«Удар Кро Копа в пах сломал ракушку и изменил мою карьеру». Огромное интервью с Джуниором Дос Сантосом
В ночь на 21 мая бывший чемпион UFC Джуниор Дос Сантос подерется с Йорганом де Кастро на турнире Eagle FC 47 в Майами. Спустя 13 лет бразилец впервые выступит за пределами UFC, откуда его уволили за четыре поражения подряд.
В преддверии боя промоушен Хабиба Нурмагомедова любезно предоставил «Спорт-Экспресс» возможность пообщаться с легендарным тяжем. Говорили мы долго, почти два часа, и собрали в итоге фактуры на 12 листов А4. Новые уникальные детали о бойнях с Веласкезом и Миочичем, неожиданная история с поединке против Кро Копа, неизвестный бойцовский быт, честный самоанализ и даже забавный рассказ про то, как Дос Сантос однажды отбился гитарой от ядовитой змеи на заднем дворе своего дома. Было интересно.
***
— Вы давно живете в США, насколько близки к получению американского гражданства?
— Я живу в США с 2015 года, я вполне близок к получению гражданства, могу подать на его получение, это моя цель — стать гражданином США. Мне нравится во Флориде, это потрясающее место. Здесь живет моя семья, мои друзья, здесь родились мои дети. Для меня очень важно получить гражданство, и, насколько я знаю, скоро смогу подать на его получение.
— Знаете, что через 11 дней будет ровно 10 лет с вашей защиты титула в бою против Фрэнка Мира?
— 10 лет?! Вау... Я старею (смеюсь). Давно это было. Моя первая защита против такого сильного соперника, прекрасный был вечер. Я не помню тот день во всех деталях, но многое запомнил. Я немного нервничал, конечно, но день шел хорошо, моя команда была рядом, мы хорошо провели время до боя. Я помню, как мы привезли на бой мальчика Брено, который занимался в нашем зале в Бразилии. Он как-то подошел ко мне и спросил: «Могу ли я поехать на какой-нибудь ваш бой?» И мы привезли его на этот бой, он сидел на арене, и победить на его глазах для меня было особенным моментом. Потому что он уже тогда знал, что сам хочет стать бойцом. И сейчас, кстати, он стал отличным боксером, уже совсем взрослый парень. Он по-прежнему любит ММА, но стал боксером, и у него хорошие результаты.
— Как на вас вышли организаторы из Eagle FC?
— Я работаю с Али, он, по сути, правая рука Хабиба (смеется). Он отличный парень, который всегда здорово устраивает дела. Изначально я должен был подраться на турнире промоушена Thriller с Кубратом Пулевым по правилам бокса, но у него там что-то случилось, бой отложили, и Али предложил мне подраться в мае в Eagle FC. Я посетил турнир Eagle FC в Майами, и мне очень понравилось — отличная организация, все здорово сделано. После турнира я сказал, что 100 процентов готов стать частью Eagle FC. Надеюсь, между нами сложатся отличные отношения.
— Хабиб принимал личное участие в переговорах?
— Мы говорили с Хабибом, но через Али. Али был нашим мостиком (смеется), он соединил меня и Хабиба. Я большой, большой фан Хабиба, думаю, он величайший боец ММА в истории, ни у кого не было такого пути, как у него. Я рад, что могу стать частью его наследия, потому что лига Eagle FC — это тоже история его наследия, и теперь я ее часть.
— Вы, кстати, помните, когда впервые увидели Хабиба? Вроде вы дрались в одном карде на UFC 160. У вас в соперниках был Марк Хант, у него — Абель Трухильо.
— Да-да, я помню его на том турнире. Он и его команда были такими... очень тихими ребятами (смеется). Помню, мы сказали с Хабибом друг другу: «Привет». Пожали руки. Это было интересное знакомство, но особо долго мы не смогли пообщаться, все было впопыхах.
«Сейчас бойцы делают татуировки и не понимают, зачем»
— Наверное, у 99% бразильских бойцов ММА есть татуировки. Вы тот самый 1%, у кого нет. Никогда не хотели сделать себе тату?
— Это очень интересный вопрос (смеется). Я не думаю, что, если я сделаю что-то со своим телом, это сделает меня счастливым. А я делаю только то, что делает меня счастливым (смеется). Я личность, я не буду делать что-то, потому что это делают все. Я делаю только то, что уместно для меня. Вся эта тема с тату когда-то начиналась, потому что людям хотелось выразить себя, рассказать о себе больше, оставить на своем теле отметки о каких-то особенных моментах в их жизни. Но сейчас люди сами уже не знают, зачем они делают тату (смеется). Просто увидели красивую картинку и набили ее. Многие парни делают тату, потому что хотят выглядеть жесткими (смеется), разрисовывают все тело. Я не имею ничего против тату...
