Большое интервью Карпина: слова президента о лимите, реформа российского футбола, может ли кто-то влиять на выбор состава?
В середине прошлой недели Валерий Карпин приезжал в Москву, у него была встреча в Министерстве спорта. Вечером 15 сентября он посетил матч Лиги Европы «Спартак» — «Легия», а перед этим дал интервью «СЭ». После назначения в сборную Карпин стал очень часто появляться в медиа: постоянные пресс-конференции, подходы, интервью. Хотелось поговорить на актуальные темы, но без повторяющихся вопросов.
— Перед матчем с Мальтой вы сказали, что после сбора надо на три дня уехать в лес и телефон отключить. Уезжали?
— Честно говоря, еще нет. Через пару дней собираюсь.
— Куда?
— Под Ростовом есть места.
— Что это будет? Избушка в центре леса?
— Ну, не в центре леса. Там и озеро есть, и речка. На природу, короче.
— И вы реально телефон отключите?
— Думаю, что вряд ли получится прямо реально отключить, но все будут знать, что лучше повременить и не беспокоить. Понятно, что с детьми, родителями, близкими надо быть на связи.
— Но от работы отключиться?
— От работы — да, на пару дней.
— А как вообще этот стресс снять?
— Вот так и снимать, поэтому и решил поехать туда, чтобы отдохнуть от всего, особо никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Понятно, что все равно придется, но в более спокойной обстановке. Уже в понедельник буду в Москве на матче ЦСКА — «Спартак».
— Вы приехали сюда после встречи в Министерстве спорта, плюс всякие пресс-конференции, интервью каждый день во время сбора. Вас напрягает это? Вы же не любите такое.
— Давайте так: напрягает это меня в меньшей степени. Если надо, то могу и говорить, и рассказывать, и воду лить, это все не проблема. Я на телевидении работал, так что за этим дело не станет. То, что это обязательные мероприятия в условиях сборной, — да, это так. Очень ли мне это нравится? Нет, наверное. Но приходится, что делать-то?
— Формальности вроде встреч в министерстве, постоянных пресс-конференций с одними и теми же вопросами — как это терпеть?
— Если не можешь поменять ситуацию, то поменяй свое отношение к ней, и с этим будет легче жить. Быть главным тренером сборной подразумевает под собой и эти пресс-конференции, и встречи в министерстве, и еще какие-то вещи — значит, надо поменять мое отношение к этому. Что я и пытаюсь делать, пытаюсь более спокойно отвечать на одни и те же, как вы сказали, вопросы.
— Заметили, что вы более подробно стали отвечать на вопросы, более сдержанно к ним относиться. Это в том числе и потому, что манера вашего предшественника не всем нравилась? РФС давал вам какие-то рекомендации, что надо вести себя более сдержанно и вежливо?
— Нет. Естественно, РФС никаких рекомендаций мне не давал. Еще раз повторю то, что я только что сказал: ко всем этим вопросам я просто поменял свое отношение, потому что должность главного тренера сборной обязывает. Нравится мне это или нет, приходится вести себя так.
— Был момент, когда вы были максимально близки к срыву за сентябрьский сбор?
— На пресс-конференции или где?
— На пресс-конференции, на очередном интервью, на каких-то формальных мероприятиях?
— Нет. Конкретно на сборах формальных мероприятий, естественно, не было. Были теоретические занятия, тренировки и подготовка к матчам. А на пресс-конференциях — да, были вопросы, на которые хотелось ответить, что я только что все уже сказал по этому поводу, и опять тебя спрашивают о том же.
— Типа вопросов про запрет сахара?
— Типа сахара, типа вратарей, еще какие-то вопросы. Но они одни и те же, причем на каждой пресс-конференции, что до игры, что после. Начинаешь заводиться.
Завершение карьеры Марио Фернандеса
— Марио завершил карьеру в сборной, вы уже дали комментарий, после этого опубликовали пост, сказали, что даже немного времени хватило, чтобы понять, что он великий игрок. Почему он великий?
— Потому что, по мне, он великий игрок. Потому что таких игроков у нас немного. Человек, который на сто процентов отдается этой профессии, на сто процентов выполняет все требования, которые ему предъявляют, который готов умереть на поле, но сделать то, что он должен, — по мне, это уже великий игрок. Великий игрок — не только тот, который забивает по 50 голов и обыгрывает по 50 человек за матч. Бывают великие люди, назовем их «великие трудяги», вне зависимости от мастерства даже. К Марио последнее не относится, плюс еще и его мастерство — хватило буквально недели, чтобы понять, что он такой (великий).
— А в чем конкретно его самоотдача? Вы сейчас говорите, что он всегда готов, а с другой стороны — ему 31 год и он говорит, что выбирает клуб из-за травм. Есть же момент, что он бережет себя.
