудь позже. Обо всем остальном, касавшемся Игр-2002, – оказался готов прямо сейчас. А за идею этого интервью отдельное спасибо – ассистенту генерального менеджера сборной в Солт-Лейк-Сити Игорю Куперману.

 

Солт-Лейк-Сити-2002: фигуристы под колпаком ФБР, Россия теряет позиции и комедия перед финишем

ИГРОКИ УВИДЕЛИ ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЮ ЧИНОВНИКОВ И ПРИШЛИ КО МНЕ: "ОПЯТЬ ВСЕ ЧЕРЕЗ ОДНО МЕСТО!"

– В чем секрет двух проваленных первых периодов в полуфинале с США? – спросил я Фетисова уже во второй половине беседы. И услышал:

– В преддверии игры с американцами произошли события, о которых сейчас уже стоит рассказать. Не думаю, что это оправдание нашему поражению, но читателям будет интересно узнать, в какой обстановке мы готовились к решающей игре.

Итак, мы в четвертьфинале обыгрываем действующих олимпийских чемпионов чехов и выходим на хозяев. Понятно, что там было много ассоциаций. И 1980-й год, Олимпиада в Лейк-Плэсиде, "Чудо на льду", тем более что и тренер у американцев был тот же – Херб Брукс, и матч проходил в тот же день. И много чего другого. Настрой был одним из важнейших моментов. Игра была дневная, накануне вечером я провел установку с разбором соперника. Раскатки в день матча не было. С утра я не видел в этом смысла, мы бы рисковали свежестью, которая должна была присутствовать.

После установки сижу у себя в комнате олимпийской деревни, готовлюсь к игре, разрабатываю тактические варианты на различные варианты хода матча. И вдруг – стук в дверь. Входят ребята, ветераны. И говорят: "Слава, посмотри, что происходит". В каждой квартире – телевизор. А по нему – пресс-конференция. Та самая, пресловутая, на которой были Леонид Тягачев, Павел Рожков, Виталий Смирнов. Они собрали ее после скандала с биатлонистками. И Леонид Васильевич с Павлом Алексеевичем объявили, что, если не дадут перебежать эстафету, то завтра в полдень вся российская делегация покидает олимпийскую деревню. А игра с США у нас была то ли в четыре, то ли в пять часов дня.

Это идет в прямом эфире, я, будучи генеральным менеджером и главным тренером хоккейной сборной, ничего об этом не знаю. Никто ни о пресс-конференции, ни о таких заявлениях меня не предупредил. Ребята сидят и слушают, что мы проведем свои альтернативные игры, что у девочек был не допинг, а женские дела, и т.д. Команда готовится к игре – и узнает, что завтра делегация, то есть и они, до нее покидает олимпийскую деревню.

Естественно, обстановка сразу закипает. Игроки говорят: "Что это такое? Зачем мы сюда приехали? На фиг нам все это нужно? Опять все через одно место!" Звоню одному, другому, третьему из участников пресс-конференции. Никому не могу дозвониться. Что происходит, что нам делать? В команде – разброд и шатания. Доктор ко мне пришел и сказал, что последние угомонились часа в два ночи. Жены звонят...

Мне кажется, это был тот самый момент, который сбил нас с правильного настроя. Что мне оставалось делать? С утра взял вратарей, запасных, поехал на раскатку. Там успокоил прессу. Журналистов было много, меня спрашивали: будем играть, не будем? Отвечал: играть будем в любом случае, команда готовится.

Ну и другой фактор. По линии ИИХФ за этот матч отвечал тогдашний президент ФХР Александр Стеблин. Наша раздевалка была напротив американской. Стеблин зашел к нам перед игрой вместе с Рене Фазелем. И как-то так вышло, что одним игрокам сказали, что игра будет по энхаэловским правилам, а другим – по европейским. Как результат – все эти удаления, которые у нас с самого начала пошли. Они сбили ритм, и их было много. Два этих фактора, думаю, на многое повлияли...

И гол (гол-фантом Сергея Самсонова. – Прим. И.Р.), который был забит, но не был засчитан. Была точка сверху, с которой его не показали. Шайба закатилась за линию, прокатилась вдоль руки Майка Рихтера, попала в дальнюю штангу и ушла в поле. Спасибо Коле Хабибулину, что в двух первых периодах помог команде остаться в игре. В третьем периоде мы показали и характер, и все, что с ним связано. Но немного не повезло.