(В интервью врывается маленький сын Дос Сантоса: «Пап, ты почему не собираешь мое лего?» — «Я соберу твое лего, когда закончу».)
Так вот, возвращаясь к тату. У меня есть друзья с татуировками, я спрашиваю их: «Зачем вы забились?» И, как правило, они сами не знают. Говорю: «Дружище, эти тату тебе носить всю свою жизнь». Для меня тату не имеют смысла, я очень ценю свое тело. Не могу зарекаться, но не представляю, что когда-нибудь набью что-то.
— Вы, пожалуй, первый бразилец, который здорово выучил английский язык. Какие занятия и методы вам больше всего помогли?
— Я начал учить английский, когда впервые приехал в США — это был 2008 год, я дрался с Вердумом. Именно тогда я начал вслушиваться в язык, мне хотелось научиться выражать себя так, чтобы люди понимали. Секрет в учебе, как и во всем другом, — отношение к делу, отдача. И не бояться разговаривать. Если вы посмотрите мои первые интервью на английском, там с трудом можно понять меня. Но мне было все равно, посмеются надо мной или нет, я хотел учиться. Люди поправляли меня, и я узнавал правильные фразы, слова, как правильно произносить. Я никогда не учил язык как урок, так, чтобы специально. Я что-то выписывал для себя, особенно тексты песен, которые слушал. Но самое главное — я не боялся говорить и в общении, когда меня поправляли, постоянно узнавал что-то новое. Не могу сказать, что сейчас я говорю на языке бегло, но я хорошо продвинулся, могу общаться с людьми. В общем, практикуйтесь и становитесь лучше.
— Какую последнюю фразу или слово запомнили или записали для себя?
— Каждый день я узнаю что-то новое, узнаю более правильный вариант для каких-то выражений. Я не фокусируюсь на чем-то одном, как вам сказать... новый язык — это куча точек, которые тебе нужно соединять между собой. И каждый день я соединяю все новые и новые точки (смеется).
— Кстати, вы по-прежнему придерживаетесь кетогенной диеты?
— Сейчас нет. Скажем так — я частично придерживаюсь кетодиеты, особенно в вечернее время, где-то после 16.00. В это время я стараюсь не есть углеводов и всего, что исключает эта диета. Хотя тут зависит от конкретного дня. Если день спарринга, то я и после 16.00 могу поесть углеводов, потому что мне они нужны. Кетодиета — великолепная вещь, я потрясающе себя чувствовал на ней. Просыпался утром полный энергии на весь день, у меня появился рельеф, тело здорово выглядело. Правда, был один минус — из-за кетодиеты ты немного теряешь в силе. Когда ты на кето, ты уже не так силен физически. После 15 дней этой диеты я начал в БЖЖ-спаррингах остро чувствовать вес моих соперников, их тяжесть. Я не мог их держать так, как держал раньше. Когда они подвергали меня давлению, мне уже было очень тяжело. То есть я стал слабее. Замечу — не стал слабым, я был сильным, но слабее, чем раньше. Вот потеря силы — единственный минус этой диеты. Но это что касается бойцов. Если вы не боец, то эта диета будет отличным вариантом для вас.
«Ко мне подошла пожилая женщина и сказала: «Мне нравится, как ты играешь на камеру». Я такой: «Я не играю! Это я и есть!»
— Вы всегда были очень мобильным и быстрым тяжеловесом. Нарабатывали ли вы как-то конкретно легкость и скорость передвижения?
— Я не делал ничего особенного для скорости, тренировался так, как все остальные. Думаю, это просто мои природные качества. Я просто природный тяжеловес, мне не нужно делать ничего, чтобы стать сильнее или крупнее. Я всегда чувствовал себя идеально в моем весе, я мог двигаться так, как не могли другие тяжеловесы. Проблема многих тяжей, что они хотят стать еще сильнее и крупнее, много работают с железом. Ты можешь тягать железо в самом начале кэмпа, на определенных этапах, но ты не можешь заниматься этим слишком часто, иначе потеряешь подвижность. Думаю, я всегда правильно подводил себя к боям, делал правильные упражнения.
— У каждого выдающегося бойца есть свои незабываемые встречи с болельщиками. Какие вам запомнились?
— Одной из самых особенных для меня стала встреча с пожилой женщиной в Бразилии. Она стояла на автобусной остановке, ждала автобус, а я просто переходил дорогу, как обычно. И она увидела меня, окликнула: «Вы Джуниор Дос Сантос?» Я сказал: «Да». Она так крепко меня обняла (смеется). Говорит: «Ты мне так нравишься, как ты себя ведешь, как подаешь себя, мне нравится твоя искренность, как ты смеешься, как ведешь себя на интервью. Мой сын всегда смотрит твои бои, мне нравится, как ты играешь на камеру». Я ей отвечаю: «Я не играю! Я такой на самом деле!» Она такая: «А-а-а-а, какой ты молодец!» Она снова обняла меня и поцеловала. Это было в Сальвадоре, штат Баия, где я раньше жил.