— По мне, в этом тоже величие. Это тот футболист, который не хочет обманывать себя, клуб и сборную. Он понимает, что здоровье не позволяет ему на сто процентов выкладываться, как он всегда это делал, и давать тот результат, который бы ему хотелось. Он понимает, что если будет распыляться на две команды, то это может привести к тому, что он не сможет где-то давать результат на сто процентов. В принципе, эта ситуация схожа с моей, с совмещением «Ростова» и сборной. Я тоже понял, что на сто процентов и там и там просто физически не смогу выполнять всю работу, поэтому лучше не вредить и вовремя уйти. И Марио принял такое решение. Поэтому лучше сконцентрироваться на чем-то одном и делать это на 100—150 процентов, чем по 70 процентов там и там. Это нормальное явление, и в этом тоже есть свое величие.
— Ваш разговор Марио состоялся в конце сборов, правильно я понял?
— Нет, у нас был разговор до сборов.
— Когда он согласился продолжить.
— Не то что он согласился. Он сказал, что есть мысль закончить. Поговорили и решили, что «давай на первый сбор, сентябрьский, приедешь, ты на свое состояние посмотришь, мы посмотрим и после этого будем решать». И в конце сбора, уже после Мальты, мы с ним поговорили, он озвучил свое решение, и все. Естественно, всем нам жаль, и тренерскому штабу, и игрокам, что Марио больше не будет участвовать в наших играх. Но это его решение, и мы его уважаем.
— Сейчас проблема с Караваевым, есть ли возможность как-то уговорить Марио в экстренной ситуации помочь сборной?
— Не знаю. Возможно. Я об этом даже не думал. Экстренно договариваться... Ну, это будет форс-мажор. Решение уже принято. Возможно, если будет какое-то изменение решения Марио... Я сейчас не могу сказать.
— Кажется, что на него давит клуб.
— Не знаю, почему вам кажется. Мне так не кажется. Это его осознанное решение, его и его семьи. Он чувствует, что здоровье уже не позволяет выкладываться, как я сказал, на сто процентов и там и там.
Травмы, лишний вес
— Перед матчем с Мальтой вас спрашивали про травмы, их было семь. Некоторые игроки травмировались еще до приезда в сборную.
— Семь? То, что мы дали паузу Ионову, вы считаете травмой? А я не считаю это травмой, мы просто дали ему паузу. Три игры за шесть дней, с тем объемом скоростной работы, который тот же Ионов выполняет каждую игру, — это нереально. Нереально три игры играть на одном и том же уровне.
— Про Марио вы тоже сначала говорили, что пауза, а в итоге выяснилось, что все серьезнее.
— Еще раз: у Марио было повреждение, у Ионова повреждений не было.
— После сборной еще 4 игрока получают травмы: Караваев, Заболотный, Черышев и Самошников. Вы видите в этом проблему того, что это могло произойти из-за нагрузки в сборной?
— Нет. У Заболотного, как я понимаю, ушиб; у Черышева, как я понимаю, ушиб колена. Самошников — это голеностоп. Караваев — да, в третьем матче, с Мальтой, почувствовал напряжение в передней мышце. От игр, не от тренировок.
— Сейчас все давят на то, что медштаб поменялся: новый медштаб — куча травм. Хотя мы понимаем, что и в прошлом было много травм, просто никто официально не объявлял.
— Пускай давят. Нормальные люди все прекрасно понимают. Опять же, вы называете семь. Магкеев играл в прошлом туре, Чистяков — играл, Фомин — играл. Какие семь? Это футбол, контактная игра. Травмы, ушибы, повреждения — они будут. И у троих из тех, кого вы сейчас назвали, травмы после столкновений. Опять же, посмотрим, это травмы или просто повреждения. Это футбол, причем здесь то, что было за неделю до этого? То, что на игроков сборной выпадает повышенная нагрузка, — да, естественно. Сыграть три игры по 90 минут за шесть дней — конечно, нагрузка огромная, чисто физическая даже.
— Сослан Гатагов в эфире «Матч ТВ» сказал, что некоторые из игроков «Спартака» сказали ему, что сборы с Руем Виторией были самые легкие в их карьере. Вы это почувствовали? То, что игроки «Спартака» приехали не в лучшей форме.
— Некомпетентен говорить про это. Приехали игроки из «Спартака», «Динамо», «Зенита», ЦСКА. Понятно, что они приезжают в разном состоянии по многим факторам. Сборы у всех разные, нагрузка в играх ложится на каждого игрока разная, кто-то играет всегда в основном составе, кому-то паузу дают; кто-то сыграл уже и в Лиге чемпионов, как «Спартак» с «Бенфикой»; кто-то сыграл больше игр, кто-то меньше, кто-то больше минут, кто-то меньше. Все в разном состоянии, поэтому не готов сказать, из-за чего конкретно то или иное состояние.
— То есть не было такого, что приехала группа игроков из какого-то клуба и они качественно хуже готовы физически, чем остальные?
— Если даже это и было, я же не буду об этом рассказывать.
— После сбора журналист Сергей Егоров написал, что игроки поделены по зонам в зависимости от их веса, и те, кто в красной зоне, у кого вес превышен, не будут вызываться в сборную или не будут играть. Это так?
— Нет, конечно.
— То есть он соврал?
— Видимо, да.
— Вы не следите за этим?
— Нет, мы следим за этим, но что значит «в красной зоне — они не будут вызываться в сборную и не будут играть»?
— Те, у кого превышен вес.
