Футбол
Шампанское с Пеле, гонцы из «Милана», оскорбления и плевки обладателя «Золотого мяча». Истории о первом грузинском капитане сборной СССР Муртазе Хурцилаве
«Попробовал бы Пеле, как Стрельцов, семь лет не играть, отсидеть и снова стать лучшим в Бразилии!»
В предыдущий раз мы с Муртазом Хурцилавой виделись и общались, страшно сказать, 28 лет назад, летом 1995-го.
Почти за три десятка лет один из лучших защитников в истории советского футбола, разумеется, меня забыл. Потребовалась рекомендация маэстро следующего поколения, Владимира Гуцаева, который вместе с Муртазом Хурцилавой помогал в конце 80-х в тбилисском «Динамо» Давиду Кипиани и, как я заметил, обладает для других грузинских футболистов непререкаемым авторитетом. И вот в прошлом году я оказываюсь в уютной квартире Муртаза Калистратовича в центре Тбилиси, и 80-летний хозяин с широченной улыбкой выходит встретить меня у подъезда. Тут же извиняясь за свой русский: «Практики нет, извини! Очень редко сейчас с кем-то по-русски удается поговорить». А уже дома предлагает отличного грузинского коньяку — но на дворе полдень, я вежливо уклоняюсь, о чем теперь немножко жалею.
Теперь он уважаемый всей Грузией пенсионер, и его настоящий футбол остался в воспоминаниях — нынешний он хоть и смотрит, но не больно жалует («Сейчас мне не нравится, как играют, часто выключаю»). Разве что Хвичу хвалит — но даже Спаллетти, когда тот тренировал «Наполи», за слишком большую загруженность Кварацхелии в оборонительных действиях поругивал. И Месси с Пеле, против которого он разок сыграл, при нем даже нельзя пытаться сравнить: «Месси хорош, но таких, как Пеле, не было. Все умел, не было слабых мест!»
Правда, когда заговариваем об Эдуарде Стрельцове, виртуальный трон под Королем футбола начинает шататься. И как сочно — несмотря на подзабытый русский — формулирует Хурцилава!
— Пять лет человек отсидел, а потом два года подряд его лучшим футболистом Союза признавали. Вот говорят — Пеле, Пеле. Да, Пеле! Но пусть Пеле попробует семь лет не играть, в тюрьме отсидеть, а потом выйти и снова стать лучшим в Бразилии! Такого, как Стрельцов, не было. Как он видел поле! Мы очень дружили.
— Сам Стрельцов говорил, что больше всего любит играть в Тбилиси, потому что у вас самые лучшие болельщики.
— Знаешь, как его здесь любили! И не только его. Всех, кто сильно играл, у нас любили как своих. И ходили не только на тбилисское «Динамо», но и на Стрельцова, Иванова, Яшина... Как Лев Иванович руководил защитой — все видел, все успевал подсказать! «Хурци, слева! Вперед! Назад!» Такого в мире больше не было! Вообще сказка!
— Вы со Стрельцовым не говорили о том, как его посадили?
— В Италии в одном номере жили. Говорили. Да, выпил немножко. Да, у девушки был синяк. Но она не хотела писать заявление! Ее родители увидели и написали!
— Он сам вам это говорил?
— Да.
Хурцилава ни на что не жалуется, не кряхтит, жизнью, кажется, вполне доволен — или, как гордый грузин, просто не хочет вытаскивать какие-то жалобы наружу. Но смеется он так заразительно, что это не подделаешь. Приятно, что хоть кто-то из великих советских футбольных ветеранов пребывает в состоянии душевного, да и, кажется, материального комфорта.
— Эту квартиру в 1972-м «Динамо» дало, — объясняет он. — В Тбилиси руководство очень здорово обращало внимание на футболистов. Машины, квартиры — все было, родителям работу давали... Вот мы коммунистов сейчас ругаем, но в советские времена в Грузии спорту очень помогали. Я сказал, что хочу жениться, а тут без квартиры не обойтись, и Шеварднадзе помог. Он всем помогал.
И машина у меня была хорошая, 24-я «Волга». А в какой-то момент, уже позже, у нашей семьи было четыре автомобиля — у сына, у жены, у дочки и у меня. Возможности позволяли. И сейчас нет проблем. Помогают, уважают. Живем потихоньку.