Была еще одна встреча, тоже с пожилой женщиной, она, к сожалению, уже умерла. Я встретил ее после того, как выиграл титул. Она узнала, что у меня особенная вера в Богородицу, и подарила мне иконку Богородицы. Эта женщина всегда подходила ко мне — и когда я уезжал на бои и когда приезжал с них. Встречи с такими людьми меняют твою жизнь. У меня прекрасные воспоминания о встречах с болельщиками.
— Давайте немного поговорим о вашем дебюте в UFC — победе нокаутом над Фабрисио Вердумом. Вы применили в этом бою одну из своих любимых комбинаций — ложный джеб + правый апперкот. Кто вас ей научил?
— Этой комбинации меня научил мой тренер по боксу Луис Карлос Дореа. Он привил мне много хороших боксерских фишек. Но в изначальном варианте он ставил мне немного другую комбинацию с апперкотом — когда соперник идет на тебя, уклон в сторону и бьешь апперкот. Я немного адаптировал эту комбинацию под себя — начал бить апперкот, идя вперед. Потому что, идя вперед, я мог выбросить ложный джеб и уже потом апперкот. И так я нокаутировал Фабрисио Вердума. Это очень рискованно, когда вы выбрасываете апперкот, идя вперед. Ваша правая рука идет снизу, голова открыта для удара. Нужен очень хороший тайминг, чтобы эта техника работала. Но у меня она здорово получалась, мне было очень комфортно с этой комбинацией. Я доводил ее до всех своих спарринг-партнеров, даже до Биг Нога (Ногейры. — Прим. «СЭ»). Они все реагировали на ложный джеб, защищались от него, и тут снизу шел апперкот. И так как это комбо идеально работало в зале, я решил применить его в бою — и там она тоже сработала идеально. С Вердумом был еще такой момент, когда я шел на него, он начал отступать, и я ускорил резко шаг и убрал голову назад. Когда бьешь такой апперкот, нужно оттягивать голову назад, потому что соперник может контратаковать боковым ударом. Даже двигаясь вперед, надо уметь оттягивать голову назад.
— У вас был смертельно опасный правый оверхэнд, которым вы нокаутировали Веласкеза и уронили Ханта, правый апперкот, но правый прямой не был таким разящим. Почему?
— Я использовал правый прямой, и в некоторых боях довольно неплохо, но... Мои руки не настолько длинные, чтобы я успешно доводил прямые удары. Чтобы попадать прямыми, мне нужно подходить ближе. А когда я подхожу ближе, мне комфортнее бросать левый хук, правый оверхэнд или апперкот. Потому что при этих ударах я успеваю защитить себя, убрать голову. А для прямых панчей у меня просто не такие длинные руки для тяжеловеса. У некоторых тяжей просто гигантский рич, нельзя стоять бить и обмениваться с ними прямыми ударами.
Безусловно, мой тренер Дореа научил меня всему, что я умею, в боксе, но со временем я начал ко всему добавлять свое. Важно уметь адаптировать то, что тебе говорит тренер, под себя, добавлять свое. Если ты будешь делать только то, что тебе говорят, то не всегда у тебя получится сделать это в бою на 100 процентов. Вот все, чему меня учили, я всегда добавлял немного своего.
— Если мы возьмем три основных боксерских упражнения — бокс с тенью, работа на лапах и работа с грушей — какое доставляло вам наибольшее удовольствие?
— Они все очень и очень важны (смеется). Для кардио лучше всего подходят лапы. Груша дает тебе силу удара. А вот бокс с тенью был для меня самым важным упражнением, потому что он давал мне тайминг. Неважно, какими ты боксерскими техниками владеешь, хоть лучшими в мире — если у тебя нет под них тайминга, ты не сможешь их использовать. Бои — это далеко не просто полученные знания, нужен тайминг. Возвращаясь к тому апперкоту, о котором мы говорили, — я столько нарабатывал его в зале, что у меня появился под него особый тайминг. Показал джеб, соперник опустил голову, и пошел апперкот.
«Удар Кро Копа ниже пояса изменил мою карьеру. От этого кика моя ракушка сломалась пополам»
— Из всех ваших соперников в UFC кто больше всего удивил вас таймингом, чувствительностью, дистанцией — может быть, Миочич?