— А если не он, то кто? Допустим, кто-то в красной зоне, как вы говорите. А другого все равно нет.
— Если он в красной зоне, соответственно, он, наверное, не в лучшей физической форме.
— Хорошо, а другого нет, даже в таком состоянии.
— То есть можно вызвать игрока в худшей форме, если нет альтернативы?
— По сравнению с кем он в худшей форме?
— С самим собой.
— С самим собой — да. Но другого нет.
— Ну как другого нет?
— Вот так. Нет другого.
— Но у нас же есть игроки?
— Их нет... Игроков у нас много, у нас тысячи игроков, и в ПФЛ, и в ФНЛ, и в премьер-лиге. Но такого уровня — нет. Хорошо, давайте так: Месси с четырьмя килограммами лишнего веса все равно будет вызываться в сборную Аргентины, правильно?
— Правильно.
— Ну вот и все.
— И в сборной России такие есть?
— Например?
— Джикия? Дивеев?
— Нет. Это вы про это говорите.
— У них все нормально с весом?
— Какая разница? Это наши внутренние дела. Публике мы, естественно, про это говорить не будем. У кого лишний вес, кто в каком состоянии. Это наши внутренние дела. Они игроки сборной.
— Как я понимаю, всем кандидатам в сборную дали рекомендации по питанию, по подготовке, правильно?
— Нет, рекомендации не давали.
— Как? Тот же Рифат Жемалетдинов выходил к прессе и говорил, что есть рекомендации.
— Это не рекомендации, это знания. Мы рассказали и на примере питания в Новогорске показали, как можно (или как нужно) правильно питаться, вот и все. Это рекомендации? Хорошо, называйте это рекомендациями.
— Сергей Егоров еще писал про то, что вы запретили игрокам послематчевое пиво для расслабления, это так?
— Да, конечно.
— Почему?
— Вот вы говорите: а чего вы заводитесь? А как нет? Ну давайте водки дадим им еще, чтобы еще больше расслабились.
— Но мы же знаем примеры тренеров в Европе, которые спокойно допускают после матча выпить пива, расслабиться.
— Это вопрос к тем тренерам. Я — нет. Когда игры через два на третий — нет. Если бы у нас были игры 1-го и 7-го, тогда может быть.
— Слышал, что в «Ростове» вы тоже очень сильно следили за питанием и на сборах могли проверять сумки у футболистов, не купили ли они в магазине что-то вредное.
— Бред сумасшедшего.
— Неправда?
— Неправда. Если я видел, что футболисты выходят из супермаркета с пакетами шоколадок, печенья, — ну да, мог сказать: «Чего набрали там опять?»
— Забирали?
— Да, забирал.
— Сами ели?
— Нет, раздавал тренерскому штабу.
«Смелый футбол»
— На первой же пресс-конференции вы сказали про смелый футбол, к этому тут же все прицепились. Не жалеете о том, что сказали эту фразу?
— Нет. Абсолютно.
— Вы долго подбирали слово, чтобы описать футбол, который хотите видеть. Какие еще были варианты?
— Так как я не подобрал другого слова, видимо, только это и подходит под определение. Можно назвать интенсивный, агрессивный, смелый — это все одно и то же, по мне.
— Вас не бесит, что вам после каждого матча теперь говорят: «Ну и что, это смелый футбол? Разве это смелый футбол?»
— По мне, это смелый футбол, мы пытаемся в него играть. Другое дело, что есть команды, которые не позволяют нам этого. Смелый футбол — это когда мы пытаемся далеко от наших ворот отобрать мяч. А когда команда соперника заставляет тебя обороняться в своей штрафной или на нашей половине поля — это потому, что нас заставили, а не потому, что мы туда отошли сами и встали на своей половине поля. Или у нашей штрафной мы встали и стоим, ждем ошибки соперника. По мне, это не смелый футбол. Смелый футбол — это когда ты пытаешься отобрать мяч на чужой половине поля, далеко от своих ворот, оставляя большие зоны у себя за спиной нашим центральным защитникам. Это смело?
— Смело.
— Вот и все. Другое дело, что команды соперника тоже играют в футбол и не позволяют нам этот мяч отобрать, нам приходится опускаться на свою половину поля. Но это потому, что нас заставляют, а не потому, что мы так хотим.
— Вы это интерпретировали еще и с точки зрения ментальности, чтобы игроки выходили не боясь.
— Ну еще и это.
— Вы этого добились на этом сборе, по ощущениям?
— Пока не знаю, но какие-то изменения уже происходят.
— Например?
— Например, то, что они выходят играть так.
— Я имею в виду, внутри вы чувствуете, что у них как-то меняется ментальность, что вы можете их раскрепостить?
— Считаю, что уже какой-то сдвиг есть в этом и они уже чувствуют себя по-другому. Мне видно изнутри. Снаружи, может быть, этого и не видно, но внутри это видно, да.
— Появилась новость про Захаряна и «Барселону». Затем тут же вышло опровержение про то, что окружение Захаряна против того, чтобы он уезжал сразу в топ-клуб. Вам не кажется, что это в том числе какое-то несмелое мышление?