Гол-фантом Сергея САМСОНОВА в полуфинале с США. Фото Александр ФЕДОРОВ, "СЭ"

 

Борис Михайлов: "Фидель меня ждет"

ВОЗГЛАВИТЬ СБОРНУЮ МНЕ ПРЕДЛОЖИЛ ПРЕЗИДЕНТ РОССИИ

– Давайте восстановим хронику вашего назначения. Широкой публике об этой идее первый раз стало известно летом 2000-го, когда вы с множеством коллег-игроков по "Детройту" и "Нью-Джерси" приехали в Москву проводить свой прощальный матч. И тогдашний министр спорта России Павел Рожков высказал эту мысль в телеэфире.

– Рожков тогда был министром? Для моего поколения, если честно, министр спорта – это было что-то абстрактное. У нас было свое дело, своя команда, болельщики, цели, задачи. Мы были сосредоточены на этом, а не на фамилиях руководителей. Кого хорошо помню – это председателя Госкомспорта советских времен Сергея Павлова. Потому что его сын Паша начинал со мной играть в юношеской команде ЦСКА, и Сергей Павлович приезжал к нам в пионерский лагерь.

– Тогда от кого вы услышали предложение возглавить сборную России на Олимпиаде?

– От президента Российской Федерации.

– Когда и при каких обстоятельствах Владимир Путин его озвучил?

– Это было летом 2001 года в Ново-Огареве. На встрече с президентом, помимо меня, были Павел Буре, Виталий Смирнов и Леонид Тягачев (предыдущий и тогдашний президенты ОКР. – Прим. И.Р.).

– Когда глава государства делает такое предложение, сомнения, принимать ли его, снимаются автоматически?

– Во-первых, да. Во-вторых, я понимал, что менталитет игроков, из которых состоял костяк сборной, и тех тренеров, которые работали в России, не сочетался. Все-таки нужно знать специфику НХЛ. Так получилось, что у меня был значительный энхаэловский опыт в первую очередь как у игрока, но и в качестве тренера я вместе с Ларри Робинсоном в 2000 году уже выиграл с "Нью-Джерси" Кубок Стэнли, а в 2001-м мы проиграли в седьмом матче финальной серии "Колорадо", хотя вели 3-2 перед шестой, домашней, игрой... И все это тоже был бесценный опыт. Я понимал задачи, хотя было сложно, ведь значительная часть команды уже была озвучена.

– Да, восьмерка "неприкосновенных" по тогдашним правилам была объявлена еще весной 2001-го.

– И не факт, что при мне все они в это число попали бы. Фамилий, конечно, называть не буду. Но при таких раскладах собирать команду было непросто. Если возвращаться ко встрече с президентом, то ехали мы туда с другой целью. Для разговора, как дальше развивать олимпийское движение. Как раз накануне произошла смена президента ОКР, которым стал Леонид Тягачев. Президент страны позвал и его, и Виталия Смирнова, чтобы сказать ему "спасибо".

И говорили не о хоккее, а о том, как видим наш спорт в дальнейшем, в XXI веке. Насколько он требует реструктуризации, модернизации. А потом, во время разговора, всплыл хоккейный вопрос. Не я, опять же, его инициировал. Во-первых, не имел права этого делать, а во-вторых, это вообще не в моих правилах. Или Тягачев это озвучил, или Буре. Помню, что Паша (Буре. – Прим. И.Р.) сказал: "Нам нужен человек, который говорит с нами на одном языке, понимает все, что происходит".

– Мнение Буре, по-вашему, повлияло на итоговый расклад? Капитан сборной времен Нагано-1998 ведь и в интервью говорил: "Готов играть у Михайлова, но лучше, если главным все-таки будет Фетисов".

– У нас был опыт иного рода на Кубке мира 1996 года – и не получилось. А тут еще и времени на то, чтобы команда почувствовала себя командой, до турнира вообще не было. Последний игрок, Володя Малахов, прилетел в Солт-Лейк-Сити в восемь или девять вечера накануне первого матча с белорусами.