— Миочич, да, вы абсолютно правы (смеется). Он умный, универсальный боец, который умеет делать все. По знаниям, по тому, как умно использовать свои сильные стороны — Миочич удивил меня больше всего. Приведу хороший пример из нашего второго боя. Я довел до него несколько хороших лоукиков в икру, и он их явно почувствовал. Он абсолютно точно долго бы не протянул, если бы я бил ему по икре, можете спросить у него. И мой план был двигаться по круговой, заставляя его двигаться со мной — и тогда в этом движении его икры будут болеть сильнее и сильнее. И тогда я уже в какой-то момент смогу и панчем каким-то попасть. Но Миочич умен — почувствовав, что с такой болью в икрах ему долго не протянуть, он резко пошел на меня, стал очень агрессивным, начал бросать очень агрессивные удары, оказывать на меня давление. И когда я отступал, я отступал немного так боком (это всегда было моей ошибкой), и он попал мне [в челюсть] и нокаутировал. Этот бой показал, насколько Миочич умен.
— У вас всегда были отличные кики, хотя вы не так часто их использовали. Нокаутировали вертушкой Марка Ханта, пробивали хорошие лоукики тому же Нганну. Не жалеете, что не били удары ногами чаще?
— Да, я где-то ограничивал себя, потому что я очень люблю бокс. Я работал над джиу-джитсу, над борьбой, но моей главной целью было показать мои навыки бокса. Поэтому я не так часто переводил соперников, не так часто использовал джиу-джитсу и бил ногами. Но все эти навыки у меня были, я хороший боец как никак (смеется). Вот этот год, который я провел вне UFC, я очень многому учился, занимался самоанализом. Думал, стоит ли мне вообще продолжать драться, как мне быть. Я очень глубоко зашел в этом самоанализе, узнал о себе много нового. И когда прошло какое-то время, я снова вернулся в зал, провел несколько тренировок и понял, что мне надо продолжать драться. Потому что мой опыт огромен, я люблю бои и по-прежнему могу многое показать в клетке.
— Будете скучать по Брюсу Бафферу?
— Да, конечно. Брюс Баффер... он уникален. Он значит для ММА столько же, сколько его брат Майкл для бокса. Человек-икона и при этом очень приятный в обычной жизни. Я несколько раз встречался с ним за пределами клетки, он прекрасный человек, всегда относился ко мне с симпатией. И не только ко мне, нес позитив всем окружающим. И он очень умен, знает, как вести себя, всегда вежлив и обходителен с людьми.
— В следующем бою против Йоргана Де Кастро планируете ли на объявлении показывать пальцем в центр клетки, как делали раньше?
— Я не знаю (смеется). Если буду чувствовать желание, то... Вообще эта традиция появилась из ниоткуда. Я не планировал ее, когда сделал в первый раз. Это было в бою с Вердумом, нас объявляли, и он приближался ко мне из своего угла, кричал мне какую-то чушь. И этот жест возник в тот момент, абсолютно естественно. Я хотел показать Вердуму, что отправлю его на канвас, уложу его. Не знаю, будет ли у меня в этот раз такое настроение, посмотрим, потребует ли этого ситуация (смеется).
— Кстати, на что потратили бонус Нокаут вечера за тот бой с Вердумом?
— Купил себе новую машину в Бразилии (смеется). Бонус сильно отличался от моего гонорара. Гонорар был 10 000 за выход + 10 000 за победу. А бонус — 65 000. И это деньги в долларах, что для Бразилии было просто отличной суммой. Я помню, когда я шел из клетки в раздевалку, один человек из UFC сказал мне: «Добро пожаловать на борт». Я помню это четко, слово в слово. У меня была такая реакция: «Вау!» Безумный период в моей жизни, я попал в лучшую организацию в мире и побил человека, которому все прочили титульный бой в ближайшее время. И поэтому я решил преподнести себе подарок, купил симпатичную машину, хонду цивик. Для Бразилии тогда это была классная машина, для США — не особо (смеется).
— Где сейчас эта хонда?
— Понятия не имею, я продал ее давно (смеется). Это был 2008 год.
— Вы хорошо знакомы с Жозе Альдо. Что он за человек?
— Очень скромный парень, народный чемпион. В Бразилии все его любят. Очень трудолюбивый, пашет каждый день, хорошая ролевая модель для молодых людей, которые хотят чего-то добиться в спорте.
— Вы в своих соцсетях как-то делали пост, что в день боя с Мирко Кро Копом настолько нервничали, что даже не могли заставить себя пообедать.
— Да, я не мог съесть мой обед (смеется), у меня не было аппетита в день боя, сказал моему тренеру: «Я не хочу есть, мне и так нормально». Он аж закричал: «Что?! Ты обязан поесть! Заставляй себя! Тебе нужно поесть!» И он принес мне какой-то пасты и заставил ее съесть. Я очень сильно нервничал в тот день, потому что дрался с иконой нашего спорта... Он был настолько опасным бойцом, просто самым опасным в предыдущем поколении тяжеловесов. Один кик — и бой мог легко закончиться. Я восхищался Мирко и восхищаюсь им по сей день. Тогда я все-таки заставил себя проглотить эту пасту, потому что мне нужны были силы. Ведь по плану я должен был постоянно идти вперед, чтобы не давать ему пространства для киков. Это были очень жесткие три раунда, я бросал бомбы в него, но и сам пропустил несколько хороших ударов... Потрясающая победа для меня.