— Все, про что вы говорите, как я понимаю, это все — источники.
— Да.
— Это кто?
— Люди, которые пишут про «Динамо», и они не ошибаются в этих вопросах, значит, у них есть информация. Константин Алексеев, например.
— А я не верю. Писали бы конкретно: такой-то, Вася Пупкин из окружения Захаряна, агент Захаряна или папа Захаряна — тогда есть конкретный человек, который про это говорит. Опять же, возможно, это его мнение, не самого Захаряна. Захаряна кто-то спрашивал про это вообще? Я так понимаю, что нет. Будет конкретное предложение — не по словам источника, а конкретное предложение «Динамо» от «Барселоны», — тогда можно будет понять, что думает по этому поводу сам Арсен. Если сложится так, что большой клуб захотел какого-то игрока, и если, подписав его, клуб поймет, что ему еще пока рано конкурировать — в «Барселоне», «Манчестере» либо еще где-то, — он так же может уйти в аренду в другой клуб чуть ниже рангом, чтобы там получить игровую практику и потом вернуться в ту же «Барселону». Варианты есть, вариантов много. Но об этом можно будет говорить, когда будет реальное предложение.
Штаб сборной: Писарев, Лексаков
— Перед первым сбором из сборной ушел менеджер, Евгений Савин. На первой тренировке вы сказали, что это решение не ваше, а РФС. Насколько вас устраивает то, что не вы полностью формируете штаб?
— Что значит «не я полностью формирую штаб»? Ушел он, пришел другой. Как раз наоборот — тот, кто пришел, был согласован со мной.
— А уход Савина с вами согласовывали?
— Сказали, что он уйдет, да. Я сказал — ну окей.
— У вас было право сказать нет?
— Наверное, да. Наверное.
— Были еще люди, которые ушли из штаба, потому что это было решение РФС, а не ваше личное?
— Нет, больше не было. По собственному желанию — Безуглов, например.
— Мы знаем, что медштаб не смог предоставить данные по футболистам. В каком состоянии был аналитический отдел? Они все смогли предоставить?
— Да, все предоставил. Все данные по поводу технико-тактических действий за последний год-полтора, по чемпионату Европы все технико-тактические и физические данные: кто сколько пробежал, с какой интенсивностью.
— На матче с Кипром заметили, что вам помогает Андрей Лексаков. Можете объяснить его роль?
— Его роль в том, чтобы с трибуны подсказать на скамейку, где есть какие-то проблемные зоны либо проблемные моменты, потому что сверху лучше видно, чем с бровки.
— Та же модель, которая использовалась на чемпионате мира 2018 года?
— Да.
— В чем еще задача Лексакова, кроме того, что он помогает во время матча? У него есть еще какой-то функционал в вашем штабе?
— Андрей Владимирович — спортивный директор РФС. Так, на всякий случай. У него миллион задач, которые не связаны с первой командой, но связаны со всеми остальными сборными. Он знает всех футболистов от мала до велика. Все проходят через него, поэтому обсуждаем футболистов, которые сейчас находятся в молодежной сборной, у которых есть перспектива — ближайшая, я имею в виду, не через полгода, а в ближайшие месяцы. Он также с ними работает, как и с первой командой, на тренировках присутствует и на играх, и все данные у аналитического отдела, соответственно, у него есть, поэтому обмениваемся информацией.
— Лексаков для вас как такой советник, что ли?
— Можно так назвать, да.
— По тому, что мы видим в трансляциях, каких-то закадровых историях РФС, вы постоянно общаетесь с испанцами и с Онопко. Не особо видно ваше взаимодействие с Писаревым. Можете объяснить его функционал?
— Функционал такой же, как у Онопко. Просто за связь с Лексаковым сейчас ответствен Виктор Савельевич, вот и все. Допустим, после того как Андрей Владимирович что-то увидел, что-то передал, мы что-то видим по поводу замен. Функционал второго тренера, помощника тренера одинаков в клубах и сборных, где угодно.
— Писарев — это ваше решение?
— Да, конечно. А чье?
— Может быть, это РФС?
— Только что сказал, что кто-то ушел, а кто-то пришел. Естественно, это мое решение. Кто формирует штаб, тем более тренерский?
— Но РФС мог кого-то предложить, а вы могли согласиться. Писарев — это изначально ваша кандидатура или их?
— Нет, моя. Изначально моя.
Реформа РПЛ, лимит, слова президента
— В самом начале сентябрьского сбора вы высказались за гладкий чемпионат. При этом говорите, что интенсивности не хватает. Как это соотносится?
— А вы считаете, что реформируете чемпионат — и сразу появится интенсивность?
— Не сразу, но количество матчей увеличится...
— Каких матчей, у кого?
— Конкурентных. У топ-клубов.
— А у других исчезнет, если они будут играть внизу? Давайте так: если я пробегаю 100 метров, то соперник сколько будет пробегать? Также 100 метров. Конкуренция от этого не повысится. Если я играю против таких же, как я, неконкурентоспособных, конкуренция от этого не повысится.
— Когда играют две команды одного уровня — они же более конкурентны, нет?
