Все интервью
Все интервью

6 апреля 2014, 13:35

Ольга Зайцева: "Не хотелось бы уйти проигравшей"

СОБЕСЕДНИКИ
Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Три года назад мы сидели с Зайцевой во дворике одной из московских клиник, где Ольга проходила обследование по поводу травмы, рассуждали о возможном будущем спортсменки, о Вольфганге Пихлере, которому только предстояло прийти в команду, и о том, что в определенном возрасте становится проще остаться в спорте, чем уйти из него в достаточно неизвестную "другую" жизнь. Правда, оставаться Зайцева планировала тогда лишь на один сезон. Осталась же в итоге до Игр-2014, откуда вернулась с эстафетным серебром.

С этой же темы началась наша беседа и в этот раз.

– Меня не покидает ощущение, что сейчас вы гораздо больше настроены на то, чтобы остаться в спорте.

– Остановиться бывает очень сложно. Спорт затягивает, и я прекрасно отдаю себе в этом отчет. Хотя сама всегда говорила: главное – вовремя остановиться.

– А стоит ли останавливаться?

– Стоит. Потому что есть ребенок. И он растет. Ему требуется внимание, его надо водить в сад, потом в школу, на секции. Именно поэтому я все чаще думаю о том, что надо остановиться.

– Не страшно?

– Очень страшно. Переходить-то придется из одной жизни – в совершенно другую.

– Какое из решений на данный момент имеет больше шансов быть принятым?

– Об этом пока рано говорить и даже думать – не то состояние. Я слишком сильно устала за этот сезон. На данный момент мне вообще ничего не хочется – даже обживать новую квартиру, в которой вот-вот будет закончен ремонт. С другой стороны, я все равно об этом думаю. И ловлю себя на мысли, что мне по-прежнему хочется бегать. И еще мне кажется, что принимать решение насчет ухода нужно только тогда, когда ты четко определился с тем, чего хочешь в дальнейшей жизни.

– Чего же хотите вы?

– Работать на благо своей страны, на благо спорта.

– А если уйти от официальных фраз и попробовать конкретизировать: вы готовы заниматься тренерской работой?

– С маленькими детьми – нет. Я как-то ходила с сыном на соревнования по вольной борьбе и поняла, что мне реально жалко этих детей. От них требуют результата, они так стараются его показать, так выкладываются… Маленькие ведь еще не умеют справляться с эмоциями. Когда проигрывают – все плачут. Все! Поэтому и жалко их очень.

– А работать в сборной команде хотели бы?

– Наверное, я могла бы консультировать. Работает же у нас в таком качестве Виктор Майгуров? Консультирует, общается с тренерами, что-то советует. Хотя, с другой стороны, в экспертном совете и без меня слишком много специалистов. Но в принципе мне было бы интересно поработать в какой-нибудь из структур СБР. Все-таки собственный опыт накоплен большой.

– Почему, кстати, в биатлоне – и не только в российском - практически нет руководителей-женщин?

– Может быть, потому, что биатлон – это мир, где рулят мужчины? Не знаю. Мне кажется, что для женщины гораздо тяжелее уезжать из семьи, оставлять детей. Не исключаю, что и со стороны мужчин возникает определенное противодействие, когда рядом с ними в профессии появляется женщина. Нужно попробовать испытать все это на собственной шкуре, чтобы понять причину. У меня пока нет такого опыта.

* * *

– Какое чувство оставил у вас олимпийский сезон?

– Это был просто еще один сезон. Не могу сказать, что удачный – не получилось завоевать индивидуальных медалей, которые я хотела и могла завоевать. Но было и то, что принесло удовлетворение. Прежде всего, это медаль в эстафете и последние этапы Кубка мира, вернувшие мне чувство, что я все еще способна хорошо бегать.

– А что, были сомнения на этот счет? Или с возрастом начинает сопротивляться организм?

– Если не напоминать себе о возрасте, то он никак не ощущается. Не скажу, что стала чувствовать себя слабее физически, хотя стараюсь не забывать о том, что мне приходится дольше восстанавливаться, а значит, нужно больше отдыхать. Не всегда получается, правда. Иногда есть возможность полежать, и нужно бы, а я все равно что-то делаю. Мы же все как устроены? Куда-то приехал – нужно пойти побегать, подвигаться, зарядку сделать. Раньше я всегда страдала от мысли, что что-то не выполнила в тренировке или вообще пропустила ее. Просто грызла себя постоянно. И только недавно начала понимать, что дать себе возможность лишний раз отдохнуть – это не во вред. Здесь очень важно, чтобы тренер доверял ощущениям спортсмена. А не дергал его по каждому поводу.

– Насколько легко в этом отношении вам было находить общий язык с Вольфгангом Пихлером?