Слушай, на что мне жаловаться, а? Любимым делом занимался, деньги хорошие по тем временам зарабатывал, счастливый человек был! В любое время, когда выходил и готовился к игре. А после нее не то что в Тбилиси — в «Лужниках» толпа болельщиков ждала нас у автобуса, чтобы пообщаться с футболистами. Какой футбол тогда был — теперь и не снится! В мире такого сильного и интересного чемпионата не было! Такого левого края, как Месхи, я на всей планете не знаю! И в каждой команде мастера сумасшедшие. В Тбилиси на каждой игре стадион заполнялся, билет невозможно было достать. Сейчас в Грузии ни на одной игре столько народу нет, сколько нас тогда у автобуса встречало!
...В 1995-м декорации нашего разговора были совсем другие, более рабочие. Подмосковный Новогорск, сбор молодого амбициозного грузинского клуба «Самтредиа», его 52-летний энергичный главный тренер в спортивном костюме, дающий мне темпераментное, по-настоящему грузинское интервью. На прекрасном для грузина, богатом русском языке. А как иначе, если и миллион друзей, бывших партнеров и соперников, из России, да и вообще СССР развалился только четыре года назад?
Днем или двумя ранее Хурцилава, легендарный защитник, капитан сборной СССР, заслуженный мастер спорта, серебряный призер Евро-1972, бронзовый — ЧМ-1966 (да-да, тогда за четвертое место, высшее в истории нашего футбола на мировых первенствах, давали медали) и Олимпиады в Мюнхене, обыграл в контрольном матче «Торпедо» другой легенды — Валентина Иванова, — шедшее в том сезоне по чемпионату России бодро и финишировавшее пятым, — 3:2. И как-то приумолкли голоса тех, кто не считал молодой грузинский чемпионат за турнир.
В Грузии-то как раз тот результат мало кого удивил — ведь «Самтредиа» до самого конца предыдущего сезона-1994/95 билось за золото чемпионата, обыграло тбилисское «Динамо» в обоих матчах, и лишь ничья в предпоследнем туре лишила команду Хурцилавы титула. Я подходил к президенту частного провинциального клуба Тариэлу Чачуа и спрашивал, как ему пришла в голову идея пригласить Хурцилаву, и он отвечал: «Серьезные цели под силу только серьезным людям. Никаких сумасшедших условий он не ставил, во многом работает на энтузиазме. И часто, глядя на него, ловлю себя на мысли — неужели это тот самый Хурцилава, которого я обожал и как болельщик, и как футболист? Сам ведь тоже играл, до киевского СКА добрался. И так до конца поверить не могу».
Для «Самтредиа» то серебро так и осталось высшим достижением, позже лишь один раз повторенным, а Хурцилава оттуда через несколько месяцев сам ушел, когда клуб начал распродавать игроков. Сезон-1998/99 провел во главе тбилисского «Динамо», десять лет подряд выигрывавшего золото и сделавшего это тогда в последний раз за долгое время.
Потом успешно поработал в молодежке, в первой сборной помощником у Александра Чивадзе. Успехи, в общем, у него и в этой роли были, и для Грузии довольно заметные. Но таким тренером, как футболистом, ему стать все же было не суждено. И на мой вопрос, мог ли бы он стать выдающейся личностью в новой профессии, отвечает с ходу:
— Нет. Тренер — это совсем другое. Когда играешь в футбол, отвечаешь за себя. А тренер отвечает за 25 игроков, которые у него в команде. Очень трудно.
— Как 80-летие отметили?
— Не люблю я это, — машет рукой Хурцилава. — Скромно отметил. Были только самые близкие.
— Из России сейчас редко звонят?
— Когда играл и только закончил, звонили постоянно. Когда московское «Динамо» у нас бывало, Аничкин и Маслов после игры у меня собирались. Без банкета не пропускал никого!
В первые годы после развала Союза созванивались почти все, с кем я в сборной играл. А потом — все реже, реже... Когда только закончили играть, и я звонил на дни рождения Шестерневу, Численко, Стрельцову, Иванову, Воронину, и они.
Как играл Воронин! Минусов у него вообще не было! Сейчас таких нет. Он полузащитник, но хоть в защиту поставь, хоть в нападение — везде в порядке. Как с Венгрией в четвертьфинале ЧМ-1966, когда ему в центре обороны пришлось играть. А красавец какой...
— Автокатастрофу после другого матча с Венгрией помните, которая его карьеру перевернула?