— Одного низкого уровня или одного высокого уровня? Если одинаковые команды низкого уровня играют, та же интенсивность и будет.
— Но вы формируете состав сборной в большей степени из команд топ-клубов, а они будут чаще играть между собой.
— На пять игр больше, чем сейчас.
— Но у них будут матчи, допустим, не с «Уфой» и «Арсеналом», а со «Спартаком», «Зенитом» и так далее.
— Во-первых, смотря какой формат выбирать. И в течение осенней части чемпионата у них будет много игр с командами, как вы называете, не своего уровня. Если говорить про тот формат, который предлагают сейчас, разбивать на четыре группы в зависимости от места: первые четыре команды — у них своя группа, еще четыре команды — вторая группа, еще четыре команды — третья группа, четвертая группа — еще четыре команды. Но эти команды не будут играть только между собой, эти команды играют на две игры больше, но потом будут играть со всеми остальными. То есть осенняя часть похожа на то, что сейчас. В весенней части, когда отберутся эти шесть команд (или сколько там, не помню) и будут играть между собой больше игр, возможно, как вариант, что-то поменяется. Хотя даже сейчас, когда играют гранды российского чемпионата, как мы говорим, интенсивность такая же.
— Я к тому, что вы сами говорили, что игрокам сложно играть 3 матча за 7 дней. Сейчас будет больше матчей, с этой реформой.
— На два матча больше. Сейчас 30, а там будет 32.
— 34.
— Окей, 34. Два-четыре матча — это вообще не решает.
— Но плотность все равно будет, они будут привыкать к большему количеству матчей.
— Плотность будет, да.
— Вам же это на руку.
— Сейчас наши гранды начали играть в еврокубках — «Зенит», «Спартак», «Локомотив», и этот напряженный график уже будет в осенней части. Чего ждать в весенней? Давайте посмотрим в осенней. Однако мне говорят (я еще пока не знаю), что к ноябрю у нас уже обычно футболисты все уставшие. Почему-то так говорят.
— Вы высказались, по сути, против реформы, которую предлагает РФС. После этого вам был какой-то сигнал от РФС?
— Нет.
— По сути, вы один из их главных спикеров и высказываетесь против того, что предлагает футбольный союз.
— У меня есть свое мнение, что мне делать с этим?
— Это круто, что вы так делаете. Я к тому, что вас вообще не одергивают?
— Вообще ни одного разговора не было по этому поводу.
— Вы понимаете, что вашу позицию еще воспринимают сквозь призму того, что вы дружите с президентом «Ростова» Арташесом Арутюнянцем, а он против реформы?
— Допустим, Арташес Владимирович за сохранение лимита, а я — за снятие. И что? Позиции не сходятся, два разных человека, у каждого свое видение, свой взгляд.
— Но он как-то повлиял на вашу позицию по реформе?
— Нет.
— И спортивный директор «Ростова» Алексей Рыскин тоже нет?
— Нет. Еще раз повторяю: они за лимит, а я против лимита. Они повлияли как-нибудь на мою позицию?
— В этом плане нет.
— У меня есть мое мнение.
— Но лимит — это история, которая длится уже много лет, а реформа — это то, о чем говорят только последние два месяца.
— А разница-то в чем? На мое мнение кто может повлиять, если я так считаю?
— Разница в том, что про лимит вы лично говорите уже 10 лет, и было бы странно, если бы вы переобулись, а про реформы — свежая мысль. Ее до этого не обсуждали.
— Да мне какая разница, обсуждали ее или не обсуждали? Я считаю, что вот так — лучше. Все. Вне зависимости от того, кто что думает. Для нашей страны гладкий чемпионат... Опять же, гладкие чемпионаты есть во всех больших лигах — Италия, Испания, Германия, Франция. Там же гладкие чемпионаты?
— Да.
— И все нормально там?
— Но они не стагнируют, как мы.
— Так, может быть, в другом проблема тогда?
— В чем?
— По мне, однозначно в детско-юношеском футболе.
— Над этим работают.
— Вот пускай работают. Просто на это нужно 10 лет, наверное. Не три, не четыре и даже не пять, а, возможно, 10 лет. И реально надо работать. Проблема — там. Это мое опять же мнение. Не знаю, такое ли мнение у РФС, у Арташеса Владимировича, еще у кого-то, но у меня есть мое мнение. Правильное оно или неправильное — другой вопрос. Но оно у меня есть. Мое.
— Вы постоянно высказываетесь против лимита. Как вы думаете, с учетом того, что сказал Владимир Путин, реально ли, что сейчас лимит отменят?
— Реально или не реально — не ко мне вопрос. Опять же, Владимир Владимирович сказал, что лимит надо оставлять, я считаю, что нет. У меня есть мое мнение, которое я высказываю, а изменят или нет — зависит уже точно не от меня.
— Вы слышали про то, что предлагает РФС: вся эта история с доморощенными игроками, качественный отбор легионеров?
— Нет, честно говоря, не знаю. Не слышал даже.
— То есть ваша позиция — полная отмена лимита, чтобы вообще никаких ограничений, чтобы приезжал любой иностранец и конкурировал с любым россиянином?