– Мне вполне хватало того отдыха, что он давал. Нагрузки были большими, но за все три года никогда не приходилось работать через чрезмерную усталость. В этом отношении Пихлер всегда очень внимательно отслеживал наше состояние. Смотрел показатели крови, интересовался самочувствием. Не могу пожаловаться, одним словом.

– А то, что в команде сразу появилось много новых спортсменок, дискомфорта не вызывало?

– У нас как-то сразу сложилась очень хорошая обстановка. Мне, во всяком случае, было приятно там находиться, хотя по характеру я достаточно замкнутый человек.

– В одном из олимпийских интервью у вас прорвалось сожаление, что Пихлера из старшего тренера женской команды низвели до рядового уровня. Какое значение это имело для вас? Ведь сам Пихлер не раз говорил, что ему безразлично, как называется его должность.

– Я хотела донести до людей другое. Дело в том, что в нашу команду на протяжении всего олимпийского сезона вообще никто не верил. Как и в нашего тренера.

– В чем это выражалось?

– Во всем. В отношении к результату, например. Когда его показывали девочки из другой группы, это никогда не проходило незамеченным. В то время как на нас в случае каких-то успешных выступлений никто не обращал внимания. Если же результат получался не очень удачным, немедленно акцентировалось, что это – неудача команды Пихлера. Все это вроде бы мелочи, но было неприятно.

– Может быть, как раз это вас и сплачивало, заставляло идти к цели?

– Команда у нас и на самом деле была очень сплоченной.

– Ваш вид спорта все-таки достаточно индивидуален. Или отношения между спортсменками все равно имеют большое значение?

– Это важно. Мы ведь проводим вместе очень много времени. Как в семье. Понятно, что у каждого человека есть свои интересы, свои "тараканы", но по-хорошему никакого негатива в команде быть не должно. Если отношения между людьми напряженные, в таком коллективе очень тяжело находиться. И тренироваться становится сложнее, и выступать. В той же эстафете бежишь совершенно иначе, когда рядом с тобой люди, чью поддержку ты чувствуешь изо дня в день.

* * *

– Пихлер в одном из своих интервью сказал, что современный биатлон сильно изменился. Что конкуренция в нем стала принципиально иной, и только русские отказываются это понимать. Вы согласны с ним?

– Я согласна с тем, что четвертое или пятое место – это далеко не всегда плохой или тем более позорный результат. Тем более что победа не всегда зависит от усилий самого спортсмена. Но стремиться нужно только к золоту – ставить перед собой максимальную цель. Довольствоваться более скромными задачами, как это делают маленькие страны, считаю неправильным, и для нашей страны неприемлемым.

– Если бы вы приняли решение остаться в спорте еще на четыре года, и если бы в российской команде продолжал работать Пихлер, пошли бы к нему тренироваться?

– Да. Мне нравится с ним работать. Вольфганг симпатичен мне, как человек, у нас всегда был контакт. Собственно, мы и сейчас договорились держать связь. Пихлер пообещал, что будет по-прежнему помогать мне в плане тренировок, если я решу их продолжить.

С другой стороны, у нас в стране тоже немало тренеров, с которыми я с удовольствием поработала бы. Вливание информации в спортсмена должно идти, считаю, с самых разных сторон. Иначе перестаешь развиваться.

– В этом плане тренировка вполне способна стать бесконечным процессом.

– Ну так ведь в нашем виде спорта всегда есть над чем работать. Это уже своего рода философская категория: не зря же говорят, что человек умирает тогда, когда он полностью выполнил свое предназначение на земле, данное свыше. Так и в спорте: если есть чему учиться и к чему стремиться, значит, путь не исчерпан до конца.

– Как раз об этом я размышляла, собираясь на встречу с вами. И подумала: может быть, дело вовсе не в мотивации? А в том, что нынешний спорт – это, прежде всего, высокооплачиваемая работа. Так к чему ее прекращать?

– В какой-то степени вы правы. Просто, помимо всего сказанного, биатлон для меня – это еще и работа, которая мне нравится, продолжает приносить удовлетворение, и которую я делаю не хуже многих других спортсменок. А иногда даже лучше. Будь иначе, я бы уже давно задумалась об уходе. Мне, например, совершенно не хотелось бы уйти проигравшей, когда все вокруг начнут понимать, что я уже давно не способна ничего выиграть.

– На протяжении четырех лет последнего олимпийского цикла у вас не было хотя бы кратковременного сожаления, что не ушли после Ванкувера – с золотой медалью?

– Об этом я не жалела ни разу. Можно, конечно, порассуждать, что было бы, если бы я ушла, но не хочется. Я действительно не жалею о том, что осталась в спорте. Мне комфортнее, когда есть режим, есть дело, которое требует большой самоотдачи. Если бы такое дело у меня было помимо биатлона, я бы, наверное, уже ушла из спорта. А сейчас – зачем? Чтобы сидеть дома в четырех стенах? Не хочу. Ну да, мне хотелось бы иметь возможность чаще бывать дома, проводить больше времени с ребенком. Но на то, чтобы этого ребенка растить, нужно продолжать зарабатывать деньги. И другой работы, помимо спорта, на данный момент у меня нет.