— Мы были на базе в Новогорске. Утром, часов в шесть, пришел кто-то и сказал, что Воронин попал в аварию. Как он жив тогда остался — вообще непонятно. Машина всмятку. Хороший парень был. И футболист великий.
— Нашли его, увы, с проломленной головой.
— Любил выпить...
Покрышка вместо мяча и отец — директор школы, запретивший играть в футбол
Старинная легенда гласит, что много десятков лет назад тренер федерации футбола Советской Грузии Давид Цомая ездил по республике в поиске юных талантов — и однажды в маленьком городке Гегечкори (теперь Мартвили) увидел, как дети на лужайке гоняют мяч. Хотя нет — какой там мяч, бог знает что. И маленький Муртаз делал это совершенно волшебно. После игры Цомая попросил показать, чем они играют, — и едва не прослезился, увидев, что старой покрышкой, набитой сеном и тряпками. Пообещал прислать из Тбилиси настоящий мяч — и выполнил обещание. Но через год, снова приехав в Гегечкори посмотреть на Хурцилаву, обалдел, увидев мяч на стене пионерской комнаты, — такой он был красивый, что жалко его стало пинать, и вернулись к покрышке...
В 1995-м я спросил Хурцилаву о правдивости этой истории, и он подтвердил ее... частично. Цомая приезжал, покрышкой играли. Но чтобы настоящий кожаный мяч, о котором сельские грузинские мальчишки мечтали как о манне небесной, в какую-то там пионерскую комнату ставить — об этом не могло быть и речи.
Отец на футбольные увлечения сына смотрел плохо. Директор школы, что возьмешь? Он видел у него цивильное будущее — серьезный институт, солидная профессия. Тем более что Муртаз был единственным наследником в семье по мужской линии — четверым ребенком после трех старших сестер. В общем, играть в футбол будущему капитану сборной Советского Союза папа запретил. И если бы через неделю после повторного визита Цомаи, когда Хурцилава со своей командой поехал на финал юношеского Кубка Грузии, строгий Калистрат узнал, где сын находится, — страшно представить, что потом случилось бы. Но его как-то ввели в заблуждение.
Папа признал футбол и сына в нем, только когда Муртаза в составе юношеской сборной СССР пригласили на первый в жизни заграничный турнир — в итальянский Сан-Ремо. Это произвело на Калистрата сильное впечатление. По возвращении он позвал сына на разговор: «Что, хочешь играть в футбол?» — «Хочу, отец». — «Я тебе мешать не буду. Но при одном условии. Ты обязательно должен быть первым. Иначе я перестану тебя уважать».
И что Хурцилаве после этого оставалось? Правда, до смерти Калистрат так ни разу и не побывал на стадионе. Но не из-за неприязни к футболу — по телевизору-то смотрел, перипетии потом обсуждал. Сам Муртаз по причинам, которые сам не смог мне объяснить, запретил близким ходить на матчи. Только жена один раз нарушила бан. Учитывая, что в тот день сборная СССР с Хурцилавой в составе разгромила 4:0 греков, кара ее не настигла.
Классик грузинского тренерского цеха Андро Жордания, с которым тбилисцы поднялись в число фаворитов чемпионата, выпустил его на предсезонке против московского «Динамо» в 18 лет — и никакого мандража. Причем в центре обороны, куда Муртаз, в детстве игравший в атаке, попал случайно — как это часто бывает, из-за травмы партнера. Было это на Спартакиаде школьников в Москве в 1959-м. На вопрос тренера, кто сможет его заменить, Хурцилава ответил «я» — и его судьба была решена.
На следующий год после Жордании тбилисское «Динамо» принял лично Михаил Якушин — создатель того «Динамо» московского, которое в 1945 году в легендарном турне покорило Англию.
— Именно эти два тренера оставили в моей душе наибольший след, — говорил мне Хурцилава в 95-м, и сейчас я перепроверил: мнение спустя почти 30 лет у него осталось то же. — Жордания — это как первая любовь, значит, самая сильная. А в конце того года с нами в турне по Южной Америке поехал Якушин, и мы все поняли — великий тренер. Он футбол и людей футбола понимал как никто. К нарушениям дисциплины очень строго относился, это да. Но у меня по этой части никогда проблем не было.