— Возможно, не любой. Возможно, европеец. Мы же в Европе играем. Опять же, я не вдавался в это, не думал, у меня своих забот хватает, чтобы думать еще и о том, как это сделать. Глобально мое мнение: лимит мешает. Как его сделать, чтобы наш футбол стал более конкурентоспособным, — я глобально в этот вопрос не углублялся. Об этом надо думать, статистику смотреть. Это я сейчас навскидку, не задумываясь: раз мы играем в Европе (я имею в виду Лигу чемпионов), например, как вариант, там европейские футболисты не считаются иностранцами. Все неевропейские футболисты считаются иностранцами: бразильцы, аргентинцы, китайцы, футболисты из Африки. Раз мы находимся в Европе, как футбольная страна, играем в Европе, пускай европейцы не будут считаться иностранцами, а все остальные будут. Например, как вариант. Это я просто навскидку в воздух.
Интенсивность
— Вы уже второй тренер сборной, который делает акцент на интенсивности. Раньше это не преподносилось как одна из главных причин неудач сборной или клуба.
— Никто сейчас не говорит, и я не говорил никогда, что это причина неудач. Тем более говорить, что сейчас у нас это была прямо неудача, с точки зрения результата, пока еще рано. Возможно, будут неудачи в октябрьских или ноябрьских играх. То, что в Европе другая интенсивность, — да, мы констатируем этот факт, все.
— Почему это слово стало настолько трендовым? Почему это стали так активно обсуждать именно в последние два года?
— Не знаю.
— Вы же в том числе человек, который на этом делает акцент.
— Почему? Это вы об этом говорите последние два года.
— То есть тренеры об этом все время говорили?
— Я об этом говорил всегда. Еще в 2008 году, когда был в «Спартаке».
— Ваш «Спартак» играл в четвертьфинале Лиги Европы.
— Послушайте, но падение сразу не происходит. Потихоньку-помаленьку. Еще в 2008, 2009, 2010 годах мы в Европе еще как-то играли, какой-то результат был. В прошлом сезоне, по-моему, были одна или две победы в Европе, точно не помню. Но это же не сразу. И год на год не приходится. В этом году, может, три-четыре игры выиграем. Как вариант. Значит, все налаживается? Нет. Но тенденция когда-то начинается и куда-то идет. Интенсивность, допустим, начиная с 2010 года в ведущих чемпионатах повысилась, а у нас она понизилась. То есть разрыв стал больше. Опять же, я цифрами не владею, поэтому сейчас говорю просто так. Может быть, в 2010 году интенсивность была еще плюс-минус на одном уровне, а сейчас появилась пропасть.
— Вы понимаете, из-за чего наши клубы в этом плане постоянно стагнируют? Что нужно изменить?
— Профессиональный подход во всем в клубах.
— Его нет?
— Нет.
— А когда вы были в «Ростове», он там был?
— Он и сейчас есть еще.
— С учетом того, что сборная собирается на небольшой срок, реально ли всех привести к единому показателю по готовности?
— Нет, конечно.
— И как с этим быть тогда, вы понимаете? Для вас же это новая работа.
— В этом и есть сложность.
— Как из нее выходить?
— В смысле? Что значит «как»? Если вам рассказать все, нам надо интервью часов на 20.
— Тезисно.
— Тезисно — надо смотреть на каждого футболиста в отдельности и готовить его под каждую конкретную игру. Возможно, на какое-то конкретное количество времени только. Возможно, только на один тайм.
Следующий сбор. Кто будет капитаном?
— Скоро объявлять состав на октябрь. Вы говорили, что у вас всегда будут играть лучшие, но примерно так говорят все тренеры. И реально первый-второй вызовы всегда достаточно свежие, новые, там реально все лучшие. Но потом у тренера наступает момент, когда наигрываются какие-то связи, появляется стабильная модель...
— Привязанность к игрокам появляется.
— Да. Вы не боитесь, что у вас такое начнется?
— Боюсь.
— Как с этим бороться? И нужно ли?
— Бороться с этим нужно, а как — не знаю.
— Перед октябрьским сбором вы понимаете, что могут быть те, кто получат место в составе не потому, что они лучшие, а потому, что вы их уже видели, понимаете, как они будут играть, знаете, как того или иного игрока встроить в матчи со Словений и Словакией?
— Да, возможно.
— И как тогда с вашим аргументом про то, что играют лучшие?
— Может, для меня они лучшие?
— Ну то есть это уже будет совсем субъективно?
— Но это нормально, это естественно. Что значит «лучшие»? Для вас лучший — тот, кто забил гол? Для вас конкретно? Нападающий забил гол — все, он в хорошей форме, так?
— Не только.
— Что значит «не только»? А что еще?
— Например, когда у вас спрашивали про Дзюбу, вы говорили: «Вот, он забил 4 гола «Тамбову» в мае, и майского Дзюбу я бы вызвал». Сейчас вы говорите, что забить гол... Но он же забил «Тамбову».
— Четыре. И стал лучшим бомбардиром чемпионата России. Это показатель? Всего чемпионата, не одной-двух игр.
— Чемпионат длится год, а не два месяца.