– Когда вы планируете определиться с решением относительно дальнейшей карьеры?

– Официально такого срока нет. Наверное, к дате формирования состава команды. Пока я не заявила о своем желании уйти, я остаюсь.

* * *

– Вы когда-нибудь болели в гонках не за российских спортсменов, а за иностранцев?

– Я за всех всегда болею. И всегда хочу, чтобы у людей, которым я симпатизирую, все получилось. Причем не потому, что соперник промахнулся, а потому, что ты сам оказался сильнее.

– Кому-нибудь из соперниц удалось удивить вас в этом сезоне своими результатами?

– Я никогда особенно не смотрела по сторонам. Никогда не сравнивала себя с кем-то. Никогда не смотрела чужие протоколы – только свои. Может, это неправильно, но вот так получилось. И кумиров у меня никогда не было. Скорее, симпатии.

– Например?

– Например, Магдалена Форсберг. В свое время я очень хотела быть такой, как она. Или как наши девочки – Галя Куклева, Света Ишмуратова. Мне очень нравилось наблюдать, как они тренируются, как выступают.

– Катя Глазырина, помню, рассказывала, как однажды оказалась на лыжне за Оле Эйнаром Бьорндаленом, попробовала копировать манеру его бега и почувствовала, как ее прямо-таки потащило вперед.

– Думаю, это чисто психологическое ощущение. Хотя тренеры нам иногда советуют обращать внимание на того же Бьорндалена – как он руки выносит при беге. Или на Лукаса Хофера – как тот винтовку надевает после стрельбы на рубеже.

– А как он ее надевает?

– Быстрее всех. У него на это уходит меньше трех секунд. Я так уже не смогу. А вот маленькие девочки вполне могут хотя бы попробовать.

– Популярность вас утомляет?

– Сложный вопрос. Когда нас после Олимпийских игр встречали в аэропорту, народ меня увидел, кинулся за автографами. Даже неудобно стало: рядом стоят Владимир Драчев, Сергей Тарасов – такие же олимпийские чемпионы, как и я, а их расталкивают, не узнают. Они ж не виноваты, что в их времена биатлон не был раскручен до такой степени, как сейчас. Вся наша нынешняя популярность – это тоже временное явление, хотя к ней, безусловно, довольно быстро привыкаешь. Иногда люди проходят мимо, не узнавая, а ты невольно начинаешь думать: что это, меня не узнают уже?

С другой стороны я сама немало способствовала тому, чтобы у меня была репутация, как бы это сказать...

– Человека, не очень сильно настроенного на общение?

– Ну да.

– Почему, кстати, вы не так часто принимали участие в Рождественских гонках?

– Раза три участвовала – по молодости. После рождения Сашки стала отказываться, даже когда приглашали. Меня это довольно сильно выбивало из колеи – я предпочитала отдохнуть, восстановиться, подлечиться, побыть дома. Хотя определенная польза в таких гонках конечно же есть: биатлонисту надо уметь выступать при большом скоплении народа.

– А что для вас Гонка чемпионов?

– Это праздник.

– Видели бы вы сейчас свои глаза...

– Ну, это я сейчас немного уставшая. Мы же все равно будем стараться выиграть. Для нас Гонка чемпионов – просто показательная гонка. Работа. А для болельщиков-то – совсем другое. Они ж хотят видеть биатлон, хотят общения. Главное, что в кои-то веки это можно совместить. По ходу сезона ведь как бывает: ты разминаешься, готовишься к старту, сконцентрирован на своих действиях, а тебе вдруг кричат из-за ограждения: "Можно с вами сфотографироваться?" И ведь люди реально не понимают, что я не всегда даже голову в их сторону повернуть могу. Что это банально отвлекает от работы. Ну, примерно как водителю поезда сказать: парень, притормози на светофоре, выйди, попозируй немного.

Когда находишься в форме, это не имеет большого значения: в этом случае ты сконцентрирован до такой степени, что сам ничего и никого вокруг не слышишь. А вот если состояние не очень хорошее, сбить настрой способна любая мелочь. Помню, как-то на этапе Кубка мира в Хохфильцене я пришла на рубеж, и в полной тишине вдруг кто-то заорал по-русски: "Давай, попадай!" Меня это вообще тогда выбило из колеи. В Ханты-Мансийске тяжело бегать – ты понимаешь все, что тебе кричат. То есть мозг невольно фокусируется на чем-то внешнем и ненужном. В Сочи в этом отношении было тоже тяжеловато, кстати. "Порви! Давай! Ты должна..." Соревнования становятся скачками. Где все мы – лошади. И важно лишь то, кто придет первым.

20