1964-й впервые в истории тбилисского «Динамо» стал чемпионским. Только вот под руководством не Якушина, уволенного 1 мая, уже по ходу сезона, а другого мэтра — Гавриила Качалина, тренера — победителя Олимпиады-1956 в Мельбурне и первого Евро-1960 в Париже. И в вопросе о причине якушинской отставки Хурцилава-1995 и Хурцилава-2023 между собой расходятся.
Первый осторожно говорил:
— Он, кажется, с руководством республиканского спорткомитета не поладил.
Второй высказывается резче:
— Старшие ребята виноваты. Якушин свободы им не давал, дисциплину любил. Все правильно делал! Как он понимал футбол! Я со многими в сборной разговаривал, спрашивал, кого они считают лучшим тренером. Якушина! В том сезоне он первые 7-8 игр тренировал, и, по-моему, ни одной не проиграли (на самом деле после семи туров у тбилисцев было пять побед, одна ничья и поражение, и как раз после проигрыша московским одноклубникам в седьмом туре Якушин и был уволен. - Прим. И.Р.). Качалин — более культурный человек. Лишнего ничего не говорил, голос не повышал. После игры на разборе спокойно указывал каждому на ошибки. И его признали.
Фамилии всего состава той тбилисской команды Хурцилава произносит как песню. Отвечая на мой вопрос о тогдашнем разделении трибун «Динамо» на «месхистов» и «метревелистов», объясняет разницу между ними: «Слева такого, как Месхи, в мире не было! А Метревели мог сыграть и слева, и справа, и центрального нападающего. Его приход из «Торпедо» здорово усилил нашу команду». Сразу становится ясно: козырь первого — виртуозная игра на своей позиции, второго — универсализм.
Вспоминаем Георгия Сичинаву, который в матче сборных, по легенде, на спор пробросил мяч между ногами у Пеле, — и 80-летний Хурцилава начинает чуть ли не движения одноклубника имитировать: «У него мяч никто не мог отнять. Когда выигрывали за 15-20 минут до конца, всей командой кричали: «Жоре отдай мяч!» Он таскал-таскал, без вариантов отобрать!»
Был ли действительно случай с пробросом мяча между ногами Короля футбола? Хурцилава отвечает двусмысленно: «Жора мог это сделать!» И поди догадайся — сделал или нет... Но то, что Пеле подарил Сичинаве майку, подтверждает.
Тут мы немного забежали вперед, поскольку речь о 1965-м. А годом ранее сам Хурцилава в золотом сезоне-1964 провел всего восемь игр и золотой медали не получил — их тогда вручали только тем, кто сыграл не меньше половины матчей. Сначала слег в больницу с приступом аппендицита, едва поправился — получил травму ноги, но играл на уколах — тренеры требовали: «Мне вообще очень многие игры приходилось играть на уколах — не знаю, почему так получалось. А тогда доигрался до ЦИТО, там знаменитый хирург Зоя Миронова ужаснулась: «Тебе же полгода на поле выходить нельзя!»
— Начал я лечиться в Москве, и тут обо мне все забыли, — рассказывал мастер в 1995-м, явно намекая на не особо сложившиеся отношения с Качалиным. — Не верили, что смогу оклематься и заиграть по-настоящему. Тогда и пошли приглашения из Москвы. Я был на пределе, но переступить черту не смог. Не в моих силах было оставить Грузию. Так же было и в 75-м, когда я не по своей воле покинул «Динамо» и вскоре ушел из футбола. Опять меня звали в Москву, и опять безуспешно. Видно, судьба моя такая, что могу жить и работать только дома...
Оставшись без золотой медали чемпионата СССР, Хурцилава полтора года спустя получит бронзовую — чемпионата мира. Которую он мне с гордостью показал.
С гордостью он говорит и о том, что всегда играл корректно:
— Один раз, когда еще только начинал, по совету «стариков» попробовал запугать соперника. Им был спартаковский центрфорвард Юрий Севидов. Он отреагировал на мои слова, порой грубые, с юмором, подшучивал: «Ну давай, Муртаз, давай!» После того матча я ночь не спал и на всю жизнь зарекся так себя вести.
— А как форварды вели себя против вас? — спросил я его в 1995-м. — Например, в 67-м мировая пресса восхищалась, как вы закрыли обладателя «Золотого мяча» предыдущего года шотландца из «МЮ» Денниса Лоу.
