Экстремальные
«Если летишь к земле со скоростью 200 километров в час — шансов ноль. Понимаешь: «Вот и все...»
Ровно шесть лет назад — 11 ноября 2017 года в Непале во время прыжка с вершины Ама-Даблам погиб Валерий Розов. Олицетворение парашютного спорта, альпинизма и бейсджапинга. Обладатель множества мировых рекордов. Человек, который на Камчатке в специальном костюме-крыле прыгнул в жерло действующего вулкана.
25 октября 2016-го Розов установил еще одно уникальное достижение, совершив самый высокий в мире бейс-прыжок. С вершины Чо-Ойю (высота 8201 метр), расположенного в Гималаях на границе Непала и Китая. Точка прыжка составила 7700 метров над уровнем моря. Розов провел в свободном падении 90 секунд и закончил прыжок на леднике на высоте 6000 метров. Предшествовал этому трехнедельный подъем на вершину.
В феврале 2016-го, за восемь месяцев до прыжка с Чо-Ойю, Русский Бэтмен стал героем «Разговора по пятницам», где рассказал и о предстоящих планах, и о многом другом. В том числе как несколько раз был на волосок от смерти.
Гималаи
— Как-то мы пришли к Федору Конюхову. Говорит: «Мне необходима конкретная сумма, чтобы воплотить такую-то идею». Сколько и на что сегодня нужно вам?
— Есть идея прыжка в Гималаях. Мировой рекорд по высоте над уровнем моря. Прошлый рекорд мой же — в 2013-м прыгал с северной вершины Эвереста, 7220 метров. Год спустя отправился на разведку в Гималаи. Нашел отличное место, еще выше.
— Намного?
— Метров на пятьсот. Для серьезных гор — расстояние огромное. Это дорогая экспедиция.
— Цифру назовем?
— Зачем нервировать народ? Тем более цифры плавают. Одно дело — спортивная экспедиция, подъем на гору. Другое — прыжок. Логистика сложнее и дороже, профессиональное фото и видео. Дополнительные расходы немалые! Сумма людям ничего не скажет — только вызовет реакцию: «Ну и запросы...»
— Когда готовы сокрушить рекорд?
— Да хоть сейчас. Либо осенью. Гималаи — это же весенне-осенние сезоны.
— Вы нашли новую точку для рекорда. Это предел?
— Я уверен — есть точки для прыжка за 8 тысяч метров! Пока не могу ткнуть пальцем в карту: «Вот здесь» — но предполагаю, где. Труднодоступное место. Малейшая ошибка в логистике — и становится очень опасно. Идея классная, но отклика не находит.
— Может, это интервью растопит спонсорские сердца.
— Разве что в заголовке пропишите: «Срочно поможем нашему Бэтмену — и новый рекорд у России в кармане!» Между прочим, ни один из моих проектов в больших горах никто не повторил. Они уникальны.
Ампутация
— Шрам на руке — память о чем?
— О собственной бестолковости. Во Франции хотел прыгнуть с радиоантенны. Попал под напряжение.
— Знаменитый случай — когда ваше тело выдержало три тысячи вольт?
— Ну да. Вы увидели шрам, а эти ожоги у меня по всему телу. Справа налево. Одну ступню разорвало, кроссовок расплавился. Ногу искромсали, два пальца ампутировали.
— Зачем же вы на антенну полезли?
— Нынче это неактуально — люди прыгают в горах, куча вариантов. А прежде бейсером ты считался, если прыгнул со всех фиксированных объектов. BASE — аббревиатура. Building — здание, Antenna — антенна, Span — арочные перекрытия, мосты, Earth — земля. Мне как раз нужно было закрыть букву «А».
— Что за антенна?
— Довольно известная. Я был во Франции на соревнованиях. Местный бейсер проконсультировал, как правильно перелезать через трехметровый забор с колючей проволокой, где охрана... Позже звонил в больницу: «Валера, забыл предупредить — с забора надо сразу перепрыгивать на лестницу! Не касаясь земли!»
— Как вовремя.
— Вот-вот. А я перелез, оделся, приготовился, взялся за лестницу. И все. Трясло долго. Свои движения никак не контролировал. Потом упал плашмя — но был в сознании. Ощущение, что стал стеклянным. Помню мысль: сейчас рассыплюсь...
— Вы были один?
— Втроем. Просто я первый схватился. Крикнул: «Скорее назад». Успел перемахнуть обратно через забор — и отключился. До дороги меня уже тащили.
— Как же уцелели?!
— Был низкий ток — при высоком напряжении. Это спасло. Еще повезло, что удар пошел не слева направо. Не через сердце, оно не останавливалось. А могло.
— В больнице провели четыре месяца?
— Два. Когда страховка закончилась, выгнали. Какие-то деньги были, друзья скинулись. Приехала жена, месяца полтора в Марселе снимали комнату. Мотался с костылями на перевязки. Очень тяжело заживало. Одна за другой пересадки кожи, пять операций...