— Но он стал лучшим. А кто-то другой есть лучше на тот момент?
— Смолов был.
— Смолов забивал?
— Забивал.
— Сколько?
— Сколько он забил за вторую часть, я не помню.
— Его не вызвали, я здесь при чем? Ко мне-то какие вопросы, я не понимаю?
— Вопрос в том, что вы сначала говорили, что будете вызывать лучших, а сейчас уже говорите, что...
— И сейчас я буду говорить, и говорю, что будем вызывать лучших на данный момент.
— Вот, раньше вы говорили «на данный момент», а сейчас вы уже говорите «на мой взгляд».
— Нет, я и сейчас повторяю: на данный момент. Но, допустим, и на первый сбор я вызывал лучших на данный момент, на мой взгляд. Правильно? Так же будет и в октябре, и в ноябре. Лучших футболистов на данный момент, на мой взгляд. Или на наш взгляд, тренерского штаба.
— После матчей вы часто футболистам подзатыльники даете, приобнимаете их. Как-то прямо по-отцовски все это выглядит. Если в октябре приедет Дзюба — я не представляю сцену, как вы ему даете подзатыльник или обнимаете.
— Ну посмотришь, если это будет.
— То есть в этом нет проблемы?
— Нет.
— Вы не будете чувствовать напряжения?
— Вы будете чувствовать напряжение. Я — нет.
— А у вас вообще нет — в целом, не в сборной, а в принципе — каких-то проблем с возрастными футболистами?
— У меня — нет.
— Вы не чувствуете, что сложнее, когда есть еще один очень сильный лидер?
— Мне — нет.
— Просто по тому же «Ростову»: когда Попов уходил, он говорил, что уходит уже пятый капитан.
— А когда Еременко уходил?
— Но это разные истории.
— Вот именно. А когда еще кто-то уходил, и что?
— Сейчас многие заговорили о том, что в сборной есть какой-то культ личности по поводу вас. Как будто нет лидера, а вы главный лидер этой сборной. С вами шарфы, баннеры на матче с вашим лицом, везде агитация через вас идет. Это напрягает?
— Меня — нет. Может быть, кого-то напрягает, я здесь при чем?
— Ну а в плане отсутствия ярко выраженных лидеров в команде?
— А с чего вы взяли, что отсутствуют ярко выраженные лидеры? Они есть.
— Потому что даже капитана одного нет.
— А если повязку дал — значит, ты его ярко выразил? Без повязки Джикия не ярко выраженный лидер, например?
— Один из. Он не кажется тем же лидером, которым был, к примеру...
— Вам не кажется — мне кажется. И всем кажется. Главное, чтоб футболистам казалось.
— Вы продолжите эту историю с повязками?
— Да.
— То есть будет передаваться туда-сюда?
— Да. Опять же: футболисты так решили. Футболисты, не я. Это не мое решение.
— На сбор или навсегда?
— Пока вот так.
— Пока они к вам не подойдут и не скажут, что решили по-другому?
— Например.
— А почему вообще вся эта история с повязками случилась? Вы как-то собрались, и никто не захотел быть капитаном или что?
— Все захотели быть капитанами.
— Как это было? Вы спросили, кто хочет быть капитаном, и все подняли руку?
— Все сказали: «Мы хотим быть капитанами».
— Прямо все?
— Да никто руку не тянул. У нас что, комсомольское собрание, что ли?
— Я не понимаю просто, как это было.
— Пришли футболисты, пять человек плюс-минус, те, которые уже в сборной играли. Понятно, что это не Мухин и не Захарян. Говорят: «Георгиевич, мы здесь посидели-подумали и решили вот так. Вы как считаете?» Я говорю: «Ну отлично, великолепно». Все.
— Кто это был, помимо тех, кто был капитаном? Баринов, Джикия, Смолов?
— Джикия, Баринов, Заболотный, Ионов, по-моему. Я даже не помню кто. Какая разница? Какой-то костяк, люди, которые уже более-менее... не 18-летние футболисты. Неважно кто, я даже не помню всех фамилий.
Влияет ли кто-то на выбор Карпина?
— До этого я затронул тему с Арутюнянцем и Рыскиным. Вас напрягает, что вас постоянно с ними ассоциируют?
— Во-первых, я не знаю, кто меня ассоциирует с ними. Во-вторых, меня это, естественно, не напрягает, так как я не знаю, кто меня ассоциирует с ними и почему.
— Потому что вы говорили, что они ваши друзья.
— Да, и что? У меня друзей знаете сколько еще?
— Но они один — президент клуба, второй — спортивный директор, при этом все понимают, что он еще и один из самых влиятельных людей в агентском мире. Вы — главный тренер сборной. Соответственно, все вспоминают Черчесова с Агузаровым...
— И? Ну продолжайте.
— И любой ваш вызов игрока «Ростова» теперь рассматривают сквозь призму того, что будто бы вас попросили.
— Например, кого?
— Например, Песьякова. Я понимаю, это Кафанов, вы это говорили, это ясно.
— Все знают об этом (о том, что решения по всем голкиперам принимает лично тренер вратарей сборной Виталий Кафанов. — Прим. «СЭ»).