— Я обожал персонально играть против сильных соперников. В мае 67-го нам предстояла тяжелейшая игра в Глазго с Шотландией. Она незадолго до того победила на «Уэмбли» чемпионов мира англичан — 3:2, и Лоу был в той игре лучшим. Матч видел новый тренер сборной Якушин и сказал мне: «Выключишь Лоу — сможем выиграть». Выключил. Выиграли 2:0.
— И как вам Лоу?
— Если честно, я был разочарован и его игрой, и поведением на поле, отношением к сопернику. Каждый раз после того, как я отбирал у него мяч, он вдогонку грязно ругался, а несколько раз даже плюнул в меня. Я сдерживался с трудом, а в перерыве его заменили.
Бразильцы больше любили Гарринчу, чем Пеле
Вернемся на пару лет назад. В 1965-м перед сезоном Муртаз женился — и нарушил все тогдашние футбольные поверья, которые гласили, что после свадьбы на игрока минимум год можно всерьез не рассчитывать. Тут все произошло наоборот — доктор Миронова дала добро на возвращение в футбол, и в том же сезоне защитник при тренере Николае Морозове ворвался в сборную Союза и не отдавал место в ней следующие восемь лет. И в первом же сезоне сыграл против Пеле!
Правда, в первом, московском матче, когда Король футбола сделал дубль в Лужниках, Муртаз не выходил:
— Травма! — даже теперь он ахает. — Так обидно было, что месяц не спал! Но я до того и за сборную-то не играл, а потом меня сразу взяли на ответный матч в Бразилию. Тренеры переживали, что я новичок, поэтому с начала игры не поставили. На замену выпустили.
— Вышли вы вместо Валентина Афонина при 1:2. И при вас сборная СССР сравняла счет. Что такое для новичка сборной играть на «Маракане»?
— Еще и на стадионе двести тысяч болельщиков было! Есть футболисты, на которых такое количество народу действует, а есть те, кто не обращает на это внимания. Я — спокойный. Главное для меня — играть. Выходил против всех сильных сборных того времени, и неплохо. Мог персонально, мог свободного защитника.
— Как вам Пеле?
— Все умеет! Такого больше не было и нет! Но и мяч я у него отбирал, и верховую борьбу выигрывал.
— Сумели с ним пообщаться?
— Да. В Бразилии после игры был хороший банкет в нашем посольстве. И туда благодаря мне попал один наш журналист. Когда после матча заходили в автобус, один молодой парень подошел ко мне и сказал, что он журналист и мечтает поговорить с Пеле. Я взял его в автобус и привез на банкет, где он сидел рядом со мной. Он с ума сошел, увидев Пеле вблизи!
И сам Пеле к нам пришел, выпил с нами немного шампанского. Им все разрешали — шампанское, виски, а нам тренеры совсем чуть-чуть позволили. Я чокнулся с ним бокалами шампанского!
— Интервью-то состоялось?
— Да! Он к нему обратился, Пеле ответил: «Без проблем!» Они потом в отдельной комнате разговаривали. Такой человек! Но в Бразилии, представляете, болельщики больше любили Гарринчу. Любой журналист тогда задавал Пеле вопрос, почему так. Даже в Грузии знали, что люди больше любят Гарринчу, и я на банкете спрашивал у бразильских журналистов, правда ли это. Они говорили — да. Я не понимал почему. Гарринча — сильный, но он только по краю играл, а Пеле — везде. Он даже вратарем играл, когда тот травму получил. Пеле — это бог футбола!
— Я когда-то разговаривал с Пеле и спросил, кто у него самые любимые футболисты. В пятерке он назвал одного защитника — Бобби Мура. Согласны?
— Были и лучше Мура защитники в Советском Союзе! Шестернев, Капличный, Аничкин. Все здорово играли!
В отличие от многих других тогдашних игроков сборной, Хурцилава о Николае Морозове и его человеческих качествах отзывается высоко. По крайней мере сейчас — в 1995-м мы эту тему не обсуждали. Мне не раз приходилось слышать противоположные мнения, но тут подтвердилось правило — если тренер игрока ставит, он для него хороший.
А Морозов ставил Хурцилаву на ЧМ-1966 даже несмотря на то, что тот играл с полученной в товарищеском матче травмой, на уколах, а после возвращения из Англии месяц пропустил. Он был в основе и с загадочной сборной КНДР (3:0), которая в итоге выйдет из группы вместе с нашими, и с Италией (1:0), где Муртаз наглухо закроет лучшего снайпера «Скуадры адзурры» Сандро Маццолу.