— Лицо не пострадало?
— Нет. Зато разрезали скальп — брали тонкую мышечную ткань для пересадки на подъем ноги. Чаще берут с задницы — но тогда бы добавились полсантиметра. Пришлось бы носить ортопедические ботинки.
— В итоге все хорошо?
— Ноги практически одинаковые. Если не считать отрезанных пальцев.
— Вас это как-то ограничивает?
— Конечно! Сразу поставило крест на спортивном скалолазании. Я это дело любил. Стопа потеряла чувствительность. Нога толчковая, с нее прыгаю. Года два адаптировался к новым ощущениям.
Fatality list
— Николай Валуев нам сообщил: «Существует огромное количество трусливых боксеров». А вы встречали трусливых альпинистов? Или парашютистов?
— Мы часто обсуждаем эту тему. Альпинисты хорошего уровня никогда не стесняются произнести: «Мне страшно», «боюсь вот этого склона», «что-то камни плохо летят»... Это нормально! Страх твой союзник — никто из себя героя не строит. Глуповато выглядело бы.
— Вам случалось от чего-то отказываться, прислушавшись к внутреннему голосу — лишь потому, что «камни не так летят»?
— Был у меня проект. Отыскал точку в горах, невероятно сложную. Прыгал я уже в вингсьюте. Костюм-крыло — знаете о таком?
— Весь мир знает, Валерий.
— Это по сути настоящее крыло — с верхней и нижней оболочкой, воздухозаборниками. Но стропы дергаю не под ним, а меня помещают внутрь крыла. Управляю полетом, перекашивая собственное тело. Ногами, руками, как угодно. Но нужна вертикальная часть.
— Зачем?
— Тогда костюм наполнится воздухом, будет планировать по горизонту. А здесь вертикальная часть была очень короткая, дальше начинался рельеф. Я был жутко изможден на фоне альпинистского восхождения, не находил сил собраться. А главное, у сына день рождения.
— Отказались?
— Всеми правдами и неправдами, сославшись на ветер, невозможность качественно снять прыжок, еще что-то... Перенес на следующее утро. Чтобы не испортить сыну праздник, если что-то пойдет не так.
— Утром прошло удачно?
— Раз мы с вами сидим и разговариваем — конечно! Я что, напомнил вам барона Мюнхгаузена?
— Боже упаси. А что за место?
— Не скажу. Люди, которые были со мной, до сих пор не знают, из-за чего лишний день провисели на скале.
— Часто у вас ситуация уходит из-под контроля?
— Для этого достаточно крошечной ошибки. Даже в рядовых прыжках, которые могу совершить в Альпах по нескольку раз за день, поднимаясь по «канатке». Прежде в альпинизме практиковали разборы несчастных случаев. Сидели, вспоминали — кто что сказал, кто возражал, почему не вышли на связь. Всё-всё-всё.
— Что выяснялось?
— 99 процентов — человеческий фактор. Камень с неба не прилетал, всегда был виноват человек. В парашютном спорте не так подробно, но тоже разбирают. Существует fatality list. Те же выводы: переоценка своих возможностей, неправильное использование снаряжения в данной ситуации. Не говоря уж про неправильную укладку.
Река
— За последнее время — вышедшие из-под контроля ситуации?
— Если не брать личную жизнь, ха... Мы ведь говорим про экстремальный спорт?
— Исключительно.
— Пару лет назад в Альпах полез туда, куда лезть не стоило. Смотрел на склон и думал: не надо! 31 декабря, полпятого вечера. Я уставший, пора домой. Все уже спустились, накрыта праздничная поляна — а мне приспичило отметиться.
— Ну и?
— Новый год встречал в больничке, на растяжке. Оскольчатый перелом бедра со смещением. Трудно заживает. Прыгать-то я начал скоро, а хромал почти два года. Знаете основную проблему спортсменов?
— Что за проблема?
— Навыки и психологическую уверенность из своего спорта переносишь на другие виды активности. Я постоянно тренируюсь, прекрасная координация. Но в лыжах не профессионал! От самонадеянности выскакивают детские ошибки.
— У ваших ошибок были последствия?
— Как-то прыгал с довольно простого места. Не учел сильный ветер, выбрал новую, сложную линию. Часто ты создаешь предпосылку — и включается цепь необъяснимых мелких невезений.
— Так что стряслось?
— Открылся нормально — но произошла закрутка строп. Не дотянул до полянки. Ветер сдул в горную реку. Я чуть не утонул! Минут пятнадцать барахтался в ледяной воде, окоченел.
— Любой начнет паниковать.