— Я помню, как в первом раунде он постоянно доводил до вас левой прямой. Этим ударом он еще нокаутировал Боба Саппа.
— Да-да, он попадал им, я немного почувствовал этот удар (смеется). Но слава богу, он не нокаутировал меня.
— Как его легендарный левый хайкик ощущался в режиме реального времени — очень ли быстро вылетал?
— Да, он очень быстро. Но, как мы уже говорили, я сам быстрый тяжеловес, я видел, когда он выбрасывал хайкики и уходил от них. Единственный кик, от которого я не ушел, — это тот, который попал мне... как это сказать... по яйцам (смеется). Это был очень жесткий удар. От него мой бандаж сломался. Когда я вернулся в раздевалку и снял его — он был сломан пополам. Я был в шоке: «Господи боже мой! Это был жесткий кик». Момент с этим киком стал совершенно особенным в моей карьере. Это история про то, как важно, чтобы тебя окружали преданные тебе люди, которым ты доверяешь. Когда Кро Коп ударил мне между ног, мне стало так плохо... я больше не мог думать о бое, мне было так больно, что я ни о чем вообще не мог думать. Меня охватил ужас: «Я не смогу вернуться, я больше вообще не смогу драться». И в этот момент мой тренер Дореа крикнул мне из угла: «Эй, чемп! Тебе же не больно?!» А я в тот момент страдал от боли. «Тебе же не больно, а?! Посмотри на него! Он устал! Он ударил тебя специально, потому что устал!» Я посмотрел на Кро Копа, он весь повиснул на ограждении клетки. Я не верю, что он ударил меня между ног специально, но в тот момент эти слова тренера просто оживили меня. «Он ударил тебя, потому что устал! Потому что ему нужно восстановиться! Вставай, не давай ему отдыхать!» И я еще раз посмотрел на Кро Копа и реально поверил, что он ударил меня специально. «Господи, ведь это правда...» И только подумайте, как странно устроен наш мозг. Я сразу же забыл о боли! Я думал: «Я должен поскорее вернуться в бой, должен снова бить его. Я должен выиграть!» И я вернулся в бой, а в третьем раунде Кро Коп отказался продолжать бой, и я выиграл.
Когда я вернулся в раздевалку и снял ракушку, она была разломана пополам. Боль в паху вернулась, она была настолько сильной, что я не мог даже дотронуться до этого места. Мои тренеры просто перевернули этот бой — если бы они не переключили мой фокус с боли на поведение Кро Копа, я бы просто не вернулся в этот бой. Поэтому еще раз говорю вам — очень важно, чтобы рядом с вами были тренеры, люди, которые глубоко знают вас, проходят с вами через каждодневную рутину тренировок — такие всегда знают, что вам нужно в тяжелый момент.
— Вы сами хоть раз были в бою в такой ситуации, что хотели ткнуть соперника в глаз или ударить между ног, потому что вам срочно нужна была пауза?
— Нет-нет. Конечно, нет. Я парень, который играет по правилам. Когда ты соблюдаешь правила, так лучше для всех. Ты не один живешь в этом мире, есть правила, которые нужно соблюдать. Если ты соблюдаешь их, общество становится лучше, жизнь становится лучше — и для тебя самого в том числе. Я горжусь тем, что всегда соблюдал правила. Про меня любят говорить, что я хороший, милый парень, и я хочу быть хорошим во всем. Мне не нужны успехи, которых я добился подлыми способами, я хочу быть лучшим по-честному.
«Самый тяжелый панч я пропускал от Миочича. От него у меня пропали и зрение, и слух»
— Кого я ни спрашивал, все считают вас милым, приятным парнем. А кто был самым приятным среди ваших соперников в UFC?
— Господи... (смеется). Марк Хант был очень приятным парнем. После боя он подошел ко мне: «Эй, я не могу поверить, что ты попал по мне таким киком. Я просто не ожидал его от парня вроде тебя». Туйваса очень приятный парень, Стипе Миочич. Да большинство ребят, когда они не играют на камеру, очень приятные люди. И я верю, что ты отдаешь людям, то и получаешь. Поэтому я всегда старался вести себя честно, уважительно. Все мои оппоненты чувствовали такое отношение, что у меня ничего личного к ним, и отвечали мне тем же.
— У вас были в карьере случаи, когда ужасно чувствовали себя в день боя, но все равно выиграли?