– Ни одной тренировки в полном составе!

– Не только тренировки – даже собрания. При таких обстоятельствах особенно важна была психологическая совместимость тренера с игроками. Нужно было мгновенно наладить атмосферу и в то же время наметить такой план матча, который не будет сложным для понимания. Любая сложность подразумевает наигранность, о которой здесь не могло быть и речи. План игры должен быть максимально понятным, чтобы его по ходу пьесы в зависимости от соперников можно было скорректировать.

– К моменту вашего назначения главным тренером сборной был Борис Михайлов, и в его контракт вроде бы входила и работа на Олимпиаде. Как этот вопрос удалось решить? Ведь Борис Петрович остался в сборной и в том же году завоевал серебро на чемпионате мира.

– Не знаю. Это была уже не моя проблема. Мне предложили – я согласился. И не знаю, кто бы поступил по-другому, начал что-то обсуждать или, не дай бог, еще что-то себе выпрашивать. Задача была понятна. Что делать – тоже.

– Как у вас сейчас отношения с Михайловым? Поговорили, расставили все точки над i? В то время он в интервью давал понять, что обижен.

– Борис Петрович – амбициозный человек. Винить меня, держать на меня обиду в той ситуации было неправильно. При чем тут я? Что, я должен был сказать президенту: "Нет, пускай Борис Петрович работает"?

Когда я стал президентом ЦСКА, то взял в команду его сына, который на тот момент не был никому нужен. Мы дали ему зарплату, которой он, может быть, в тот момент не совсем заслуживал. Не потому что я компенсировал что-то, а из уважения к Михайлову. Он меня просил его взять, приходил. Не знаю, взял ли бы он в команду моего сына, если бы такая ситуация сложилась. Не уверен. Но такая история была.

– Михайлов в одном из интервью рассказывал, что вся первая пятерка хотела его убрать, когда он был вторым тренером в ЦСКА у Виктора Тихонова. Правда?

– Если бы мы захотели – мы бы его сняли. Считаю, Виктор Васильевич некорректно поступил по отношению к Борису Петровичу, когда тот был капитаном ЦСКА: как пацана его на лавку посадил, и Михайлов полгода на ней сидел, после чего его проводили из хоккея. Но он вернулся в команду вторым тренером. Не знаю, насколько это подчеркивает его принципиальность.

Вячеслав ФЕТИСОВ, Павел БУРЕ, Илья КОВАЛЬЧУК и Игорь ЛАРИОНОВ во время полуфинала с США. Фото Александр ФЕДОРОВ, "СЭ"

 

История российского хаоса на Кубках мира

ПРИГЛАШЕНИЕ БОУМЭНА И ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ СТЕБЛИНА

– Правда ли, что вы звали консультантом в олимпийскую сборную России Скотти Боумэна?

– Правда. Он сказал "спасибо", но все-таки отказался. Может, потому что Олимпиада была в Америке... Хотя советский хоккей Скотти очень уважает, а мы по возможности должны были его показать. По возможности – потому что, когда у тебя нет ни дня подготовки, показать его в полной мере нереально. Но Боумэн, как ни парадоксально, мог в этом плане помочь.

– Мне пару раз доводилось с ним общаться, и он не скрывал, что считает себя учеником Анатолия Тарасова.

– Да, он не стесняется и говорит об этом. О том, что многое для себя у нас почерпнул и многому научился.

– Он был бы с вами на скамейке?

– Нет, сверху. Я и по игрокам с ним консультировался – все-таки он знал НХЛ как никто. И до сих пор знает, живет этим делом. Команда ведь собирается не по голам-очкам-секундам, а по немного другим критериям. У Боумэна в этом плане – и чутье, и опыт, и знания колоссальные.

– Если Боумэна вы хотели, но не получили, то, по словам Игоря Купермана, представителей ФХР во время Олимпиады к команде на пушечный выстрел не подпускали.

– У Игоря свои впечатления, он эмоциональный человек. Я же скажу так: команда – это игроки, тренеры, врачи, массажисты. Все. Тем более что от того состава федерации ничего хорошего получить было нельзя. Лучше всего я понимал, что Стеблину не нужен был наш результат. Он понимал, что если бы мы очень успешно выступили, то его судьба как президента ФХР была бы решена. Поэтому он много чего сделал, чтобы мы не выиграли.