— У меня хорошая психологическая подготовка. За плечами огромный набор внештатных ситуаций, в которых уже побывал. И мощные порывы ветра, и закрутка строп, и спуск по обледенелым скалам... Для кого-то все это экстрим — а для меня естественная среда обитания. Стандартный набор действий. Тяжело, когда опасность приходит мгновенно. Вот здесь ты на грани жизни и смерти. Психика может не выдержать. Если сорвался в горах или идет лавина — есть минимальный шанс, что тебе повезет. Но если летишь к земле со скоростью 200 километров в час — шансов ноль. Понимаешь: «Вот и все...»
— У вас такого не было.
— В реке были как раз такие мысли. Тянет вдоль берега. Купол ушел под воду и влечет за собой. А он громадный! Я из последних сил хватаюсь за какие-то ветки, они крошатся, руки в крови. Чувствую — пальцы уже не слушаются. Не сжимаются. Я не в состоянии бороться. Вместо того чтобы мобилизоваться, мозг дает команду умереть: «Расслабься, через пять секунд все закончится...»
— Как спаслись?
— Чистая случайность — купол сам по себе зацепился за корягу. Если бы не это — утонул. Я ослабил натяжение строп, выбежал на берег. Стоял полчаса, обняв ствол, отогревался. Кроме себя, винить некого.
— Почему?
— Элементарная ошибка. В бейсовых системах нет запасного парашюта. С собой носишь «стропорезы». Острый крючкообразный нож, одним взмахом — вжих! — отсекаешь стропы. Освобождаешься, если где-то повис. Я выронил его за пару дней до прыжка — и плюнул.
— Будь нож с собой...
— ...проблема решилась бы за десять секунд!
Вертолет
— У вас все могло закончиться в горной речке. Под антенной во Франции. Были еще «пограничные» эпизоды?
— Остальные, как бы сказать... «техничные». На Камчатке прыгал с двумя разными парашютами, у них своя система раскрытия. Сначала выбрасывается маленький — «медуза». Он трехметровой веревкой привязан к вершине купола. Надувается, веревка разматывается. За эти три метра набирает такую скорость, чтобы вытащить из ранца большой купол.
— Надежно.
— Да. Но я из-за смены парашютов перепутал. В одном «медуза» на ноге, в другом — под ранцем. Хватаюсь за привычное место — его нет!
— Мы-то сейчас вздрогнули.
— А я что почувствовал — представляете? Фактически открылся на десяти метрах! Спас глубокий снег. Хотите, опишу, как земля выглядит с высоты? Сперва видишь, что она круглая. Потом становится огромной. Секунды спустя летит на тебя с безумной скоростью. Метров с двухсот это начинается. Крайне неприятно.
— Ничего не сломали?
— Обошлось. Сугроб попался как по заказу.
— Вы помните каждую секунду в том вертолете, который катился в пропасть?
— Ох, точно! Я ж еще в вертолете падал в горах! Вот это случай интересный. По действиям пилота понял — парень неопытный. Не мог оценить расстояние до гладкого, сверкающего на солнце, снега. Стекло чуть искажает картинку. Несколько раз заходил на посадку — и в итоге ошибся!
— Рухнули?
— Мы в полном обмундировании у дверей, ветра нет. Вижу, что с высоты метров в пятнадцать падаем камнем. Садиться собирались на перемычку, не очень широкий гребень, заканчивается крутым обледеневшим склоном. В этот момент удар, от которого подлетаешь к потолку. Внутри на секунду все замирает. Думаю: «Фу-у, надо же, повезло». Но начинает швырять от одного борта к другому. Понимаю — катимся к пропасти!
— Вертолет задержался на краю?
— Нет, гребень оказался шире, чем я предполагал. Склон пологий. У меня-то в голове, что пропасть — вот она, рядышком. Внезапно тормозим. Я второй раз думаю: «Фу-у, повезло!» Пилот выскакивает первым, ха-ха... Молча, никому не помогая, чешет по снегу. В майке и шлепанцах, в которых из Сочи прилетел.
— Почему убежал?
— Испугался, что вертолет взорвется. Дверь заблокирована. Лезу за кем-то через иллюминатор. За спиной рюкзак, альпинистское сооружение — не прохожу. Осматриваюсь — у этого Ли-8 редуктор, который вращает винт, в центре потолка. Топливо на него капает, он раскаленный, салон на глазах наполняется жаром. Керосиновой гарью. Мы как в парной! Если искра — рванет!
— Кошмар.
— Быстро-быстро раздеваюсь, выкидываю рюкзаки, вылезаю... Механик сильно поломался, потом несли его вниз. Остальные отделались гематомами. Чудом.
— А что сложилось не так в Карачи, когда вы прыгали со стометрового здания — и едва не разбились?
— В Карачи... Что-то у нас акцент на сплошных проблемах. У меня 11 тысяч парашютных прыжков и полторы тысячи прыжков со скал. В процентном отношении все великолепно.
...Через год и девять месяцев после этого интервью Розов погиб. Ему было всего 52.