— Даже не чувствовал, но... Были бои, в которых я не знал, что делать дальше, потому что попал в серьезную беду. Когда я дрался с Туйвасой, он довел до меня несколько лоукиков в икру. Лоукики в икру — это худшая вещь в мире. Это очень больно. Туйваса попал несколько штук, и после третьего лоукика я больше не мог ходить. Если вы посмотрите бой, я просто прижался к сетке, помню, думал: «Господи, я едва могу ходить, мне очень больно». Но мне повезло. Он сам на меня пошел, потому что хотел быть агрессивнее. Он полетел на меня, я связал кросс с хуком, он упал, и мне удалось финишировать его. Но после третьего лоукика в икру я был в очень большой беде: «Что делать? Я почти не могу ходить». Это был очень необычный опыт. Что касается предчувствий, у меня никогда не было страха боли или что меня могут избить. На это мне вообще все равно. Но у меня всегда был страх поражения, из-за этого я нервничал. И я очень сильно не люблю ожидание выхода, когда ты ждешь-ждешь, уже скоро выходить. Это просто ужасно. Но как только ты в клетке, все сразу становится хорошо (смеется).
— Помню, лет шесть назад вы говорили, что самый тяжелый удар в карьере пропускали от Роя Нельсона. С тех пор вы дрались с Хантом, Оверимом, Нганну, Миочичем. Так кто все-таки бил из них сильнее всего?
— Миочич. В нашем первом бою он довел очень сильный удар во втором раунде. После этого удара я ничего не видел. И ничего не слышал. В голове стоял какой-то звон, в глазах все размылось. Я даже не видел, где находится Миочич. Я начал искать его рукой, водить ей по воздуху, посмотрите этот раунд и сами увидите (смеется). Я водил рукой туда-сюда, пытался найти его. И он пошел на меня, и я взял его в клинч. Я просто обхватил его и про себя думал: «Минуточку, минуточку, давай-ка постоим, мне нужен отдых». Потому что это был очень тяжелый удар, самый тяжелый, который я когда-либо пропускал. Ну, разумеется, среди тех панчей, которые я помню (смеется). С Нганну, например... да, он бьет очень жестко, но он не попал по мне очень чисто. Попал куда-то в ухо, в идеальное место, и я отключился. Но, безусловно, он бьет фантастически сильно. Но в том моменте я промахнулся правым оверхэндом, и он попал мне куда-то в ухо. А именно самый сильный удар я пропустил от Миочича.
«Я не помню второй и третий бой с Веласкезом, дрался в отключке, на автомате. От этих боев у меня самые серьезные сотрясения»
— А самое серьезное сотрясение мозга после какого боя было?
— После Веласкеза. Второй и третий бой с Веласкезом — я даже не помню их. И это пример, почему всегда нужно упорно тренироваться: чтобы уметь драться на автопилоте. В этих двух боях я просто был не в сознании, не понимал, где я. Просто дрался на автомате. Безумие, но это правда. Были моменты, когда я возвращался в сознание и такой: «Бог ты мой, у меня бой идет». Я просто был в отключке до этого из-за всего ущерба, что я принял. Вот эти два боя с Веласкезом принесли мне самые серьезные сотрясения. У меня также были сотрясения после Миочича, Нганну, Гана. Ган попал мне локтем в затылок. Каким-то непонятным мне образом атлетическая комиссия решила, что это была моя вина, что удар пришелся в затылок. Это самая идиотская чепуха, которую я когда-либо слышал. Помню, я лежал на канвасе после удара и увидел повтор на большом экране. А там видно, что локоть попал в затылок. Я пожаловался рефери, но они все решили, что я сам виноват.
— Спустя все эти годы вы не жалеете, что ваши тренеры не выбросили полотенце в тех боях с Веласкезом? Так бы вы могли сохранить кучу здоровья.
— Ни при каких раскладах не жалею, вы что?! Прекращайте! Жалею только о том, что у меня не было побольше раундов, чтобы изменить бой (смеется). Я терпеть не могу, когда люди говорят про полотенце. Помните этот мой бой против Оверима, рефери, который судил, Дэн Мираглиота... Я не имею ничего против него, но он сделал много ошибок в своей карьере с остановками. Да, я упал после удара Оверима, но я уже вставал, и тут он остановил бой. Ты обязан дать бойцу хотя бы один шанс подняться. Сегодняшние рефери, они возбуждаются от боев сильнее, чем фанаты, это безумие какое-то. Просто ужаснейшая остановка была в нашем бою с Оверимом. Я не спорю, он довел хороший удар, но рефери обязан был дать мне побольше времени. Только я поднялся, и он сразу остановил бой! Господи, ну как?! Только у меня получилось встать, и ты тормозишь бой, ну не тупость ли? Мы, бойцы, очень жестко пашем, мы можем держать удар, поэтому дай нам шанс. На кону наши карьеры, наши жизни. Сегодня рефери пошли какие-то неподготовленные. Вот к кому у меня нет претензий, так это к Хербу Дину, он всегда здорово принимал решения.