— Тренер такую задачу поставил. Против сильных нападающих я всегда играл персонально. Тяжело ли было против Маццолы? А против Стрельцова — легко, что ли? Против Численко? Позже — против Блохина? Маццола был хороший нападающий, но я смог.
— Вы знали, как он играет?
— В чемпионате СССР был один грузинский судья, Миминошвили, который ездил по всему Советскому Союзу. Играют, к примеру, московские «Динамо» и «Торпедо», команды снимают свои матчи тогда еще не на видео, а на кинокамеру, а потом показывают футболистам. Что я делал? Отдавал Миминошвили наши кассеты, а он менял их на другие. И потом смотрел по телевизору, как центральные нападающие других команд играют. С международными матчами так, конечно, было невозможно, но я благодаря этим просмотрам многое про любых форвардов понимал. И мне достаточно было несколько минут против человека на поле провести, чтобы почувствовать его манеру.
Если на поле Хурцилава был бойцом без страха и упрека и пройти его было почти невозможно (при этом он славился максимальной корректностью: «Ни один футболист вам не скажет, что Хурцилава ударил его исподтишка или нанес травму!»), то за его пределами наивного и доброго Муртаза несложно было разыграть. Анзор Кавазашвили в «Разговоре по пятницам» рассказывал моим коллегам по «СЭ» Юрию Голышаку и Александру Кружкову: «На чемпионате мира в Англии для полуфиналистов устроили торжественный вечер в отеле. У входа стоит швейцар, выряженный в гвардейца. Эполеты, треуголка с золотой кокардой. Открывает дверь и раскланивается. «Чего это он?» — спрашивает Хурцилава, пока наша делегация идет по ковровой дорожке. Говорю: «Ты что, это ж знаменитый английский маршал. С ним нужно за руку поздороваться и тоже поклониться». Когда мы подошли к дверям, Муртаз выдвинулся навстречу швейцару, поклонился в пояс и начал горячо трясти его руку. Англичане были в шоке».
Не каждый подтвердит такую историю. Но 80-летний Хурцилава хохочет — да, мол, было!
— Наверное! Шутили иногда ребята! Особенно после игры, если выиграли или вничью сыграли. А когда проигрываешь — видеть никого не хочешь!
Вот только закончился ЧМ-1966 для Хурцилавы грустно. В концовке отличного турнира он в матче за третье место с португальцами на ровном месте заработал пенальти за игру рукой. 28 лет назад он вздохнул:
— Никогда мне пенальти тот не забудут. И именно потому, что из ничего он возник. Торреш, двухметровый нападающий португальцев, был в явно неголевой позиции, и я чисто инстинктивно поднял руку, в которую и попал мяч. В тот день мне просто суждено было «привезти» в свои ворота пенальти, и я это знал. Не догадывался только, в какой момент и как это случится.
— То есть как — знали?
— Приснилось мне это предыдущей ночью. Просыпаюсь утром в день игры, бужу соседа своего по номеру и друга Жору Сичинаву и говорю, что назначат сегодня из-за меня 11-метровый. Тот меня успокаивал как мог, но чему быть — того не миновать. Никто из тренеров и ребят меня тогда не ругал. Все понимали — эта необъяснимая вещь могла произойти с каждым. Но мне от этого было не легче, и в раздевалке я разрыдался.
Теперь он добавляет еще пару деталей:
— Я вообще редко сны вижу, а тогда все было прямо очень четко.
— Но зачем Морозов поставил вас против нападающего, который на 16 сантиметров выше?
— Потому что я все равно головой играл лучше всех, кто оставался, — Шестернев не играл из-за травмы. А этот Торреш раньше играл в баскетбол! Два метра семь сантиметров, представляете?!
Тут Хурцилава немного хватил — из официальных источников, рост этого форварда все-таки 191 см. Тоже немало, но не 207.
Партнера по центру обороны в той сборной, капитана сборной Альберта Шестернева Хурцилава в 1995-м назвал мне лучшим другом в команде.
— Мы с ним почти всегда делили комнату на сборах. Именно у него я в начале 70-х принял повязку капитана сборной. И только совсем недавно совершенно случайно узнал, что Алик умер (это произошло 5 ноября 1994 года. - Прим. И.Р.). До Грузии, увы, вся информация не доходит. Узнал бы вовремя — бросил бы все и примчался на похороны. Я и о смерти Стрельцова, с которым мы тоже сошлись и против которого труднее всего было играть, узнал гораздо позже. Грустно все это...