Да, мы максимально отгородились. Турнир скоротечный, нам было чем заняться. Я бы не обобщал – что значит, мы отстранили федерацию? Кто там был, кроме Стеблина? Зачем он мне там был нужен? Он что, понимает хоккей лучше меня? Знает психологию, может дать мне ценные советы?

– Что он сделал, чтобы помешать вам выиграть? По словам того же Купермана, максимально тормозил процесс получения российского спортивного гражданства Евгением Набоковым, из-за чего первой Олимпиадой для вратаря оказался Турин-2006?

– Да. Не забудем и историю с Николаем Хабибулиным. А еще ребята не хотели играть, пока им деньги не вернут.

– Премиальные за серебро в Нагано-98, часть которых зависла в российских банках во время дефолта-98?

– Да. Им не перечислили деньги, куда они просили, сказав: "Они лежат здесь в банке". А потом этих денег не стало. У трех человек так было, в частности, у Бориса Миронова. Мне пришлось искать деньги, чтобы ребятам их вернуть.

Плюс заниматься медалью, которую в Альбервилле забрали у Хабибулина. Я попросил Рене Фазеля: "Так получилось, что тренер, который по всем олимпийским хартиям не имеет право на награду, забрал медаль у третьего вратаря, и, конечно, это обидело Колю". Договорился с президентом ИИХФ, чтобы Хабибулину сделали дополнительную медаль. Ее привезли в Солт-Лейк-Сити, и перед одной из игр...

– Перед первой, с Белоруссией.

– Да. Рене вошел в раздевалку и ее вручил. Благодарен ему, что устранил эту несправедливость. И вернул медаль тому, кому она должна была быть присвоена.

– А без этого Хабибулин поехал бы на Олимпиаду?

– Думаю, поехал бы. Я же не мог ему ее гарантировать. Но в любом случае посчитал, что это будет для него хороший стимул перед началом Олимпиады. Для человека, который об этом все время думает – тем более, для вратаря – это важно.

– В итоге Хабибулин отстоял насухо четвертьфинал с действующим олимпийским чемпионом Чехией и получил от оргкомитета приз лучшему вратарю турнира. По-вашему, то вручение медали повлияло на его игру?

– Вратари – это особая категория людей, для которых любой положительный психологический нюанс может повлиять на игру.

– При этом после первого матча, для него не самого убедительного – 6:4 с Белоруссией, – у Хабибулина случилось обезвоживание организма, он потерял сознание и его "откачивали" в раздевалке. Как так?

– Здесь, наверное, сказалось напряжение. Плюс к тому, регулярный чемпионат НХЛ – не легкая прогулка. Но у меня не было сомнений, что он у нас первый вратарь. Наши врачи Игорь Силин и Андрей Сельцовский, как и массажисты, сделали все, чтобы максимально Колю восстановить и поддерживать его состояние здоровья на хорошем уровне. Кстати, это было одним из условий – взять на роли врачей и массажистов не людей из федерации, а настоящих профессионалов. Силин и Сельцовский – высочайшие профи и сработали здорово.

Вячеслав ФЕТИСОВ и Владимир ЮРЗИНОВ. Фото Александр ФЕДОРОВ, "СЭ"

 

Игорь Куперман: "В начале 2000-х ФХР делала все, чтобы Набокову не дали играть за Россию"

ПОЧЕМУ ЖИТНИК, ЗУБОВ И МОГИЛЬНЫЙ СТАЛИ "ОТКАЗНИКАМИ"

– Вообще, Хабибулина, пропустившего Олимпиаду в Нагано, трудно было уговорить поехать в Солт-Лейк-Сити?

– У ребят были и обиды, и амбиции. Несколько человек все равно не поехали, а если бы это произошло, у нас, считаю, была бы другая команда. Выбора вратарей у нас на тот момент не было. С тем же Набоковым мы не успели, но на следующую Олимпиаду он уже поехал. То, как действовала в его отношении федерация, это был или пофигизм, или непрофессионализм – не знаю уж, что хуже.

– В Хабибулине были на сто процентов уверены, учитывая, что он аж два года пропустил из-за контрактного спора с "Финиксом", и играть за "Тампу" начал не так уж задолго до Олимпиады?