— Если разбирать то, что произошло в боях с Веласкезом... Все дело в его темпе и кардио? Именно это сделало разницу?
— Ошибки. Вот что сделало разницу. Мы с вами уже обсуждали сегодня, что я слишком сильно упирался в бокс. У меня была борьба, джиу-джитсу, кики, но я не применял эти навыки. Если помните, во втором бою я защитился от первых его шести попыток прохода. И я не просто защитился, он после некоторых попыток так проваливался, что оказывался лицом на земле с отданной спиной. И что я делал? Просто уходил, убегал. И давал ему шанс вернуться спокойно на ноги и продолжать проходить в ноги снова и снова. Это была такая тупая ошибка...Если есть одна вещь в моей карьере, о которой я жалею больше всего, — это она. Я избегал боя, я хотел только боксировать, забыл про свою борьбу, про свое джиу-джитсу. Когда он оказывался лицом на полу после неудачного тейкдауна эти шесть раз, мне стоило забирать у него спину, наносить удары сверху, выходить в маунт и так далее. А не просто уходить. Это была большая ошибка. В боях такого уровня нужно пользоваться любыми просчетами соперника, я ими не воспользовался. Если бы я хотя бы короткое время находился сверху после его неудачных попыток, бил бы его по корпусу, хотя бы немного измотал — это было бы очень хорошо для меня. Я же убегал и хотел только боксировать — для него это был идеальный сценарий. Потом он начал уже доводить удары, потому что я был измотан защитой от тейкдаунов и постоянным давлением. Но я пытался выиграть все 25 минут, как бы мне ни было тяжело. Вы спрашиваете, стоило ли моему углу выбросить полотенце — господи, это было бы ужасно. Повторюсь, я жалею только о том, что у нас не было больше раундов, чтобы я смог изменить бой и выиграть.
— Его кардио было чем-то, с чем вы никогда раньше не сталкивались?
— Да. Конечно, и его борьба хороша, но его кардио... Те, кто занимался ММА, понимают меня: постоянно пытаться бороть соперника, вязать его, затягивать в грэпплинг — это очень выматывает. И то, как это мог делать Веласкез, — это нечто особенное. Он особенный боец. Столько работать в бою, оказывать такое давление на всех своих соперников в течение 25 минут — это что-то с чем-то. Это был главный его плюс передо мной.
— В третьем бою в чем была главная ошибка?
— Все то же самое. Я не поменял план, все было тем же самым. И он это знал. Знал, что если будет снова идти вперед, давить, бросать удары, то опять у него все получится. Я же не внес никаких изменений, снова надеялся только на бокс. Третий бой был вызовом, который требовал от меня адаптаций, но я их не провел и проиграл в точно такой же манере, как во втором бою. Снова давление, снова он забирал у меня все пространство, у меня не было дистанции под мои панчи, потому что он постоянно шел вперед. А я уставал от грэпплинга, потому что это не моя родная база. Не скрою, я хотел бы подраться с ним четвертый раз (смеется). Но теперь это невозможно.
— Физически Веласкез сильный?
— Нет. Я не чувствовал, что он сильный. И именно поэтому он может так долго давить в таком темпе. Он не использовал слишком много силы, не пытался выжать что-то любой ценой. Если один тейкдаун не проходил, он адаптировался и проводил другой. Потом другой, еще другой, еще другой. Очень гибкий боец, который менялся в движении, никогда не останавливался. На ходу. Физически он не ощущался сильным, не ставил на свою мощь, просто постоянно был у меня перед глазами, постоянно атаковал в движении. Никогда не останавливался. Многие тяжи, которые слишком используют силу, быстро устают, а Веласкез не такой, он очень гибкий.
— В плане кардио вы могли подготовиться к этим боям еще лучше или и так отработали на свой максимум?
— Не знаю насчет максимума, но я подготовился хорошо. Очень хорошо. Грех жаловаться. Мое кардио было в полном порядке. Меня избивали пять раундов, и я все время был там, в бою — это возможно только при отличной подготовке. У меня всегда было прекрасное кардио, потому что я всегда следил за собой, как я питался, как я спал. Веласкез просто был лучше.
— Почему ваша фирменная комбинация «ложный джеб + апперкот» не работала так против него?