Гонцы из «Милана» предлагали контракт. Но надо было бежать
Первым в истории грузинским капитаном сборной СССР Хурцилава стал в 1971 году, когда в 30 лет закончил играть в футбол — и одновременно в сборной — Шестернев.
— Ребята меня выбрали. Вообще об этом не думал! Нам предстояла игра с Венгрией. Готовились на базе в Новогорске, и перед матчем, как обычно, приехало руководство — председатель Госкомспорта, важные люди из комсомола. Назначили собрание, и никто не думал, что оно по поводу капитана сборной. Министр Павлов говорит: «Послезавтра у вас игра, а капитана нет, надо выбрать». И вдруг ребята встают и говорят: «У нас есть капитан!» — «Кто?» — «Хурцилава!» Видел бы ты лица руководителей! Они явно другого ожидали. Но против футболистов, которые выступили все вместе, пойти не могли. Теперь думаю, что они заранее сговорились, а меня поставили уже перед фактом.
— Большая честь для вас быть первым из двух грузин — наряду с Александром Чивадзе, надевавшим капитанскую повязку в сборной СССР?
— Очень большая! И в Грузии это всегда ценили. Чивадзе — защитник другого типа, чем я. Моя задача — никому борьбу не проиграть, закрыть соперника. А Саша — очень умный. Он играл свободного защитника.
— «Динамо» (Тбилиси) с ним в роли капитана в 1981 году выиграло Кубок кубков, и это был величайший праздник для всей Грузии. Вам не было обидно, что не дотянули в команде до него?
— Нет! Главное, что грузины взяли Кубок. Мы в аэропорту находились два дня, ждали самолета! Что творилось тогда в Грузии — не передать. Сам финал я смотрел дома, по телевизору.
— А полететь с командой могли? Вас же наверняка из уважения к заслугам взяли бы в самолет.
— Я очень боялся летать. Пару раз сильно трясло, особенно когда летели в Америку над океаном. Ничего не помню — так мне плохо стало. С тех пор в самолет лишний раз не садился. Но лучше транспорта в мире нет! — неожиданно заключил Муртаз Калистратович.
В знаменитом полуфинале Евро-1968 Италия — СССР, исход которого после нулевой ничьей решался подбрасыванием монеты и все сложилось не в пользу Шестернева, Хурцилава не сыграл — его накануне «сломали» игроки сборной Чехословакии в четвертьфинале Олимпиады.
— Не забудьте, это был тот самый 1968 год, и на выезде творился полный беспредел. Дома мы выиграли — 3:2, я первый гол забил, — вспоминал он в 1995-м. — А на ответный соперники сначала выходить не хотели, но советское политическое руководство оказало давление — и они вышли. Но как! На первых же минутах в открытую, умышленно, покалечили троих — Аничкина, Численко и меня. Но с поля мы уйти не могли — замены еще были запрещены. Стояли и ничего сделать не могли. Они нам три мяча и закатили — мудрено ли при 11 на 8. Я потом два месяца не мог в футбол играть. И полуфинал Евро с Италией смотрел с трибуны.
В те дни ко мне неоднократно подходили с предложениями перебежать в зарубежные клубы, в том числе в «Милан». Об ответе моем вы догадываетесь, да и не до гонцов там было — все мысли о предстоящей игре, хоть я и не мог в ней участвовать. А не выиграли у итальянцев во многом потому, что неким руководством, не Якушиным, было решено не брать Стрельцова. Мы проиграли по жребию, и после этого снимают Якушина. Кто мне объяснит — за что? За то, что Алик Шестернев по «орел — решке» Факкетти проиграл?!
Звали Хурцилаву, по его словам, и в другие итальянские, и в немецкие клубы — это происходило уже на ЧМ-1970 в Мексике. Но такие переходы без побега из страны были для ее ведущих игроков в принципе невозможны. А по поводу того матча с Чехословакией теперь Муртаз Калистратович сообщает новые подробности:
— Что еще обидно — меня к той игре с чехами не готовили. Но перед игрой два укола сделали, и я сыграл. Думал, что на поле не выйду, и сам готовился не так, как обычно. Но вечером накануне матча вызвал тренер и спросил: «Если что — сможешь сыграть?» — «Сыграю». Он и поставил. И пошла вся эта совершенно нефутбольная грубость...