— Мы говорим про общий фон.
— Хорошо, что еще? Осипенко. Песьякова забыли.
— Мы не забыли, я говорю в целом про общий фон.
— Какой фон может быть, когда вы конкретно называете фамилии? Если говорить про Песьякова: это Виталию Витальевичу Арташес Владимирович и Алексей Анатольевич сказали его вызвать. Вы в это верите?
— Я не верю.
— Тогда про Песьякова забыли. То, что Осипенко вызвали на сбор, — это потому, что Арташес Владимирович либо Алексей Анатольевич сказали мне его вызвать? Вы в это верите?
— Я в это не верю.
— Допустим, да. Тогда я задаю вопрос: назовите мне четверых центральных защитников для сборной России. Фамилии, конкретно.
— Из тех, кого нет в списке?
— Нет, вообще, просто назовите мне четверых. Хорошо, пятерых назовите.
— Ну, Осипенко был бы в моем списке.
— Вот и все. А что тогда?
— Я говорю про то, что все равно люди об этом говорят...
— Люди говорят обо всем. Мне что с этим делать?
— Вот и спрашиваю: вас это напрягает?
— Нет. Сказал же: нет.
— У вас был разговор с Рыскиным и Арутюнянцем перед назначением в сборную, что у вас остаются дружеские отношения, но они не лезут в вашу тренерскую историю в сборной, что не будет никаких вызовов по дружбе и все такое? Мы просто все понимаем контекст: любой вызов игрока «Ростова» означает, что его потом можно продать дороже. Вот такой контекст, и это обсуждают многие.
— Послушайте меня. Вы сейчас со мной разговариваете. Наверное, вы где-то что-то слышали про меня со стороны. И вы думаете, что кто-то из футбольных людей, агентов реально может на меня повлиять? Ну честно?
— Прямо сейчас — думаю, нет. Но когда, допустим, вы получите большой контракт, думаю, что в принципе могут.
— Как?
— Попросить вызвать игрока на сборы.
— Зачем?
— Чтобы потом его продать дороже.
— А я здесь при чем? То есть я буду вызывать, чтобы кто-то кого-то продал в ущерб сборной? Вы это имеете в виду?
— Не в ущерб, но мы же знаем, что такие ситуации бывают, в принципе.
— В принципе — убивают людей. Значит, я убийцей могу быть?
— Потенциально кто угодно может быть.
— Вот именно. Потенциально все может быть в этой жизни. Потенциально вам могут прийти и дать денег, чтобы вы не брали интервью, допустим. Или чего-то не выставляли. Потенциально все в этой жизни может быть. И что теперь делать? Или потому что «так было», где-то кто-то что-то знает? Хотя все это бездоказательно, это разговоры бабушек на скамеечке, которые сидят, обсуждают, семечки лузгают. Ну окей.
Краткосрочный контракт в сборной
— На вас еще влияет то, что у вас контракт краткосрочный?
— Нет. А как он может влиять?
— Я переживаю, что вы изменитесь, когда получите долгий контракт и будете чувствовать себя увереннее, что ли.
— То есть вы считаете, что сейчас я не уверен?
— Вы сами об этом говорили. Что у вас есть напряжение. Нервозность. Вы говорили об этом на первой пресс-конференции, потом в интервью Казакову — о том, что все равно волнение есть.
— Еще раз: что я сказал, какое волнение или по поводу чего?
— Я могу показать этот момент с пресс-конференции.
— Сначала вы его сами послушайте и потом задавайте вопрос. Вы были на пресс-конференции?
— Да.
— Поставьте, поставьте.
Отрывок: «Ответственность, конечно же, огромная. У меня даже, если честно, волнение присутствует, что для меня, в принципе, странно. Сам удивляюсь».
— Про что здесь разговор идет?
— Про то, что у вас волнение присутствует.
— На пресс-конференции, когда назначают главного тренера сборной. Ну да. На длинный контракт, на короткий контракт, на один день или на 10 лет.
— То есть это на вас не повлияет?
— Это волнение на пресс-конференции. Я даже сам удивился, что волнуюсь.
— Его не было во время сбора? Перед матчами.
— Перед матчами, естественно, было. Также, как это было в «Спартаке», на Майорке, в Армавире, в «Ростове».
— Я говорю про себя лично, чтобы не ссылаться на кого-то. То, о чем мы в начале разговора говорили: вы сейчас спокойно отвечаете на вопросы, объясняете все. И у меня лично есть опасение, что когда вы подпишете долгосрочный контракт — если подпишете...
— И вы опасаетесь? Окей, опасайтесь. Что я сделаю?
— Вы не изменитесь?
— Еще раз: длинный или короткий контракт — при чем здесь это? Вы у меня спрашиваете про пресс-конференции, которые сейчас есть. Если у меня будет длинный контракт, пресс-конференции также будут, и должность главного тренера обязывает быть на них и что-то говорить.
— Ну это и в «Ростове» вас обязывало.
— В «Ростове» меня никто ни к чему не обязывал.
— Почему? Там есть регламент.
— Должность главного тренера «Ростова» — не сборной России. Вот в этом разница.
— В статусе?
— Естественно.