– С одной стороны, был уверен. Общался с ним, Коля говорил, что понимает всю ответственность и готов к турниру. В этом нужно было сразу определиться.

– Владислав Третьяк, работавший в той сборной тренером вратарей, много времени ему уделял?

– Во время Олимпиады в этом ответственность тренера вратарей и заключается. Поэтому я и взял Владислава на лавку. В тот момент он только своей школой вратарей в Чикаго, по-моему, и занимался, не был особо востребован в хоккее. Я ему позвонил, сказал, что мне нужно создать атмосферу на лавке, поддержать вратаря. И он сделал это.

– Третьяк не обижался на Хабибулина за отказ играть в Нагано? Причем ведь голкипер к нему, насколько помню, даже не вышел.

– Этих деталей я даже и не знал.

– С чем были связаны отказы Могильного, Зубова и Житника? И кого из них ждали больше всех?

– Все трое серьезно усилили бы команду. Житник сказал, что ему из Украины позвонили: "У тебя здесь бизнес, семья. Если поедешь играть за Россию, будут проблемы".

– Ничего себе. Но ведь в Нагано-98 он играл. Что они так поздно очухались?

– Так он мне объяснил. Я с ним не раз разговаривал. Житник говорил: "Очень хочу, но не могу по такой причине". Это стало для меня сюрпризом. Но тем более непонятно, как после этого отказа он (в 2008 году. – Прим. И.Р.) приехал сюда играть за "Динамо" и два сезона получал большие деньги. Какая-то безнаказанность, которая существовала в то время, такие вещи и порождала. Может, кто-то попросил его не играть. В любом случае, странное было решение.

На Зубова я рассчитывал. Сергей на тот момент был одним из лучших защитников НХЛ. А большинство в таких турнирах играет одну из ключевых ролей, он – мастер в этом деле. Не знаю, насколько он сейчас жалеет о происшедшем. В середине 90-х произошла какая-то история на каком-то турнире. Как я понимаю, инцидент с его женой и какими-то людьми.

– Да, я слышал, что на нее бандиты "наехали". И после этого он за сборную не играл.

– Винить кого-то в этом и не играть за сборную... Не знаю. Тем более что времени уже достаточно много прошло. Для меня, по большому счету, это была странная история. Все-таки Олимпиада стала таким турниром, на котором играют лучшие хоккеисты мира, и у тебя есть шанс сыграть за сборную страны, которая тебе, насколько понимаю, небезразлична.

У кого-то есть своя позиция. Например, Михаил Барышников уехал – и даже в гости приезжать не хочет. Это понятная история. А тут кто-то потом играл в России, кто-то тренером работал. Какие-то обиды, которые, считаю, для мужика непонятны.

– Вы же и сами в Нагано как игрок не поехали. Жалели?

– Знаю, что мог бы помочь команде. И Игорь (Ларионов. – Прим. И.Р) тоже. К нам тогда приехал Владимир Юрзинов, который тогда делал объезд по Америке. Пошли ужинать – и он сказал, что есть позиция федерации, чтобы нас обоих не приглашать в сборную.

– В Солт-Лейк-Сити Юрзинов, помогавший вам, помню, сказал, что вашего опыта и не хватило в финале Нагано, и это была ошибка.

– Да, он это говорил. Но, видно, такой была стеблинская позиция. Или чья-то другая. Но это то, что нам сказали. Людям, которые и в предыдущем сезоне, 96/97, и сразу после Олимпиады выиграли в составе "Детройта" Кубок Стэнли. Без вас справимся. Нет, это не обида. Грустная улыбка.

– Кстати, Юрзинов-старший легко согласился стать вашим – бывшего его игрока, который на 18 лет моложе – помощником на Олимпиаде-2002? К тому же он работал в Швейцарии.

– Мне кажется, без проблем. Я позвонил ему, объяснил ситуацию. Он ответил: "С удовольствием". Бесконечно ему благодарен, что согласился встать вместе со мной на лавку. С того момента мы постоянно были на связи, много чего обсуждали – и задолго до начала турнира, когда я ему предложил войти в штаб, и во время турнира. Он прилетал ко мне в Нью-Джерси, мы планировали все, что необходимо сделать. Тактику и многое другое. Его опыт мне сильно помог.