— Из-за давления, он постоянно давил. Я не был в позиции для этого удара. Несколько раз апперкот зашел, но он не был сильным, потому что я был в плохой позиции. Только единицы могут драться в таком стиле, в каком дрался Веласкез. И, кстати, Хабиб дрался в таком же стиле. Давление, постоянно сверху, не дает тебе ни дышать, ни думать, постоянно что-то делает. Это очень эффективный стиль, весь их зал применял его. В первом бою, когда я нокаутировал Веласкеза, он не знал меня очень хорошо, не знал силу моих ударов. Он был непобежденным бойцом, думал, что все и так сложится. Помните, в начале боя он начал размениваться со мной, это было его ошибкой. Во втором бою он уже гораздо больше двигался, смешивал борьбу с ударами, заставляя меня постоянно гадать, что сейчас будет.
«Жизнь в Бразилии за последние 15 лет не стала лучше. Наше правительство приняло решения не очень хорошие для народа»
— Вы живете в частном доме, с женой и детьми. Можете починить что-то по дому, просверлить, приделать, построить?
— Конечно, я делаю всю такую работу в доме (смеется). Если у меня нет времени или я просто не знаю, как это сделать, — вот тогда я кого-то вызываю. Когда я делаю что-то сам, я всегда хочу сделать это как можно лучше, чтобы все было красиво и четко. И мне еще повезло с соседом Дейвом — великолепный парень, у него своя строительная компания. То, что я не понимаю, как сделать или починить, я обращаюсь к нему, и он объясняет мне (смеется).
— Вы жили в Бразилии, где много опасных пауков, змей. Хоть раз попадали в опасную ситуацию с ними?
— Не особо. В детстве я даже играл со змеями (смеется). Там, где мы жили, их было полно, мы постоянно видели их. Но я хочу сказать тебе, дружище, что здесь, во Флориде, куча пауков, змей, всюду аллигаторы. Мы живем неподалеку от болотного заповедника Эверглейдс, и там столько всего... Как-то мне пришлось убить змею, она приползла к нам на задний двор. Я сидел у бассейна, играл на гитаре, и она начала приближаться ко мне! Поползла прямо на меня! Мне пришлось сражаться с ней с помощью гитары, я ударил ее, она прыгнула в бассейн... Конечно, пришлось убить ее. Это была ядовитая змея, я был в шоке. Флорида — дикое место (смеется).
— Если говорить о Бразилии — стала ли жизнь в этой стране за последние, скажем, 15 лет лучше? Стало ли там безопаснее на улицах?
— Нет. Очень тяжело говорить на эту тему... На мой взгляд, Бразилия — самое прекрасное место в мире. У нас есть все, чтобы создать хорошие школы, больницы, хорошую полицию. Но... наше прошлое правительство... приняло кое-какие решения... не очень хорошие для большинства населения, но очень хорошие для небольшой группы людей. Сейчас у нас новый президент, новое правительство, что-то они делают, уже произвели кое-какие важные изменения. Все в Бразилии надеются, что это к чему-то приведет, жизнь в стране станет лучше. Бразилия — потрясающая страна, любой, кто здесь побывает, будет в восторге. Надеюсь, все изменится к лучшему, у Бразилии есть все, чтобы стать источником счастья для ее жителей и всего мира.
— С Федором Емельяненко когда-нибудь встречались?
— Никогда не встречался с ним, это одно из моих желаний. Я всегда был большим фаном Федора, его бои против Ногейры... Я тогда даже не был бойцом, но эти поединки для меня были чистой магией. То, как Федор дрался... Я считаю его без всяких сомнений величайшим тяжем в истории.
— Последний вопрос — что для вас значит понятие «счастье»?
— Быть счастливым — это значит жить своей жизнью, рядом с людьми, которых любишь. Я счастливый человек, очень-очень счастливый, благословенный. Самое дорогое, что может быть — оно рядом со мной. Моя семья, мое здоровье, моя способность драться ради моих целей. Но, скажу честно, самое особенное в моей жизни то, что дало мне смысл для всего. Это мои дети. Когда я стал отцом, жизнь приобрела настоящий смысл. И мечта — продолжать в том же духе. Быть здоровым, обеспечивать мою семью, особенно детей. Когда бы я ни был им нужен, я должен быть рядом. Когда я еще не был отцом, я о многом мечтал: стать актером, выиграть пояс UFC, потом пойти в бокс и выиграть пояс там, заработать миллионы. А когда у меня появились дети, я понял, что все эти мечты особо никак не поменяют мою жизнь, потому что теперь главное — дети. Посмотрите, я живу в своем доме, мой сын подходил ко мне во время нашего интервью, прерывал нас. Вот оно счастье (смеется). Сейчас я слышу, как они кричат во дворе, скорее всего, уже купаются в бассейне. Сейчас я пойду на улицу, мы будем все вместе, потом у нас будет вкусный обед — вот это и есть счастье. Каждый вот такой момент уникален, очень важен. И нет ничего в мире, чего я хотел бы больше, чем быть сейчас рядом с моей семьей.