А еще одна мысль Хурцилавы заслуживает, по-моему, глубокого анализа:
— Часто думаю — сколько прекрасных футболистов было в Советском Союзе и в моем поколении, и в других, но результаты уровню этих игроков не соответствовали. Даже то четвертое место в 66-м. Интересно — почему?..
Он и на ЧМ-1974 мог бы поехать, если бы сборную СССР советские политики не лишили поездки на ответный стыковой матч с Чили. Во время домашней игры болел, но еще был в обойме национальной команды.
Его рекорд в молодежке держится до сих пор
Парадокс, что 32-летний Муртаз в начале 1975 года ушел из тбилисского «Динамо», а затем и вообще из футбола, при его любимом тренере Якушине, вновь возглавившем команду. Но пожилой специалист там был ни при чем, объяснив ситуацию тем, что «внутри команды пробежала черная кошка». Вот слова самого Хурцилавы из нашего интервью в 1995 году:
— О прямом столкновении, конфликте речи не было. Выходил я на поле постоянно и чувствовал, что смогу еще на прежнем уровне играть не год и не два. Ни о каком окончании карьеры и переходе на тренерскую работу не задумывался. Но кому-то оказался неугоден, потому что был капитаном и от молодых ребят многого требовал. И вдруг выяснилось, что им со мной трудно тренироваться и играть. Я был вынужден уйти, и это стало самым несчастным событием в моей жизни, так же как самым счастливым — приход в «Динамо». В итоге и Михаил Иосифович пробыл там недолго, хотя в тот момент остался. Мне кажется, там была цепочка. Кому-то хотелось убрать Якушина, но напрямую они это сделать не могли — руководство бы воспротивилось. И решили сначала убрать Хурцилаву.
28 лет спустя звучит гораздо более мягкая версия:
— Я получил серьезную травму. Мне сказали — надо делать операцию. И я для себя решил, что надо все бросить. Для чего мне за тридцать эта операция? Трудно бросать футбол, но надо уметь уходить вовремя.
Тот год он доигрывал в кутаисском «Торпедо», заодно окончил институт. И пошел тренировать, начав со второй союзной лиги, с Зугдиди. И много еще в том же дивизионе отпахал.
— Какими бы игроками мы ни были, становясь тренерами, должны забыть о гордыне и начинать все сначала. Мы должны просто служить футболу.
Золотые слова. И тренер Хурцилава послужил футболу сначала в клубах, а на стыке веков — в грузинской молодежке, которая во главе с ним с 1999 по 2001 год установила рекорд, который держится до сих пор: 14 матчей без поражений. Но после трех поражений подряд он сам ушел с поста. Муртаз Калистратович и мне в 1995-м говорил, что предпочитает уходить сам, не дожидаясь, пока вытолкнут за дверь начальники. Сейчас мало кто так поступает. Все ждут неустойки.
И не страшно, что защитник-легенда Хурцилава не смог стать таким же тренером-легендой. Такие совпадения вообще крайне редки, Зиданов много не бывает. Он просто честно и вполне себе результативно работал во многих грузинских командах. А в другие страны не доехал, потому что хотел работать только в своей, о чем сказал мне еще в 1995-м. После сборной он в середине нулевых, в 60 с небольшим, с тренерством завязал, хотя звали его еще десятки раз. «Пора дать дорогу молодым», — сказал он и от решения своего не отступился.
— Нынешние чемпионаты бывших стран Союза с советским сравнить нельзя, — строг Хурцилава. — Такие ошибки люди сейчас делают, за которые нас бы съели!
Тем не менее, когда он смотрит футбол, никто из домочадцев в комнату не заходит.
А вот в то, что сборная Грузии может выйти на Евро-2024, он верит. Считает, что футболисты для этого есть.
Главное, что он выглядит счастливым человеком. И если внешнее впечатление соответствует тому, что на самом деле, это очень радостно. Не всем же великим футболистам бывшего Союза стареть в забвении, бедности и общем равнодушии.
В сходящей от футбола с ума Грузии по отношению к игроку, которого УЕФА признал лучшим в стране за вторую половину XX века, такого, мне кажется, просто не допустили бы.
Да и не из-за этого и прочих титулов. А потому что он — Муртаз Хурцилава!