– Вернемся к отказникам Солт-Лейка. На очереди – Могильный?

– Не знаю, по какой причине, но он мне просто сказал: "Скорее всего, не смогу реально помочь команде. А отбывать номер – это не в моем стиле. Честно, не чувствую драйва. Поэтому я тебе не помощник. Извини". Так сезон у него складывался, что ли... Это для меня, по крайней мере, была мужская позиция.

– А ведь он под вашим руководством Кубок Стэнли в составе "Нью-Джерси" выиграл.

– Я был рад за него, что наконец-то выиграл главный трофей в НХЛ. И играл очень здорово. Но как вышло – так вышло.

– Жамнов с Федоровым говорили мне, что долгое время не собирались ехать в Солт-Лейк-Сити – и сделали это только потому, что главным тренером стали вы. С ними быстро договорились?

– И Володя Малахов не собирался ехать. Много кто не собирался. Поэтому я до последнего момента, до решения Игоря, у меня было, по сути дела, два состава. Много что происходило внутри, я постоянно с ребятами был в контакте.

– Когда мы с вами разговаривали на Олимпиаде в Сочи, вы говорили мне, что команда в Солт-Лейк-Сити "была сложнее сочинской во всех отношениях". Что имели в виду – в частности, взаимоотношения между Сергеем Федоровым и Павлом Буре?

– Тогда была конфликтная ситуация. Сейчас вроде у них все нормально, а в то время это была серьезная тема.

– Как решали?

– Как-нибудь расскажу.

Николай ХАБИБУЛИН в олимпийском Солт-Лейк-Сити. Фото Александр ФЕДОРОВ, "СЭ"

 

Сергей Федоров: "Доверился другу – и потерял все заработанное в НХЛ"

ПОЛЕТ В МАЙАМИ К БУРЕ СТАЛ ДЛЯ МОЕЙ РАБОТЫ В "ДЭВИЛЗ" РОКОВЫМ

– Как вы потеряли работу в "Нью-Джерси" по ходу подготовки к Играм?

– Меня позвал на разговор Лу Ламорелло. Думаю, звонком для него было то, что я отпросился у него, чтобы полететь на разговор к Паше Буре в Майами. Насчет будущего команды и капитанства. Как раз в тот день была игра в Нью-Джерси, но я пришел к Лу и сказал: "Игорь Ларионов сегодня дал согласие играть на Олимпиаде. Он сказал, что в полном порядке и поможет команде. В связи с этим мне надо лететь к Паше и лично обсуждать с ним кое-какие вопросы".

Понятно, что для генерального менеджера клуба, как и вообще для того мира, это было недопустимо и несовместимо. Тем не менее Ламорелло разрешил мне полететь. Но через какое-то время нас с Робинсоном убрали – хоть мы и в двух предыдущих сезонах дважды играли в финале Кубка и один раз выиграли. Думаю, тот момент тоже на его решение повлиял. Перед тем, как объявить об отставке, Лу сказал мне: "У тебя голова сейчас не здесь. И вообще, мы решили идти другим путем". Это было в конце декабря 2001-го.

– По мнению Купермана, та отставка стала для вас большим ударом.

– Неприятно, конечно. С другой стороны, появилась возможность сконцентрироваться на чем-то одном. А Лу, вероятно, понимал, что в те месяцы я не мог быть одинаково эффективен и там, и здесь. При этом мы с Ламорелло остались хорошими друзьями, я с огромным уважением к нему отношусь. Но это его стиль, он меняет людей, как только чувствует, что что-то не так. Руководствуется суждением, что лучше сделать и ошибиться, чем не сделать и ошибиться. У нас сохранились замечательные, дружеские отношения. Хотя для меня это был первый опыт отставки. Ларри тоже не понял, за что.

– А за что?

– Ламорелло считал, что мы с Робинсоном – единое целое.

– Робинсон не стал вас упрекать?

– Нет. Ларри – замечательный парень. Таких людей больше нет. Какое удовольствие было с ним работать! Творили, что-то все время придумывали – в общем, жили этой замечательной игрой. По правде говоря, я влюбился в тренерскую профессию. В том числе благодаря Ларри, с которым у нас сложился очень творческий тандем. Мы понимали игру примерно одинаково и не боялись что-то пробовать. Я ему благодарен за все. Сейчас иногда перезваниваемся.

– Вас удивляет, что Робинсон, почти сразу выигравший в роли главного тренера Кубок Стэнли, больше в этой роли не работал – и только помогал Тодду Маклеллану в "Сан-Хосе"?

– Больше всего удивляет. Думаю, что Робинсон – один из самых талантливых тренеров в НХЛ. Может, его тоже надломила эта история. Никак не могу понять. Секрет, который для меня тоже сложнообъясним.

– Когда отпрашивались у Ламорелло, чтобы полететь в Майами, могли представить себе последствия?

– Я уже не думал о последствиях. А только о том, как срочно слепить команду. Когда я полетел к Паше, было несколько вариантов. Немаловажным моментом была совместимость, психология. Поэтому и посчитал, что в тот момент не имел права всего лишь позвонить ему.

Мне через день или пару дней надо было называть окончательный состав. И я осознавал, что если не поговорю с лидером команды тет-а-тет, глаза в глаза, то сложно будет дальше на что-то рассчитывать. У меня просто не было другого выбора. "Флорида" как раз играла, я заодно и матч посмотрел. После игры мы сели у него дома, разговаривали обо всем.

– Этот разговор как-то на состав повлиял?

– Конечно.

Игорь ЛАРИОНОВ и Игорь КРАВЧУК на пятачке Николая ХАБИБУЛИНА. Фото Александр ФЕДОРОВ, "СЭ"

 

Игорь Ларионов: "Год назад меня звали главным тренером в НХЛ"

НЕ СЧИТАЮ, ЧТО ОШИБСЯ, НАЗНАЧИВ КАПИТАНОМ ЛАРИОНОВА, А НЕ БУРЕ

– Насколько легко вам было сделать выбор капитана – не Буре-старшего, а 41-летнего на тот момент Ларионова?

– Несложно. Если бы Игорь не согласился, однозначно капитаном был бы Паша. Когда мне предложили возглавить сборную, я позвонил Ларионову и сказал, что на него рассчитываю. Он ответил: "Слава, спасибо тебе за доверие, но я не могу сказать прямо сейчас – да или нет. Я должен начать сезон, и уже ближе к дате окончательного объявления состава понять – готов или нет. Если тебе это подходит, сам тебе позвоню. Ехать на Олимпиаду и не быть полезным команде позволить себе не могу". Это была честная позиция, и я сказал "да". И в тот самый день, когда он согласился, я пошел к Лу.

Потому что не мог сказать Буре по телефону: "Паша, мне кажется, Игорь должен быть капитаном этой команды". Я мог сделать это только лично. Сели за стол – и вспоминали, как он приехал в Ванкувер, как он жил там у Игоря первое время, как они играли в одном звене. Паша сразу обрадовался, узнав, что Ларионов согласился играть в Солт-Лейк-Сити. И потом я уже в корректной форме поднял вопрос о капитанстве.

Мне кажется, я постарался соблюсти все этические стороны этой непростой темы. Не знаю, насколько это было важно для всех участников процесса. И никогда не думал, что этот выбор мог повлиять на конечный результат. Просто посчитал это правильным. И сам Паша отнесся к этому решению нормально. Сказал: "Да, он достоин".

Хотя для самого Игоря это не было приоритетом. Такого, чтобы он сказал: "Поеду, только если буду капитаном", не могло быть в принципе. Мне самому показалось, что это передача традиций, уважение к человеку, который олицетворяет целое поколение, целую эпоху, и должно дать каждому игроку, включая Пашу, дополнительные эмоции и силы. Я в это верил, и в этом не было ничего подобного тому, чтобы "дружка поддержать", и т. д. С одним из двоих столько лет играл в одной пятерке, другого с пяти лет знаю. Предвзятости там просто не могло быть.

– Ларионов в раздевалке много говорил?

– И говорил, и играл неплохо. В раздевалке нужно говорить не много, а правильно и по делу. Что Игорь и делал. Повторяю: мне не кажется, что его капитанство было ошибкой. Я в это верил.